К.П. Победоносцев Плоды демократии в начальной школе
Представители современной демократии мнят себя пророками всенародного блага и прогресса, выставляя народу свой идеал с тем, чтобы предоставить в управлении народным делом участие не лучшим людям, мужам авторитета и опыта, но всей толпе народной, и голосу всех и каждого.
Вместе с тем они не хотят знать ни духа народного, ни вековых преданий, на коих утверждалась жизнь народная. Демократия, когда попадает в руки ее механизм законодательства, принимается орудовать законами для своей цели, издавая закон за законом и не стесняясь нисколько соображением о том, насколько расходится писаный закон с законом природы, насколько стесняются им самые существенные стремления и потребности быта и духа народного. Так создается и держится прямолинейный деспотизм мнимого народоправия, сосредоточенного в руках господствующей партии, во имя идеальной истины и народного блага. Подводя все под уровень своего идеала, она стремится к осуществлению его посредством объединения и уравнения всего и всех общин, правилом и общей мерой.
На этом пути встречается она с крепкими, на вере и предании основанными, коренящимися в духе убеждениями лиц и целых сословий, и стремится одолеть их, потому что в них видит главное препятствие своему объединительному и уравнительному процессу... В этом смысле для нее всего опаснее и всего противнее религия и церковь: воля человеческая так тесно связуется с верованием, в особенности церковным, что нелегко бывает одолеть ее. Отсюда борьба практической демократии с церковью: самое существование церкви - смущение и докука для демократии.
Такова французская демократия, и так она действует. Отрицая веру, кроме ложной веры в абстрактные противоестественные идеалы великой революции и софистов XVIII столетия, она задумала и предприняла пересоздать душу своего народа, истребить в ней веру и вековые предания, с верою связанные. С этой целью она покрыла Францию целою сетью гражданских начальных школ, отрешенных от веры и церкви, и на эти школы употребляет громадные суммы, из года в год обременяющие государственный бюджет. Сначала имелось в виду побороть этими школами державшуюся еще во Франции организацию школ, с церковью связанных; но когда оказалось трудно одержать этим путем победу над народно-церковной школой, господствующая партия решила насильно истребить их. Так, насильственно уничтожены и истреблены до корня многочисленные, близкие народу и сродные с ним, церковные конгрегации учительниц, по призванию и по вере посвятивших себя обучению и воспитанию народа в духе веры и любви к отечеству.
Вот уже с лишком двадцать лет действует эта система гражданского, безверного школьного обучения, каковы же обнаруживаются за это время ее результаты, и так ли они благодетельны для просвещения, как воображали и торжественно обещали народу творцы нового закона?
Вот что ныне оказывается по обстоятельному исследованию*.
______________________
* См.: Revue de deux Mondes. 15 янв. 1906. Ст.: Le peril primaire, par Georges Goyau.
______________________
В нераздельной связи со школьным устройством, новый закон поставил два учреждения, на которых основывается самый успех дела. "Без этих учреждений, - объявлял творец закона Жюль Ферри, - весь этот закон оказался бы мертвой буквой. Они призваны бороться с двумя язвами школьного дела: с небрежением и со скудостью". Одно из этих учреждений - наблюдательная комиссия, в коей сосредоточена школьная инспекция; комиссия, состоящая из мэра, инспектора и выборных от общины граждан. Эта инспекция должна была наблюдать, при обязательном обучении, за исправным посещением школы детьми и взыскивать с родителей за небрежение. Другое учреждение носит название школьной кассы: она должна помогать бедным детям, доставляя им помощь платьем, пищей, книгами и т.п. и составляется из пожертвований от местной общины и местных граждан, причем обещается помощь и от казны.
А теперь оказывается, что эти учреждения, без коих школа, по признанию законодателя, станет мертвой буквой, стали сами мертвой буквой. Школьные кассы в целой половине школьных общин вовсе не существуют; в остальных еле держатся и мало-помалу закрываются с тех пор, как правительство отказалось давать им из казны пособие. А об инспекционных комиссиях официально известно, что они совсем исчезли почти во всех общинах, кроме больших центров, за уклонением лиц, которые должны были входить в состав их. Итак, за отсутствием инспекции, дети во множестве не ходят в школу, так что из записанных во многих местах свыше половины отсутствуют; а у тех, кто прошел эту школу, оказывается самое жалкое просвещение. В 1901 г. при испытании новобранцев 5-го корпуса оказалось, что из них три четверти не имели понятия о значении национального праздника, а две трети не слыхивали про войну 1870 г. Не знают, откуда брать учителей. Для приготовления их учреждены нормальные школы, и первоначально число кандидатов, желавших поступить в них, доходило до 6000, а теперь едва достигает 2000. В Бельгии один учитель приходится на 1900 душ населения, в Америке на 1800, в Пруссии на 2700, а во Франции едва на 4400. Учителя набираются, откуда попало, а те, которые есть, занимаются не школьным обучением, а политикой и пропагандой антимилитаризма и коллективизма.
Исследуя глубокие причины этого упадка, известный французский писатель Поль Бурже* находит их в установившемся с XVIII столетия преобладании над жизнью и природой отвлеченных искусственных начал. Начала эти - плод доведенного до крайности метафизического рассуждения, отрешенного от жизни: они получили, однако, значение какого-то догмата, не признающего жизни и не допускающего исходящих от жизни возражений. На нем, однако, утверждаются все рассуждения и предприятия школьной политики: итак, будучи основана на лжи, противной природе, сама она становится противоестественной ложью.
______________________
* Bourget Paul. Sociologie et litterature. Paris, 1906.
______________________
Вот уже около 30 лет, как повсюду в законодательстве поставлен в числе главных задач вопрос об устройстве и организации начального обучения. И стали строить его на основании двух положений, признаваемых непререкаемыми. Одно из этих положений такое: все люди с рождения своего приобретают равные права на полнейшее развитие своих способностей. А другое положение состоит в том, что главным орудием этого развития служит книжное обучение.
Каждое из этих положений содержит в себе истину, но истину, совершенно опутанную и извращенную абстрактной ложью. Правда в первом положении может быть такая: первый интерес и первая забота для каждой страны - в том, чтобы все дети воспитаны были для своего призвания быть деятельными членами общества.
Единицею общественного союза нельзя считать каждое лицо в отдельности от семьи и от целого общества, и когда говорят о праве на воспитание, надо разуметь интерес семейный и общественный. Поэтому нельзя признать, что все дети имеют равные права на воспитание, ибо семьи, к коим принадлежат они, неодинаково состоятельны, и дети родятся неодинаково способные. Нельзя говорить о праве каждого на полнейшее развитие своих способностей, потому что не может быть одинакового определенного мерила способностей и их восприимчивости.
Если же цель воспитания приготовить детей для того, чтобы они могли быть деятельными членами общества, это значит, что воспитание должно быть приноровлено к жизни, как она есть в действительности. Не пересоздать человека для какой-то идеальной жизни, но дать ему воспитание, которое помогло бы ему жить. Так врач лечит человека для того, чтобы он мог жить сообразно с природою жизни.
Но законодатель, поклонник догматов демократии, рассуждает так: все люди имеют равные права, следовательно, всем детям должна быть предоставлена одинаковая способность к жизни и деятельности. Итак, мы изготовим такую программу, которая приготовит их ко всякому роду жизни. Но эта программа не подлежит никакому контролю со стороны семьи, так как желание семьи стремится к какому-нибудь ограничению, к какой-нибудь специализации жизни. Земледелец может желать, чтобы сын его был земледельцем и так его воспитывать, торговый человек - тоже. Этого мы не допускаем. На отца подействуем честолюбием - он захочет своему сыну социального возвышения. А сына воспитание наше приведет к такому типу умственного развития, в котором не будет стремления к какой-нибудь профессии. В этом и состоит первоначальное обучение. Оно должно быть первою ступенью, которая должна приводить и возбуждать к средней школе, а средняя к высшему образованию, так что и крестьянин, и рабочий могут проходить выше и выше.
Для выполнения такой задачи требуется создать в таком же духе корпорацию преподавателей. И они тоже должны быть систематически оторваны от природной среды своей, от своего края, от своей семьи, и они должны пройти через дрессировку, которая уравняет их всех в одинаковом настроении мысли, направленном к одинаковой цели.
Но во всем этом нет правды, нет реальной действительности, нет правого понятия об истинном благе страны и общества. Единицею общественного союза служит семья и воспитание ребенка, для того, чтобы послужило на пользу общества, должно служить на пользу семье. Семья есть единица общественного союза, имеющая цельное бытие, и бытие не одной настоящей минуты, ибо семья соединяет в себе и настоящее, и прошедшее, и будущее. Ее настоящее утверждается на прошедшем и прозирает в будущее. Итак, не отрывать следует ребенка от среды, в коей он родился, а развивать его в этой среде и для нее: тогда развитие его будет происходить в здоровой атмосфере, без искусственных стремлений к выходу из среды своей. Первое воспитательное влияние должно быть предоставлено семье, а когда государство предпринимает на первых шагах взять воспитание ребенка в свои руки, отрывая его от семьи, от этого не польза, а вред и семье, и обществу. Интерес государства в том, чтобы дети не оставались без элементарного обучения - грамоте, письму, счету; но лучший для того учитель должен быть агентом семьи, а не агентом правительства, не ремесленным чиновником, от государственной власти поставленным, не искателем карьеры и отличий, но человеком, преданным делу воспитания, с любовью к своему делу, с сердечной заботой о детях и о детской душе. Вот почему надобно было дорожить добровольною по призванию деятельностью церковных учительских корпораций, для первоначального обучения детей. Но эту самую организацию, самую простую и не обременительную для казны, государство разрушило и заменило ее искусственною организацией, создавая дрессированный полк учителей, стоящих громадных сумм и оказывающихся неспособными к своему делу, лишенными всякого к нему призвания и приводящими начальную школу в полное расстройство.
Другое положение законодателя, будто книга служит главным орудием просвещения, заключает в себе также ложь, противную природе. Предполагается, что на душе каждого ребенка, как на листе белой бумаги, учитель пишет все то, что установлено на ней, и насаждает в ней, по букве учебной книги, те идеи, которые должны образовать в нем гражданина для всякой деятельности. Даже самодеятельности ученика нет места в этой системе - вся работа принадлежит учителю. Этим путем приобретаются будто бы знания, которые сами собою усвояются уму, став в самом начале натверженными будто бы сознательно. На этом основании главным орудием обучения становятся учебники, по общему плану составленные, так что и нравственные понятия служат предметом обучения по учебнику морали. И ученик отпускается из школы с запасом натверженных идей, которые составят для него руководство в жизни. Но всякая идея, для того, чтобы принести плод, должна быть осмыслена, осмыслена жизнью, то есть делом жизни; иначе в соприкосновении с жизнью, она только оболживит жизнь и деятельность. Школа делает лживое дело, когда ученик выносит из нее только правила и абстрактные положения, а не ощущения; рассуждения, а не добрые навыки; уроки, а не добрые примеры. Все это доброе ребенок должен прежде всего выносить из семьи своей и из той среды, в коей родился, то есть из области бессознательной, которая есть сама жизнь. Но от этой самой жизни отрывает его демократическая школа, отрывая его обязательно от семьи и от среды его.
Мысль без действия стынет и замирает. Только мысль в действии и чрез действие становится плодотворною. Всякому случалось встречать простых, малограмотных людей, поражающих умом и способностями. Иной крестьянин, едва умеющий читать и писать, обладает в среде своей достоинством и умением; вся деревня его уважает, и точно вся природа, посреди коей он вырос, ему известна и его слушает, а в своей семье он домашний гений и руководитель. Иной городской рабочий, едва научившийся читать и писать в своей школе, полюбив и осмыслив технику ремесла своего, и отдаваясь ей исключительно, становился в ней мастером, у которого ученому технику есть чему поучиться. Он не проходил начальной школы рационализма и критики и, может быть, благодаря тому поднялась в нем и развилась природная творческая способность. Он вырос и образовался в природе; а только повинуясь природе, можно овладеть ею (Nemo naturae imperat, nisi parendo).
Итак, может ли процветать школа, когда она ни в деревне, ни в городе не выросла сама собою, как школа своя, родная; когда она извне организована, извне придумана, извне навязана. Нет ей дела ни до желания и положения родителей, ни до природы и промыслов края. Естественно, что родители и семьи относятся к ней равнодушно, если не враждебно, не следят за исправностью детей; и в детях нечего искать любознательности в учении и любви к школе. Школа пустеет и падает. И учитель не имеет душевной связи со школою и с ее краем, и он извне в нее прислан из полка дрессированных учителей, приставлен к ней, как чиновник, и думает не об ней, а о том, как угодить начальству, и о своей карьере. А государство образует из них какое-то особое двуснасное сословие своих агентов, без духовного призвания, точно без роду без племени, без твердого знания, без твердого образования, без опыта, без нравственных убеждений. И потому все они, хотя вышли из невежества, но все лишь полуобразованы; но когда из невежества выводится человек в полуобразование, мы приводим его в худшее невежество: в нем развивается по мере невежества ложная претензия на знание, и он рассуждает о чем угодно, не имея ни знания, ни опыта. Тогда, принимая свое невежество за свободу духа и мысли, они принимаются, во имя этой свободы, отрицать и истины веры, и вековые предания и проповедовать новые отрицательные учения, которые знают только по слуху и по газетам. Мудрено ли, что шарлатаны социализма набирают в этой учительской среде свои жертвы и образуют из них энтузиастов безумной пропаганды.
Опубликовано: "Народное образование". 1906. № 11. С. 417-423.
Буров А.В.,Нижний Новгород, НГПУ
К.П. Победоносцев о православном воспитании и образовании.
К.П.Победоносцев - видный теоретик и практик русского консерватизма, с именем которого связана целая эпоха в религиозно - духовной жизни России XIX в., родился 21 марта 1827 г. Он был одиннадцатым ребенком в семье профессора российской словесности Московского университета, "человека, по словам И.А. Гончарова, старого века". По версии Андрея Белого, далекие предки мыслителя, проживающие в киргиз-кайсацкой орде (название киргизской народности, распространенное в ХVIII-XIX вв.), в царствование императрицы Анны Иоанновны поступили на русскую службу. До 13 лет он под руководством отца получал основательную домашнюю подготовку. В семье свято соблюдался церковный обряд. В 1846 г. К.П.Победоносцев окончил Санкт-Петербургское училище правоведения. Единственно, чем он вызывал недовольство училищного начальства – неумеренным чтением. У него часто отбирали сочинения Лермонтова, Гоголя, «Отечественные записки» и пр.
По словам Ф.М. Достоевского, он самый уважаемый им человек, к которому приходил он "дух лечить", испрашивать "напутственное слово". И почитатели, и противники К.П.Победоносцева одинаково признавали в нем человека государственного ума, колоссальных знаний, неподкупной честности и изумительного трудолюбия. «Он все читал, за всем следил, все знал»[1], - отмечал его биограф Б.Б. Глинский. Будучи воспитателем цесаревича Александра III, К.П.Победоносцев сформировал основные религиозные взгляды будущего монарха, чье царствование исследователи часто называют «периодом успокояния и стабильности». Ушедший в отставку в 1905г., он, по словам А.Ю. Полунова, «был в чем-то дальновиднее своего прагматичного века, главное внимание обращавшего на ближайшие практические задачи...»[2].
По утверждению исследователя А.М.Пешкова, «идеологические воззрения К.П. Победоносцева...имеют во всех своих аспектах внутреннее единство. Мировоззренческой основой этой цельности взглядов Константина Петровича, определявшей его мышление и деятельность, - пишет современный исследователь, - было ортодоксально-консервативное по своей доктрине русское православие, защита и утверждение которого было всем делом его жизни»[3]. Вместе с тем, К.П.Победоносцев отнюдь не стремится выстраивать из своих религиозных воззрений стройный каркас новой метафизической системы: для него абсолютны те истины, которые постулировала Русская православная церковь. Мировоззрение К.П.Победоносцева по своему характеру теоцентрично: и в личной жизни, и в мышлении, и в политике он православный христианин.
К.П.Победоносцев стремился к народной вере, на которой укреплялась вера в монархию, в ее чудодейственную силу. Русский человек душой и обычаями понимает, что значит храм Божий, утверждает он. Чтобы понять истинный мистический смысл церкви и полюбить ее как свою, нужно жить жизнью народа, молиться вместе с ним в одном церковном собрании, испытывая чувство религиозного восторга. Он видит неразрывную связь церкви с властью, рассматривая власть в контексте христианского вероучения, убежденный в том, что религиозное чувство, как и чувство любви к Родине, родом из детства.
Отсюда не случайно то особое место, которое занимали вопросы школьного воспитания и образования в его философско-публицистической деятельности. Человек, по К.П.Победоносцеву, должен быть цельным. В первую очередь этому должна способствовать школа, осуществляющая просвещение, включающее образование и воспитание, под сенью православной церкви. Церковно-приходскую школу «он, - указывает Б.Б. Глинский, - поднял и вынес на своих плечах»[4]. Сделав на нее ставку, К.П.Победоносцев обосновывал ее важность и необходимость для России. «Против светской, прежде всего земской школы, - пишет Б.П. Тебиев, - он выдвинул целый ряд серьезных обвинений. Суть их сводилась к тому, что земская школа, во-первых, слишком обременительна для России в материальном отношении, и, во-вторых, она вообще не соответствует потребности и духу русского народа-богоносца»[5]. Кроме того, резюмирует мыслитель, стоит сейчас войти в школьную церковь, возмущается он, сразу же откроется взгляду «бездумно стоящее начальство», дети, напоминающие кукол и т. д. Подобное просвещение «мертво само по себе и в детских умах, и в устах преподавателей». Учение превращается в «мучение». А это неизбежно отрывает детей от жизни, лишает их возможности жить «насущным хлебом», умением делать «известное дело».
Характерно, что организация церковно-приходских школ весьма негативно воспринималась либеральной публикой. В частности, по их обоснованию, из-за значительных расходов, затраченных, по словам либералов, на их содержание. Хотя эти школы содержались большей частью за счет средств общественных организаций: попечительных советов и органов общественного самоуправления, земств. Возможно, либеральная интеллигенция увидела в нововведениях К.П.Победоносцева нечто большее, нежели просто реформу начального образования в России. Многие исследователи отмечают, что К.П.Победоносцев стремился к построению здания государственности именно «на прочном религиозном фундаменте».
Неудивительно, что из двух систем просвещения (выдвигающей на первый план обучение и уделяющей внимание преимущественно воспитанию) он признает насущную необходимость для России лишь последней. Данные взгляды им всесторонне обоснованы в статьях циклов «Московский сборник» и «Учение и учитель». Характерно, что свою систему просвещения К.П.Победоносцев стремится максимально соединить с жизнью. Ибо просвещение, уходящее от жизни, становится искусственным, формальным и мертвым. Бесспорно, что для К.П.Победоносцева ученье - свет, а неученье - тьма, но, утверждает он, «необходимо знать меру и руководствоваться здравым смыслом, а главное - не насиловать... свободу, о которой столько твердят и которую так решительно нарушают»[6]. Никто не обращает внимания, сетует К.П. Победоносцев, что школа, в современном ее состоянии, все более становится обманом, химерой, если она «не вросла...корнями...в народ, не соответствует его потребностям»[7].
Школа, по его мнению, имеет права на существование, если находит отклик в народе и отторгается, если она ему навязана, а ее деятельность сопряжена с насилием, организована «не по народному вкусу и потребности, а по фантазии доктринеров». Тогда школа перерождается, уподобляется канцелярии. Таким образом, К.П.Победоносцев раскрывает истинно народное понимание школы, которая учит читать, писать и считать, но в то же время находится и в нераздельной связи с церковью. В этом случае, она «учит знать Бога...любить Его и бояться, любить Отечество, почитать родителей»[8]. Вот тот необходимый набор, говорит мыслитель, суммы знаний, умений и ощущений, которые в своей совокупности образуют в человеке совесть и дают ему нравственную силу, необходимую для того, чтобы сохранить равновесие в жизни и выдерживать борьбу с дурными побуждениями человеческой природы, дьявольскими внушениями и соблазнами. Знание, само по себе, не воспитывает ни умения, ни воли, утверждает К.П.Победоносцев. Ученые не хотят понять, сетует он, что «народ чувствует душой, что эту истину нельзя уловить материально, определить числом...абсолютная истина доступна только вере»[9].
В этой связи, воспитание есть в первую очередь осуществление религиозно-нравственного развития, так как только Закон Божий может сформулировать истинное понимание нравственного долга. В противном случае, нравственность неизбежно утрачивает божественную санкцию, превращаясь лишь в обязательство человечества перед самим собой. Неудивительно, что главной основой всякого просвещения К.П.Победоносцев определял Слово Божие. А поэтому просвещение, по его глубокому убеждению, должно быть проникнуто религиозно-нравственным началом, формировать которое наставлениями - «фальшивое дело».
По мнению мыслителя, наиболее вреден «французский» вариант, когда педагоги «делают из нравственности учебный предмет». По его мнению, все навыки утвердить школу «помимо религии на нравственном учении всегда окажутся и оказываются бесплодными». Ибо нравственные начала тотчас же «испарятся и исчезнут...уступив место материальным побуждениям». Лишь просвещение, построенное на религиозных началах, пишет К.П.Победоносцев, «вводит душу в новую, духовную сферу... открывает ей горизонты духовной жизни...»[10]. Наблюдая за развитием врожденных и усвоенных душевных способностей с самого раннего возраста, можно проследить, утверждает он, фиксацию внимания учащихся на самых важных вопросах: что есть Бог, в чем выражается его промысел. А поэтому «первой, основной, живой, православной, действенной школой Закона Божия является церковь»[11], – убежден мыслитель. Для него закономерно, что в основе подлинного просвещения лежит система религиозных верований, ибо нет «цельного и свежего народа, который не имел бы веры».
Он развенчивает любые авторитеты, прежде всего, несущие государственное начало, критикует систему воспитания верного государству и трону подданного[12]. Добрые люди, заявляет К.П.Победоносцев, надеялись воспитать своих детей в истинно народном духе, который, учитывая силу традиций, воспитывал бы такие качества, как честность и правдивость. Но вместо школы, прививающей добрые нравы, России навязывают школу, совершенно отрешенную от жизни, которая не воспитывает, а развращает. Во главу угла ставятся призраки всеобщей свободы, равенства. Но свободы от чего, недоумевает мыслитель? От своих обязанностей, установленных вековыми нормами и устоявшимися формами русской народной жизни? В результате человек «окружен со всех сторон призраками и образами дела, которые тревожат его, но истинное, реальное дело исчезает у него под руками – и не делается»[13].
Для борьбы со сложившимся положением вещей, К.П.Победоносцев предлагает реформировать существующую школу. Она, по его глубокому убеждению, способствуя развитию общества и его национального духа, должна соответствовать потребностям народа, не расходясь с укладом народного быта, должна готовить не к идеальной, но к реальной жизни. Разработка воспитания достойного и творчески мыслящего члена общества составляет одну из важнейших страниц философского наследия К.П.Победоносцева. Много размышляя над совершенствованием школьного дела, он, тем не менее, не постулирует некую единую всеобщую систему образования и воспитания России.
Школа учит не только читать, писать, считать, но и любить Отечество, родителей. Все это хорошо, но, как отмечает К.П.Победоносцев, она, подчас отрывает ребенка от среды, в которой «он привыкает к делу своего звания — упражнением с юных лет и примером»: моряк воспитывается для своего дела, земледелец и рудокоп — для своего. Мы же, сетует К.П.Победоносцев, «хотим иной раз вместить в ребенка энциклопедию знаний», заставляя будущего крестьянина знать химию, физику, медицину, которые ему в таком объеме не нужны. Но, отрывая детей от домашнего очага и отправляя их в школу «с такими мудреными условиями», семья лишается помощника, необходимого крестьянскому хозяйству. Воспитанники развращаются педагогами, которые наводят на них «миражи мнимого... и отрешенного от жизни знания». Исходя из этого, К.П.Победоносцев постоянно подчеркивает мысль о трансформации школы в «обманчивую форму», если она «не вросла самыми корнями своими в народ, не соответствует его потребностям, не сходится с экономикой его быта»[14]. Поэтому система образования должна готовить, в первую очередь, энергичных и практичных людей, способных самостоятельно справляться со всеми затруднениями и осложнениями жизни, т.е. людей дела.
«Первоначало» всякого воспитания, по К.П.Победоносцеву, - выработка порядка в делах, «привычка делать все в свое время», вследствие чего «правое дело становится проще и естественнее неправого»[15].
Краеугольным камнем в воспитании добрых навыков является «порядок каждого в отдельности и целого класса». Такой порядок, облегчая приобретение добрых навыков, закрывает дорогу всему дурному. По утверждению К.П.Победоносцева, навык — великое дело, именно в нем содержится «соблюдательная» (консервативная) сила, как для отдельного человека, так и для общества в целом. Навык закрепляется в сознании и требует определенного «умения воли», он выше инстинкта, которого, по мнению К.П.Победоносцева, явно недостаточно «для предохранительной цели». Добрые навыки утверждаются практикой, дурные же искореняются сокращением случайных поводов, которые к ним ведут.
Только после закрепления «порядка в малостях», умения «держать дисциплину» воспитуемый способен подняться на следующую ступень — взращивания и поддержки стремления к самодеятельности. Осознание же своей силы порождает чувство удовлетворения тем, что делаешь. А это «самое сильное воспитательное средство». Но самодеятельность нужно постоянно поддерживать, ибо в противном случае она слабеет и «стынет в механическом навыке». Для этого К.П.Победоносцев предлагает трехступенчатую схему развития воспитуемого: «пробую» — «сделаю» — «пойду дальше». Он говорит о разумной инициативе, о прививании навыков думать, размышлять и принимать решения самостоятельно. После того, как обдуманное решение принято, нужно действовать, претворять задуманное в жизнь, формируя свой неповторимый опыт в делах. Достигнув определенных результатов, плодов своего творчества, ни в коем случае нельзя останавливаться в своем развитии, нужно двигаться дальше, ставя перед собой еще более серьезные цели.
Для искоренения невоспитанности, грубости, эгоизма, по мнению мыслителя, следует укоренить обычай возлагать «разумную и ответственную заботу» о нуждах товарищей на самих учеников, поочередно назначая их старостами, префектами своего класса, своей школы. Нужно помнить, подчеркивает К.П.Победоносцев, что «каждый из учеников станет когда-нибудь в своем месте гражданином, а школа должна приучить его руководствоваться... не личным интересом и самолюбием»[16]. По его непоколебимой уверенности, истинная свобода состоит отнюдь не в своеволии, для нее характерны «твердые правила, что следует делать и чего делать нельзя...»[17]. В этой связи приучение детей к правдивости — дело великое. Анализируя механизмы, инициирующие становление этого качества, К.П.Победоносцев вырабатывает способы «лечения» от лжи, важнейший из которых воспитание чувства собственного достоинства. Он утверждал, что «идеал ребенка - быть большим человеком». Учителю же важно осознать, как этот идеал может разрушаться и искажаться ложью[18].
Приобретя навыки и знания начальной школы и не оторвавшись вместе с тем от родной и близкой среды, дети, по К.П.Победоносцеву, должны «взрасти в строителей не только своей судьбы, но и судьбы общества в последовательной смене работников, выходящих на общую ниву труда»[19].
Венцом воспитания К.П. Победоносцев видит Государство, которое должно воспитывать народ, как семья воспитывает ребенка, а монарх должен нести тяжелый крест «отца нации», исполняя свое «служение». Восприятие монарха как «отца нации», вполне укладывается в социальную позицию К.П.Победоносцева. Возлагая на «отца - монарха» надежды в деле нравственного улучшения русского народа, он был неодинок. Некоторые современные исследователи считают, что патерналистское начало оказало огромное влияние на ход русской истории[20] [8, с.75].
К.П.Победоносцевым было сделано очень многое, чтобы принципы просвещения, созидающиеся на основах русского православия, получили свое воплощение в государственно-церковной политике, осуществлением которой стала система церковно-приходского образования в России. Церковно-приходские школы, хотя и не могли существенно просветить национальные окраины, свою положительную роль выполнили. К концу XIX в. церковно-приходская школа уже крепко становится на ноги. В 1887г. церковно-приходских школ было 5517, в 1889г. – 17715, а в 1905г. – 42696 почти с 2 миллионами учащихся, что составляло 46,5% от всего числа начальных школ.
[1] Глинский Б.Б. К.П. Победоносцев. (Материалы к биографии) // К.П. Победоносцев: Pro et contra. Антология. СПб., 1996. С. 414.
[2] Полунов А. Ю. Рыцарь несвободы // Родина. 1995. №1. С. 5.
[3] Пешков А.М. «Кто разоряет, мал во царствии христовом» // Победоносцев К.П. Сочинения. М., 1996. С.3.
[4] Глинский Б.Б. К.П. Победоносцев. (Материалы к биографии) // К.П. Победоносцев: Pro et contra. Антология. СПб., 1996. С. 405.
[5] Тебиев Б.П. К.П. Победоносцев: легенда и реальность // Советская педагогика. 1991. №3. С. 19.
[6] Победоносцев К.П. Народное просвещение // К.П. Победоносцев: Pro et contra. Антология. СПб., 1996. С. 123.
[7] Там же. С. 123.
[8] Там же. С. 123.
[9] Там же. С. 166-167.
[10] Победоносцев К.П. Ученье и учитель: Педагогические заметки // Победоносцев К.П. Сочинения. CПб., 1996. С. 490.
[11] Победоносцев К.П. Ученье и учитель: Педагогические заметки // Победоносцев К.П. Сочинения. CПб., 1996. С. 491.
[12] Победоносцев К.П. Московский сборник // К.П. Победоносцев: Pro et contra. Антология. СПб., 1996. С 142.
[13] Там же. С.141.
[14] Там же. С. 123-125.
[15] Победоносцев К.П. Воспитание характера в школе. СПб., 1900. С. 5.
[16] Победоносцев К.П. Воспитание характера в школе. СПб., 1900. С. 8.
[17] Там же. С. 8.
[18] Там же. С. 9.
[19] Победоносцев К.П. Ученье и учитель: Педагогические заметки // Победоносцев К.П. Сочинения. CПб., 1996. С. 495.
[20] Репников А.В. Консервативная концепция российской государственности. М., 2001. С. 75.
http://www.lunn.su/index.php/classphilology/155-2010-11-26-20-47-50.html