Синодик РПЦЗ. Архиепископ Никодим (Ногаев)

Автор: протоиерей Евгений. Дата публикации: . Категория: Архив РПЦЗ.

Архиепископ Никодим (в мiру Николай Васильевич Ногаев) родился 28 апреля 1883 г. в небольшом городе Або, Великого Княжества Финляндского, входящего в состав Российской Империи. Детские и юношеские годы Николая прошли в Петербурге. Он учился в 1-м Кадетском Корпусе и в Павловском училище, которое окончил фельдфебелем. О своем детстве владыка Никодим вспоминал: «насколько я себя помню с ранних лет, до того как родилось сознательное отношение к молитве, меня влекло в Божий храм. Душа сроднилась с атмосферой духовной».

Фотографии из книги «В памятные дни гвардейских стрелков» ,
возможно среди офицеров есть и Николай Васильевич Ногаев.

Николай Васильевич был произведен во 2-й Гвардейский Стрелковый батальон, стоявший в резиденции Государя Императора Николая II в Царском Селе. Будучи офицером, Николай Васильевич, часто посещал церковь и любил слушать проповеди. Так однажды он услышал проповедь св. прав. Иоанна Кронштадского, которая запомнилась ему на всю жизнь.

После окончания учебы в Академии Генерального штаба и возвращения в полк гвардейский офицер Николай Васильевич Ногаев участвовал в I Мировой войне. Отличился в боях на реке Стоход во время Брусиловского наступления в 1916. В одном из боев, был тяжело ранен в ногу. Сама Государыня Императрица Александра Феодоровна делала ему перевязки. За отличие, проявленное в боевых действиях, Николай Васильевич был награжден Георгиевским Крестом, орденами Св. Владимира, Св. Анны, Св. Станислава - все с мечами. В 1917 году, был произведён в чин генерал-майора, командир 2-го лейб-гвардии стрелкового Царскосельского полка.

Вступил в Добровольческую армию во время её создания, за освобождение России от коммунистов. Участвовал в Первом и Втором Кубанских походах. Командовал отдельным пластунским батальоном, подчинённым главнокомандующему.В конце 1918 года участвовал в формировании гвардейских частей в составе Добровольческой армии. В 1919 году занимал пост начальника штаба сводно-гвардейской дивизии генерала Н. И. Штакельберга.

По окончании сопротивления был вынужден покинуть Россию и уехать в Югославию.

Николаем Васильевичем были написаны воспоминания о русской гвардии довоенного времени «В памятные дни гвардейских стрелков» (Кн. 1. Таллин, 1932; Кн. 2. Таллин, 1937). Он также автор статьи «Некоторые особенности гражданской войны на Юге России в 1918—1920 гг. (Ездящая пехота)», опубликованной в «Военном сборнике» (кн. 1, Белград, 1921). Был председателем юго-западной группы Союза царскосельских стрелков.

Годы, прошедшие в служении Царю и Родине, бурные дни войны и революции, физические и нравственные страдания перед лицом смерти, через которые человек возводится к постижению ничтожности ценностей земной жизни - таков был жизненный путь, приведший Николая Васильевича к служению Церкви. С благодарностью вспоминал владыка Никодим белградское Братство преп. Серафима Саровского, где он нашел «среду людей, взыскующих горнего града и спаянных благодатию Божией в редкую в мирской жизни духовную близость». Участие в Братстве преп. Серафима сблизило Николая Васильевича с выдающимся иерархом нашего времени, Блаж. митрополитом Антонием, посвятившим его в первую церковную степень чтеца и благословившим на служение Церкви.

Стоят (слева на право): мон. Василий (Кривошеин), Д. А. Шаховской, впосл. архиеп. Сан-Францисский, мон. Софроний (Сахаров), впосл. схиархимандрит. Сидят: архим. Кирик (слева и архим. Тихон (Троицкий), впосл. архиеп. Западноамериканский и Сан-Францисский (РПЦЗ). Афон, авг. 1926 г.

Посещая в течение нескольких лет знаменитый Мильковский монастырь в Сербии, Николай Васильевич сблизился с игуменом схи-архимандритом Амвросием. Затем его старцем стал схи-архимандрит Кирик, многолетний духовник Пантелеимонова монастыря на Афоне. Память о нем владыка всегда носил в своем сердце.

В 1943 году чтец Николай принял монашеский постриг с именем Никодим. Рукоположение в иеромонашеский чин монах Никодим (Ногаев) принял от рук митр. Анастасия, возглавившего Русскую Зарубежную Церковь после кончины митр. Антония. В 1944 г. о. Никодим был назначен полковым священником в составе Русского Охранного Корпуса, действовавшего во время Второй Мировой войны в Югославии В 1945 г. о. Никодим был награжден митрополитом Анастасием золотым наперсным крестом.

После праздничной Литургии в обители. Среди стоящих: митр.Анастасий (Грибановский), архиеп. Александр (Ловчий), архиеп. Феодор (Рафаильский), архим. Аверкий (Таушев), архим. Иов (Леонтьев), игумен Никодим (Нагаев), и иером. Игнатий (Ракша).

Монастырская братия.

По окончании войны о. Никодим уехал в Германию, где в качестве помощника архимандрита Иова содействовал в 1945 г. в устройстве монастыря. Здесь в сане игумена о. Никодим был духовником Обители и учителем Церковного устава, кроме того исполнял и другие послушания.

В 1949 г. игумен Никодим вместе с двумя другими монахами уехал во Францию (Озуар-ля-Ферьер), а оттуда через год был отправлен в Женеву в помощь епископу Леонтию (Бартошевичу). В Швейцарии в 1951 г. был возведен в сан архимандрита, а в 1952 г. отправлен в Лондон в качестве администратора Епархиального Архиерея. Ему удалось значительно улучшить положение в Престонской епархии, которую он застал при приезде в Англию «в полном расстройстве».

Для духовного просвещения о. Никодим организовал Духовное Собрание имени преп.Серафима Саровского и устроил Церковную школу для детей.

Никодим (Нагаев), архиепископ Ричмондский и Британский, Александр (Ловчий), архиепископ Берлинский и Германский, Св.Иоанн (Максимович), архиепископ Западно-Американский и Сан-Францисский, Филофей (Нарко), архиепископ Берлинский и Германский, Леонтий (Бартошевич), епископ Женевский.

Епископ Леонтий, Архиепископ Александр, Епископ Никодим, Архиепископ Филофей.

В июле 1954 г. в Брюсселе состоялась хиротония архимандрита Никодима в епископа Престонского, викария Западно-Европейской епархии. В хиротонии принимали участие Преосвященный Иоанн (Максимович) архиепископ Западно-Европейский, Архиепископ Александр Германский, Архиепископ Филофей Северо-Германский и Епископ Леонтий Женевский.

По возвращении в Англию владыка Никодим еще энергичнее занялся устроением церковной жизни в Лондоне и других приходах, заботился о пополнении духовенства и устройстве миссионерского братства имени преп. Серафима Саровского. После прибытия в 1957 в Бартон русских беженцев из Харбина владыка совершал для них богослужения и, с Божией помощью, построил там храм в честь Казанской иконы Божией Матери.

За усердную и плодотворную работу на благо Церкви в сентябре 1963 г. епископ Никодим был возведен Архиерейским Синодом в сан архиепископа с титулом Ричмондского и Британского.

Молебен в день прославления Св.Прав.Иоанна Кронштадского.

Митр.Филарет, Епископ Никодим, Игумения Еизавета, прот.Георгий Шереметев и прот. Попов с сестрами Благовещенской обители в Лондоне.

С благоговением отзывались о своем добром, благостном, мудром и справедливом пастыре его многочисленные духовные чада. Владыка помнил слова апостола Павла, которыми тот наставлял своего ученика на епископское служение: «образ буди верным словом, житием, любовию, духом, верою, чистотою» (1 Тим. 4, 12). Он обладал даром благодатного слова, проникающего сердца слушателей. Быт его был чисто монашеским: «скромная келья содержала только постель и святой уголок, где было св. Евангелие, Крест, необходимые книги и святые иконы, там он молился подолгу и получал мир от Господа, и после молитвы он всегда подолгу крестилсвою келью на все стороны; а когда одевался, то крестил каждую вещь из своей одежды, прежде чем надеть ее...»

Владыка много болел. Он был сильно ранен в ногу, и ему было трудно и больно ходить, но он никогда не показывал этого, и, как ни в чем не бывало, ходил по госпиталям, навещая больных и причащая их Святыми Дарами...

Несмотря на свои годы, он всегда ходил пешком, или пользовался подземкой, и любил ездить поездом в провинцию навещать приходы. Это была для него большая радость.

В последние годы его жизни его зрение стало медленно ухудшаться, и затем он совсем перестал видеть. Он глубоко переживал это, так как не хватало духовенства, и трудно было найти кого-нибудь в помощь. Владыка Никодим, несмотря на свой возраст, - а ему было тогда 93 года, сам совершал Божественную литургию до самой своей смерти, и вел, как истинный кормчий, врученный ему корабль до конца. Свое последнее богослужение - всенощное бдение в праздник Воздвижения, владыка совершал уже смертельно больным, из последних сил воздвизая Крест...

Последние земные дни праведника.

Болел владыка Никодим недолго, оставаясь и в предсмертных страданиях своих образом кротости и терпения для всех окружающих. По свидетельству очевидцев, он терпел боль так, как только мученики терпеть могут. Скончался архиепископ Никодим 17 октября 1976 г. На отпевание своего архипастыря собрались верующие со всех концов Англии, собор был полон, как на Пасху. Отпевание совершил архиеп. Антоний Женевский с сонмом духовенства.

Будучи для своих чад образом веры, владыка всегда ратовал за то, чтобы Русская Зарубежная Церковь хранила чистоту Православия и не вступала на путь распространившегося в 70-е годы «экуменического движения». Незадолго до своей кончины, выступая наобщем годовом собрании Лондонского прихода, он говорил об особом историческом пути Русской Зарубежной Церкви: «Путь этот идейно может быть назван как возрождение и поддержание жизни Святой Руси, в этом весь смысл существования нашей Церкви за границей. В этом мы должны видеть особый промысл Божий. Для этого Господь вывел нас из попираемой безбожным коммунизмом Родины нашей. Труден наш путь. Много соблазнов на этом пути.» В слове при наречении во епископа он назвал переживаемые нами дни временем «особого напряжения злой, дьявольской силы», когда «широко раскинуты сети врага, в которые он силится уловить служителя Божия, чтобы дело Божие низвести на степень дела рук человеческих. Чтобы самого служителя Божия обмирщить, сделать обуявшею солью.» Внимая себе и всему стаду, владыка Никодим видел долг епископского служения в том, чтобы хранить свою паству от пагубы ересей и расколов, столь умножившихся ныне.

Ушли от нас один за другим наши архиереи, наши пастыри и учители, питомцы приснопамятного основателя Зарубежной Церкви, митрополита Антония, молитвенники и печальники о русском народе. Поминая сегодня архиепископа Никодима, одного из старейших архипастырей Русской Православной Церкви за рубежом, помолимся о том, чтобы и в нас не оскудевала горячая надежда на то, что никакие козни лукавого не смогут «дело Божие низвести на степень дела рук человеческих», что «в назначенный Богом час вера возрожденного народа одержит победу над силами зла».

 

Архиепископу Никодиму – вечная память!

 


 

 

Материаы по биографии Архиепископа Никодима (Ногаева) подготовил протоиерей Евгений Корягин, используя воспоминания Антонины Владимировны Ананьиной, многолетней помощницы архиепископа Никодима

Глава из очерка Лейб-Гвардии
2-й Стрелковый Царкосельский полк.

Православная Вѣра и Церковь въ жизни баталіона (полка)
и ихъ
значеніе на войнѣ.

Вѣроятно нигдѣ во всемъ мірѣ, кромѣ Россіи, не удѣлялось столъко вниманія и не прилагались такія усилія къ тому, чтобы всѣ войсковыя части арміи получали возможность удовлетворенія своихъ религіозныхъ потребностей, причемъ это касалось не только православныхъ, но, отчасти, и иновѣрцевъ. У насъ были войсковые священники и войсковые храмы. Посѣщеніе праздничныхъ богослуженій было для нижнихъ чиновъ обязательнымъ. Соблюдались посты. Одинъ разъ въ годъ, въ Великомъ посту, всѣ говѣли и пріобщались Св. Таинъ.

Такимъ образомъ порядокъ жизни церковной, въ которой массы русскихъ простолюдиновъ въ общемъ воспитывались съ дѣтства, съ поступленіемъ ихъ на военную службу не прерывался. Обиходъ казарменной жизни также включалъ въ себя эту религіозную сторону въ видѣ вечернихъ и утреннихъ молитвъ, ротныхъ праздниковъ, молебновъ по разнымъ случаямъ, какъ напр. выходъ въ лагерь, приведеніе къ присягѣ и проч.

На всемъ распорядкѣ нашей военной жизни лежала печать православія и церковности. Но отвѣчало ли это дѣйствительному состоянію душъ русскихъ воиновъ и моральному уровню жизни?

Увы, далеко не всегда, въ особенности по отношенію офицерства. Какъ и во всемъ русскомъ обществѣ того времени церковность въ военной средѣ не столько была выраженіемъ истинной настроенности душъ, сколько лишь соблюденіемъ обычая, установившейся традиціи. Она была формой жизни, а не духомъ ея.

Русское офицерство не сознавало великаго значенія православія ни въ отношеніи всей жизни вообще, ни въ примѣненіи къ ратному дѣлу и часто формально относилось къ самымъ основнымъ требованіямъ религіи. Поэтому нельзя было ожидать проявленія съ его стороны серьезныхъ усилій къ тому, чтобы внести и въ религіозную жизнь солдата больше сознательности и использовать ее въ военно - воспитательныхъ цѣляхъ.

Къ выполненію этой высокой роли не готовила русскаго офицера и наша военная школа. Въ ней больше бывало теоретическаго преподаванія и заучиванія истинъ вѣры, чѣмъ воспитанія въ духѣ христіанской жизни, чѣмъ стремленія къ выработкѣ въ будущихъ руководителяхъ христолюбиваго воинства нравственнаго христіанскаго характера. Въ системѣ преподаванія, такъ наз. „Закона Божьяго", не было цѣльности, наоборотъ — искусственное дробленіе на несвязанные между собою отдѣлы. Христіанская мораль не вытекала изъ догматики и въ основѣ этой морали лежала идея долга, а не любви.

Въ результатѣ такой постановки дѣла въ военной школѣ, при столкновеніи молодыхъ офицеровъ съ жизнью и ея многочисленными соблазнами и при воздѣйствіи старшей товарищеской среды, отъ христіанскаго воспитанія, заложеннаго часто въ семьѣ, но не углубленнаго въ школѣ, оставалось немного. Отступленіе же въ жизни вело постепенно къ потерѣ и правильнаго христіанскаго міровоззрѣнія. Критическій духъ и вольномысліе, иногда увлеченіе модными антихристіанскими направленіями мысли, являлись удѣломъ многихъ.

Не исправляло положенія и то, что каждая войсковая часть имѣла своего духовнаго руководителя — священника. Духовный санъ вообще не всегда пользовался среди офицеровъ подобающимъ почетомъ и уваженіемъ, чему, впрочемъ, въ иныхъ случаяхъ поводъ давали и сами носители этого сана. Но въ солдатской средѣ, по воспринятой еще въ деревенской жизни традиціи, къ священнику относились съ полнымъ довѣріемъ и уваженіемъ. Его, какъ непринадлежавшаго къ корпораціи господъ, нижніе чины считали къ себѣ ближе, чѣмъ офицеровъ.

Полковой батюшка не былъ членомъ офицерскаго собранія, а лишь приглашался въ качествѣ гостя. Присутствіе его не было замѣтно и голосъ его, какъ представителя Церкви, не слышался тамъ ни въ дни какихъ-либо торжествъ, ни въ обычное будничное время. Онъ не являлся желаннымъ гостемъ и въ частной офицерской жизни. Трудно было ему, при этихъ условіяхъ, оказывать какое нибудь вліяніе на нравственный уровень этой жизни. Роль его опредѣлялась лишь церковными службами съ поученіемъ, требами въ установленныхъ случаяхъ и веденіемъ спеціальныхъ бесѣдъ съ солдатами въ назначенные по расписанію дни и часы.

Отношеніемъ офицеровъ къ служителю Божію опредѣлялось и отношеніе къ Богу. Такъ, посѣщая богослуженіе, тяготились его обычной длительностью, немного превышавшей часъ, и одинъ изъ командировъ, будучи по своему религіознымъ, но отражая общее настроеніе, указывалъ полковому священнику на невозможность якобы удерживать вниманіе при „столь долгой церковной службѣ".

Но были среди офицеровъ баталіона и положнтельные примѣры. Такъ своей религіозной настроенностью, не исклгочавшей, конечно, свойственныхъ каждому недостатковъ, любовью къ богослуженію и заботами объ украшеніи храма выдѣлялся строитель нашей церкви командиръ баталіона генералъ-маіоръ С. И. Кутеповъ, а изъ круга офицеровъ — ктиторъ церкви капитанъ П. В. Панпушко и подпоручикъ С, способный, выдѣлявшійся изъ общей среды офицеръ.

Только война и послѣдовавшая затѣмъ революція всколыхнули мертвѣвшія души и пробудили религіозныя стремленія у ряда нашихъ однополчанъ. Такъ нѣкоторые изъ нихъ, пройдя въ свое время этапы грѣховныхъ соблазновъ и увлеченія ими, семейныхъ драмъ и разочарованія жизнью, а въ годы войны и смуты — страданій въ связи съ раненіями или контузіей и тяжелыхъ нравственныхъ переживаній, измѣнили направленіе своей жизни и стали на путь богоискательства.

Среди этихъ лицъ ярко свѣтится образъ полковника Федора Валеріановича Крузе съ его мало извѣстнымъ намъ подвигомъ необыкновеннаго духовнаго перерожденія. Путь его нравственнаго переворота таковъ. Въ должности старшаго штабъ-офицера онъ сопровождаетъ въ атакѣ павшаго въ первомъ бою командира полка генерадъ-маіора Д. Н. Пфейфера и получаетъ тяжелое раненіе въ голову. Въ результатѣ борьбы между жизнью и смертью Ф. В. сталъ поправляться, но у него остается непоправимое увѣчье — хромота.

Съ тѣхъ дней измѣнилось его настроеніе. Онъ глубоко задумывается надъ смысломъ жизни и духовною сущностью человѣка и отдается чтенію соотвѣтствующихъ книгъ. Это приводитъ его въ Георгіевскій монастырь подъ Севастополемъ. При эвакуаціи Крыма во время борьбы съ большевиками Феодоръ Валеріановичъ попадаетъ сначала въ Египетъ, а затѣмъ водворяется въ Болгаріи, въ Инвалидномъ домѣ на Шипкѣ съ его прекраснымъ храмомъ — памятникомъ. Здѣсь онъ окончательно стряхиваетъ съ себя все земное и грѣшное и, занимаясь ручнымъ трудомъ — выпиливаніемъ изъ дерева различныхъ фигуръ и предметовъ, весь отдается молитвѣ и аскетическимъ подвигамъ. Такъ напр., не иначе какъ босой, не исключая зимней стужи и снѣга, онъ ходилъ въ храмъ на богослуженіе. Вступавшихъ съ нимъ въ переписку нѣкоторыхъ однополчанъ онъ призывалъ къ молитвѣ и христіанской жизни. Такъ же безвѣстно, вдали отъ близкихъ, онъ мирно отдалъ свою душу Богу.

Наряду съ этимъ подвигомъ нравственнаго героизма полковника Крузе интересно отмѣтить и тотъ знаменательный фактъ, что въ рядахъ нашего баталіона, въ Добровольческой арміи, въ борьбѣ за поруганную Вѣру и Родину, подобно древнимъ инокамъ — воинамъ, подвизался съ оружіемъ въ рукахъ послушникъ Оптиной Пустыни Владиміръ Кургановъ, впослѣдствіе Архимандритъ Амвросій, нынѣ покойный, рѣдкій въ современныхъ условіяхъ подвижникъ благочестія и создатель образцовой иноческой обители въ Сербской православной странѣ.

Въ свѣтѣ этого ратнаго подвига будущаго монаха-подвижника, — подвига, на который онъ шелъ съ благословенія старца Оитиной Пустыни, высокую нравственную и патріотическую цѣнность пріобрѣтаетъ участіе офицеровъ въ борьбѣ съ утвердившеюся въ Россіи коммунистической властью.

Побужденіемъ къ этому являлось не только безкорыстное желаніе послужить возрожденію Родины, но и возмущенное нравственное и религіозное чувство, ввиду антихристіанскаго направленія этой власти, въ которой болѣе чуткіе видѣли олицетвореніе мистической, темной силы на землѣ.

Только незначительное число офицеровъ Гвардіи и нашего полка въ частности подпало соблазну служенія Родинѣ при всякой формѣ и характерѣ власти, въ чаяніи возрожденія государственности Россіи изъ состоянія революціоннаго хаоса какъ бы черезъ голову этой власти,но при ея временномъ содѣйствіи. При этомъ нѣкоторымъ изъ нихъ чудилось, что какъ знатоки и спеціалисты военнаго дѣла, безъ которыхъ нельзя обойтись, они, не принимая идеологіи новой власти, оставаясь какъ-бы аполитичными, займутъ якобы современемъ прочное и авторитетное положеніе въ странѣ и смогутъ тогда вліять на ходъ внутренней политической жизни Россіи. Послѣдній ходъ мыслей относится, впрочемъ, больше къ творцамъ Красной Арміи изъ среды офицеровъ Генеральнаго Штаба и нѣкоторыхъ высшихъ войсковыхъ начальниковъ.

Трагизмъ положенія всей этой части русскаго офицерства яснѣе выступитъ, если провести параллель между нимъ и оставшимся въ Россіи духовенствомъ. Извѣстно, что послѣ кончины Святѣйшаго Патріарха Тихона на путь соглашенія съ безбожною властью, въ надеждѣ на сохраненіе Церкви и обезпеченіе духовныхъ интересовъ вѣрующихъ, вступилъ рядъ іерарховъ во главѣ съ Митрополитомъ Сергіемъ и съ ними рядовое духовенство.

Однако, какъ уклоненіе офицеровъ отъ своего христіанскаго долга — поднятія оружія на безбожниковъ и осквернителей святынь, такъ и части православнаго духовенства — по отстаиванію истины духовнымъ мечомъ — не принесли ожидаемыхъ благъ ни русской государственности, ни Церкви.

Послѣдняя не получила легализаціи, а гоненія за вѣру не прекратились. Въ сердца же истинно-вѣрующихъ внесенъ былъ соблазнъ и разочарованіе. При этомъ служители Божіей Правды поставили себя въ положеніе покорныхъ слугъ органовъ сатанинской власти и, не смотря на эту покорность, въ большинствѣ своемъ все же подверглись впослѣдствіе заключенію въ тюрьму или ссылкѣ, но уже не за отстаиваніе церковной истины и не въ ореолѣ исповѣдничества, а за неуплату налоговъ и другія гражданскія провинности.

А старое кадровое офицерство, вмѣсто высокаго и почетнаго положенія въ странѣ, за немногими исключеніями, такъ же безславно сошло со сцены, уступивъ свое мѣсто молодымъ и частью ими же подготовленнымъ коммунистамъ.

Отмѣченный выше религіозный укладъ и церковныя начала, которыми проникнутъ былъ бытъ русской арміи, не были оцѣнены и использованы руководителями этой арміи, ни въ мирное, ни въ военное время, т. к. сами руководители большей частію не имѣли въ себѣ подлиннаго христіанскаго духа. Къ этому склонялось положеніе вещей по крайней мѣрѣ въ послѣднія времена существованія Императорской Русской Арміи, времена заката ея боевой славы.

Между тѣмъ сила нашей арміи издревле больше всего заключалась въ ея религіозномъ духѣ, въ особой настроеняости воиновъ въ отношеніи своего христіанскаго долга. Представляя собой плоть отъ плоти и кость отъ кости человѣка древней Святой Руси, воинъ русскій исповѣдывалъ въ своей жизни и міровоззрѣніе этого человѣка. Такъ, напримѣръ, борьба съ невѣрными, угрожавшими Родинѣ, представлялась подвигомъ христіанской любви, а смерть на войнѣ — какъ мученичество за Христа или за Святую Православную Церковь.

Развитію этихъ особенностей міровоззрѣнія русскаго воина много способствовало то, что на всемъ протяженіи нашей отечественной исторіи защита родной земли отъ враговъ всегда неразрывно связывалась съ защитою Православной Вѣры, причемъ этой защитой вѣры обусловливались не только тѣ войны, которыхъ цѣлью являлась непосредственная оборона Государства, но также и тѣ, кои по внѣшности имѣли завоевательный характеръ, но по существу были направлены къ освобожденію порабощенныхъ православныхъ народовъ, какъ, напримѣръ, всѣ наши войны съ турками.

Отсюда, изъ этого религіозно-патріотическаго одушевленія и изъ исканія подвига живой вѣры и любви, исходила та необыкновенная стойкость въ бояхъ и терпѣніе въ несеніи тягостей и невзгодъ боевой и походной жизни, которыя на протяженіи столѣтій проявляли наши войска. Можно сказать, что и самыя храбрость и мужество въ бояхъ у значительной части воиновъ зависили отъ ихъ христіанской настроенности, отъ сознанія, что, жертвуя жизныо „за други своя", они дѣлаютъ это во имя Христово, ибо Церковь въ лицѣ своихъ предстоятелей всегда благословляла на войну.

Многіе знаютъ по личному опыту, что въ ряду сложныхъ душевныхъ переживаній при опасныхъ и отвѣтственныхъ положеніяхъ въ бою немалую роль играло у нихъ религіозное чувство. И движимые сознаніемъ религіознаго долга и направляемой этимъ долгомъ внутренней борьбой съ собою, они проявляли рѣшительность и храбрость, къ которымъ по природѣ своей можетъ быть и не были способны.

Зная все это и будучи часто сами проникнуты высокимъ религіознымъ духомъ до подлиннаго аскетизма въ своей жизни включительно, какъ это было у Суворова, великіе русскіе полководцы вдохновляли свои войска къ боямъ, обращаясь къ самымъ возвышеннымъструнамъ человѣческой души — ея религіозному чувству. Поэтому-то молитва передъ боемъ, пронесеніе передъ фронтомъ войскъ чудотворной иконы, горячее слово съ призываніемъ благодатной помощи свыше, являлись съ ихъ стороны обычнымъ средствомъ, чтобы поднять у воиновъ храбрость и мужество. И средства эти постольку были дѣйствительны, поскольку воины были къ нимъ подготовлены церковно-религіознымъ укладомъ всей русской жизни вообще.

Такимъ образомъ тотъ принципъ военнаго дѣла, который принято называть „преобладаніемъ духа надъ матеріей", или „господствомъ нравственныхъ началъ надъ матеріальными", осуществлялся въ боевой жизни русской арміи черезъ развитіе вѣры и благочестія въ средѣ нашего народа. Укорененіе же и развитіе въ душахъ воиновъ этихъ началъ, забытыхъ въ послѣднее время, составляли основную проблему военнаго воспитанія. И въ лучшія времена русской жизнн, при отвѣчавшихъ своему назначенію начальникахъ, воспитаніе это стояло очень высоко.

Предѣломъ и недосягаемымъ образцомъ его являлась постановка этого дѣла въ войскахъ, предводимыхъ Великимъ Суворовымъ. Извѣстно, что въ бытность его командиромъ Суздальскаго полка, онъ даже самъ училъ солдатъ истинамъ Православія и составилъ для нихъ молитвенникъ и катехизисъ. Вѣнцомъ всей работы Суворова являлось его словесное поученіе передъ боемъ: „Умирай за Домъ Богородіщы (русская земля)! За Батюшку (Царя)! За Пресвѣтлѣйшій Домъ (Церковь)! Церковь Бога молитъ. Кто останется живъ, тому честь и слава!" Только высокій религіозный духъ русской арміи, имъ же воспитываемый, могъ внушить геніальному полководцу подобныя вдохновляющія войска слова!

Состояніе нашихъ армій и народа въ эпоху минувшей Великой войны, какъ и предшествовавшей — Японской, уже не являло картины какого-либо религіознаго подъема. Но по чьей-то иниціативѣ, въ 1916 году, все же была сдѣлана попытка воздѣйствоватъ на эту сторону войскъ провозомъ среди нихъ Владимірской иконы Божіей Матери. При тысячеверстномъ фронтѣ и опасности приближенія къ боевымъ линіямъ не многимъ конечно пришлось поклониться иконѣ Царицы Небесной, да и вся обстановка провоза, безъ надлежащей къ тому подготовки, не носила благоговѣйнаго характера. Кромѣ того, при длительности войны, этотъ случайный, единственный эпизодъ на путикъ религіозному воодушевленію войскъ не могъ имѣть какого-нибудь значенія.

Однако въ силу природныхъ свойствъ русской души, блестящей выучки войскъ и самоотверженности офицеровъ армія наша явила немалый рядъ славныхъ подвиговъ героизма. Не разъ бывало и то, что части ея, большія и малыя, выходили изъ трудныхъ, критическихъ положеній. Несомнѣнно, что во всѣхъ такихъ случаяхъ незримая помощь Божія, творившая ранѣе по молитвамъ русскихъ людей чудеса, сопутствовала нашимъ войскамъ и въ этой послѣдней войнѣ, хотя путь ея и не былъ всегда побѣднымъ. Не смотря на слабость матеріальной подготовки къ войнѣ и тяжелыя потери изъ-за ошибокъ командованія, арміи наши не были побѣждены, пока сохраняли вѣрность данной передъ Богомъ присягѣ. Божественная помощь являлась и въ періодъ революціоннаго разложенія арміи, въ 1917 году, въ моменты неожиданныхъ вспышекъ слабѣвшаго религіознаго чувства. Памятенъ, напримѣръ, слѣдующій случай. Послѣ неудавшагося наступленія подъ Бржезанами (Галиція), въ іюнѣ 1917 года, полку, въ числѣ другихъ частей Гвардіи, предстояло вступить на позицію для смѣны участвовавшихъ въ дѣлѣ армейскихъ частей и повторенія наступленія. По установившемуся обычаю священникъ, передъ выступленіемъ нашимъ въ бой, благословлялъ обыкновенно крестоиъ проходившія роты. Въ данномъ случаѣ онъ колеблется, боясь оскорбленія святыни со стороны разнузданной части солдатской массы. Послѣ разговора со мной онъ выходитъ.

Тутъ происходитъ чудо. Весь полкъ, четыре тысячи, какъ одинъ человѣкъ, благоговѣйно подходитъ ко кресту, что раньше вообще не практиковалось и выступленіе наше задерживается на 2 часа. Между тѣмъ время разсчитано такъ, чтобы мы успѣли подойти къ позиціи и вступить въ назначенные окопы подъ покровомъ темноты и, до наступленія разсвѣта, закончить всю процедуру смѣны. Въ противномъ случаѣ полкъ подвергался опасности разстрѣла непріятельской артиллеріей.

Но случилось такъ, что нѣмцы взяли подъ обстрѣлъ слезоточивыми бомбами предназначенный намъ участокъ позиціи какъ разъ въ назначенные для смѣны часы, а запоздавшій полкъ, остановленный мной въ это время на безопасной дистанціи, выждалъ окончанія канонады и, подъ покровомъ поднявшагося утренняго тумана, благополучно завершилъ свою смѣну.

Печать