Главы из книги «Воспоминания. Архимандрит Нектарий (Чернобыль)», публикуемые в сети впервые
Из книги «Воспоминания. Архимандрит Нектарий (Чернобыль)»
Типография преп. Иова Почаевского. Свято-Троицкий монастырь, Джорданвилль, Нью-Йорк. 2002 г.
Главы публикуются в сети впервые
Памяти наставника
18 июля 2000 года в возрасте 95-ти лет в Иерусалиме скончался архимандрит Нектарий (Чернобыль), один из последних представителей старой России в зарубежье… Впервые я увидел о. Нектария в Иерусалиме в 1980 году. Ему было тогда 75 лет. Невысокого роста, сухощавый, почти хрупкий внешне, он был, тем не менее, человеком сильным и выносливым.
Когда в праздник Преображения автобус с монашествующими из русских обителей прибывал к подножию Фавора, часть паломников подымалась на гору на такси, другие шли пешком по спиральной дороге, а о. Нектарий подымался к вершине Фавора быстрыми шагами не по дороге, а напрямик, по буграм и камням.
Как сельские батюшки в старой России, он носил сапоги. Помню, я был очень удивлен, впервые увидев современного священника… в сапогах. Позднее я понял, что сапоги ему были удобны при физической работе.
Несмотря на возраст, о. Нектарий много работал: большей частью в Елеонском монастыре, где у него была келия. Он косил траву, работал на тракторе, пахал землю в масличном саду, сажал овощи в монастырском огороде, вырубал кусты-сорняки, подымался с электропилой на деревья и спиливал опасно наклонившиеся большие ветви. Но основная его работа была в мастерской: он выпиливал из дерева кресты и наклеивал иконки, они шли на продажу, и это поддерживало наши монастыри в Иерусалиме. В дни, когда он был свободен от служения, он выходил на работу в пять часов утра и работал до захода солнца.
Но в 1994 году он заболел тяжелым ревматизмом ног, и, вот, явился о. Нектарий в новом внешнем облике: опирающийся на палку, немощный. Даже трудно ему стало спускаться с солеи без помощи келейника о. Зосимы. Но, как сказано: «Сила бо Моя в немощи совершается» (II Кор. 12, 9). Замечательно, что именно в эти последние, «немощные» шесть лет его жизни, когда о. Нектарию пришлось окормлять не только монашествующих, но и множество мирян, развернулась самая его активная деятельность в Святой Земле.
Здесь нужно сказать, что о. Нектарий ехал в Иерусалим с неохотой. Как истинный монах-исихаст, он, разумеется, предпочел бы остаться жить в безмолвии Афона. Но Богу было угодно, чтобы он стал духовником в Святой Земле.
Когда о. Нектарий в 1968 году прибыл в Иерусалим, там было две женских обители: на Елеоне и в Гефсимании, довольно населенные по нашим временам. Приходского храма в Иерусалиме не было, и миряне посещали монастырские службы, окормляясь монастырскими духовниками. Мирян этих было немного, всего несколько семей.
Но в девяностые годы, с началом «перестройки», в Палестину хлынула масса эмигрантов, среди которых было немало православных – крещенных евреев и русских. На службы они приходили, главным образом, в Гефсиманию, где духовником был о. Нектарий. В то же время после долгого перерыва в монастыри Святой Земли вновь стали приезжать из России паломники. Среди этих-то новоприбывших и паломников и развернулась самая активная деятельность о. Нектария, как духовника, наставника и проповедника.
Большинство прибывших из СНГ о православных церковных канонах имели весьма смутное представление, а некоторые вообще никогда об их существовании не слыхали. О. Нектарий изъяснял им каноны и направлял на спасительный путь. Были такие, которые под влиянием о. Нектария сознательно присоединялись к Русской Зарубежной Церкви, оценив ее исповедническую роль в современном мире.
Немало паломников, вернувшись домой, писали о. Нектарию, прося его советов. В последние годы на Пасху и Рождество о. Нектарий получал из России и из зарубежья так много писем, что на целых две недели прерывал все свои дела, запирался в келии и все это время писал ответы на письма.
Так о. Нектарий стал в эти годы неким духовным центром, к которому отовсюду тянулись люди. Когда он выходил из алтаря, ‒ благообразный старец со светлым лицом, ‒ многие из тех, кто были в храме, спешили к нему под благословение.
Все эти знаки почитания он принимал с глубоким смирением. Однажды он сказал мне: «Так много людей приходят ко мне, просят советов и благословения, прямо на колени становятся. Мне прямо даже неудобно. Что они такого во мне нашли?»
О. Нектарий был человеком глубоко русским, и эту свою «русскость» (имея ввиду не культурно-бытовую русскость только, но русскость истинную, которая не мыслит себя вне Православия и самодержавия) он сохранил до конца.
Годы, проведенные им в стране советов, не оставили на нем никакого отпечатка. В СССР он жил в катакомбах, вне советской системы, ибо, не желая хоть как-то укреплять большевицкую власть, никогда не работал на советских предприятиях, уклонялся от службы в Красной армии и от всякого иного участия в жизни советского общества.
Попав за рубеж, он оказался в Джорданвилле, который о. Константин (Зайцев) называл «островком Святой Руси». Жизнь западного мира проходила где-то в стороне от о. Нектария, и его русскость в Америке нисколько не «вылиняла».
Везде и всегда он оставался преданным Царской России. Православное самодержавие было для него единственной законной и богоустановленной властью. Все последующие правительства в России после свержения царя 2-го марта 1917 года, ‒ будь то февральско-демократическое, большевицкое или иное, ‒ были для него властью боговраждебной. Он говорил, что всякая республика и даже конституционная монархия расчищают путь к приходу антихриста.
В отличие от некоторых русских эмигрантов, он не обманулся, когда, по выражению о. Константина (Зайцева), «коммунисты надели на свои когти церковные перчатки». Позднее о. Нектарий «не клюнул на приманку» перестроечного НЭПа. «Нет, ‒ говорил о. Нектарий, ‒ “перестройка” ‒ это великая хитрость темных сил. Готовят что-то новое, более страшное. Россия стоит на пороге антихриста».
Но последние несколько лет он все чаще стал говорить, что, несмотря на явные признаки конца, и, несмотря на то, что руководители России уже вступили в мировое правительство, еще возможно, ‒ судя по предсказаниям преп. Серафима Саровского, св. Иоанна Кронштадтского и епископа Феофана Полтавского, ‒ возрождение православной России, хотя и на короткое время.
Он внимательно следил за всем, что происходит в современной России, расспрашивал паломников. Он очень скорбел за русский народ. Бывало, слушает рассказы о том, как глубоко пал народ в России, опустит голову на стол и вздыхает.
Как-то раз он узнал, что в России только лишь два процента православных соблюдает посты. Он очень скорбел и говорил: «Ну как же тогда возможно возрождение России?» А после сказал: «Нет, Россия еще может возродиться. У Бога все возможно».
В своей духовной жизни о. Нектарий шел «царским путем», соблюдая во всем умеренность и рассудительность. Однажды ему попала в руки проповедь архимандрита Антонина (Капустина), в которой о. Антонин говорит о чертах истинного христианина: «Строгое и непрерывное внимание к таинству своей духовной жизни, величайшая осторожность и осмотрительность в поступках, словах, мыслях, желаниях и чувствованиях, далее ‒ чистота, смирение, благость, правота, мир, непрестанная молитва и, наконец, совершенная любовь, изгоняющая страх (ср. I Иоан. 4, 18)».
Эти слова о. Антонина, столь близкие его собственному духу, настолько понравились о. Нектарию, что он повесил это поучение в своей келии, сделал с него копии и раздавал другим.
В самом деле, в отношениях с людьми о. Нектарий проявлял величайшую осторожность и осмотрительность (как бы не обидеть кого словом или невниманием), и такое смирение, что некоторые упрекали его в «слабохарактерности» и «мягкотелости».
На самом же деле это было не так. Мягкий внешне, он был тверд внутренне. Там, где дело касалось православных канонов, он оставался непоколебим. Здесь он следовал заветам своего учителя, владыки Аверкия (Таушева), которого он глубоко почитал.
О. Нектарий никогда не причащался со священнослужителями юрисдикций, вступивших в экуменический Всемирный Совет Церквей. Официальных представителей Московской Патриархии, предававших Святое Православие, он обличал открыто в своих проповедях, которые читал в храме и на сестринских трапезах, говоря, что не может быть никакой речи о сближении с ними.
Одна из сестер спросила его, как вести себя, если начнутся гонения. О. Нектарий сказал: «Рассуждайте так: все равно я умру неизбежно, так лучше умру за Христа. Так рассуждали все святые мученики».
Он наставлял своих духовных чад, чтобы они никогда не брали благословение от еретиков. Он говорил им, что лучше умереть не отпетым, нежели получить последнее напутствие от не истинно-православного иерея.
Он говорил своим духовным чадам суровую правду, часто напоминая о смерти, которая может нечаянно наступить в любую минуту, о страшном допросе, который будет учинен душе на мытарствах сразу же после ее исхода, и о вечном адском огне. Он воспитывал в них страх Божий, побуждая к покаянию, постоянному самоукорению и очищению от всех страстей, особенно от осуждения других, часто напоминая, что ничто нечистое и никто, преданный мерзости, в Царствие Божие не войдут (ср. Откр. 21, 27).
О. Нектарий назначал епитимии. Нерадивых разжигал к благим подвигам, а ревностных не по разуму охлаждал, чтобы они не впали в прелесть. Искусный духовник, он каждому находил «приличное врачевство».
Имя «Нектарий» по-гречески означает «сладостный», и это имя удивительно соответствовало его приветливой, благожелательной натуре. Кто бы ни приходил к нему, он принимал его с доброй улыбкой, для каждого находил доброе слово. Он всех привлекал приятным обращением, участливостью, кротостью, тихостью, миролюбием.
На Светлой седмице, на Святках и в день его ангела (преп. Нектария Послушливого) сестры из обоих монастырей приходили к любимому батюшке с поздравлениями. В эти дни на столе у него всегда были фрукты, конфеты и сладкое вино, и о. Нектарий всех угощал, и обычно говорил краткое поучение.
О. Нектарий был прекрасный проповедник. «Слова его не отличались изысканной мудростью мира сего, но были просты, вразумительны для всех и действенны, ибо Дух Святой говорил его устами». Эти слова, сказанные св. Димитрием Ростовским о святителе Нонне Илиопольском, вполне применимы и к о. Нектарию.
Каждому говеющему о. Нектарий после исповеди давал наставления – краткие, а иногда и пространные. Наставления эти настолько трогали меня, что многие из них я по свежей памяти записывал.
Жизнь о. Нектария была подвижнической[1]. В Великий пост и иные постные дни он ел не ранее трех часов дня. Спал он недолго: нередко в окне его келии свет горел до полуночи: он читал или писал письма. Но в три часа ночи он непременно был уже на ногах и вычитывал правило. Иисусову молитву он творил непрестанно.
Божественную литургию служил неспешно, с большим умилением.
На первой седмице Великого поста на часах и на утрене после кафизмы он непременно читал в храме святоотеческие поучения из «Лествицы», «Патерика» или преп. Ефрема Сирина. Помню, однажды, читая в храме житие святой Исидоры, Христа ради юродивой, он прослезился.
По своему смирению, о. Нектарий редко кому рассказывал о том мужестве, которое он проявил, будучи в большевицких тюрьмах. О том, что он исповедник веры, перенесший ради Христа жестокие пытки, стало широко известно лишь незадолго до его кончины, когда были опубликованы его воспоминания.
Вот еще пример его глубокого смиренномудрия. Одна сестра в частной беседе сказала ему, что хотела бы сподобиться христианского погребения. О. Нектарий сказал: «А что до меня, пусть выбросят мое тело в кусты на съедение псам».
В Елеонский монастырь часто приезжала паломницей из Франции состоятельная женщина по имени Екатерина Сергеевна. Она почитала о. Нектария и дарила ему большие суммы денег. Эти деньги о. Нектарий раздавал нуждающимся. Делалось это тайно: большей частью через одну из сестер, которая не открывала имени благодетеля.
О милосердии о. Нектария к бедным я могу засвидетельствовать следующее: однажды он сказал мне, что у него сейчас есть деньги, и если я знаю какую-нибудь семью, которая очень нуждается, он готов помочь.
Время от времени на свои средства о. Нектарий заказывал в типографии перепечатки душеполезных поучений и раздавал, и рассылал их своим духовным чадам. Весной 1999 года он заказал копии слова св. Тихона Задонского «О спасении» («Постоянно помни час смерти твоей») и сказал: «Это в последний раз. Больше печатать ничего не буду».
С тех пор о. Нектарий все реже спрашивал о том, что происходит в мире. Он все более слабел. Но храм по воскресеньям и по праздникам посещал неопустительно, исповедовал, читал проповеди в трапезной. Временами ему трудно было спускаться в Гефсиманский монастырь, и тогда келейник о. Зосима отвозил его в коляске в Елеонский храм. Работы в мастерской он не оставлял. Когда не было сил дойти до мастерской, делал в своей келии поплавки для лампад.
В конце июня 2000 года о. Нектарий заболел воспалением легких. Его перевезли в монастырскую больничку. Он предузнал время своей кончины и сказал одной из сестер: «Престольный праздник (св. Марии Магдалины) будете праздновать без меня». За три дня до кончины начался отек легких. Сестры стали приходить с ним прощаться.
Утром 18 июля, накануне праздника преп. Серафима Саровского, о. Нектарий причастился Пречистых Таин. После полудня он впал в забытье, стал дышать все реже и реже; наконец, глубоко вздохнул и скончался. Было 15 часов 45 минут. Лицо его было спокойно и светло. Он словно уснул. Так, блаженной кончиной завершилась жизнь исповедника веры.
На следующий день архимандрит Нектарий был погребен на кладбище Елеонского монастыря. Похоронили его без гроба, завернутым в кусок ткани. На отпевании служил владыка архиепископ Лавр.
Примечательно, что, несмотря на сильную жару, от тела не было никакого трупного запаха. Не было и признаков трупного окоченения. Пальцы свободно сгибались в суставах. Рука оставалась теплой. Через несколько дней о. Нектарий явился во сне одной из своих духовных дочерей. Он был радостный, в светлых одеждах епископа. Он сказал ей: «Теперь я архиерей» ‒ и благословил архиерейским благословением.
Вечная ему память и блаженный покой!
Святой град Иерусалим, Исаак Гиндис
(«Православная Русь» №19, 2000 г.)
--------------------------------------------------------------------------------
Будучи в Братиславе и в Женеве, я исповедовался игумену Филимону (Никитину). О. Филимон прежде был иноком на Валааме, но ушел оттуда, когда там ввели новый церковный календарь. До конца своих дней о. Филимон каждую ночь вставал в два часа ночи для совершения своего келейного правила, как это было принято на Валааме.
После смерти о. Филимона я исповедовался о. Антонию (Ямщикову). Некоторое время моим духовником был также архимандрит Константин (Зайцев).
Архимандрит Константин (в миру Кирилл Зайцев) родился в Петербурге в 1888 г. Получив юридическое образование, он стал чиновником правительственных учреждений. Участвовал в Белом Движении, затем уехал в Китай, где принял священнический сан. Из Китая выехал в Америку вместе со свят. Иоанном Шанхайским. Когда в 1949 году епископ Серафим (Иванов) был направлен на епископскую кафедру, то Владыка Виталий пригласил о. Константина занять место редактора «Православной Руси». О. Константин оставался на этом посту почти до конца своих дней. Он скончался в возрасте 87 лет в 1975 году. По характеру о. Константин был сдержан, молчалив, всегда углублен в себя, любил одиночество. Каждый день совершал одинокие прогулки по монастырским дорожкам. В храме служил также весьма сосредоточенно и часто говорил проповеди. Все относились к нему с большим уважением. У него было немало духовных детей и среди иноков, и среди мирян, более же всего любили исповедоваться ему семинаристы. Вся келия его была завалена письмами от читателей из разных стран русского зарубежья, и он едва успевал отвечать на эти письма.
Архимандрит Константин (Зайцев) был человек высокообразованный, откликавшийся на все события текущей жизни. Он был резко настроен против большевиков, был сторонником самодержавной монархии, ощущал близость времен антихриста и в таком духе писал свои многочисленные статьи и передовицы, которые появлялись почти в каждом номере «Православной Руси» и в ежегодном приложении «Православный путь». Я работал под его руководством в типографии, набирая выпуски этих журналов.
Среди тогдашних сотрудников «Православной Руси» особенно выделялись И.М. Андреев и Н.Д. Тальберг.
Профессор Иван Михайлович Андреев (1894-1974 гг.) был включен в 1927 г., будучи профессором в Петербурге, в состав делегации, которая увещевала митрополита Сергия отказаться от декларации. После войны оказался в Германии, а оттуда приехал в Джорданвилль. В своих очерках он описал жизнь катакомбных христиан сталинских времен.
Профессор Николай Дмитриевич Тальберг (1886-1977 гг.) до революции окончил училище правоведения. Будучи человеком правых монархических убеждений, он стал в эмиграции церковным историком и составил «Историю Русской Церкви».
Эти духовные писатели были ревнителями Православия, непримиримыми к любым проявлениям отступления в современном мире, в том числе к экуменизму и сергианству руководства Московской Патриархии.
Они были единомышленны и сплочены духовно вокруг владыки Виталия, а после его смерти – вокруг владыки Аверкия.
Будучи высокоодаренными и разносторонне образованными, они были не только духовными писателями, но и преподавателями духовной семинарии в Джорданвилле. Так, архимандрит Константин (Зайцев) читал курсы пастырского богословия и русской литературы. Профессор И.А. Андреев, который в прошлом был врачом-психиатром, читал курс психологии, также преподавал нравственное богословие.
В «Православной Руси» в то время сотрудничали и другие способные духовные писатели: протоиерей Николай Депутатов, протопресвитер Василий Бощановский, проф. Г. Знаменский, Петр Мар, Н. Бобров и другие.
Митрополит Анастасий и свят. Иоанн Шанхайский и Сан-Францисский
Глава Русской Зарубежной Церкви митрополит Анастасий (Грибановский) часто приезжал в Джорданвилль из своей резиденции в Нью-Йорке. Несмотря на свой высокий пост и сан, митрополит Анастасий был очень прост и неприхотлив. Я возил его по территории монастыря в разбитом, облупленном форде без верха, и это нисколько его не задевало. Он мог запросто прийти на огород, сорвать огурец и тут же съесть.
Он очень любил церковное пение монастырского хора в Джорданвилле. В то время я был регентом этого хора (нотное пение я изучил еще будучи в учительской семинарии в Александрии).
Митрополит Анастасий был подлинный иерарх, человек твердых и непреклонных убеждений. Он вел строгий, аскетический образ жизни. В своем Завещании он писал: «Что касается Московской Патриархии и ее иерархов, то поскольку они находятся в тесном, деятельном и доброжелательном союзе с советской властью, открыто исповедающей свое полное безбожие и стремящейся насадить атеизм во всем русском народе, то с ними Зарубежная Церковь, храня свою чистоту, не должна иметь никакого канонического, молитвенного и даже просто бытового общения, предоставляя в то же время каждого из них окончательному суду Собора будущей свободной Русской Церкви».
Он скончался 9/22 мая 1960 года и был погребен в Джорданвилле, при Свято-Троицком храме, в крипте, рядом с алтарем и могилой известного ревнителя Православия и подвижника ‒ архиепископа Сан-Францисского.
Скажу также несколько слов о ныне прославленном святителе Иоанне Шанхайском и Сан-Францисском (хотя я и не был с ним близко знаком и редко встречал его).
Это был человек очень простой, обаятельный, доступный. Он всегда был окружен народом.
Он причащался ежедневно. К нарушениям церковного устава был нетерпим, и если кто-либо на клиросе что-либо пропускал, или не все прочли или не пропели, то Владыка заставлял прочитать снова, начиная с того места, где был допущен пропуск. Этим некоторые из духовенства были недовольны. Зато простой народ любил его, и он имел немало почитателей, которые еще при жизни считали его святым.
О Святой Земле
Я люблю Афон, но я также очень сильно привязан и к Святой Земле. Каждый раз, когда мне случалось на время уезжать из Иерусалима в Америку, меня всегда тянуло назад, как к чему-то родному, и я с нетерпением ждал момента, когда я снова вернусь в Иерусалим.
Все в Святой Земле мне близко: и Гроб Господень, и Русские Раскопки, ‒ этот дом, построенный когда-то нашими русскими людьми, принимается мной, как маленький уголок России.
Здесь, в Святой Земле, каждый камешек, каждое место напоминает события Святого Евангелия, ибо большая часть того, о чем повествуется в Евангелии, все это сохранилось таким, как это было во время земной жизни Иисуса Христа, и это утверждает нас в истинности Евангелия.
Я очень любил принимать участие в ежегодной процессии Великого Четверга, когда поздним вечером, после чтения 12 Евангелий, все монахини и паломники выходили из Русского Гефсиманского монастыря и с пением тропаря Великого Четверга: «Егда славнии ученицы», со свечами и фонарями в руках, проходили по Крестному пути. По дороге останавливались у темницы, в которой был заключен Христос, и в иных памятных местах Страстей Христовых, и читали отрывки из Евангелия, соответствующие этим событиям. Шествие заканчивалось на Русских Раскопках, у порога Судных Врат, через которые Христос некогда прошел на Голгофу, и здесь снова читали Евангелие, и начальник Русской Духовной Миссии произносил слово о событиях Великого Четверга.
Я также всегда присоединялся к торжественной процессии, которая ежегодно устраивалась греками перед праздником Успения Пресвятой Богоматери, когда с пением духовных гимнов переносили изображение Успения Пресвятой Богородицы из греческого подворья, что напротив Гроба Господня, в Гефсиманский греческий храм, в котором находится гробница (эта икона, кстати, подарена грекам русскими). В шествии участвовало много монахов и монахинь, иереев, местных христиан и паломников из разных стран.
Также я очень любил выезжать на Фавор в праздник Преображения Господня. В этот день ежегодно выходил (и сейчас выходит) из русских монастырей автобус с монахинями и богомольцами, и я всегда подымался пешком (ибо тогда я был еще полон сил), и притом напрямик, а не по окружной дороге, на вершину Фавора, где мы служили молебен.
На третий день праздника Святой Троицы издавна было непременным правилом посещать наш русский монастырь у Мамврийского Дуба в Хевроне, где при большом стечении народа ‒ русских, греков и православных арабов, я служил возле Дуба на открытом воздухе торжественную литургию.
Также в Лазареву Субботу в Вифании, в нашей школе, в храмовый праздник служили торжественную литургию, а затем посещали пещеру воскресшего Лазаря, где читалось Евангелие.
Еще ходили ежегодно на Фару в день преподобного Харитона и посещали его пещеру на высокой скале. Мы приносили с собой лестницу для того, чтобы взобраться в эту пещеру, и там служили бдение и литургию.
В первый день Рождества Христова все русские монахини ездили в Вифлеем и поклонялись святыням Вертепа и Поля Пастушков, и там служили молебны. На Рождество и на Пасху мы всегда посещали Иерусалимского патриарха, поздравляли его с праздником, и нам в Греческой Патриархии устраивали торжественный прием.
А в день Богоявления ездили на Иордан к месту, где был крещен Иисус Христос; позднее, когда из-за военного положения доступ к Иордану в этом месте (вблизи Иерихона) был закрыт, мы стали ездить на Иордан в Галилею, и там освящали воду, и кто желал, погружался в воды Иордана.
Так размеренно ‒ от одного великого праздника к другому ‒ протекает жизнь русских монастырей Святой Земли. Разумеется, между этими праздниками есть и будни, но и будни в Святой Земле совсем особые, ибо почти ежедневно в русские монастыри приезжают паломники со всех концов мира ‒ группами и в одиночку ‒ и мы, насельники Святой Земли, обязаны уделить им внимание, рассказать о Святых Местах и показать эти святыни, места, связанные с праздниками Рождества Христова, Преображения Господня, Вознесения Господня и иными великими евангельскими событиями.
И потому, по сути дела, жизнь иноков в Святой Земле постоянно окрашена празднично.