РПЦЗ: Духовный съезд при Богоявленском монастыре Санкт-Петербургской епархии. Доклад Дмитрия Василевского
На Светлой Седмице проходил Духовный съезд в паломническом центре при Богоявленском монастыре Санкт-Петербургской епархии (РПЦЗ).
Доклад Дмитрия Василевского:
О "хороших" людях вне Церкви
(доклад на II духовном съезде при Богоявленском монастыре Санкт-Петербургской и Северорусской епархии РПЦЗ, д. Навережье, 25-27 апреля 2014 г.)
«Хотя не все могут быть бесстрастны, однако спастись и примириться с Богом всем не невозможно»
Преп. Иоанн Лествичник
Дорогой владыко, честные отцы, матери, братья и сестры!
Когда говорят о добропорядочности мирских людей, неверующих либо нецерковных, это напоминает разговоры о том, что в старообрядческий раскол ушла лучшая и самая религиозная часть русского народа. Но, спрашивается, как поистине религиозный человек может уйти в раскол, а не остаться с истиной?! Это вопрошание, однако, не означает обратного, будто все, кто в раскол не ушли, и являются подлинно верующими людьми. Тем не менее, если признать, что в раскол ушла лучшая часть народа, из этого следует, что в официальной церкви осталась ее худшая часть. И что: преп. Серафим Саровский, свят. Тихон Задонский, преподобные старцы оптинские, прав. Иоанн Кронштадтский, свят. Иоанн Шанхайский – это худшая часть Русской Церкви?! И дал ли старообрядческий раскол хотя бы одного такого светильника? «Итак по плодам их узнаете их» (Мф. 7, 20).
Говорить же вообще, что вне Церкви есть хорошие люди, значит хулить Церковь, значит представлять ее ненужной, а ее Главу лживым: «если говорим, что не имеем греха, – обманываем самих себя, и истины нет в нас. Если говорим, что мы не согрешили, то представляем Его лживым» (1 Ин. 1, 8, 10). Ведь под словом «хорошесть» и подразумевается нечто похожее на безгреховность. Между тем, даже действительно святые люди, по временам совершали поступки, которые явно нельзя назвать хорошими, но потому и были святыми людьми, что не считали себя людьми «хорошими» и всегда каялись в своих проступках. «Согрешил я - позавидовав священнику Михаилу в Ваулове в том, что он взял себе многоземельное владение. Но потом покаялся и переменил зависть на доброжелательство»; <...> «Благодарю Господа, помиловавшего меня величественным помилованием утром, когда я раздражился на слугу Евгению за то, что опоздаю (казалось) на пароход Ораниенбаумский для следования к принцу Ольденбургскому, и едва не ударил её»; <...> «Согрешил я, Господи, неприязнию к кривым, глухим (хотя и сам глухой), хромым, обезображенным в лице рябинами или шрамами, не имеющим настоящего носа и рта, и всяким, так или иначе обезображенным болезнью или разными несчастными случаями, забывая, что они такие-же люди, как и приятные лицом и правильным устройством всего тела»; <...> Прости мне, Господи, что я нарушил главизну Закона Твоего — любовь к ближнему, и раздражился на слугу свою, и "дурой" назвал её в ответ. Каюсь»; <...> Запели во время ранней обедни херувимскую песнь, отличного напева, стройного и верного, чувствительного - и что же? Ветхому подлецу моему не понравилось - зачем один и тот же напев несколько раз сразу! Надо разнообразить - и пошла неприязнь к регенту и певчим, и напеву!»; <...> Согрешил я пред Господом и пред людьми, что ударил в неправедном гневе по щеке рабу Божию Надежду, с которою я прежде ездил в Петербург по домам для молитв. Она привезла ко мне для причастия душевно-больную жену бывшего [служащего] Реального училища - Варвару, которая любит много болтать» (прав. Иоанн Кронштадтский). И это написано святым человеком, чудотворцем, совершившим уже земной путь свой, написано почти перед самой смертью!
Как же насчет людей, которые и не знают, что такое нравственная работа над собой, и при этом являются «хорошими»?! А то, что верующие христиане временами впадают в грехи либо живут в шуме и гаме житейских передряг, часто не ладят друг с другом, - то потому и не ладят, что ведут духовную работу над собой, а не плывут по течению своей греховности. Верующие – несут Крест, а неверующие и «хорошие» чаще всего от него отказались. Например, посмотреть бы на того «хорошего», если бы он продолжал воспитывать своего глухонемого ребенка, а не отдал бы его в интернат; если бы та или иная семья продолжала рожать всех детей, которые у них зачинались, вместо того, чтобы делать аборты; если бы все «хорошие» соблюдали посты, а не ели все, что захочется и когда захочется, да еще и перед своим социальным окружением не постеснялись себя позиционировать как уставные постники; если бы несли крест семейной нескладной жизни, а не разводились и женились как угодно «по любви». Поэтому, уж «лучше, как говорил свят. Григорий Богослов, брань, чем мир, удаляющий нас от Бога».
Все эти «хорошие» люди напоминают богатого юношу из Евангелия, который был не только богат, но, что немаловажно и примечательно, был еще и «из начальствующих». В ответ на предложенный к исполнению список заповедей, перечисленных ему Христом, юноша удостоверил, что «от юности» и не прелюбодействовал, не убивал, не крал, не лжесвидетельствовал, почитал родителей. Однако, все эти внешние критерии благоприличия весьма соответствуют тому, что обычно говорят бабушки, которые не знают, в чем им каяться на исповеди. «Я не убивала, не воровала, не пила, не курила, не изменяла», - говорят они, желая оправдать себя. Они не хотят видеть корень своей греховности – гордость, которая у каждого проявляется обычно в какой-то доминирующей страсти.
Однако, заметим, что, во-первых, от некоторых людей «не только верных, но и неверных» отходят как бесы, так и все страсти, кроме одной – самой гордости, которая «наполняет место всех прочих страстей», и, предположим, потому именно бесы «сию одну оставляют как зло первенствующее» (преп. Иоанн Лествичник), чтобы человек видел себя со внешней стороны очень «хорошим» и в гордыне своей уничижал других людей, «всяких пьяниц, курильщиков, завистников и т. д.». То есть, мало того, что «хорошие» люди и так живут по своей воле и отказываются в чем-либо ущемлять себя, так они еще бывают по попущению Божию и лишены каких-либо сильных видимых страстей, дабы сохранялась и приумножалась в них невидимая для внешнего ока гордыня.
Во-вторых, даже у святых Бог ради их смирения оставляет ту или иную страсть , как бы святые упорно ни подвизались против своей греховности и, думаю, как раз в этом причина тех страстных движений сердца, которые выше представлены на примере прав. Иоанна Кронштадтского. То есть, промежуточный вывод может быть такой: когда страсти и бесы отступают от человека мирского, тогда те же бесовские силы начинают внушать людям верующим мысли о том, что все их посты и молитвы, якобы, пустое занятие, ведь и без церковности вполне возможно быть хорошим человеком. Напротив, когда люди мирские видят, что верующие христиане имеют какие-либо страсти, то соблазняются этим и тут же оправдывают собственную нецерковность, не желая знать того, что многие церковные люди уже давно являются святыми, только Бог намеренно оставляет действие страстей в них - ради смирения самих же подвизающихся.
Но нужно еще знать и то, что люди нецерковные и даже богохульники не могут быть полностью плохими по причине действия во всех людях неотъемлемых до смерти «талантов» подобия Божия, которые каждому из людей дает Сын Человеческий, «отправляясь в чужую страну» (Мф. 25, 14-30), и которые (таланты подобия), нужно полагать, в общем и целом преп. Иоанн Лествичник объединяет в следующие четыре: милостыня, любовь, вера и надежда. Все их «даровал Он нашей природе", - говорит святой отец, - как бы естественно, что одновременно означает, что все они могут быть извращены и являются как бы нейтральными с точки зрения нравственного содержания: «ибо часто и язычники милосердствуют...и бессловесные животные проливают слезы, когда их разлучают...и плаваем, надеясь обогатиться». Подлинно же нравственным измерением обладают только «добродетели выше естества (чистота, безгневие, смиренномудрие, молитва, бдение, пост, умиление) и которым научили нас люди... Ангелы ...и ...Сам Бог Слово» (преп. Иоанн Лествичник).
Итак, люди нецерковные могут быть хорошими только с точки зрения даровых «талантов» подобия Божия, которые сами по себе не спасают человека для вечности, если не будут «приумножены», то есть, пока человек не приобретет как раз те добродетели или ту хорошесть, которая одна и дает спасение, будучи приобретаемой только через опыт сознательной церковности. И, конечно, напомним, нецерковные люди могут нам еще казаться «хорошими» с точки зрения некой оставленности их страстями (ради усиления в них гордости).
Но, если возвратиться к сюжету с евангельским юношей, это только один момент, который нужно отметить, так сказать, момент внешнего благочестия. Второй, условно говоря, момент есть момент внешних жизненных обстоятельств и который заключается в том, что этот юноша никогда, скорее всего, и не сталкивался с препятствиями, которые бы ввергли его в преступление тех заповедей, которые ему перечислил Христос. Да и сложно ли это в его положении «богатого» и «начальствующего»? Наверно, и не очень: зачем ему воровать, когда он богат? зачем прелюбодействовать, когда он мог при его социальном положении выбрать самую лучшую из невест? зачем убивать, когда и так все хорошо складывается в жизни и ты богаче всех своих обидчиков? к чему клеветать, когда можно успокоить чувство мщения в чувстве превосходства своего общественного положения? и почему бы не почитать родителей, которые снабдили тебя и богатством и статусом и, кроме того, не исключено, были людьми легкого характера? И вот впервые перед этим юношей появилось нравственное испытание: отказаться от богатства и положения в обществе. И его реакция? «Услышав слово сие, юноша отошел с печалью, потому что у него было большое имение» (Мф. 19, 22).
Но и это еще не все. Третьим моментом может быть названа относительная бесстрастность самой души этого юноши в отношении всех перечисленных Богом заповедей, о чем выше уже сказано. Трудно ли не прелюбодействовать, если ты от природы имеешь целомудрие, некую половую флегматичность? Трудно ли не убивать, если ты кроток от природы? Трудно ли почитать родителей, если ты не гневлив, да и они тоже?
Четвертый же момент заключается в том, что и в исполнении всех перечисленных заповедей этот юноша не мог быть безупречен. Да и как это возможно? Праведный Иоанн Кронштадтский, воскресавший мертвых силой своей святости, отверзавший очи слепым, одним словом изгонявший бесов – он пишет, что грешил завистью, раздражением, неприязнью, оскорблениями, ударениями. А тут богатый и при власти юноша, не видевший горя, а значит, с тернием страстей в душе, и вдруг, пожалуйста: ничем не грешен! Он не грешен был формально, с точки зрения Ветхого Завета, а с точки зрения Нового Завета, мог ли бы он по совести сказать, что, например, при взгляде на ту или иную женщину ни разу не «прелюбодействовал с нею в сердце своем» (Мф. 5, 28)? Сомнительно, если даже прав. Иоанн Кронштадтский пишет в дневниках, что не раз прельщался видами прекрасных женских лиц, так что однажды его матушке пришлось рассчитать симпатичную служанку, видя, что у самого мужа – аскета и чудотворца (!) – не хватает решимости ни ее рассчитать, ни перестать услаждаться ее лицом? Так это был нравственный боец до пота и крови! Поистине, почему мы должны верить тому, что богатый юноша «все это сохранил от юности»? Потому что «Иисус, взглянув на него, полюбил его»? Но, кто дерзнет сказать, что Бог кого-то не любит? «Бог есть любовь» (1 Ин. 4, 8); «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного» (Ин. 3, 16). Христос даже за врагов своих молился на кресте и, конечно же, Он молился с любовью. Ведь не с ненавистью же и не равнодушно, а, если не так, то, как иначе, если не с любовью?! Что касается самого юноши, то мало ли что человек говорит о самом себе. Ни у одного из троих евангелистов не сказано объективно, что он действительно соблюл заповеди, передана лишь прямая речь молодого человека о самом себе. Мы же знаем твердую истину, что «всякий человек лжив» (Рим. 3, 4) и что «нет человека, который не согрешил бы» (2 Парал. 6, 36). Теперь обратим наше внимание на эту вторую цитату: она из Ветхого Завета. Так что богатый юноша из Завета Нового не был безупречен и с точки зрения Завета Ветхого, потому что всякий разговор о лишь внешне-формальных нравственных категориях первого Завета всегда условен. Чистота помыслов и сердца требовалась и раньше, только это не акцентировалось в виду того, что людям без обновляющей благодати, которая произошла только «через Иисуса Христа» (Ин. 1, 17) было неимоверно сложно выполнять даже внешние заповеди, не то чтобы внутренние. Но то, что и внутренние должны были выполняться по мере сил, ясно следует из слов, обращенных к людям Ветхого Завета: «будьте святы, ибо Я свят» (Лев. 11, 44). А какая же это святость, если она требует только формы, но не сердца? Не сердца ли требовал от иудеев пророк Исаия, да и все пророки? «Этот народ … языком своим чтит Меня, сердце же его далеко отстоит от Меня» (Ис. 29, 13). И если бы только внешним соблюдением заповедей ограничивалось отношение людей к Богу, то как понимать и многочисленные восклицания пророка Давида, как например: «всем сердцем моим ищу Тебя; не дай мне уклониться от заповедей Твоих» (Пс. 118, 10)? Так что учение о чистоте сердца было дано уже в Ветхом Завете, Христос же, вочеловечившись, пострадав и воскреснув, дал уже и благодатные силы к полноценному практическому исполнению этого учения. Поэтому Он и наставлял книжника, что на любви к Богу «всем сердцем» и на любви к ближнему «утверждается весь закон и пророки» (Мф. 22, 35-40). И как иначе, если человек есть не только тело, но и душа, и был совокупностью и того и другого, как в Ветхом Завете, так и в Новом, а Бог и Его заповеди есть вся Истина, единая и неделимая, без всякого умаления присутствующая в каждом Его слове? «Был Свет истинный, Который просвещает всякого человека, приходящего в мир» (Ин. 1, 9).
Иными словами, все, что люди имеют от природы, не значит ничего, если не будет пожертвовано Богу. Например, некоторые люди имеют задатки мудрости, рассудительности, покладистость характера и неспешность. Все это ведет к благоуспешности любого почти их предприятия. Но эта природная мудрость, предоставленная самой себе, обязательно приведет человека ко злу и будет этому злу служить.
Понаблюдайте за мудрыми людьми: обязательно в тех или иных делах, в словах они проявят богопротивление, хулу на заповеди Божии, злобу к истине. Вот пример и из Евангелия: «И, отозвав Его, Петр начал прекословить Ему: будь милостив к Себе, Господи! да не будет этого с Тобою! Он же, обратившись, сказал Петру: отойди от Меня, сатана! ты Мне соблазн! потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое» (Мф. 16, 22-23). Здесь показано, как проявилось мудрование, некая житейская устойчивость и разумность, благоуветливая смекалка Христова собеседника. И кто же им был? Апостол Петр! То есть даже у апостола эта мудрость дала знать себя со стороны богопротивления. Что же говорить о тех людях, которые за всю жизнь ни шагу не делают в сторону Церкви, не желают поучаться из Слова Божия?
Вспомним, что те же «чистые качества» добродетелей имели и ангелы при сотворении. Но, как и люди, должны были возвести эти качества к Богу, укрепить и укоренить их в Боге, Источнике этих добродетелей, а также Источнике и внешних качеств – красоты, лучезарности, некой приятности и благолепия. «Причиною падения рода человеческого был первый из всех ангелов, Денница, сильный, мудрый, прекрасный, пресветлый, сам падший гордостью и непослушанием. Причиною возстановления падшего человека долженствовал быть также первый ангел или Архангел. Каков и был избран Богом Архангел Гавриил» (прав. Иоанн Кронштадтский). Так что люди сами по себе вкупе с их даже и добродетелями – существа падшие. Но падшие вдвойне. Сразу после сотворения все добродетели человека были, как и у ангелов, не укреплены в Боге и требовали этого укрепления. После же грехопадения человек сугубо ослабил образ Божий в себе и за это в него вошли страсти, поэтому его добродетели (подобие Божие) стали требовать от человека еще большей самоотдачи Богу для их приумножения или облагодатствования, еще большей веры, через которую это приумножение только и может достигаться. Что же говорить тогда о тех людях, которые не только свои добродетели считают чем-то само собой разумеющимся и «готовым для употребления», но даже и страсти считают чем-то достойным восхваления? Например, гордость, честолюбие, блуд, стяжательство, смешливость, болтливость. Подвергаются греховной «эксплуатации» и нейтральные свойства человека, например, внешняя красота, особенно в наше время – культа внешней эффектности и зацикленности на своем внешнем (как можно более соблазнительном) образе и фотографиях с него, которые непременно должны быть отправлены в Instragram и другие социальные сети.
* * *
Итак, до Страшного Суда отблески подобия Божия остаются в человеке, хотя бы и отвергшем Источник этого подобия – Бога. «Ибо пока мы в этом мире, Бог не прилагает печати ни к доброму, ни к худому до самого часа исшествия, в который оканчивается дело в отечестве нашем и отходим в страну чуждую» (преп. Исаак Сирин). То есть, как ненавидящие Бога не лишаются ни остатков Его подобия, ни призывающей благодати, обращенной к ним до последнего вздоха , так и возлюбившие Бога и предавшие себя Ему – до конца дней не избавлены от возможности греховных падений. «Имеющие же рассудительность и ум не будут отрицать, что, когда обитает в них и Божия благодать, приводятся они в колебание скверными и неуместными помыслами» (преп. Макарий Египетский).
Так что, видя «праведность» людей мира сего, не будем сомневаться в спасительности и необходимости аскетического самоограничения, предлагаемого нам Матерью Церковью. А, наблюдая согрешения и падения своих братьев по вере, будем помнить, что вводит в рай не обманчивое бесстрастие, а сокрушенное сердце; и только тот имеет его таковым, кто неизбежно по человечеству впадая в грехи, находит в себе мужество сказать: «Господи, прости!». Вот такого мужества, которое только и вводит в блаженную вечность, «хорошие» люди вне Церкви, к сожалению, и не имеют.
Благодарю за внимание!
Оригинальный текст см. по ссылке на источник
Комментарии
1) Мне представляется, что дневник аутентичный абсолютно. По крайней мере, нигде не встречал сомнений в этом. 2) маловерие и вера вполне могут перемежаться. Нет ничего удивительно в этом. В "Моей жизни во Христе" о. Иоанн сам себя обличает в неверии. Почему же от этого должен быть свободен царь?! 3) Не то, что маловерие, а неверие или т.н. хульные помыслы - одолевали самого же о. Иоанна и по учению отцов особенное их нападение есть типичное искушение великих святых (не то что царей-мирян) перед самой смертью. Это так сказать последняя, яростная месть сатаны за подвиг. 4) преп. Серафим и свят. Филарет похваляли веру и царя Николая 1, хотя он регулярно изменял своей жене и очень часто с женами чужих мужей, и это было известно всей России, поэтому 5) не все, что говорят святые нужно понимать в некоем прямом смысле, но, возможно в таком: по молитвам Церкви, царь Николай 1 имел веру и т.д., а святые, чтобы поддержать сам принцип (!) власти, вынуждены были выставлять царей в хорошем свете и т.д.; 6) Николай же 2 был прославлен вообще не как преподобный, а как страстотерпец, поэтому и нечего особенно сокрушаться насчет того, что он курил, выпивал рюмку водки за обедом, любил погонять в бильярд, участвовал в балах, дозволял своей жене (кстати, тоже святой) носить декольтированны е платья, а в предсмертном заточении упражнялся не исключительно умным деланием (если упражнялся), но и чтением художественных романов. Он был во многом светским человеком, если уж кто-либо решит ужаснуться тому, что царь мог страдать маловерием.
Как есть, так есть..
http://vishegorod.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=990&Itemid=141
24 Октября. Четверг.
RSS лента комментариев этой записи