О том, какой истине служил протоиерей Павел Адельгейм
Внезапная и трагическая гибель протоиерея Павла Адельгейма почти сразу была осознана тяжелой утратой – причем осознана далеко не формально. Несколько дней спустя появилось сообщение о том, что в день смерти Адельгейма, не приходя в сознание, скончался еще один священник, ранее избитый неизвестными на пороге своего дома. Игумену Макарию (Ложкареву), честно выполнявшему свой священнический долг перед паствой, на момент кончины было всего 44 года, но, кроме естественных соболезнований, особого резонанса это событие не имело. Незадолго до того нападение на священнослужителя Михаила Гапоненко, правда, с целью ограбления, было совершено в Ростовской области. Но Гапоненко «отделался» тяжелым сотрясением мозга. Наиболее громкое из трагически завершившихся нападений последних лет на православных священнослужителей – убийство радикального миссионера Даниила Сысоева – имело заметный резонанс, связанный с попыткой обвинить в нем иноверцев. И при всем этом резонанс, вызванный убийством Павла Адельгейма, резко отличается от всех прочих и природой, и масштабами, начавшись не с официальной реакции молчавшей первые дни РПЦ, а с мгновенного распространения потрясшей всех новости посредством социальных сетей и телефонных звонков на территории России и за рубежом.
Морализаторство клерикального бомонда насчет того, что убийство православного священника едва ли не принципиально отличается от убийства любого иного человека, не новость. Последним примером подобного высказывания можно считать официальное заявление Синодального информационного отдела РПЦ в связи с гибелью Адельгейма. Ни разу не упомянув о заслугах самого погибшего, авторы подчеркнули тем не менее, что «ведомыми злой силой можно назвать людей, поднимающих руку на пастырей, которые принимают и утешают страждущего. Брань против Христа и Церкви, разнузданное следование постыдным страстям неотвратимо выливаются в ненависть и злобу в отношении служителей престола Божия». Почему так?
Почему списки убитых священнослужителей остаются, как и списки убитых сотрудников милиции, журналистов или правозащитников, сугубо ведомственными реестрами, тогда как только имена Александра Меня, Игоря Талькова, Влада Листьева, Анны Политковской и некоторых других оказываются на устах у всех? Теперь в этом ряду оказался протоиерей Адельгейм. Получается, что общим признаком этого ряда оказывается не род занятий, а что-то иное…
С того вечера, когда в присутствии своих близких Адельгейм был убит, прошло чуть более двух недель. За это время в печати появилось немало некрологов и воспоминаний об отце Павле. Цитировались и осмысливались в контексте произошедшего его суждения и труды. Одновременно было опубликовано много догадок и предположений о причинах злодейства. Приводились аналогии с ситуацией вокруг 23-летней давности убийства протоиерея Александра Меня, когда погиб наиболее яркий в тот момент представитель РПЦ, вектор проповеди которого не совпадал с ее официальной линией. Классическая формула начала любого следствия «Quo prodest?» («Кто заинтересован?») в России всегда открывает широкие возможности для конспирологов. Однако действительность оставляет далеко позади все конспирологические домыслы.
Но чем же отличился, чем таким особенным проявил себя этот священник, чтобы его трагический уход из жизни вызвал столь громкий резонанс? Широкому кругу наших соотечественников это становится известным только теперь. Если «истина» в песнях Талькова западала в души, пугая своей непредсказуемостью «ответственные органы», а «истина» дотошности Политковской слишком некстати делала тайное явным, то была такая «истина» и у Адельгейма. Ею в его жизни являлись … Церковь и справедливость, два понятия, которые он пытался совместить.
Павел Адельгейм был первым и единственным священнослужителем Московского Патриархата, который, столкнувшись с произволом церковных функционеров, попытался защитить права религиозной общины (прихода) от этого произвола в суде. Началось все в 2009 году с тяжбы священника в церковном суде, где ему и членам приходского совета было предъявлено обвинение в неповиновении церковной власти. Неповиновение выражалось в голосовании членами религиозной организации против принятия спущенного «сверху» устава и каралось церковным судом… исключением учредителей религиозной организации из состава приходского собрания.
Здесь важно понимать, что местная религиозная организация (приход) является юридическим лицом, а устав, принятый ее членами в соответствии с действующим законодательством РФ, регистрируется Министерством юстиции России. Какие-либо изменения и дополнения в зарегистрированный устав вносятся в соответствии с законом уполномоченными на то членами (органом) местной религиозной организации, требуя далее регистрации новой редакции. Право религиозной организации на защиту от вмешательств в ее внутренние дела, а ее членов, религиозных граждан России, – на самоопределение защищены Конституцией и федеральным законодательством. Таким образом, вменение в вину приходу, имеющему свой зарегистрированный устав, нежелание голосовать за составленный кем-то документ, да еще и попытка распоряжения судьбой этого прихода со стороны религиозной корпорации смахивали на произвол.
Священник ответил на «рейдерство» адекватно – он обратился в светский суд. В исковом заявлении, немыслимом для привыкших к самоуправству клерикалов, Адельгейм оспаривал решение Псковской епархии РПЦ, нарушившей права учредителей прихода участвовать в управлении учрежденной ими же местной религиозной организации. Он заявлял, что «определением епархиального суда Псковская епархия нарушила свободу принятия решений, то есть фундаментальную свободу, предоставленную гражданам Конституцией РФ (ст. 2) и уставом прихода (ст. 23 устава)». Уточнял, что «Псковская епархия незаконно вторглась в пространство светского права и нарушила права учредителя и члена приходского собрания на участие в управлении делами прихода, признаваемые гражданским законодательством», прилагая свидетельствующие о том документы. Ну а в результате просил суд о признании решения церковного суда об исключении его из членов приходского собрания «не действующим и не подлежащим применению в светских правоотношениях», а заодно обязать местные органы Минюста «обеспечить соблюдение прав учредителя и члена приходского собрания местной религиозной организации на участие в управлении учрежденной организации».
 |
| Павел Адельгейм был принципиален в словах и поступках, обличал конформизм фактом своего существования, и этим был неудобен. Фото с сайта www.sfi.ru |
Столкнувшись с неспособностью (или нежеланием?) суда вникать в существо дела, священник не унывал, намереваясь продолжать добиваться справедливости вплоть до ЕСПЧ. Не обнаруживая желания покинуть РПЦ и перейти в юрисдикцию другой Церкви, он, конечно, не мог рассчитывать на скорый успех. Но, по мнению некоторых псковских верующих, одно то, что после дерзкой попытки защитить права религиозной общины Адельгейм спокойно прожил до августа следующего года, само по себе выглядело чудом. Примечательно, что еще шесть лет тому назад, напомнив строчку Пушкина «Они любить умеют только мертвых», Адельгейм называл глубинную, на его взгляд, причину неприязни к жертвам былых убийств неординарных личностей. «Человек, который хранит верность истине, принципиальный в словах и поступках, обличает конформизм фактом своего существования. Такой человек неудобен и от него следует избавиться», – говорил он корреспонденту газеты «Кифа».
Защита прав человека в нынешней России, как известно, дело неблагодарное. Но, кроме того, Адельгейм не скрывал, что защищает и Церковь. На первый взгляд это может показаться парадоксальным. Но речь в данном случае идет не о крупнейшей религиозной структуре в России – не о ее идеологии, проектах, общественно-политической активности или материализованном в циклопических объектах и драгоценностях величии. Будучи человеком глубоко религиозным, что вполне органично соединялось в нем с гражданской честью и ответственностью, Адельгейм был членом той Церкви, главой которой признается Христос. Общеизвестные признаки церковной активности РПЦ – в бизнесе, в политике, в идеолого-пропагандистской деятельности, разумеется, его не радовали, чего священник совершенно не скрывал. Вероятно, поэтому выход в свет его книги «Догмат о Церкви» для кого-то оказался откровением, а для кого-то и ударом.
Если среди православной и просто просвещенной интеллигенции книга стала бестселлером, то клерикальное чиновничество было взбешено. Об этом можно судить, например, по высказываниям членов епархиального совета: «Книга священника Павла Адельгейма «Догмат о Церкви в канонах и практике» является вредной для всех времен и народов. Автор поставил себя в ряд Иуды, нераскаявшегося разбойника, Демьяна Бедного и других «ревнителей» Церкви», – считали одни. «Мы крайне обеспокоены той клеветой, той сатанинской провокацией, с которой выступил о. Павел Адельгейм. Мы обращаемся к Вашему Святейшеству (Патриарху Кириллу. – «НГР») с нашей душевной просьбой предать о. Павла Адельгейма церковному прещению за его клевету, гнусную провокацию против нашего владыки, да и против всего епископата нашей Русской Церкви, а его книгу считать как душевредную, подлежащую уничтожению», – требовали другие.
Однако среди мнений членов совета было и такое: «Книга «Догмат о Церкви» – актуальная и нужная для церковного самосознания – отнюдь не является персональной инвективой против правящего архиерея, как это может показаться при поверхностном знакомстве с нею. В XX веке под угрозой исчезновения оказались структуры, на которых веками строилась жизнь: уничтожены общественные классы, на наших глазах разрушается семья. В результате коммунистического террора и апостасиса (вероотступничества. – «НГР») исчезает одно из важнейших свойств Христовой Церкви – соборность, волей-неволей подменяемая ныне корпоративной властью епископата. Нужно воспользоваться той исторической передышкой, какую нам предоставляет нынешнее время, чтобы возродить в церковной жизни дух свободы и творчества, преодолеть опасное дистанцирование интеллигенции от церковной деятельности. Как верно отметил в свое время Н.А. Бердяев в «Философии свободного духа»: «Церковь, выявляясь и воплощаясь в мире природном историческом, может принимать формы, свойственные этому миру». К его словам можно добавить: «и язвы этого мира». «Духовный сталинизм» – одна из язв этого мира, которой болеет Церковь».
Как бы ни отрицали представители РПЦ диссидентство убитого священника, определяя это явление поиском «поводов для критики и конфликтов», Павел Адельгейм был самым настоящим диссидентом. То есть человеком, выступавшим против извращения права и морали в угоду какой-либо администрирующей группе. Или народным борцом за справедливость – это уж как кому удобней называть…