"Господь есть Бог ревнитель". О монашестве из "Русского инока"
Письмо в редакцию журнала "Христианин"
На фото - картина В.И. Сурикова "Монах".
"Христианин" очень тепло отнесся к памяти усопшего своего сотрудника, кандидата богословия Полиевкта Александровича Назаркевича, которому 30 июля исполнилась первая заупокойная годовщина. Сегодня, разбирая свои бумаги, случайно я нашел два его письма: одно написано за 8 месяцев до его кончины, а другое за день. Из первого письма читатели увидят, что покойный сперва решался посвятить себя Богу в чине иноческом, а затем усомнился в своем решении и, начав искать других путей жизни, хотя тоже путей Божиих, спрашивал моего совета. Я отвечал ему пред святками, последними в его жизни, что принимать монашества не следует, пока всякие иные пути жизни не опостыли в сердце человека, но что избравшие однажды путь монашеский, знаемые мне, студенты, а потом уклонившиеся от него, почти все - либо поумирали в молодости, либо похоронили своих жен на первом году после женитьбы. Эти же наблюдения я излагал ему, сидя на его смертном одре в Киевской больнице за 7-10 дней до его смерти, и он отвечал: "да, я теперь вижу, что Вы правы, и если поправлюсь, то подумаю о том серьёзно". Но поправиться ему Господь не судил.
Приводим текст его писем; второе написано карандашом, слабеющей рукою.
"Ваше Высокопреосвященство,
Благостнейший Владыко!
Простите, Владыко, если я осмеливаюсь беспокоить Вас по своему личному делу, о котором я до сих пор еще не говорил Вам вслух. Вижу я, что время мечтаний приходит к концу. Для меня ясно стала необходимость в этот короткий срок пребывания в академии решиться на что-нибудь определенное в выборе путей служения Церкви. Три года я мечтал о монашестве. Но когда дело подошло к развязке, я заколебался и стал пятиться назад. Вижу не готовым себя к восприятию столь великих подвигов. И хотя я прекрасно знаю, что вместе с академией я лишусь самых благоприятных для моего монашества, т.е. приятия сего чина, условий, тем не менее я не нахожу сейчас возможным воспользоваться ими. Причины тому следующие. Первая и самая главная заключается в том, что я еще не приобрел аскетического настроения. Мало того, что я еще не испытал себя надлежащим образом и не уверился в том, могу ли я понести аскетические подвиги, но я даже не позаботился до сих пор хоть сколько-нибудь ознакомиться с аскетической литературой. Приблизительно требования монашеского аскетизма мне известны, но все то, что выработано до сих пор аскетической практикой, мне не знакомо. Не знаю, правильно ли и точно ли я выражаюсь, но, кажется, мысли свои я выражаю довольно ясно. Владыко, поверите ли, я даже не могу поручиться в будущем за свое воздержание! Что же говорить об остальном: унынии, малодушии, лености и проч.! Могу ли я все это преодолеть? Страшно!.. Ко всему сказанному присоединяются еще второстепенные, практические затруднения. Я считаю своим долгом не только освободить своего отца от дальнейшего бремени воспитания брата и сестры, находящейся теперь на фельдшерских курсах в Житомире, где ей понадобится помощь материальная в течение трех лет, взяв материальную поддержку того и другой всецело на себя, но имею тщательное намерение употребить все усилия к тому, чтобы своим старикам на старости лет устроить тихое и мирное, безмятежное житие, свободное от треволнений житейской борьбы. Полагаю, что стремления последнего рода плохо вяжутся с аскетическими задачами, и весьма сомнительно, чтобы их можно было примирить. Ведь для сих последних целей придется заниматься чисто мирскими делами - хлопотать о приличном месте, ходить по всем учреждениям, где такое место могут мне предоставить и проч. Поразмыслив обо всем этом, я прихожу к выводу, что мои мечты о монашестве снова должны отойти в даль. Если по окончании академии мне не суждено будет жениться, чтобы сейчас же облечься в рясу, тогда по достижении тридцатилетнего возраста я не буду, думается мне, иметь причин упираться, стараясь побороть свое внутреннее влечение. Отдавая все изложенное на Ваш Владычный суд, я не без некоторого душевного волнения жду от Вас, Владыко, благословения моему новому решению и одобрения плану, который я себе начертал для будущего.
Вашего Высокопреосвященства
смиренный послушник Полиевкт Назаркевич.
Ваше Высокопреосвященство,
Благостнейший Архипастырь!
Болезнь моя затягивается. Открылся кровавый понос. Доктор говорит очень неопределенно о болезни и выздоровлении. Еще с неделю пролежать. Деньги стали выходить быстро. Много плачу служителям. Простите, Владыко.
Ваш смиренный послушник
Полиевкт Назаркевич.
Владыко святый! Не откажите предоставить за мной хоть какое-нибудь место, напр. в Мациове. яз. греч. Для Арк. Шушковского это место, как для чахоточного, крайне неблагоприятно".
Итак, Бог взял к Себе уклонившегося от всецелого посвящения себя Богу. Бог есть Бог Ревнитель, говорит о Нем пророк Наум; говорит так и Сам Господь чрез Моисея, воспрещая кланяться иными богам. Однако не должно думать, что эти ранние смерти суть казни Божии, или знаки Божественного осуждения их душ. Нет, Господь влечет их на Свой путь, как Иону, бежавшего в Фарсис. Он преставляет их к вечной жизни, "да не злоба изменит разума его, или лесть прельстит душу его". И если смертью мужей, принесших Богу самовольное курение в пустыне, освятились их кадильницы, как сказал Господь (Числ.16:37), то и раннею смертью юношей, не решившихся исполнить святого намерения своей жизни, но все-таки желавших иным путем служить Тому же Богу, наверно освятились их души. Кроме того, таким Своим ревнованием их к миру Господь устрашает живущих, им подобных, которые помышляют оставить свое святое намерение. Тяжкие грехи, не омытые слезами покаяния, Господь наказывает муками жизни загробной, а, отнимая жизнь земную у боязливых, Он как бы против их воли отнимает их от мира, лежащего во зле.
Какими же воспоминаниями я делился с почившим нашим другом? И их много, очень много. Две тысячи студентов и семинаристов прошли чрез мои руки; я не все мог и могу припомнить, но и то, что еще помню, весьма знаменательно. Вот умершие в молодости кандидаты академий, собиравшиеся, но не решившиеся принять монашества: Петербургской - Соколов Василий 1885 года, Никифоровский и Судницын 1888 года, Боголюбов Димитрий и Успенский Степан 1891 г., Московской - Счастнев и Кедров Александр 1894 года, Казанской - Шульгин и Шайтанов - Кремлевский 1896 г., свящ. Знаменский 1897 г., Иван Головин 1899 г., Иванов Андрей 1899 г., и Александр Остроумов 1900 года. Эти сейчас у меня в памяти, а если взять списки и припоминать, то еще столько же найдется. А вот П. С. Г., овдовевший на первом году, вот К. А. К., у которого жена травилась в первый год брачной жизни, Н. Н. Ч., которому пришлось разводиться против желания, П. П. М., доведенный душевным расстройством до сумасшедшего дома, а вот бедный М. В. В., неожиданно для себя оказавшийся агитатором, с разбитой душой и жизнью.
Мой товарищ, Василий Николаевич Соколов, умирая, просил все ножниц для пострижения; священник Николай Знаменский успел заставить меня постричь себя накануне смерти своей при окончании курса; Костя Счастнев, которому запретили принять монашество родители, был здоровый мякиш, из лучших кандидатов 1894 года; 9-го августа, чрез два месяца по окончании курса, стал он жаловаться на головную боль, а 14-го Богу душу отдал. Приехал его папаша, Московский дьякон, ко мне в Лавру и метался в бессильных слезах: "если бы я знал! если бы я знал!" восклицал он; также тщетно оплакивали своего сына-студента родители Остроумовы; Андрюша Иванов, первый студент своего курса, которого способности стали особенно быстро и блестяще развиваться на третьем году академической жизни, пожалел улыбавшегося ему мира и перестал было думать о монашестве, а 14 ноября по окончании курсов лежал бездыханным в доме своего отца - крестьянина Тверской губернии; это был юноша с широкою грудью, мощными руками и ногами, никогда не злоупотреблявший здоровьем, а чахотка сумела и его найти.
Если желаете оценить его прекрасные таланты, то найдите в первом или втором выпуске "Трудов студентов Казанской Д. Академии" отрывки из его диссертации: "Православное учение о Царствии Божием против Толстого и Соловьева".
Да, молодые друзья! вам много говорят об осторожности при решении посвятить себя Богу в чине иноческом; о том, как трудно в нем устоять, - и хорошо делают.
Но подумайте еще крепче об осторожности в том, чтобы оставлять принятое однажды святое намерение. Страшно прогневить Бога слабою жизнью в монашестве, но не менее страшно уйти от Его призвания, как Иона. "Скучные песни земли" никогда не заменяли "звуков небес" для души возвышенной и боголюбивой. Душа грешная и чувственная может постепенно одухотвориться, проходя подвиги благочестия; может и оземлениться душа, приносившая в жертву Богу чистые порывы юности: но первое положение легче переносится, чем второе. Только ничего не знающие, или совершенно изолгавшиеся люди могут обвинять студента, желающего быть монахом, в честолюбии: обвинение это - клевета. Такая решимость у молодого и здорового юноши бывает всегда плодом самоотверженной Божественной ревности, а если некоторые из таких и делаются честолюбцами, то впоследствии, под влиянием плохих примеров.. Лучшие Святители наши пострижены в юности, начиная от Димитрия Ростовского, бывшего иноком в 17 лет, продолжая семью последними Киевскими Митрополитами и кончая теми иноками, которым суждено будет воскликнуть в день он: "благословен грядый во имя Господне" Мф.23.
Архиепископ Антоний