Несостоявшийся патриарх. К 150-летию со дня рождения митрополита Антония (Храповицкого)
В дореволюционной России его называли «Антонием Малым», чтобы не путать с «Антонием Большим», митрополитом Санкт-Петербургским Антонием (Вадковским). Однако его известность и подлинное влияние на русскую церковную жизнь были ничуть не меньше, а, возможно, и больше, чем у «Антония Большого». Фигура митрополита Антония (Храповицкого), первого по счету первоиерарха Русской Православной Церкви за рубежом, до сих пор является камнем преткновения во многих внутрицерковных спорах. 29 марта исполняется 150 лет со дня его рождения.
Символ церковного зарубежья
Даже яростный критик митрополита Антония протопресвитер Василий Зеньковский признавал: «Это был едва ли не самый крупный иерарх русский XX века». «Уже одно то, – добавляет отец Василий, — что он был ректором трех Академий, его выделяет сразу. Его диссертация (о свободе воли) не утеряла ценности до сих пор, а его заметки к пастырскому богословию являются классическими».
Действительно, список научных и публицистических трудов владыки Антония занимает не одну страницу. Полное собрание его сочинений, изданное в Нью-Йорке (1963-69) составляет семь томов. Причем, по замечаниям экспертов, собрано в нем далеко не все: многие статьи владыки до сих пор остаются рассеянными по различным старым журналам.
Общеизвестно, что во время выборов Патриарха Московского и Всея России на Поместном соборе 1917/18 годов большинство голосов выборщиков получил владыка Антоний, тогда еще архиепископ Харьковский. Если бы выборы Патриарха в 1917 году осуществлялись сугубо через процедуру голосования, то Предстоятелем Церкви стал бы именно он. Почему этого не случилось и почему именно так посредством жребия была проявлена воля Божия о Русской Церкви, — больнейшей нерв всей нашей церковной истории. Почему-то Господь, вопреки, казалось бы, воле верующего народа, поставил во главе Церкви не интеллектуала, но «добродушного, кроткого и богобоязненного без лукавства и святошества» (так говорили о Патрирхе Тихоне современники) архиерея…
Для огромного количества православных христиан зарубежной Русской Церкви митрополит Антоний (Храповицкий) и сегодня — величина абсолютная. Об «авве Антонии», по мнению этих людей, можно говорить только как о великом учителе и богослове, только перечисляя его многочисленные достоинства и подвиги. Почитатели владыки Антония есть во всех странах, где существуют «зарубежные» приходы. В США до сих пор активно действует Общество ревнителей памяти Блаженнейшего митрополита Антония, в Свято-Троицком монастыре в Джорданвилле проводятся конференции и научные чтения в память о владыке. Он был своего рода символом, некоей «точкой отсчета», из которой выводилась вся история и вся идеология Русской Церкви за рубежом. Идеология русского патриотизма, неотделимого от монархизма и антикоммунизма.
Уловитель душ в монашество
Между тем, сам митрополит Антоний, как явствует из воспоминаний современников, едва ли претендовал на роль подобного «памятника». Владыка был чужд высокопарности, никогда не боялся быть, как сейчас говорят, «неполиткорректным», да и вообще был довольно остер на язык.
Прямота его граничила подчас с резкостью. Многие высказывания митрополита Антония о современниках уже при жизни владыки стали афоризмами. Когда, например, до революции обер-прокурор Победоносцев предложил Синоду возвести в сан епископа малограмотного монаха Варнаву, и членам Синода было дано понять, что этого желают императрица и Распутин, митрополит Антоний саркастически парировал: «Ну что же! Мы готовы и черного борова сделать епископом, раз они этого желают!»
Остроумие владыки временами проявлялось в весьма грубых формах. По преданию, еще будучи студентом, за торжественным обедом, на шутливый вопрос своего родственника генерал-майора Крепке, — почему «митрополит», а не «митро-стреляй», — Алеша Храповицкий ответил: «А почему, Ваше Превосходительство, "ду-рак"…» …затем сделал продолжительную паузу и спокойно, смотря в глаза ошарашенному генералу, пониженным голосом закончил: «а не "ду-рыба"?»
Уже будучи видным православным иерархом, владыка Антоний самим своим существованием опровергал стереотипный образ церковного функционера-синодала. В своих речах он не допускал ни капли сусальности и «обтекаемости», в общении с подчиненными избегал излишней дистанции и формализма. Возможно, за это он был так любим студентами духовных школ (как известно, он последовательно возглавлял Санкт-Петербургскую, Московскую и Казанскую академии).
Протоиерей Сергий Четвериков, учившийся в МДА при ректорстве митрополита Антония, вспоминает: «Владыка Антоний был сердцем нашего академического мира... Двери его покоев во всякое время были открыты для студентов. Сам он часто приходил на нашу вечернюю молитву в академическую церковь и после молитвы о чем-нибудь беседовал. Он умел подойти к каждому из нас, и из наших отношений с ним был устранен дух формализма и официальности. Мы жили согретые его любовью и лаской». О роли владыки как покровителя верующей молодежи свидетельствует и архимандрит Киприан (Керн): «Я знал много фактов и в России и в Белграде о том, как всякий молодой человек, приходящий к нему, мог рассчитывать на ласку и внимание, на помощь и работу».
Во всех местах своего служения владыка Антоний заслужил и славу «великого уловителя душ в монашество». Во многом под его личным влиянием число постригов в монахи в русских духовных школах неуклонно росло. Молодые семинаристы, ищущие в православии не схоластического знания, но яркой, подвижнической жизни, получали от митрополита Антония «путевку в жизнь».
Впоследствии недруги из числа церковных иерархов не раз упрекали владыку за «скоропалительные» постриги. Так, митрополит Московский Сергий (Ляпидевский), считавший, что владыка Антоний на посту ректора МДА был чересчур неразборчив в плане отбора кандидатов на постриг, добился в результате перевода последнего из Московской академии в провинциальную Казанскую. Митрополит Евлогий (Георгиевский) в своих воспоминаниях также утверждает, что еще архимандритом Антоний (Храповицкий) «постригал неразборчиво и исковеркал не одну судьбу и душу… „Случалось, что и у меня на плече плакали последователи архимандрита Антония“, — говорил Петербургский митрополит Антоний Вадковский».
«Я не могу сомневаться»
Острота и образность речи выручали владыку Антония там, где не хватало логических аргументов. Так, один из товарищей его брата в молодости спросил его: «Неужели Вы, умный, образованный человек, верите, что Христос вознесся на небо, и что просфора и вино превращаются в Его Плоть и Кровь?» «Я не могу сомневаться, — отвечал будущий митрополит, — если бы я усомнился, то мне не оставалось бы ничего другого, как броситься с Литейного моста вниз головой»...
Выходец из 70-х годов XIX века, владыка Антоний много сил положил на критику материалистического мировоззрения и борьбу с позитивизмом. Однако в этой борьбе он подчас сам становился зеркалом своих оппонентов, избегая рассуждения там, где оно было необходимо, и «отбиваясь» шутками и навешиванием ярлыков. Убежденный монархист, автор многих серьезных текстов о религиозных основаниях царской власти, на публике он часто избегал серьезной полемики с демократами и социалистами, и попросту отшучивался: "Терпеть не могу слов, кончающихся на „уция“: конституция, революция, проституция…"
Точно так же владыка брезговал современной ему критической наукой. Подчас не вникая в суть дела, он без всякого сомнения отвергал историко-филологический подход к исследованию Священного Писания, презрительно называя труды библеистов-филологов «тюбингенщиной». При беглом просмотре богословской диссертации, увидев обилие библиографических ссылок, терял к тексту всякий интерес — «Да это все с немцев содрано!»
Оборотной стороной «антисциентизма» митрополита Антония являются его поразительный рационализм и с ним же связанное неприятие православной, да и вообще какой бы то ни было, мистики. «Мистика была для митрополита Антония почти то же, что и хлыстовство, — вспоминает архимандрит Киприан (Керн). – Он не хотел отличать подлинно церковной мистики наших исихастов от неправославной аффектации крайних католических проявлений мистики. Любопытно и то, что владыка очень осторожно относился к Иисусовой молитве. „Лучше по молитвеннику молиться, чем четку тянуть и повторять одно и то же в ожидании небесного света“».
Закономерно, что в начале XX века владыка Антоний активнее других русских епископов выступил против имяславия. Известна его роль в разгроме афонских имяславцев в 1912-13 годах. В любой мистике ему чудились кликушество, аффектация, сектантство. По словам архимандрита Киприана, это проявлялось и в богослужении. Митрополит Антоний «не выносил, когда кто-либо из батюшек начинал молиться с закрытыми глазами или с закидыванием головы и тому подобное — „Ну, пошел чудить, кривляться“».
К рассказам о чудесах и исцелениях в церковной ограде владыка Антоний относился заведомо скептически. Если слышал истории о каком-нибудь популярном священнике, особенно из молодых монахов, вокруг которого воздыхали разные почитательницы, не мог удержаться, чтобы не отпустить какое-нибудь словцо по его адресу.
«Не дай Бог сказать вдобавок, что этот батюшка молитвенник, или мистик, или прозорливец, — пишет архимандрит Киприан. — Так и слышу: „А, уже кронштадтить начал…“ Или: „А может быть, этот батюшка уже мертвых воскрешает?“ Или: „А что, он еще не молится на воздусе?“ И добавлял иногда: „Больше всего боюсь бешеной собаки и святого человека“ (понятно, что он подразумевал под словом „святой“ в данном случае)».
Щедрый на критику и острый на язык, митрополит Антоний, тем не менее, спокойно относился к критике в свой собственный адрес и не стремился скрывать собственные ошибки и промахи. «Один только папа Римский думает, что он никогда не ошибается», — говаривал он. Возможно, в этом было большое и настоящее смирение владыки Антония, невидимое поверхностному взору.
Анастасия Коскелло,
"ВОДА ЖИВАЯ", март 2013 г.