Архимандрит Константин: День непримиримости

Автор: Митрополит Агафангел. Дата публикации: . Категория: Архив РПЦЗ.

Свои традиции создало Зарубежье. Отвердились они в некоторых "днях", вошедших в его быт. Возник "день русской культуры", связанный с именем Пушкина. Меньший круг людей объединяя, духовно возвысился над ним "день св. равноапостольного князя Владимира". Постепенно значение, всё более высокое, стал приобретать "день русской скорби" — общенародные поминки Царя-Мученика и Его Семьи. Особое место занял "день непримиримости", гневно обращённый против большевизма, будучи приурочен ко дню его воцарения над нашим несчастным отечеством.

Если пушкинский день стал днём душевного отдыха от постылой будничной чужбины в переживаниях и созерцаниях, воспоминаниях и воспроизведениях, связанных с неумирающими сокровищами русского гения в области искусства, преимущественно, литературы и музыки: если день Владимирский стал днём углубленного и возвышенного осознания своей русскости, в сосредоточенности преимущественно молитвенной: если день русской скорби стал днём умилённо-покаянного переживания тяжких общих вин нашего национального прошлого, то день непримиримости и был и остался днём общественной мобилизации русского зарубежья под знаком воли к борьбе с целью ясной и чёткой: свержения Советской власти.

Это день предельно коалиционный, безгранично широкий в своём охвате. Ибо зовёт он всех под стяг непримиримости в плане исключительно отрицательном — зовёт он всех и каждого, кто только сознательно готов дар свободы, нами в Зарубежье обладаемый, употребить на активное проявление своего неприятия Советской власти — хотя бы только, раз ничего большего не дано, в форме подачи протестующего голоса.

Объединение эмиграции — независимо даже от того, способна ли она вся сесть за общий стол — в своём категорическом волении сбросить Советскую нечестивую власть есть акт политического самосознания Зарубежной России бесценной важности. Поскольку самый факт такого единения — в каких бы формах оно ни находило себе выражение — есть разоблачение Советской власти в её захватнической природе. Не будь этого голоса Зарубежной России, обречённая на молчание Россия подъяремная была бы воспринимаема свободным миром, как подлинная Россия, ведомая своим подлинным правительством, а не как распластанная большевицким террором жертва, взывающая о помощи.

Жива ли эмиграция, пройдя свой долгий страдный путь? Жива ли она после сорока, лет господства над Россией большевизма?

День непримиримости и должен дать на это ответ — независимо от того, как будет явлена эта непримиримость и во имя чего она будет провозглашена.

В страшное время мы живём, когда всё становится предметом подмены, фальсификации — вплоть до духовной жизни. Соблазны отсюда возникают утончённо-жестокие и в плане нашей непримиримости. Иллюстрируем примером.

Иисусова молитва, старчество — как это может быть предметом соблазна? Но и невообразимое становится в наши дни предметом соблазна. Есть в Финляндии некий остаток Валаамского монастыря. Он оказался в орбите советского влияния. И обнаружен был там "старец" и явлен миру. Кто сделал эту находку? Митрополит Николай Крутицкий. После беседы с ним, он выразил своё восхищение и выразил желание, чтобы открыты были двери этого "старца" пред ищущими духовного назидания. В 1954 году посетил его известный нашему читателю С. Большаков, член патриаршей церкви, который свои незаурядные способности и всё расширяющиеся знакомства употребляет для осведомления свободного мира о состоянии церковной жизни. Связь его с Советской церковью несомненна: в последнем до нас дошедшем номере "Журнала Московской Патриархии" (ном. 6) есть его хвалебный отзыв о проповедях митр. Николая. С. Большаков пишет большой труд о русской мистике. Попутно составил он уже небольшую книгу о Валаамском старце, раскрывая пред иностранцами всю его исключительную духовную высококачественность — и тут же неотменно подчёркивая его тесную личную связь с советскими иерархами . . .

Явно значение этого неожиданного возвеличение скромного монаха. Он стал предметом пропаганды, имеющей целью внушить религиозно-окрашенному свободному миру сознание церковной подлинности и духовной высококачественности московской патриархии. Советская церковь является в настоящее время ценнейшим сотрудником Советской власти в деле преодоления последних барьеров на путях признания Советской власти свободным миром — вот и безобидный, старец валаамский оказался годным орудием злой силы. Сейчас он может стать "легендой" — уже в Советском Союзе старчески-немощный иеросхимонах Михаил . . .

Особый этап советской политики переживаем мы. Бряцание оружием — прежде всего атомным — не застращивание ли это противника в страхе за себя? В страхе пред тем, как бы не возникло действительное вооружённое столкновение, даже и скромного местного характера? Поскольку есть основание думать, что именно теперь настали сроки, когда поворотным моментом мировой истории способно стать для Советской власти военное напряжение реальное, обусловливая крушение всей системы. Не военной силой завоёвывает СССР свободный мир, а голыми руками завладевает им. Можно говорить об относительном ущербе, который может приносить культурное общение, ныне ставшее основоположной задачей Советской власти, для неё самой. Это "издержки производства", которые она сознательно вводит в свою смету. Разве не происходит наглядная переоценка ценностей? Разве не окупается эта работа? В идиллическом свете — пусть продолжают возникать очередные проявления советского бестиализма и сатанизма — встаёт советчина в глазах всё более широкого круга свободного человечества, как обывательского, так, особенно, культурно-квалифицированного, а ещё отчётливее среди церковного отбора. Поднимается советская пропаганда в стратосферу, но стелется она и по земле, во всех возможных видах подстерегая свободное человечество. Возглавляет же эту грандиозную антрепризу — пропаганда духовная.

В широком плане ведётся она. Другую иллюстрацию приведём. Роман Дудинцев. Значение может иметь положительное, симптоматическое, что смогло появиться в СССР произведение литературное, носящее, как имя, оборванную цитату из Евангелия. Но не оправданы ли и эти "издержки производства" — пред лицом той дезинформации, которую несёт этот роман, переведённый уже на множество языков? Новая эра в России — нет прежнего СССР: не так ли воспринимается этот роман? Возникают советские фильмы для экспорта, двусмысленные, способные быть так же истолкованными . . . Что это — случайность, недосмотр? Не соблазн ли это сатанинский втекающий во все поры свободного мира, а своей вершины достигающий в образе Советской Церкви, в её обращённости к внешнему миру?

Волна примиренчества заливает сейчас свободный мир, включая в него, конечно, и нашу эмиграцию. Этот "неделимый остаток" безпокоит Советскую власть. Усилия её направлены на то, чтобы усыпить нашу непримиримость, ловя и нас на свои удочки, в том составе открывая и возможность общения с близкими "там". Пусть имеет всё это сторону невыгодную и для Советской власти, не об этом сейчас речь, а о том, продолжает ли жить наша эмиграция, как фактор — единственный! — русской действительности, открыто отвергающий Советскую власть.

Вернёмся к тому, с чего начали. Пусть далёкими от Церкви будут иные мотивы непримиримости, это всё же — проявления жизни. Как нечто положительное, утешительное, бодрящее готовы мы регистрировать такие явления и с нашей церковной вышки. Напротив того, тленом дышат самые утончённые проявления духовности, самые внешне-совершенные обнаружения церковности, если лежит на них печать хотя бы двусмысленности в отношении к Советской власти. Там — семя жизни, способное дать в будущем и духовные плоды, здесь — разложение, распад.

Сорок лет! Мистическое хочется видеть значение в этом сроке. Дал бы Бог! Но великая ответственность ложится на нас: "на посту" должны быть мы все, как и где поставил нас Господь. Если сознание этой ответственности доступно людям духовно не прозревшим, то что сказать о нас, обязанных быть духовно зрячими? При всех условиях, одно будем помнить, непримиримость истинная в отношении Абсолютного Зла, из Красного Кремля свои щупальцы распространяющего по всему миру, есть ныне лакмусовая бумажка, определяющая годность человека на путях служения Богу.

Этой непримиримостью дышим мы, Православная Русь, окормляемая Зарубежной Церковью. В духе такой непримиримости заложены были её основы первым возглавителем её, митрополитом Антонием.

Архимандрит Константин

Православная Русь-№20-1957г.

Метки: рпцз, архимандрит константин

Печать