Протоиерей Лев Лебедев. "Великороссия: жизненный путь": НАРОДНОСТЬ
В девизе Великороссийской жизни XIX в. – «Православие, Самодержавие, Народность» – это последнее, третье начало, или опора представляется наиболее неопределённой. Народ – явление достаточно пёстрое, как в сословном отношении, так и в отношении идейно-духовном. Основа Великорусского народа в XIX в., как и с древнейших времен, – крестьянство. Но нельзя исключать из понятия народ и иные сословия. Дворянство – тоже часть народа. Даже отрёкшиеся по существу от своей русской народности масоны – «декабристы» – часть народа. Простецы и учёные, подвижники монахи и разбойники, удалые казаки и оседлые городские мещане – всё это тоже народ. Наконец, и Государь Император, Самодержец Всероссийский, как человеческая личность – тоже частица народа, которым он Богом поставлен управлять. И чего только нет в этой многослойной массе! Если даже взять одно только русское крестьянство, крепче всех хранившее древние русские обычаи и нравы, основанные на «преданьях старины глубокой», то в нём, в его обычаях, нравах, преданьях – тоже чего только нет! Здесь соседствовали вера и безверие, целомудрие и похабщина, мудрость и глупость, мужество и малодушие, праведность и злодейство, щедрость и самая низменная корысть. Всё это содержится и в нравах, и в русском фольклоре, – во всём том, что и называют «народностью» народа. В те времена говорили: «Не стоит село без праведника». Это верно. Как и то, что не стояло оно и без колдуна (или колдуньи, знахарки), и без шлюхи... Поэтому нельзя идеализировать народ в его земной жизни и истории. Тем паче нельзя делать понятие «народ» отвлечённым и превращать его в некий идейный идол, истукан (а это нередко делалось, и в таких случаях истукану приносились кровавые жертвы – идолы требуют жертв!) И тем не менее, при всей социальной и нравственной пестроте у народа, как Исторической Личности, есть некое внутреннее объединяющее начало, которым определяются повороты, изгибы его жизненного пути, черты его национального, то есть личностного характера. Это сокровенное начало обнаруживается в том духовно-нравственном образе, который имеетобщенародное признание, перед которым в почтении склоняются все – от праведника до шлюхи. Для Великорусского народа, как мы не раз отмечали, таким общепризнанным идеалом искони был образ человека, человеческой души, всецело посвященных не «міру сему», а Богу из чистой любви ко Христу. Образ этот обретал определённость в святых подвижниках-монахах (старцах) и в юродивых Христа ради. Неотъемлемыми качествами его были: страх Божий, величайшее смирение, нелицемерная любовь, высота православно-христианской жизни. Эти и подобные им качества, свойства, черты составляли вместе то, что самим Великорусским народом было названо Святой Русью! И ярче всего дивный лик Святой Руси отображался в лике Богоматери на её русских иконах! Она, Пречистая, Пресвятая Дева Мария сообщала Русской Душе свойства, качества Своей Преблагословенной Личности, так что они становились и качествами Великороссии как Исторической Личности. Она, Богородица, была солнцем Великороссии, её самой сильной сокровенной любовью, её Заступницей, её Матушкой! Святая Русь ощущала себя Домом Пресвятой Богородицы, в котором Богоматерь, следовательно, таинственно живёт, как Хозяйка, как Матерь, как Спасительница любящих Её и прибегающих к Ней в радостном хвалении или слезном покаянии детей...
Как мы видели, общепризнанным всё это было примерно до второй половины XVII в. Потом началось разделение,раскол, болезненное раздвоение Русской Души. Часть её не без влияния и соблазнов Запада уклонилась в иное міровосприятие и самовосприятие. Наряду с древним исконным духовно-нравственным основанием Святой Руси во главе с Богородицей появилось новое, чуждое основание Руси суетной, порочной, устремлённой не к Богу, а к «міру сему». Появился и новый идеал человека – гордого, самостного, суетливого, «делового» (в XVIII в. такой именно человек признаётся наиболее «полезным Отечеству»!)
Тот и другой «идеалы» продолжают существовать с XIX в. Но уже видно (особенно после «декабристов»), к чему ведёт идеал новый, чуждый и чужой! Поэтому призыв вернуться к «народности» означает в своей глубинной основе призыв обратиться к Святой Руси во главе с Богородицей; и мы видим, какое дивное личное обращение к этому совершает Государь Александр I! Видим и то, что его младший брат, Государь Николай I сознательно возвращает Православную Самодержавную Монархию к тому, чтобы быть ей хранилищем, вместилищем Святой Руси! И – чтобы светила Великая Россия светом Православия и святости всему миру! В этом именно, а не в военном и денежном могуществе, видят теперь Государь и лучшие люди России величие своей державы, как Третьего Рима! Знаем мы и то, как одновременно с этим великим поворотом или обращением государственной политики и даже обусловливая его, происходит возрождение веры и духовности в России. В XIX в. вновь расцветает Русская Земля великими святыми чудотворцами, праведниками, старцами, церквами и монастырями! Наиболее единодушную поддержку всё это встречает в русском крестьянстве и иных слоях «простого» народа. Наибольшую, но – не всеобщую! Теперь уже и в самых недрах народа слишком большое, опасно большое влияние имеет сознательное отвержение Святой Руси и всякой святыни! Речь идёт, следовательно, о неких критическихколичествах, которые и должны определить общее склонение свободного произволения Великороссии в ту или иную сторону. За эти-то количества и разворачивается невиданная яростная борьба повсюду, но особенно – в «образованном» обществе и в ведущем слое государства.
Отчётливо различимы два основных потока. Часть «общества», иногда не без терзаний и поисков, идёт навстречу Святой Руси. Другая часть, напротив, ещё дальше бежит от неё! Приобщаемая к образованию часть «простого» народа тоже разделяется: одни идут вместе с Царём и Церковью, другие – вслед за «господами» и «учёными», либералами и революционерами. Начинается процесс окончательной кристаллизации устоев и стремлений внутри Великороссии. Оба потока, двигаясь вместе, рядом, но в противоположных направлениях постоянно соприкасаются, высекая искры, ожесточённо спорят. Споры идут в области философии и богословия, в литературе и искусстве, в общественной мысли. Спорят в государственных учреждениях, в стенах университетов и гимназий, на страницах книг и журналов, в светских салонах и в семьях.
В XIX в. русская литература и искусство уже не являются просто заимствованием западных образцов, подражанием им. Мы видим теперь нечто вроде «синтеза» западной культуры с русским духом. В этой «синтетике» преобладают безусловно западные начала, русский же дух показывает лишь то, что он способен понять западную культуру, сделать её отчасти «своей», т.е. усвоить. Но в связи с этим совершенствуется русский литературный язык, достигающий особенной чистоты у Пушкина, освобождающийся от ненужных примесей. Однако западные начала приносят в Русскую Душу немало порчи, в частности, заражают её утопиями о возможности построения Царства Божия на земле, от таковых утопий несвободны ни самые выдающиеся литераторы, ни мыслители, ни даже неграмотные крестьяне.
Об удивительном обращении Н. Гоголя мы уже упоминали. Это единственный случай сознательного, добровольного отречения «творческого человека» такого масштаба от своего творчества... После откровенной серьёзнейшей беседы опального А.С. Пушкина с Николаем I происходит не менее удивительное обращение поэта к Святой Руси, к признанию новых устоев России – Православия, Самодержавия, Народности. «Господа, вот вам новый Пушкин»,– сказал Царь, выходя вместе с поэтом после этой беседы. И сие было истинно так! Не из страха перед властью, не лицемерно, а искренне, по-настоящему Пушкин, друг «декабристов», светский шалопай, как в жизни так и в поэзии, после 1826 г. отрекается от вольнодумства и масонства и создаёт свои самые лучшие, самые великие произведения! Ему пришлось дорого за это заплатить! Пушкин – фигура особенная, ключевая для всей русской культуры. Это хорошо понял Государь Николай, почему и пошёл на особенную, предельно откровенную беседу с поэтом. Но это понимали и бывшие «братья» Пушкина – масоны. Пушкин, вступив в ложу «Овидий» в Кишинёве во время своей первой ссылки 4 мая 1821 г., сделал это, подобно многим другим, по неведению, как бы следуя светской «моде», тем паче, что тогда у него была слабость завидовать аристократам, заискивать перед ними и стараться войти в их «высшие» круги. Он не знал, что ложа «Овидий», созданная генералом Инзовым, подчинена более высокой ложе «Астрея», а та, в свою очередь, – ещё более высокой – «Великой провинциальной ложе», руководимой уже иностранными, западными «гроссмейстерами», а эта – еще более высоким и тайным Капитулам... П.В. Анненков свидетельствует, что после этого за Пушкиным, его словами, поступками, образом мыслей тщательно следили. И, когда к 1837 г. выяснилось, с одной стороны, что Пушкин стал звездой первой величины в российской литературе и его слово определяет настроение многих умов «общества», а, с другой стороны, что он окончательно отошёл от масонских идей и не хочет к ним возвращаться, против него была пущена в ход интрига Геккерна и Дантеса. Оба они оказались масонами-тамплиерами. Известная клеветническая анонимка от «Капитула рогоносцев» Пушкину по поводу ни в чём не повинной его жены была нарочито составлена в масонских выражениях. Поэт должен был из этого понять, кто и за что его преследует, и что преследование будет беспощадным, не прекратится. И тогда Пушкин пошёл на дуэль. Своей кровью, жизнью он заплатил за ошибки и заблуждения юности. Творчество Пушкина, содержавшее как «пшеницу» добрых произведений, так и «плевелы» произведений соблазнительных и вольнодумных, стало ещё при жизни его, а наипаче после смерти, использоваться как истинными сынами России, так и её врагами. Последними даже – с большим успехом! Здесь – трагедия почти всякого «секулярного», т.е. нецерковного творчества. Это хорошо понял Ф.М. Достоевский, тоже проделавший путь обращения от «демократических» настроений и идей в кружке еврея Буташевича-Петрашевского к Православию, Самодержавию, Народности. Отбыв каторгу за участие в этом кружке, Достоевский уже никогда не играл ни умом, ни пером. Он взял на себя тяжелейший крест – через художественные образы проповедать заблудшей российской интеллигенции две-три Евангельских истины. И Господь открыл ему внутреннее зрение к познанию и выражению некоторых важнейших духовных законов жизни, действие которых в людях и их отношениях он и показал. Этим Достоевский выделяется во всей міровой литературе, где господствуют фантазии и выдумки о жизни, а не раскрытие Богоопределённого устройства её, «правдоподобность», но не правда! Таких обратившихся от антихриста ко Христу в XIX в. в России, кроме Пушкина, Гоголя, Достоевского (это лишь самые крупные имена) было очень много! И не только в литературе и искусстве, но и во всех других областях общественной жизни.
Однако в те же самые времена не меньше, если не больше (!) было и других писателей и публицистов, обращающихся от Христа к антихристу. Такое направление прослеживается уже в творчестве М.Ю. Лермонтова. От светлых, патриотических, истинно русских мотивов он движется определенно к демонизму («Мцыри», «Демон»), поддерживая и в известной мере создавая новый «культ», новой – «демонической личности». Его Печорин – это уже не просто «лишний человек», вроде Онегина, это личность с бесовскими наклонностями. Демонизм привлекает «общество». Но он всё-таки тогда ещё крайность... «Общество» предпочитает идеал разрушителя жизни с целью ее мнимого улучшения в духе революционных жидо-масонских идей. Таков у Тургенева Базаров, у Чернышевского – Рахметов. Либерально-демократические идеи в литературе и искусстве поддерживаются Герценом, из-за границы посылающим в Россию свои тлетворные идеи, выражаемые в журналах «Полярная звезда» и «Колокол». В том же направлении с меньшей откровенностью действуют и пишут в России Белинский (атеист и богохульник), Чернышевский, Добролюбов (– все из «разночинцев»). К ним примыкает из очень благородной родовитой семьи Салтыков-Щедрин, создатель серии злых карикатур на российскую жизнь. Граф Л.Н. Толстой, начав очень хорошо с «Севастопольских рассказов», продолжив в целом прекрасным произведением «Война и мір», постепенно, по гордости ума, отмеченной у него Амвросием Оптинским, скатывается в еретическое отрицание Церкви, в создание собственной секты «толстовцев», и написанию плохих романов «Анна Каренина», «Воскресение» и других. Как бы в стороне держатся некоторые дворянские писатели, вроде Тургенева и Гончарова, «просто» описывающие жизнь... Целенаправленно создается впечатление о литературе и искусстве как отображении, «зеркале» жизни, так что и сто лет спустя, уже в советское время молодежь 40-х–60-х годов хочет видеть в писателях и артистах пророков и учителей, в художественном творчестве – «зеркало» жизни... Но верно было замечено И. Солоневичем, что вся русская литература – это кривое зеркало! А мы добавим, что она и по природе своей никаким «зеркалом» быть не может. К примеру, Гоголь, по его настойчивым утверждениям хотел в «Ревизоре» показать человеческую душу, где хозяйничают страсти (в виде дурных чиновников) и действует продажная, самовлюбленная совесть (Хлестаков), но, когда придёт Божий Суд, (настоящий ревизор) душа оказывается безответной (немая сцена). А поняли, точней – использовали (!) Гоголевский «Ревизор» совершенно иначе, – как «правдивую» картину безобразности российского чиновничества, да и всей жизни! Салтыков-Щедрин руководствовался «благим намерением», осмеяв отрицательные явления жизни, содействовать их искоренению! Но получилось другое – сатирическое изображение якобы «правды» о глупости и мерзости российской жизни в целом «в условиях самодержавия»... Да и нет у литературы и искусства ни задачи, ни возможности быть «энциклопедией жизни!» В лучшем случае в них отражаются в неизбежно искажённом виде лишь некоторые отдельные чёрточки действительности. О каких «зеркалах» и «энциклопедиях» можно говорить, если русские писатели и иные деятели культуры, за немногими исключениями, понятия не имели, что происходит в самом главном, – в области веры и Церкви Русского народа, радетелями которого они себя мнили! Пушкин, будучи современником преп. Серафима Саровского, ничего о нём не знал! А если и слышал кое-что, то не дал себе труда поехать и воочию посмотреть на это явление народного духа и духовности!..
Но умами «общества» пытаются руководить не только посредством художественного творчества. Большое значение приобретают философские и общественные идеи, выраженные непосредственно. Наиболее заметным явлением становится борьба между так называемыми «западниками» и «славянофилами». Наиболее выдающимися «западниками» считаются Чаадаев, Белинский, проф. Т.Н. Грановский, А.И. Герцен, Станкевич, Чернышевский, Добролюбов. На стороне «славянофилов» стоят Пушкин, кн. Одоевский, А.С. Хомяков, братья Киреевские, братья Аксаковы, Ю.Ф. Самарин, К. Леонтьев. Особую, как бы промежуточную позицию занимают Ф.И. Тютчев, Вл. Соловьев, К.П. Победоносцев. Предметом внимания и спора обоих направлений является вопрос о положении России относительно Европы и, исходя из этого, о дальнейшем развитии России. «Западники» полагают, что величие России в усвоении ею европейской культуры (некоторые говорят о «синтезе» русской и европейской культур) в том, чтобы «одухотворить» Европу и вместе с нею пойти по пути «цивилизации и прогресса», как они устраиваются именно Европой. Для них Россия, безусловно, «страна европейская», хотя и с определёнными особенностями. Западники вынуждены говорить об особенностях России, поскольку такие крупные мыслители Запада, как Шеллинг, Баадер, Мелер, считают Россию источником обновления Европы. Герцен писал оппонентам: «Вам нужно прошлое и его традиции, а нам нужно оторвать от них Россию. Мы не хотим России до Петра, потому что она для нас не существует, а вы не хотите новой России. Вы отрицаете её, как мы отрицаем древнюю Русь». Грановский в своей нашумевшей диссертации 1849 г. пришёл к отрицанию безсмертия души. Начитавшийся Гегеля Белинский заявил: «Философия всем открыла абсурдность христианской мысли». И в знаменитом письме к Гоголю добавил: «Россия ждёт от писателей спасения от православия, национальности и самодержавия». Это был путь к совершенному материализму и полной бездуховности, по которому вскоре и пошли бесноватые революционеры, о каковых мы будем говорить особо. «Славянофилы» – название ещё более неточное, чем «западники», т.к. далеко не все из них думали о славянстве вообще и о России как части славянского міра. Большинство имели в виду одну только Россию и их можно было назвать скорей – «русофилами». Взгляды их не единообразны, в них можно найти как утверждения о полной самодостаточности России, её непримиримой противоположности Западу, совершенно особенном пути, отрицающем всё западное, так и утверждения о том, что Россия любит Европу, тесно связана с ней, более того – призвана спасти Европу именно своей самобытностью, прежде всего – Православием, и примером своей жизни. Ф.М. Достоевский проповедует небезосновательные (хотя и с ошибочными крайностями) идеи «всечеловечности» Русской Души, русской веры и культуры. По его мнению Русская Душа любит Европу, немыслима без неё, но, видя духовное опустошение Запада, погружение его в пошлость и безверие, призвана оживотворить Европу, да и весь мір, своей любовью и духовностью. «Славянофилы» стоят за возрождение допетровских устоев русской жизни, за крестьянскую «общину», за должную самостоятельность Церкви и восстановление Патриаршества. Мощным защитником Православия в русской «общественности» является А.С. Хомяков. В категориях, свойственных современности, как бы её языком, Хомяков сумел в ряде основательных произведений доказать, что «только Церковь Православная является Церковью Христовой, Его таинственнымтелом», Глава которому Он Сам (по Ап. Павлу). Все остальные «церкви» – отсечённые и обречённые на «засыхание» ветви, еретические безблагодатные сообщества. Работа Хомякова «Церковь одна» – непревзойдённое богословское сочинение, служащее по сей день прекрасным пособием против ереси «экуменического движения». Как видим, «славянофилы» ближе всех подошли к правде вещей, а такие, как Хомяков, полностью стоят в истине Божией. В «промежуточной» группе российских мыслителей выделяется поэт Тютчев, бывший также и опытным дипломатом. Он создал утопию «Великой Греко-Российской Восточной Империи», согласно которой Русский Император должен объединить обе «половины» Европы – Восточную и Западную, с включением австрийских земель в состав России. И тогда в Риме будет православный папа, а в Константинополе – православный патриарх. Почти то же самое проповедал потом Вл. Соловьёв, но, в отличие от Тютчева, полагал, что объединение Восточного (Православного) и западного (католического) христианства должно быть произведено Русским Императором под водительством Римско-католической церкви. Соловьёва горячо поддержал католик архиепископ Штроссмайер. К.П. Победоносцев – один из самых русских и самых православных мыслителей скептически относился к идеям «всемірной миссии» России, пророчески видя, что произойдёт совсем другое – гибель России. Поэтому он всячески подчеркивал необходимость укрепления самодержавной власти, недопустимость никакого вольномыслия и западничества, особенно – в богословских вопросах. В. Соловьёв называл его «Великим Инквизитором», а автор этой «легенды» в романе «Братья Карамазовы» – Достоевский был другом и во многом учеником К.П. Победоносцева...
Итак, выдающимися «западниками» выступают уже разночинцы. Мы упоминали о них как о новой для России прослойке «образованных» людей, дополнивших «образованное» дворянское общество и составивших с ним некое единое целое, названное «интеллигенцией». Это в своём роде уникальное явление. Типичный интеллигент А.П. Чехов так определил его в словах М. Горькому: «Русская интеллигенция в своем существе безбожна и материалистична. Для неё религиозные и национальные идеи Хомякова и его последователей не понятны».
Но как могло случиться, что русские люди – выходцы из духовенства, купечества, городского мещанства, иной раз даже из крестьянства (!) – оказались настолько безбожны, что духовные и национальные идеи и чувства стали для них непонятны?! Тому способствовало прежде всего самою своей природой светское научное образование.Поскольку большинство «естественных» и «гуманитарных» знаний (наук) имеют, как мы уже отмечали,демоническое происхождение, постольку в таком именно, демоническом духе они неизбежно влияют на сознание и подсознание учащихся и учащих (профессоров). Этим тут же пользовались масонская и еврейская пропаганда для нарочитой обработки студенческой молодежи в либерально-демократическом, антирусском и антиправославном направлении. И особо нужно заметить пагубную роль дворянства в этом душерастлительном деле. Пользуясь тем, что разночинцы естественно смотрели на него «снизу вверх» как на безспорный авторитет, «образованное» российское дворянство без труда отравляло их ядом своего вольнодумства, противления царской власти, презрительного отношения ко всему народному и православному, как к чему-то отсталому, невежественному, примитивному... «Что Россия?.. Вот Европа – это да-а!»... Как бы захлебываясь от счастья, что им дали возможность приобщиться к западным наукам и культуре и, по получении университетского образования, их – «из грязи в князи» вылезших – стали принимать на равных в самом «благородном обществе», разночинцы-интеллигенты всячески старались «не ударить в грязь лицом» и явить себя порой даже более либеральными и не русскими, чем их наставники из дворян! Они скоро загорелись идеей поделиться с «тёмным» русским народом своей образованностью и свободомыслием, «просветить» народ, из которого вышли. Возникло так называемое «народничество» с его практикой «хождения в народ» с целью пропаганды безбожных и революционных идей. «Хождение» кончилось крахом; народ не пожелал принять «народников», частенько просто выдавая их полиции. Бедные «народники»! Бедная «интеллигенция»! Она навсегда останется непонятой народом, и презираемой своими соблазнителями. Некоторая часть «интеллигенции» скоро осатанеет до нечаевщины и большевизма. Очень немногие из интеллигентов сумеют разобраться в сущности вещей и вернуться к Православной Вере и подлинной народности. Но основная часть русской интеллигенции так никогда ни к чему определенному и не придёт! Она обладает и по сей день поразительно убогоньким мышлением, которое не идёт дальше обожания (культа!) «культурных ценностей» (в круг которых свалено все, – от цирковых кривляний до икон Рублёва (!) и трепетно-экзальтированного почитания еврейства. Последнее примечательно. Один из самых первых признаков «интеллигентности для русских интеллигентов – «любовь» к евреям!
Здесь сказалось уже прямое воздействие еврейской пропаганды. В России в XIX в. еврейство всё более распространяется, проникая в «общество», в студенческую среду, в «интеллигенцию». Поскольку всё идёт под «благороднейшими» вывесками свободы от темных предрассудков, русская интеллигенция в упор не замечаетразлагающей, разрушительной деятельности евреев в России. Заметит потом, во время революций... Ко всем бедам, от этой деятельности исходящим, в XIX в. прибавилась ещё одна – зловещие слухи о ритуальных убийствах евреями христианских младенцев. Эти слухи, равно как и эти убийства, имеют место по сей день, и не только в России. Интересно поэтому, как отозвалась на них Великороссия подлинная, настоящая. Для неё важно было узнать правду, как она есть, прежде всего. Министр Внутренних дел Л.А. Перовский поручил знаменитому В.И. Далю, составителю «Толкового словаря великорусского наречия» и «Словаря русских пословиц и поговорок», другу Пушкина, исследовать этот вопрос. Вл. Даль с 1841 г. состоял чиновником особых поручений МВД России и имел доступ к самым секретным документам. В 1844 г. он составил записку, озаглавленную «Розыскание о убиении евреями христианских младенцев и употреблении крови их». Здесь Даль привёл наиболее достоверные случаи подобного злодейства, начиная с IV в. по Р.Х., уделил внимание 20-ти делам, разбиравшимся в начале XIX в., особенно «Велижскому делу» (1823–1835 г.г.), законченному в Госсовете, – всего 134 случая. На основании объективного изучения материала Даль сделал следующие выводы: «...Обвинение жидов в мученическом умерщвлении к Пасхе христианских младенцев невозможно считать призраком и суеверием. ...Изуверский обряд этот не только не принадлежит всем вообще евреям, но даже, без всякого сомнения, весьма немногим (евреям, – прот. Л.) известен. Он существует только в секте хасидов или хасидым – как это объяснено выше – секте самой упорной, фанатической, признающей один только Талмуд и раввинские книги и отрекшейся, так сказать, от Ветхого Завета; но и тут (т.е. у хасидов, – прот. Л.) составляет он большую тайну, может быть не всем им известен и, по крайней мере, конечно, не всеми хасидами и не всегда исполняется, но не подлежит однако же никакому сомнению, что он никогда не исчезал вовсе со времени распространения христианства, и что поныне появляются от времени до времени между жидами фанатики и каббалистические знахари, которые с этою двоякою целью посягают на мученическое убиение христианского младенца и употребляют кровь с мистически-религиозною и мнимо-волшебною целью.» Это исследование Даля было отпечатано в 1844 г. тиражом не более всего десяти (!) экземпляров, только для «служебного пользования» и составляло долго строгую тайну. Лишь в 1913 г. оно было опубликовано под названием «Записка о ритуальных убийствах». При этом издатели полагают, что такая публикация будет полезна не только русскому «обществу», но самим же евреям, поскольку снимает страшное обвинение со всего этого народа и потому содействует прекращению фантастических слухов и предотвращению еврейских погромов. Самое замечательное состоит в том, что евреев берегли в России! И не только подкупленные ими чиновники и истерическая интеллигенция. Берёг народ, народное сознание и чувство! Достоевский в «Записках из мёртвого дома» описывает случай, когда на каторге некоторых заключённых, возмутившихся было тем, что евреи не садятся с ними за один стол, другие русские каторжники урезонили доводом: «У них вера такая!»... И всё тут! И в этом, между прочим, – вся Русская Душа в её отношении к другим народам и верам,даже к такому народу как еврейский, и к такой вере, как определённо антихристианская – иудейская! Нельзя платить евреям «той же монетой», нельзя допускать, чтобы против них возникала волна слепой ненависти, могущая привести к гибели невинных, – таково было (и остаётся) общее мнение русских. Крайности и эксцессы еврейских погромов были именно эксцессами, а не правилом, не нормой, и иной раз провоцировались тайными вождями самих же евреев с двоякой целью, – удержать еврейскую массу в послушании и моральной изоляции, и одновременно обвинить в антисемитизме другой народ. Потом мы ещё будем иметь нужду сказать, до каких зловещих преступлений против своего же еврейского народа (его беднейшей части) доходили вожди еврейской «аристократии» или «элиты», и сделать выводы о сущности современного еврейства и его значении во всемірной и в Великороссийской истории. Ныне же необходимо заметить, что в XIX в., особенно во второй его половине, во главе различных «революционно-демократических» антироссийских обществ, кружков, движений всё более и более становятся лица еврейского происхождения. Это новое, очень важное и знаменательное явление! Началось, пожалуй, в 1848 г. с кружка еврея Петрашевского, любившего забавляться тем, чтобы переодевшись женщиной, войти в церковь и безобразить там, или говорить безстыдные или богохульные слова, убегая потом от полиции. «Петрашевцы» стремились к свержению монархии, проповедали цареубийство. Пострадали многие из них, в том числе Достоевский. Буташевич-Петрашевский кончил на каторге сошествием с ума, как и Чернышевский. Было уже недалеко до кружков поклонников теорий еврея К. Маркса, о чём мы скажем в главе «Бесы».
Еврейство начало приобретать особое значение в российских делах также посредством капиталов, денег, влагаемых в начавшую бурно развиваться российскую промышленность. В конце XIX в. срастание российского (особенно – старообрядческого) капитала с еврейским в банковской системе стало заметным явлением жизни. Как стали уже чуть ли не обычаем женитьбы отпрысков самых знатных русских дворянских родов на красивых и умных еврейках. Государь Николай II с добродушным юмором отмечал еврейское происхождение семьи одного из Членов Императорского Дома!.. Дальше, как говориться, «ехать было некуда!»
Вся эта борьба и новые явления Великороссийской жизни не могли не сказываться и на жизни народных масс, прежде всего – крестьянства. А в «крестьянском вопросе» главным было дело отмены крепостного права. За эту отмену стояли единодушно все течения и группы «общества», кроме разве самых консервативных дворянских кругов, не очень значительных и сильных к тому времени. Как уже отмечалось после восстания «декабристов» дворянство, как сословие (не без исключений, конечно), было оттеснено от деятельного участия в государственном управлении. Его место заняло чиновничество. Всецело обязанное Государю и зависящее от службы ему, оно представлялось более надёжной опорой, чем дворянство, что и в самом деле в какой-то мере было так. Проекты «крестьянской реформы» создавались в чиновнической среде, в секрете об общественности, так что многие её представители думали, что самодержавие тормозит реформы, тогда как в действительности именно самодержавие их прежде всего и задумывало и разрабатывало достаточно давно. Промыслом Божиим было дано осуществить эти реформы Государю Императору Александру II Николаевичу, принявшему Престол Государства Российского 19 февраля 1855 г.
Некоторые склонны почти противопоставлять его отцу, Николаю I. Это совершенно неправильно! Александр II был в полной мере сыном своего отца, отличаясь лишь большей мягкостью характера и более «гуманитарным» образом воспитания, что было нарочито устроено отцом, пригласившим в качестве одного из учителей сына знаменитого поэта Жуковского. Александр Николаевич родился в 1818 г. В 1841 г. женился на принцессе Гессен-Дармштадской, ставшей по принятии Православия Марией Александровной. У них было несколько детей, двое сыновей – Николай и Александр. Старший был объявлен Наследником. Его и видели Хромовы в Томске в гостях у старца Фёдора Кузьмича.
Но он умер в молодости в 1865 г. Наследником стал следующий по старшинству Александр Александрович (будущий Император). Были ещё сыновья Алексей, Владимир, Сергей. Но Государь Александр II (да простит ему Господь!) повторил ошибку Павла I, Александра I, Николая I и некоторых древних Государей: он при живой жене связал себя с княгиней Е.М. Долгорукой, по смерти законной жены венчался с ней, правда – тайно, и дал ей титул княгини Юрьевской (у них тоже были дети).
Сразу по завершении дел, связанных с окончанием Крымской войны Государь Александр II принялся за дело отмены крепостного права. Ему помогали брат Великий Князь Константин Николаевич, вдова дяди, Михаила Павловича, Великая Княгиня Елена Павловна, князь В.А. Черкасский, граф Я.И. Ростовцев, Н.А. Милютин, Ю.Ф. Самарин и другие. Почти ровно 100 лет существования крепостного строя в России, по верному суждению знатоков вопроса, оказалось «неоспоримо более вредным для Русского народа, чем татарское иго». Нужно ясно отличать «крепостное право», о котором идёт речь, от процесса прикрепления крестьян к земле, происходившего, как мы видели, с XVI века. Ограничение, а затем и полное запрещение своевольного перехода крестьян с места на место в Московской Руси не было их порабощением. Крестьяне, в том числе и помещичьи, оставались правовыми личностями, находящимися под такой же защитой законов и власти Царя, как и их господа. «Прикрепление» крестьян к земле диктовалось необходимостью сохранить относительно немногочисленное трудовое население на больших площадях обрабатываемой в центре России земли, без чего основа жизни страны – сельское хозяйство было бы просто невозможно. Превращение же крестьян в личную или частную собственность помещиков, происшедшее при Екатерине II, и явившееся почти рабовладением, не вызывалось народно-хозяйственной необходимостью, но было устроено в угоду дворянству, приобретшему тогда определённую власть даже над Царями (точней Царицами). Это и есть крепостное право. В XIX в. оно становится, помимо всего прочего, тормозом народно-хозяйственного развития в силу хотя бы одного того, что с увеличением народонаселения на тех же российских земельных площадях, уже невыгодно держать его здесь, но выгодней стало дать населению возможность свободно уходить на новые земли. Кроме того подневольный труд крепостных крестьян в определённых случаях менее продуктивен, чем труд свободных. Однако есть здесь одна «тонкость», которую редко замечают. Русский крестьянин искони трудился на земле не в силу желания получать от неё как можно большеприбыли, а в силу Божия призвания к крестьянскому образу жизни в целом, со всеми входящими сюда сторонами, и любви к такому именно образу жизни, к земле, к труду на ней! Лишь в XVII в. происходит (вместе с другими «разделениями» и расколами) некое разделение и в крестьянстве. Часть его сохраняет древнее восприятие вещей, (или психологию), другая часть увлекается уже иным, рациональным устремлением, когда труд на земле видится преимущественно как источник дохода, даже обогащения. Для этой второй новой части крестьянства имеет значение то, что называется «материальной заинтересованностью», и такие крестьяне трудятся лучше, когда они полностью свободны распоряжаться итогами труда. Для первой же, исконной части крестьянства, сохранившей древнее міровосприятие, в сущности не имеет особого значения, свободен ли крестьянин, или находится в относительной или даже полной, крепостнической зависимости от помещика. В последнем случае он может страдать или от чрезмерной доли барщины (оброка), иных злоупотреблений господина, или от того, что господин властен в любое время разлучить его с семьёй, продав в одиночку, без земли, или без суда сослать в Сибирь за незначительную провинность. Если же такой крестьянин не испытывал никаких притеснений и несправедливостей от барина, то он готов был с любовью оставаться его «собственностью» и работать на господина, что называется «не за страх, а за совесть»! Подобные отношения поистине христианской любви между помещиками и их крепостными крестьянами были отнюдь не редкостью (!) во весь век «крепостного права», сплошь и рядом встречались в XIX в. накануне реформ. Крестьянские «няни» и «дядьки» в дворянских семьях становились в полной мере членами семей, почитались и уважались и, в свою очередь, почитали своих «господ» и просто их любили. Такова реальная Пушкинская Арина Родионовна, таков его вымышленный, но именно «из жизни взятый» Савельич в «Капитанской дочке». Подобных примеров – великое множество! В них, в таких отношениях – Русь исконная, коренная, если угодно – Святая Русь! Такое крестьянство – корень и опора Святой Руси, Православной Церкви и всей Великороссии! Оно сохранялось очень долго, вплоть до «коллективизации» 1930-х годов, отдельные (теперь уже крайне редкие!) представители такого крестьянства попадаются даже в наши дни!
Но в XIX в. уже очень заметным становится крестьянство другое, с новой психологией стяжателя. Из него выходят «міроеды» и «кулаки», в нём типической фигурой становится «хитрый мужичок», единственной святыней которого является «землица» (из-за неё он готов прирезать и соседа, и барина, независимо от того, как тот к нему относится). В такой среде живёт скрытая или явная ненависть к господам, процветают лживость, притворство, игра сродни лицедейству. Скоро, в начале XX в, в таком крестьянстве расцветает безбожие и хулиганство. Такаякрестьянская среда – надежда масонов и демократов, а также П.А. Столыпина. Её часто станут принимать за выражение типично русских черт крестьянства и начнут (особенно в наши дни!) чуть ли не молиться на образ крестьянина с психологией стяжателя и собственника, «крепкого хозяина», умеющего «считать деньгу» и её «зашибать», как на «спасителя» российского сельского хозяйства... Это очередное заблуждение и следствие незнания и непонимания нашей истории. В XIX в. отчётливо видна и некая третья промежуточная категория крестьянства, как бы «потерянного», сбитого с толку. Это люди, не пустившиеся в наживу, но и потерявшие древние православные духовные устои. В таком крестьянстве, с одной стороны, – мечтательность и восприимчивость к любым суевериям и от господ исходящим утопиям. Нередки были случаи, когда группы крестьянских семейств, иной раз – вся деревня, сговорившись тайно, вдруг снимались с места и уезжали в некую «счастливую страну» или «землю», где, как в Раю, правда живёт... Такое крестьянство – добыча сектантов самых разных толков, каких в XIX в. расплодилось очень много (баптисты, молокане духоборы, адвентисты и т.д.) В нём же, в таком крестьянстве, с другой стороны, – безделье, пьянство и, как следствие, крайняя нищета и тоже – хулиганство. А это уже надежда и опора большевиков.
Повинны ли в умножении крестьянства второй и третьей категории господа дворяне и созданное ими крепостное право? Безусловно повинны. Хотя и не совсем так, как это представляют либералы и демократы. Жестокое безчеловечное отношение к крепостным имело место в дворянской среде, но не было чем-то всеобщим и слишком уж распространённым! Такие помещики-изуверы, как знаменитая Салтычиха, были исключением, а не правилом, и подобно ей, несли очень суровые наказания. Гораздо более значительным по своей вредоносности было влияние дворянства, отличавшегося безразличием к своим крестьянам, или даже «либерализмом», с которым часто соединялось прямое развращение крестьян революционно-демократическими масонскими идеями. Но самой большой пагубой периода крепостничества явилось то, что, поставив помещичьих крестьян в совершенно безправное и безгласное положение, российское дворянство сделало его за 100 лет в какой-то мере безразличным как к судьбе самого дворянства, так и к судьбе государственной власти.
Но нужно вспомнить, что в условиях крепостничества находилось далеко не всё Великороссийское крестьянство! Искони и до середины XIX в. существовали разного положения государственные свободные крестьяне («черносошные», удельные, «экономические»). Не знало крепостного права и российское казачество Дона, Кубани, Терека, Урала, Сибири, Дальнего Востока... Если совокупить его с государственными крестьянами, то окажется, что примерно половина российского крестьянства не знала рабского, крепостнического состояния! В этой свободной крестьянской среде можно увидеть все три вышеописанных категории людей. Но общей отличительной чертой свободных крестьян России была определенная независимость мышления и поведения и более деятельное участие в общественной и государственной жизни, больший интерес к судьбам страны.
Подготовив законодательную базу и подготовив в известной мере общественное мнение, Государь Александр II 19 февраля 1861 г. (в годовщину своего восшествия на Престол) подписал манифест об отмене крепостного права (текст его был составлен митрополитом Филаретом (Дроздовым) и Положение о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости. 5 марта воля Монарха была обнародована. Александр II навсегда вошёл в историю под именем Царя-Освободителя!
Крестьяне объявлялись лично свободными и за эту свободу не должны были платить ничего. Но земляпризнавалась собственностью помещиков. Помещики должны были предоставить крестьянам усадьбу и некоторое количество пахотной земли и иных угодий («полевой надел»). Размер надела был в разных местах разным и определялся соглашением помещиков с крестьянами. Усадьбы и наделы подлежали постепенному выкупу.Выкупить всё можно было и сразу, если были средства. До заключения соглашения о наделе крестьяне былиобязаны платить помещику за усадьбы и наделы и назывались «временно-обязанными». После полного соглашения о наделе они становились «крестьянами-собственниками». Полное соглашение должно было быть заключено в течение двух лет. Освобождавшиеся таким образом крестьяне составляли по месту жительства «сельские общества» («общины»), объединявшиеся, в свою очередь, для управления и суда в «волости». В сёлах и волостях действовало крестьянское самоуправление посредством выборных лиц. Община, называемая также «міром», имела общинный порядок пользования землёй, т.е. «мір» имел право делить и переделивать землюмежду крестьянами. Все повинности (уплата налогов и иных сборов) отбывались по правилу «круговой поруки», т.е. общине предъявлялись общие суммы сборов, а «мір» решал, кому сколько платить, чтобы получилась нужная сумма. То же касалось и трудовых повинностей (стройка дорог, мостов и т.п.). Если один не мог платить, или работать – за него платили или трудились другие, а он попадал к ним как бы в должники. Дворовые крестьяне, не работавшие на земле, могли после двух лет «временно-обязанного» состояния уходить на все четыре стороны, записываясь в иные сословия. Могли уходить также свободно и те крестьяне, которые не желали заниматься земледелием, или и раньше им не занимавшиеся, но работавшие на «отхожих промыслах» в городах, что было присуще Нечерноземью. Положение 19 февраля определяло особое устройство «выкупной операции», т.к. крестьяне в большинстве были просто не в состоянии выкупить свои усадьбы и наделы. Помещики после полного выяснения своих отношений с крестьянами и точного определения их земельных наделов немедленно получали от государства полную стоимость этих наделов в виде «выкупной ссуды», состоящей из доходных (ценных) процентных бумаг. Крестьяне же после этого становились должниками государства и могли платить долг в течение 49-ти лет (это называлось «выкупными платежами»). Таким образом, крестьяне практически почти сразуполностью освобождались от власти помещиков. Само собой разумеется, что отношения крестьян с помещиками далеко не всегда и не везде были простыми, часто возникали споры и разногласия, в основном по поводу наделов. Для разбора этих споров создавались должности «міровых посредников», избираемых из местныхдворян. Они следили за правильностью и справедливостью соглашений и сделок, и они же наблюдали за крестьянским самоуправлением. Съезды міровых посредников решали в уездах важнейшие общие вопросы. В губерниях общее руководство ходом реформы возлагалось на «Губернское по крестьянским делам присутствие», состоявшее из важнейших чиновников и представителей дворянства под началом губернатора. Помещики могли часть земли оставить себе, но обрабатывать её должны были уже свободные наёмные работники (батраки) за плату, а не даром. Труд батраков использовали и те крестьяне, которым удалось прихватить слишком много «землицы». Отдельные средства проведения реформы впоследствии совершенствовались, дополнялись новыми положениями.
Из всех недостатков реформы, вполне неизбежных в таком великом деле (!), самым крупным было устройство «сельского общества», «общины». Такое устройство явилось результатом славянофильских теорий относительно древнего, допетровского образа организации сельской жизни. Но допетровская Московская Русь никогда не знала общинного землепользования. В этом вопросе славянофилы допустили большую ошибку. Она вошла в теорию и практику Реформы 1861 г. через Ростовцева, под влиянием Милютина и Самарина (при деятельном воздействии Аксакова). В древней Руси (России) искони крестьяне владели или пользовались земельными участками вполне самостоятельно, по праву личного наследования или приобретения, и община (мір) никак на это владение не влияла. Некоторый общинный (міровой) порядок относился только к делу податей и повинностей. При Иване III возникает в северных землях и распространяется на остальные «община» как податная единица. Такой древней «общине» соответствует в известной степени разве только правило «круговой поруки», предусмотренное Положением 1861 г. относительно именно податей и повинностей. «Общины» же как организации общинного землепользования с правом «міра» делить и переразделять наделы между членами «общины» на Руси никогда не было! Такая «община» явилась вполне искусственным учреждением, основанным на выдумке (или домыслах) теоретиков реформы. Но эта искусственная организация была принята в общественном мнении, как исконно-русская. И каких только теорий насчет неё не возникало! В такой «общине» народники, например, видели даже «зародыш социализма», а их противники умилённо взирали на неё как на восстановленное патриархальноеоснование жизни Великороссии! Меж тем новоявленная община сказывалась на крестьянской жизни крайне отрицательно. Освобождённые от власти помещиков крестьяне тут же угодили под власть «міра», где часто верховодили наиболее горластые вожаки, или «міроеды», так что зависимость от «міра» нередко оборачивалась кабалой ещё более худшей, чем зависимость от помещиков! К тому же в общем и целом крестьянские наделы получились малыми, недостаточными, иной раз были разорваны на части (чересполосица). Всё это стало угнетающе воздействовать на крестьян и сдерживать общее развитие сельского хозяйства. Последующие критики реформы справедливо замечают также, что она страдала чрезмерным «перекосом» в одну сторону, вдохновлялась более всего идеей немедленного освобождения крестьян от помещиков, не уделяя должного внимания вопросу, как и чем заменить для крестьян руководящую, сдерживающую, наконец, воспитательную функцию «господ»(помещиков). Действительно предоставленные, как бы в одночасье, самим себе, своему самоуправлению (после 100-летней привычки руководиться господином) могли ли, способны ли были русские крестьяне тотчас наладить своё самоуправление мудро и верно, во благо себе и Отечеству? Вот вопрос, о котором поначалу никто не хотел думать, иногда руководясь иллюзией о «врождённой» народной мудрости!.. Об этом стали думать, как у нас часто бывает, «задним числом», впоследствии, когда столкнулись с волнениями и брожениями в крестьянстве. Все отмеченные просчеты реформы 1861 г. привели к тому, что крестьянство в целом оказалосьнеудовлетворённым в самых разных отношениях. В нём поползли слухи, что «господа» их опять обманули, что Царь даровал им не такую свободу, что подлинную «царскую волю» от них скрыли, а навязали «обманную». Этим тут же воспользовались «просветители» и революционеры всех мастей. Крестьянство постепенно стало прислушиваться более не к государственному чиновнику и бывшему господину, а к студенту, обещавшему «настоящую» волю и обильную «землю», увлекая крестьян идеей «топора», которым они сами всё это отвоюют у обманщиков-господ... В такой обстановке только Церковь осталась в качестве воспитателя и наставника народа, каковую задачу она тут же и начала исполнять, хотя это было крайне трудно из-за стеснённого и бедного положения самой Церкви. Поэтому скоро возник вопрос о расширении и усилении прав и возможностей Русской Церкви. Самым сильным и влиятельным человеком, кто это вполне понимал, стал Победоносцев, сделавший очень много в этом направлении и тем вызвавший ненависть всех «демократов».
Но несмотря на недостатки и крупные просчёты, реформа 1861 г., конечно, взорвала и преобразила Великороссийскую жизнь. Огромная масса населения (около 22 миллионов) оказалась все-таки свободным и самоуправляющимся сословием (классом), юридически равным другим сословиям. Это немедленно вызывало необходимость устройства его жизни и деятельности на новых основаниях. Последовала знаменитая земская реформа, за ней – судебная и – военная.
В 1864 г. было создано «Положение о губернских и уездных земских учреждениях». Вместо прежних институтовсословного самоуправления создавались теперь всесословные, или общесословные учреждения. Отныне к заведованию хозяйственными и общественными делами в каждой губернии и уезде привлекались выборные «гласные» от всех сословий населения, в том числе – от крестьянских общин. Уездные земские собрания решали общие дела под председательством предводителя уездного дворянства. Губернские земские собрания соответственно руководились губернским предводителем дворянства. Для ведения текущих дел собрания избирают постоянно действующие уездные и губернские земские управы. Все это находится под наблюдением губернаторов и Министерства внутренних дел. В спорных случаях «земства» могут обращаться к Сенату. В круг ведения «земства» входят дела народного образования (школы), здравоохранения (больницы), благотворительности («социального обезпечения и защиты»), продовольственного снабжения, устройства дорог и мостов, страхования и т.п. Для обезпечения этих дел «земства» получают право сбора особого местного «земского налога», приобретения недвижимых имуществ. Священник, земский учитель, земский врач (или фельдшер), местный пристав, акцизный надзиратель (инспекция налогов (акцизов) на вино, сахар, табак и соль) составляют теперь сельскую интеллигенцию и становятся ключевыми фигурами в сельской местности, не менее, а то и более, авторитетными и влиятельными, чем помещик». Но на уровне уезда главенствует, как видим, представитель помещиков, дворянства. Так же – и на уровне губернии. «Городовое положение» 1870 г. устраивает подобное земскому городское всесословное самоуправление. В городские думы (собрания) и управы избираются представители купцов, промышленников, ремесленников, мещан, – всех, кто имеет определённого размера собственность и капиталы. Здесь влияние дворянства значительно меньше. Городской голова – как правило из богатых купцов или предпринимателей. Но «губернское по городским делам присутствие» находится под началом губернатора-дворянина. К тому же продолжают действовать уездные и губернские дворянские собрания как прежние узкосословные представительства. Таким образом, дворянство, перестав быть правящим сословием, становясь как бы старшим среди равных себе других сословий, всё же сохраняет определённое ведущееположение. Городские думы и управы ведают теми же делами, что и земства. Те и другие очень родственны и близки друг другу, постоянно стремятся к объединению и согласованию своих действий. Городское и земское самоуправление чрезвычайно оживляют местную хозяйственную, общественную и культурную жизнь! И хотясистема этих учреждении находится под контролем государства, она становится прекрасным механизмом проникновения в самые глубинки российской жизни влияния и воздействия масонства, ни на минуту не прекращающего своей деятельности в России!.. Вот почему очень скоро «земства» и городские думы начинают стремиться к участию своих представителей в управлении государством, т.е. к парламентской форме государственного устройства. Приходится насильно удерживать земства в круге только местных попечений и запрещать создание земских межгубернских корпораций смежных губерний. Но общение неизбежно происходит в неофициальном порядке! Омасоненное российское дворянство не хочет, не может смириться с потерей своей фактической власти над государством, но ищет теперь как бы окольным, кружным путём – через власть в земских учреждениях, настраивая их на противостояние самодержавию, поначалу как будто ради борьбы за народные («земские»» интересы), а затем – ради борьбы против самого самодержавия, поскольку оно не желает идти на поводу у дворянства. Какая старая история! Невольно вспоминается исток Великороссии – время жизни и смерти Андрея Боголюбского!..
«Судебные уставы» 1864 г. очень существенно меняют весь «общественный климат» России! Суть судебной реформы сводится к тому, чтобы сделать судопроизводство России на всех уровнях и во всех областях максимально справедливым, неподкупным, основанным не на произволе судей, а на законе и (что очень важно!) на общественном понимании закона и его применения в каждом частном случае! Для решения гражданских тяжб, имущественных и иных споров, а также мелких уголовных преступлений создаются для крестьян особые«волостные суды». Для всех других сословий создаются две системы, – «міровых судей» (по гражданским делам и незначительным уголовным), избираемых уездными и городскими собраниями, и «окружных судов», члены которых назначены государством. В последних рассматриваются особо важные дела и крупные уголовные преступления. В последнем случае в окружных судах участвуют «присяжные заседатели», по жребию выбранные из населения. Государственный прокурор вступает в открытый поединок, состязание с защитником (адвокатом) с целью выяснить все стороны дела и установить истину. Всё это, то есть судебное следствие происходит гласно, при публике. Окончательное решение принадлежит не судье, а присяжным, выносящим свой «вердикт» после тайного меж собой совещания. На основании вердикта судьи формулируют приговор. Суд не зависит ни от каких учреждений власти. Так была создана самая совершенная в міре (!) того времени судебная система, быстро научившая всех чувству законности и хорошему правосознанию. Отменены были в связи с этим унизительные телесные наказания, вообще смягчена система наказаний.
Быстро стала вровень с самыми развитыми странами и армия России. Новые военные положения 1874 г. устанавливали вместо рекрутского набора всеобщую воинскую повинность, сокращая и срок службы до 6 лет (а в иных случаях и меньше). Одновременно происходило и перевооружение армии, оснащение современной техникой. Служба в армии из сословной повинности превратилась в высокий гражданский долг служения Отечеству, его защите.
Промыслительно вышло так, что одновременно с освобождением крестьян началось бурное развитие промышленности, заводов и фабрик, для которых как раз нужны были свободные руки! Множество крестьян (особенно неплодородных губерний) устремились в города, резко увеличив сословие (класс) рабочих. Особым двигателем промышленного подъёма России стало строительство железнодорожной сети. При Александре II было построено до 20 тыс. верст ж.д. магистрали! А что такое железные дороги? Это непременно – развитие угольной и рудной промышленности, металлургии и машиностроения (паровозостроительные и вагоностроительные ремонтные заводы), которое быстро тянет за собой, как за нитку бурный подъём всех других отраслей промышленности, торговли, а также неизбежное развитие банковского финансового дела. Короче говоря, в России начинается невиданных темпов бурное развитие так называемого «капитализма». Теперь уже хорошо видно и известно, что это – «палка о двух концах», причем «конец» губительных последствий капитализма с его промышленным производством гораздо тяжелее и значительнее, чем тот «конец», что приносит быструю пользу, в основном в виде всё большего набора элементов комфорта для тех, кто способен за это платить. Но главное в том, что Россия посредством капитализма начинает втягиваться в Зиккурат всемірного строительства масонской новой «Вавилонской башни» («столпа до неба»), хотя делает это по нужде, не добровольно, из необходимости обороны, защиты себя и своих духовных ценностей от Запада, враждебность которого и агрессивность в отношении России постоянно дают себя знать! Отсюда давно всеми подмечаемый феномен хронического отставания промышленно-технического развития России от Запада (хотя далеко не во всех областях и показателях). В Великорусской Душе в целом не было и нет пристрастия и стремления к преуспеянию во внешних суетных делах, в земном благополучии любой ценой, как главной цели жизни! Но это – именно в целом,в общем, а в частности, в отдельных людях и сословиях такое пристрастие, конечно, есть и ничем не отличается от западного! Но и то сказать, что не имея пристрастия к земному, Великороссия никогда не была и принципиально против повышения уровня своего земного благополучия, если это идёт не в ущерб главному – жизни с Богом и стремлению к Царству Небесному. Поэтому всесторонний, всеобщий подъём российской жизни после 1861 г. естественно рассматривать, как проявление могучих сил Великорусской натуры! Так это и рассматривали и верные сыны России, и её внешние и внутренние враги...
Как уже не раз раньше бывало, первыми стали шалить гордые, но дурные поляки! Александр II сразу после восшествия на Престол отменил многие строгости в отношении Польши, разрешил польским эмигрантам-революционерам 1831 г. вернуться, освободил из ссылок в Сибири попавших туда особо опасных польских бунтовщиков. Из Польши был отозван Паскевич и во главе администрации поставлен поляк маркиз Велиопольский. Наместником Царства Польского стал либерально настроенный брат Государя Великий Князь Константин Николаевич. Россия в 1861 г. решила вновь дать Польше самоуправление (Конституцию) и провести ряд других преобразований в пользу поляков, чем успешно занимался Велиопольский. Но тут началось нечто на первый взгляд непонятное. На Великого Князя и на патриота Велиопольского последовали несколько покушений, стали возникать «тайные общества» с целью организовать восстание. В чём было дело? Дело было не в мнимой угнетённости Польши, а в том всестороннем усилении России, которая могла теперь позволить себе дать Польше все необходимые ей свободы и права! Западное масонство, вполне солидарное в данном случае с послушными ему европейскими правительствами, вполне разделяло страх этих правительств перед усилением России, не столько даже политическим и военным, сколько – духовным, т.к. последнее неизбежно подрывало авторитет масонских идей в странах Запада. Из «видимой тьмы», или «невидимого света» тайных масонских центров Европы явным и тайным «братьям» – масонам Польши было приказано произвести восстание, подлинные цели которого мы скоро увидим. Польские «каменщики» нажали на испытанный рычаг «патриотизма», точней – польского национализма. Вновь громко зазвучали призывы возродить Великую Польшу до Западной Двины и Днепра! Идея – в существе своём совершенно ложная и обманная, т.к. всем было ясно, что здесь речь идёт не о Польше, а об исконнорусских землях, воссоединённых с Россией ценой большой крови в течение столетий, от которых Россия никогда не откажется! Такая идея внедрялась в умы польской «общественности» с явно провокационной целью – вызватьстолкновение с Россией, что дало бы повод европейским державам вмешаться, и вновь, как в 1856 г., подавитьРоссию, заставить её слушаться. Масонам-полякам удалось создать отменно налаженную сеть конспиративных центров по всей стране, планомерно собиравших бунтовщиков и оружие. По команде, одновременно, в январе 1863 г. все они подняли открытое восстание, произведя впечатление, что поднялась вся Польша и Литва. Повстанцы напали на русские военные гарнизоны, полилась кровь. Всё пошло по плану. Россия, естественно, приняла нужные меры. На подавление масонского бунта в самую Польшу был послан граф Берг, в Литву – граф М.Н. Муравьёв. Последний справился быстро, первому пришлось потрудней, но к лету 1864 г. всё везде было приведено в порядок. Как и нужно было ожидать, в разгар восстания, в апреле 1863 г. Англия, Австрия и Франция обратились к России с лицемерным «выражением надежды», что Россия вскоре «дарует» мир полякам (скрытый ультиматум). Летом того же года демарш тех же держав повторился, при этом Франция и примкнувшая к делу Англии (а как же без неё!..) потребовали созыва европейской конференции по «Польскому вопросу», дабы совместно «обсудить» будущее Польши. Точно тот же прием, что в отношении русско-турецких дел и защиты православных в турецких владениях! Но Польша и Литва – это владения России и она сама уже не та, что 10 лет назад. Александр II приказал канцлеру (министру иностранных дел) князю A.M. Горчакову твёрдо ответить Европе, что Россия не допустит её вмешиваться в свои внутренние дела. Ответ Горчакова был опубликован и вызвал в России большой патриотический подъём, так что даже российские демократы-масоны вынуждены былипридержать языки! Европа тоже должна была отступить. Масонские тайные центры поняли, что невозможно иначе совладать с Россией, как вызвав восстание, революцию в ней самой. Отныне и до 1917 г. это становитсяглавным направлением подрывной работы против России всех её явных и тайных врагов. В Польше проведена была крестьянская реформа, сродни российской, упразднена относительная самостоятельность Польши, которая получила теперь название Привисленских губерний. Повсеместно была введена русская администрация и юридическим языком стал русский. В Западных и Юго-Западных близких к Польше русских землях было всемерно поднято во всех отношениях исконно православно-русское начало жизни. Даже в Холмской губернии множество униатов пожелали стать православными! Здесь нельзя не заметить ошибочной крайности Великороссийской политики. Русификация, вполне оправданная в собственно русских землях, бывших когда-то за Польшей, не оправдана в собственно Польских, исконно Польских краях! В них нужно было бы действовать иначе.
Продолжается движение России на Восток и в Среднюю Азию. Приобретается устье Амура и оба его берега, Приморье. Япония отдаёт России половину о. Сахалин в обмен на Курильские острова. В Полинезии ещё в начале века открываются русскими и объявляются владениями России около 50 островов и островков. Русский учёный Миклухо-Маклай добывает мирным путём для России часть Новой Гвинеи. Мореходы Лазарев и Беллинсгаузен в 1820 г. утверждают присутствие России на берегах Антарктиды (на парусных судах!)!.. Продолжается освоение Аляски и Северной Калифорнии (с островами). Государь и его дипломатия понимают, что некоторые новые приобретения в столь отдалённых местах земного шара приводят к неизбежности неоправданных столкновений с США и иными державами міра из-за земель, которые Россия не сможет теперь удержать. Исходя из своих интересов и во имя мира в міре, Россия должна держать только то, что практически может, и что ей насущно необходимо, – вот главный принцип российской политики в Тихоокеанском бассейне. Исходя из него, в 1867 г. Россия (за символическую «плату» в 6 миллионов долларов) уступает Аляску и свои владения в Калифорнии США, имея в виду именно избежать ненужного военного столкновения с этой державой. Но при этом оговаривается право Русской Церковной Миссии продолжать свою деятельность в этих местах Америки. Многие в «обществе» были против «продажи» Аляски. Но жизнь показала верность этого шага: США и Россия никогда не воевали друг с другом. Острова в Полинезии по тем же причинам уступаются Франции и Англии, русская часть Новой Гвинеи – Германии.
В 1860-х г.г. генералы Верёвкин и Черняев присоединяют к России Кокандское ханство. Но в 1870-х г.г. здесь вспыхивает мятеж, успешно подавляемый в 1876 г. знаменитым Скобелевым. Хан становится подданным Российской Империи. Почти одновременно приводятся в послушание Бухарское ханство (в 1868 г.) и Хивинское (в 1873 г). На Кавказе князь А.И. Барятинский в 1859 г. взял последний оплот Шамиля аул Гуниб. Шамиль попал в плен, если только это можно было назвать пленом! Одно время в качестве дорогого гостя он жил у Барятинскогодома, под Курском. Потом был ласково принят Царём. Шамиль и его семья получили многие почести и льготы. В России умели ценить мужественных и благородных противников! «Немирные» черкесы Кавказа были в 1864 г. замирены так, что не желавшим быть в подданстве России предоставили право уехать в Турцию! И уехало свободно до 200 тысяч горцев. Остальные остались при условии не баловать и служить Белому Царю вместе с русскими.
В 1875 г. началось обострение обстановки на Балканах. Здесь опять слишком ясно видна рука «вольных каменщиков». Между прочим, это их самоназвание «франкмасон» – русский народ перевёл в «фармазон», каковым именем стал обозначать человека – жулика и пройдоху... «Фармазоны» в среде славянских народов Балкан под прикрытием «национальных идей» и используя действительные национально-духовные чувства, устроили ряд провокационных восстаний против турецкого султана. Россия держалась тогда того мнения, что Турцию не нужно уничтожать, или даже ослаблять, нужно лишь добиваться от неё человеческого и справедливого отношения к подвластным ей Православным народам. Россия понимала, что, как и в Греции, в славянских народах Балкан зачинщиками восстаний являются именно «фармазоны», которых она хорошо теперь знала по своим внутренним и внешним делам, и потому не спешила тотчас поддерживать эти восстания. Но провокация масонов удалась в том отношении, что Турция с невероятной жестокостью и зверствами по отношению к христианскому мирному населению стала подавлять восстание в Боснии и Герцеговине и в Болгарии. В ответ в 1876 г. Сербия и Черногория начали войну с Турцией. Во главе сербских войск стал русский отставной генерал Черняев (покоритель Ташкента). В России поднялась волна солидарности с «братьями славянами», всеобщего сочувствия им. Как и в 1863 г., вся российская «общественность» оказалась на редкость единодушной в требовании к правительству вмешаться и защитить славян. Россия предложила европейским державам срочно созвать конференцию по этим делам. В начале 1877 г. международная конференция состоялась, и не где-нибудь, а в Константинополе. Однако, тайно побуждаемый или подстрекаемый кем-то из европейских стран, султан наотрез отказался выполнить требования конференции о прекращении зверств и проведении насущных реформ в славянских землях (чего он никогда не осмелился бы сделать, если бы все европейские страны действительнопотребовали этого!). Тогда Александр II 12 апреля 1877 г. объявил Турции войну. Риск был огромен. Могла повториться ситуация 1853-56 г.г. Едва ли здесь не была заключена такая же провокация, как и Польская! Но Государь решился на этот шаг, показав тем самым, что Россия вполне восстановилась после Крымской войны и вновь способна твёрдо участвовать в европейских делах! Военные действия одновременно открылись на Дунае и на Кавказе. Образовавшееся из княжеств Молдавии и Валахии Румынское государство стало на сторону России. Героическая эпопея на Шипке, славное взятие русскими (с участием болгар) Плевны, переход через Балканы к Софии покрыли неувядаемой славой русские знамёна. Отличились особо Великий Князь Николай Николаевич (старший), генералы Гурко, Скобелев, Радецкий, на Кавказе – Великий Князь Михаил Николаевич. Воевал в Болгарии и Наследник, Великий Князь Александр Александрович. 28 ноября сдалась Плевна. На Кавказе к этому времени были взяты Каре, Батум, осаждён Эрзерум. В декабре 1877 г. русские подошли к Константинополю. Победа была полной. Но тут у Принцевых островов и в Босфоре появился Английский флот с явной угрозой России! Англия! Вот кто вел свою тайную игру против России. Султан всё же запросил мира. Но наш Государь не убоялся английских кораблей и приказал поставить штаб-квартиру Российских войск прямо у них на виду в Сан-Стефано, в 10-13 км. от Константинополя. Здесь состоялось подписание предварительного мирного договора с Турцией, очень выгодного для России и славянских народов (февраль 1878 г.). Тут же договор был опротестован Англией и Австрией, с которыми у России возник такой конфликт, что Россия стала готовиться к войне с ними! Чувствуя, что дело теперь может кончиться для них плохо, европейские страны разыграли спектакль с миротворческой инициативой Германского канцлера Бисмарка, пригласившего всех в Берлин для решения дела мирным образом. Россия в своё время помогла Бисмарку в историческом деле объединения ранее разрозненных немецких земель-государств в единое Германское государство. Бисмарк делал вид признательности и дружбы. Россия верила и полагалась в европейской политике на союз с новой Германией. Но на Берлинском Конгрессе 1878 г. Бисмарк хитро повёл дело не в пользу России. В итоге новый договор, выработанный здесь, лишал Россию некоторых достижений и значительно сокращал выгоды славянских народов, вызвав тем самым их разочарование, особенно в Болгарии, которая вместо того, чтобы стать одним государством, искусственно разделялась на два и оставалась под главенством Турции. Но королевства Сербии и Румынии всё же были признаны независимыми (хотя земельные приобретения Сербии и Черногории урезывались). Россия получала вновь устье Дуная и г. Батум. А Босния и Герцеговина почему-то передавались Австрии во «временное» распоряжение для устройства в них «нормального управления». Так была заложена мина, которая, по замыслу масонов, должна была взорваться потом новой Балканской войной с целью разгрома и уничтожения России. Бисмарк на конгрессе назвал себя «честным маклером». Но иначе восприняли его в России. Здесь возмущение его поведением оказалось столь сильным, что Бисмарк счёл нужным тайно (на случай войны с Россией) создать с Австрией, а поздней и с Италией знаменитый «Тройственный союз». Так что, несмотря на то, что Западу в этот раз удалось уменьшить завоевания России, он ясно увидел в ней могучую великую мировую державу, которая не даст масонству построить мнимый его «Соломонов храм» в человечестве, (а на деле – Вавилонскую башню с Великим Иудейским Царём (т.е. с Антихристом) во главе. Тогда из тайных центров европейского масонства масонству российскому последовалприказ: убить Царя и, по возможности, замутить Россию революцией. Только этим и можно объяснить тот невероятный по своей кажущейся нелепости факт, что против Царя милостивого, а не жестокого, Царя – «Освободителя» (!), реформатора, человека с добрым характером, буквально возродившего и преобразовавшего к лучшему Отечество, повелась сразу после победоносной войны 1877-78 г.г. отчаянная «охота» с целью убийства его во что бы то ни стало! Каракозов стрелял в Государя на улице, Гартман (он же Мейер) пытался взорвать Царский поезд близ Москвы, Халтурин устроил взрыв в Зимнем дворце, были и иные покушения. Одновременно в конце 1870-х-начале 1880-х годов последовали покушения на видных чиновников и государственных деятелей России. За основными акциями стояла недавно созданная партия «Народная воля». Её члены, наконец, сумели устроить «удачное» покушение на Царя. 1 марта 1881 г. во время прогулки в карете Государь Александр II был смертельно ранен бомбой революционеров и быстро скончался в Зимнем. На месте злодейского и ничем не оправданного убийства потом был построен в Петербурге знаменитый Храм на Крови – памятник скорби Великороссии об одном из достойнейших своих Царей.
Кто же были эти отбросы Русского народа, что так жаждали гибели своей же страны? Кем они направлялись? Как организовывались? Их духовно-нравственный облик хорошо был изображён Достоевским в романе, который он очень верно назвал – «Бесы».