АКТУАЛЬНЫЕ НОВОСТИ

Памяти святителя Тихона, Патриарха Московского

Елена Яковлева

Вместо очередной годовщины октябрьской революции Российское государство ныне отмечает День народного единства. Но революция не вычеркивается из памяти не столько от привычки праздновать ее дату, сколько от необходимости взять все уроки из ее невероятно драматичного и трагичного опыта.

Год спустя после революции Патриарх Тихон направил большевикам послание, в котором удивительно точно обрисовал ее первые итоги.

(13 (26) октября 1918 г.)

От Святейшего Патриарха Тихона Совету Народных Комиссаров

"Все взявшие меч мечом погибнут" (Мф. 26, 52)

Это пророчество Спасителя обращаем Мы к вам, нынешние вершители судеб нашего отечества, называющие себя "народными комиссарами". Целый год держите вы в руках своих государственную власть и уже собираетесь праздновать годовщину октябрьской революции, но реками пролитая кровь братьев наших, безжалостно убитых по вашему призыву, вопиет к небу и вынуждает Нас сказать вам горькое слово правды.

Захватывая власть и призывая народ довериться вам, какие обещания давали вы ему и как исполнили эти обещания?

По истине вы дали ему камень вместо хлеба и змею вместо рыбы (Мф. 7, 9,10). Народу, изнуренному кровопролитной войной, вы обещали дать мир "без аннексий и контрибуций".

От каких завоеваний могли отказаться вы, приведшие Россию к позорному миру, унизительные условия которого даже вы сами не решились обнародовать полностью? Вместо аннексий и контрибуций великая наша родина завоёвана, умалена, расчленена и в уплату наложенной на нее дани вы тайно вывозите в Германию не вами накопленное золото.

Вы отняли у воинов все, за что они прежде доблестно сражались. Вы научили их, недавно еще храбрых и непобедимых, оставив защиту родины, бежать с полей сражений. Вы угасили в сердцах воодушевлявшее их сознание, что "больше сия любве никто же имать, да кто душу свою положит за други своя" (Иоанн, 13, 15). Отечество вы подменили бездушным интернационалом, хотя сами отлично знаете, что, когда дело касается защиты отечества, пролетарии всех стран являются верными его сынами, а не предателями.

Отказавшись защищать родину от внешних врагов, вы, однако, беспрерывно набираете войска. Против кого вы их ведете?

Вы разделили весь народ на враждующие между собой станы и ввергли их в небывалое по жестокости братоубийство. Любовь Христову вы открыто заменили ненавистью и, вместо мира, искусственно разожгли классовую вражду. И не предвидится конца порожденной вами войне, так как вы стремитесь руками русских рабочих и крестьян доставить торжество призраку мировой революции.

Не России нужен был заключенный вами позорный мир с внешним врагом, а вам, задумавшим окончательно разрушить внутренний мир. Никто не чувствует себя в безопасности, все живут под постоянным страхом обыска, грабежа, выселения, ареста, расстрела. Хватают сотнями беззащитных, гноят целыми месяцами в тюрьмах, казнят смертью часто без всякого следствия и суда, даже без упрощенного, вами введенного суда. Казнят не только тех, которые перед вами в чем-либо провинились, но и тех, которые даже перед вами заведомо ни в чем не виновны, а взяты лишь в качестве "заложников", этих несчастных убивают в отместку за преступления, совершенные лицами, не только им не единомысленными, а часто вашими же сторонниками или близкими вам по убеждению. Казнят епископов, священников, монахов и монахинь, ни в чем не повинных, а просто по огульному обвинению в какой-то расплывчатой и неопределенной "контрреволюционности". Бесчеловечная казнь отягчается для православных лишением последнего предсмертного утешения-напутствия Св. Тайнами, а тела убитых не выдаются родственникам для христианского погребения.
Не есть ли все это верх бесцельной жестокости со стороны тех, которые выдают себя благодетелями человечества и будто бы сами когда-то много претерпели от жестоких властей?

Но мало вам, что вы обагрили руки русского народа его братской кровью, прикрываясь различными названиями контрибуций, реквизиций и национализации, вы толкнули его на самый открытый и беззастенчивый грабеж. По вашему наущению разграблены или отняты земли, усадьбы, заводы, фабрики, дома, скот, грабят деньги, вещи, мебель, одежду. Сначала под именем "буржуев" грабили людей состоятельных, потом, под именем "кулаков", стали уже грабить и более зажиточных и трудолюбивых крестьян, умножая таким образом нищих, хотя вы не можете не сознавать, что с разорением великого множества отдельных граждан уничтожается народное богатство и разоряется сама страна.

Соблазнив темный и невежественный народ возможностью легкой и безнаказанной наживы, вы отуманили его совесть и заглушили в нем сознание греха, но какими бы названиями не прикрывались злодеяния,- убийство, насилие, грабеж всегда останутся тяжкими и вопиющими к небу об отмщении грехами и преступлениями.

Вы обещали свободу.

Великое благо - свобода, если она правильно понимается, как свобода от зла, не стесняющая других, не переходящая в произвол и своеволие. Но такой-то свободы вы и не дали: во всяческом потворстве низменным страстям толпы, в безнаказанности убийств и грабежей заключается дарованная вами свобода. Все проявления как истинной гражданской, так и высшей духовной свободы человечества подавлены вами беспощадно. Это ли свобода, когда никто без особого разрешения не может провезти себе пропитание, нанять квартиру, переехать из города в город? Это ли свобода, когда семьи, а иногда населения целых домов выселяются и имущество выкидывается на улицу, и когда граждане искусственно разделены на разряды, из которых некоторые отданы на голод и на разграбление? Это ли свобода, когда никто не может высказать открыто свое мнение, без опасения попасть под обвинение в контр-революции? Где свобода слова и печати, где свобода церковной проповеди? Уже заплатили своею кровью мученичества многие смелые церковные проповедники, голос общественного и государственного обсуждения и обличения заглушен, печать, кроме узко-большевистской, задушена совершенно.

Особенно больно и жестоко нарушение свободы в делах веры. Не проходит дня, чтобы в органах вашей печати не помещались самые чудовищные клеветы на Церковь Христову и ее служителей, злобные богохульства и кощунства. Вы глумитесь над служителями алтаря, заставляете епископов рыть окопы (епископ Тобольский Гермоген) и посылаете священников на грязные работы. Вы наложили свою руку на церковное достояние, собранное поколениями верующих людей, и не задумались нарушить их последнюю волю. Вы закрыли ряд монастырей и домовых церквей, без всякого к тому повода и причины. Вы заградили доступ в Московский Кремль - это священное достояние всего верующего народа.

"И что еще скажу. Не достанет мне времени" (Евр. 11, 32), чтобы изобразить все те беды, какие постигли родину нашу. Не буду говорить о распаде некогда великой и могучей России, о полном расстройстве путей сообщения, о небывалой продовольственной разрухе, о голоде и холоде, которые грозят смертью в городах, об отсутствии нужного для хозяйства в деревнях. Все это у всех на глазах. Да, мы переживаем ужасное время вашего владычества и долго оно не изгладится из души народной, омрачив в ней образ Божий и запечатлев в ней образ Зверя...
Не наше дело судить о земной власти, всякая власть, от Бога допущенная, привлекла бы на себя Наше благословение, если бы она воистину явилась Божиим слугой, на благо подчиненных и была "страшна не для добрых дел, а для злых" (Рим. 13, 34). Ныне же к вам, употребляющим власть на преследование ближних и истребление невинных, простираем Мы Наше слово увещения: отпразднуйте годовщину своего пребывания у власти освобождением заключенных, прекращением кровопролития, насилия, разорения, стеснения веры, обратитесь не к разрушению, а к устроению порядка и законности, дайте народу желанный и заслуженный им отдых от междуусобной брани. А иначе "взыщется от вас всякая кровь праведная вами проливаемая" (Лук. 11, 51) "и от меча погибнете сами вы, взявшие меч" (Мф. 25, 52).

Тихон

Патриарх Московский и всея России

13 (26) октября 1918 г.

По записи очевидца и участника погребенія одного петроградскаго священника


    Святѣйшій Тихонъ, Патріархъ Московскій и всея Россіи, скончался въ ночь со вторника на среду. Во вторникъ было Благовѣщеніе, но Патріархъ не служилъ, т.к. чувствовалъ себя плохо. Литургію въ послѣдній разъ совершалъ въ воскресеніе.

Со времени своего освобожденія онъ находился въ виду совершенно разстроеннаго тюремнымъ режимомъ здоровья въ лечебницѣ Бакуниной. Отсюда онъ выѣзжалъ довольно часто служить.

25-го (ст.ст.) Патріархъ днемъ чувствовалъ себя луч­ше и даже занимался дѣлами: читалъ письма и бумаги и писалъ резолюціи. Вечеромъ былъ у него Митрополитъ Петръ, который присутствовалъ на консиліумѣ вра­чей, и затѣмъ велъ дѣловой разговоръ.

Часовъ около десяти вечера Патріархъ потребовалъ умыться и съ необычайной для него строгостью, къ которой окружающіе не привыкли, сказалъ: «Теперь я усну... крѣпко и на долго. .. ночь будетъ длинная, темная... темная...»

Нѣсколько времени онъ лежалъ спокойно. Потомъ сказалъ келейнику: «Подвяжи мнѣ челюсть». И настой­чиво повторилъ это нѣсколько разъ: «Челюсть подвяжи мнѣ, она мнѣ мѣшаетъ».

Келейникъ смутился и не зналъ, что дѣлать. -«Святѣйшій бредитъ», сказалъ онъ сестрѣ. «Проситъ под­вязать челюсть». - Та подошла къ Патріарху и сказала: «Вамъ будетъ тяжело дышать, Ваше Святѣйшество».

«Ахъ такъ... Ну, хорошо, не надо», отвѣтилъ Патріархъ.

Затѣмъ немного уснулъ. Проснувшись, онъ подозвалъ келейника и сказалъ: «Пригласи доктора».

Тотчасъ же было послано за докторомъ Щелканомъ, а до его прихода явились врачи лечебницы. Щелканъ сталъ на колѣни у постели Патріарха, взялъ его за руку и спросилъ: «Ну, какъ здоровье? Какъ Вы себя чув­ствуете? ...»

Патріархъ не отвѣтилъ. ІЦелканъ, держа его руку, обвелъ глазами присутствующихъ врачей въ знакъ того, что жизнь угасаетъ и надежды на благополучный исходъ больше нѣтъ. Минута проходила за минутой. Патріархъ лежалъ съ закрытыми глазами. Послѣ короткаго за­бытья онъ спросилъ: «Который часъ?» - «Безъ чет­верти двѣнадцать». - «Ну, слава Богу», сказалъ Патріархъ, точно только этого часа и ждалъ, и сталъ кре­ститься. «Слава Тебѣ, Господи», сказалъ онъ и пере­крестился. -И черезъ нѣсколько мгновеній вновь по­вторилъ: «Слава Тебѣ, Господи», и вновь перекрестил­ся. -«Слава Тебѣ...» - занесъ руку для третьяго крестнаго знаменія. Патріархъ всея Россіи, новый священномученикъ, великій печальникъ за вѣру православную и Русскую Церковь, тихо отошелъ ко Господу.

Въ среду 26 марта ст.ст. въ 5 ч. утра, когда Москваеще спала, послѣ отиранія тѣла елеемъ, въ каретѣ скорой помощи тихо и незамѣтно Патріархъ всея Россіи, обер­нутый въ бархатную патріаршую мантію, изъ лечебницы былъ перевезенъ въ Донской монастырь. Вѣсть быстро облетѣла столицу. Въ храмахъ начались богослуженія.

Передъ положеніемъ во гробъ, которое состоялось въ 3 ч. дня, тѣло Святѣйшаго было внесено въ алтарь и три раза обнесено вокругъ престола, при чемъ въ это мгновеніе черезъ окна собора ярко заблистало солнце. Но вотъ Патріархъ во гробѣ - и лучи погасли. Это про­извело на толпу большое впечатлѣніе. Знаменательно далѣе, что Патріархъ умеръ въ день смерти праведнаго Лазаря и за его погребеніемъ началась Страстная Сед­мица.

Поклоненіе почившему во гробѣ Первосвятителю на­чалось въ среду и безпрерывно продолжалось день и ночь, не прекращаясь во время всѣхъ Богослуженій. Кто можетъ сосчитать, сколько прошло народа въ эти дни? Говорили, что въ одну минуту проходило по 100- 120 человѣкъ, т.е. 160-170 тысячъ въ сутки.

То медленнѣе, то быстрѣе движется очередь: цѣлуютъ крестъ, святое Евангеліе и одежды Святѣйшаго и слѣдуютъ дальше, чтобы освободить мѣсто новымъ поклонникамъ. Вѣдь очередь желающихъ поклониться пра­ху Патріарха растянулась внѣ ограды монастыря на пол­торы версты. Стоятъ по четыре человѣка въ рядъ. Эта очередь тянется къ воротамъ монастыря, идетъ черезъ обширный монастырскій дворъ до большого (лѣтняго) собора. Здѣсь она раздѣляется на двѣ половины, съ двухъ сторонъ подходятъ ко гробу Патріарха, по два человѣка съ каждой стороны, прикладываются и выходятъ изъ сѣверныхъ дверей во дворъ. За порядкомъ слѣдятъ распорядители съ черными повязками съ бѣлымъ крестомъ на рукавѣ.

Дубовый гробъ стоитъ на возвышеніи посреди со­бора. Патріаршая мантія покрываетъ его. Ликъ Патріарха закрытъ воздухомъ. Руки также закрыты воздухомъ. Въ рукахъ Патріарха Крестъ и Евангеліе. Тропическія растенія высятся вокругъ гроба -остается свободнымъ лишь проходъ безконечнымъ лентамъ желаю­щихъ приложиться.

Въ половинѣ шестого утра я совершилъ раннюю литургію въ церкви Св. Саввы Освященнаго въ сослуженіи другихъ свяшенниковъ: поминали за упокой «новопреставленнаго раба Божія и отца нашего Тихона, Патріарха Московскаго и всея Россіи». Послѣ литургіи соверши­ли торжественную панихиду и въ половинѣ девятаго отправились въ Донской монастырь. Такъ начался праздникъ Входа Господня въ Іерусалимъ - день погребенія Святѣйшаго Тихона -30-го марта 1925 г.

Первая же пересадка у Смоленскаго рынка показа­ла, что мы можемъ опоздать не только къ обѣднѣ (до начала которой оставалось полтора часа), но и къ са­мому отпѣванію: весь Смоленскій рынокъ былъ переполненъ народомъ, стремившемся въ Донской. Это не была кучка благочестивыхъ старушекъ: нѣтъ, это былъ цѣликомъ весь русскій народъ, вся Москва, представи­тели всѣхъ слоевъ населенія, не только столицы, но и прилегающихъ селъ, деревень и городовъ.

На Калужской творилось что-то необыкновенное: изо всѣхъ улицъ прибывали все новыя и новыя толпы, образовался какой-то водоворотъ изъ людей, трамваевъ, экипажей и покружась на площади, шумнымъ потокомъ устремлялся на Донскую. Мы вышли изъ трамвая. Подхватили насъ волны и понесли по тому же на­правленію. Вся Донская улица была запружена народомъ, оставался только узкій проѣздъ, по которому безконечной лентой тянулись извозчики, телѣги и т.д. Весь дворъ монастыря былъ также полонъ народа.

Въ соборъ пробрались лишь къ панихидѣ, на кото­рой пѣлъ весь народъ. Во время панихиды пришли трое какихъ-то мужчинъ и одна дама. Распорядитель ихъ остановилъ, т. к. они шли черезъ сѣверныя двери, предназначенныя для духовенства, но когда они предъявили какую-то бумагу, то ихъ тотчасъ же проводили въ соборъ. Это были, какъ утверждали, представители амери­канской миссіи. Говорили, что прибыли представители и другихъ иностранныхъ миссій.

Послѣдующую литургію служило болѣе 30 архіереевъ и около 60 священниковъ. Кромѣ того, духовен­ство, не участвовавшее въ служеніи, стояло въ храмѣ въ три ряда, занимая всю середину собора. Первая проповѣдь была произнесена профессоромъ Громогласовымъ. По окончаніи литургіи -проф. протоіереемъ Страхо­вымъ.

Благолѣпно и безъ торопливости совершался чинъ отпѣванія. Послѣ печальнаго напѣва «Вѣчная память!»... наступило молчаніе, точно никто не рѣшался первымъ по­дойти, чтобы поднять гробъ Патріарха. И вдругъ среди мертвой тишины раздались слова, кажется, ничего особеннаго въ себѣ не заключавшія, но которыя по самой непосредственности и искренности дали выходъ общему чувству. Полились слезы...

На амвонъ вышелъ одинъ изъ епископовъ. Онъ не говорилъ надгробнаго слова, онъ сдѣлалъ, такъ сказать, административное распоряженіе.

«Сегодня мы погребаемъ одинадцатаго Патріарха Всероссійскаго Тихона. На похороны его собралась поч­ти вся Москва. И я обращаюсь къ вамъ съ просьбой, которая безусловно должна быть исполнена. Дѣло въ томъ, что весь монастырскій дворъ переполненъ наро­домъ. Ворота закрыты и въ монастырь больше никого не впускаютъ. Всѣ прилегающія къ монастырю улицы и площади запружены народомъ. Вся отвѣтственность за соблюденіе порядка лежитъ на мнѣ. При такомъ скопленіи народа малѣйшее нарушеніе дисциплины можетъ вызвать катастрофу. Прошу, не омрачайте великаго историческаго момента, который мы сейчасъ переживаемъ съ вами! Первымъ выйдетъ отсюда духовенство, потомъ епископы вынесутъ Святѣйшаго. Пойдутъ только свя­щеннослужители въ облаченіяхъ, всѣ остальные останут­ся на мѣстахъ. Никто не сойдетъ съ мѣста, пока вамъ не скажутъ... Вы должны это исполнить безусловно въ память нашего Святѣйшаго Отца и Патріарха. И я знаю, что вы это сдѣлаете и не омрачите ничѣмъ этихъ историческихъ минутъ...» Далѣе епископъ подчеркнулъ единеніе, всегда царствовавшее между Патріархомъ и паст­вой. Въ заключеніе онъ предложилъ присутствовавшимъ пропѣть «Осанна». Пѣснопѣніе было подхвачено мно­готысячной толпой. Лѣсъ хоругвей двинулся къ выходу. За нимъ по четыре человѣка въ рядъ вы­ходили священники. На открытой площадкѣ передъ соборомъ стояли носилки для гроба. Кругомъ толпился народъ, и около самыхъ ступеней - множество фотографовъ.

Когда я подошелъ къ ступенямъ, то съ высоты пло­щадки мнѣ представилось необыкновенно величествен­ное зрѣлище: весь громадный дворъ монастыря былъ полонъ народомъ, стоявшимъ такъ же тѣсно, какъ въ многолюдномъ храмѣ въ пасхальную заутреню. Монастырскія стѣны, башни, крыши домовъ, деревья и памятники -всебылопокрытонародомъСквозьаркугромадныхъмонастырскихъворотъвиднабылауходя­щаявъдальулица-тамъстоялатакаяжегустая тол­па, какъ и во дворѣ монастыря. Принимая во вниманіе необыкновенную обширность монастырскаго двора, можно съ увѣренностью сказать, что въ оградѣ монастыря было не менѣе 300.000 человѣкъ, а на площадяхъ и прилегающихъ улицахъ можетъ быть еще больше.

Отовсюду лился трезвонъ всѣхъ московскихъ церк­вей. Медленно двигались мы (т.е. участвующее духовен­ство) по направленію къ воротамъ и остановились при поворотѣ на лѣвую дорожку. Вдругъ вся толпа притих­ла. Шумъ и говоръ смолкли, кажется, слышно было какъ муха пролетитъ. Я оглянулся. На высокой площадкѣ пе­редъ соборомъ стоялъ съ поднятой рукою епископъ.

Онъ повторилъ слова, сказанный въ храмѣ. Изъ собора показалось шествіе. Архіереи въ бѣлыхъ облаченіяхъ и золотыхъ митрахъ несли гробъ Патріарха. Пѣніе хора сливалось съ трезвономъ колоколовъ. Гробъ былъ поставленъ на носилки. При пѣніи «Вѣчная память» носилки были подняты и весь народъ, вся громада подхва­тила пѣснопѣніе, какъ только процессія двинулась.

Самъ народъ устроилъ цѣпь. Ни толкотни, ни давки. Когда кому-либо становилось дурно, - народъ оставался на мѣстѣ и только бытро по цѣпи передавалось извѣстіе въ санитарный пунктъ. Медицинскій отрядъ тотчасъ прибывалъ для оказанія помощи.

Согласно волѣ почившаго, передъ самымъ погребеніемъ гробъ Патріарха былъ внесенъ въ его келлію, гдѣ онъ столько пережилъ, столько выстрадалъ. Затѣмъ процессія двинулась къ такъ называемому «теплому храму», гдѣ была приготовлена могила. Въ темныя двери во­шли архіереи, и двери за гробомъ закрылись.

«Правосланая Русь», № 19, 1975 г. 

Печать E-mail