1 марта 1870. Девять часов вечера. Санкт-Петербург. Александро-Невская Лавра.
Прилично начать мне свой дневник описанием виденного мною второй и, быть может, последний раз в жизни "Торжества Православия", совершавшегося сегодня в Исаакиевском соборе. Собор был залит народом; то было живое море, тихо, без шума колебавшееся тем колебанием, когда на море видны только легкие струйки. Если в Пасху собор вмещает, как мне говорил староста соборный, до двадцати тысяч народу, то сегодня, наверное, было не меньше пятнадцати тысяч, так как народ втеснился и на клиросе, и между певчими, и везде, где было место. Трогательно зрелище такой массы народа, стоящей как один человек в молитвенном духе пред Лицем Всевышнего! Не кажется особенно великолепным и Исаакиевский пред этим Живым Храмом; понимаешь тут нужду предстателей пред Богом и правителей Церкви Божией - иерархов и священнослужителей; понимаешь даже нужду сильных диаконских голосов... Но что за трогательная и торжественная минута, когда, в конце молебна, Протодиакон (Пятницкий) взошел на кафедру и запел: "Кто Бог Велий, яко Бог наш; Ты еси Бог, Творяй чудеса Един!" То настала минута, единственная в году, когда Церковь, как Богоучрежденное Общество, торжественно повторяет свои Правила, положенные в основу общества, свой Символ, и торжественно же заявляет, что все, кто не хотят держаться этих правил, отвергаются ею, как не ее члены, а чужие ей, прежде ее слова сами собою уже отлучившиеся от общения с нею. Было время, когда Церковь Божия скрывалась в тиши катакомб и уединенных мест, и тогда у нее было то же знамя, что ныне, и тогда сначала ставших под это знамя, но потом изменивших ему она отлучала от себя - но тогда это совершалось так же тихо и таинственно, как таинственно было существование Церкви; а теперь это совершается вслух всего мира, так как знамя Веры водружено на вид всей вселенной. 11е торжество ли это Православной Веры?
Было время, когда горизонт Церкви помрачился облаками ересей, верующие ходили в сумраке и не знали, кому и чему следовать; а теперь горизонт Церкви светел и ясен, ярко блистает на нем Крест Христов, ясно начертаны твердо определенные и неизгладимые навеки правила Веры. Не торжество ли это Православной Церкви? По прочтении Символа Протодиакон громогласно прочел: "Сия Вера Православная, сия Вера Отеческая, сия Вера вселенную утверди!" То - твердый голос Церкви, провозглашающей свои правила; нет в нем мягких нот, нежных звуков; нет надежды врагам Церкви на слабость ее, малодушные уступки и сделки; веяние Духа Божия, сказавшего: "Врата адова не одолеют ей!", слышится и ощущается во время того пения. По восхвалении Бога, Зиждителя Церкви, и Святых Отцов, богозданных столпов ее, Протодиакон стал провозглашать: "Неверующим в Бога - Творца вселенной, а мудрствующим, что мир произошел сам собой и держится случайно, - анафема! Неверующим в Искупителя и Искупление - анафема! Неверующим в Святаго Духа - анафема! Не верующим в Святую Церковь и противящимся ей - анафема! Не почитающим святые иконы - анафема! Изменникам Отечеству и Престолу - анафема!" При каждом провозглашении слышалось троекратное пение слова: "Анафема!" Боже, что за впечатление этого пения! Там, среди волн народа, посреди собора виднеется сонм иерархов - Митрополиты Санкт-Петербургский (Исидор), Киевский (Арсений), Московский (Иннокентий), Архиепископы Псковский (Василий), Виленский (Макарий), Рязанский (Алексий) и Епископ Ладожский Павел - и священнослужителей; то Богом воздвигнутые, поседелые в своем служении современные хранители Веры и Церкви и руководители народа; оттуда, как будто от лица их, слышится голос невидимых певцов, подтверждающий голос Церкви, отлучающий несчастных, уже отлучивших себя самих; но то - голос, растворенный печалью и любовью; то - рыдающая мать, отвергающая своих недостойных детей, но еще не без надежды для них; им вслед звучит нота материнской любви, без слова зовущей их опять на лоно матернее - не опомнятся ли несчастные, не тронет ли их скорбь матери, не оглянутся ли они на свое положение и не познают ли весь ужас его? Без слез, без рыданий невозможно было слушать это трогательное "Анафема!", так чудно петое трио из двух теноров и баса. Я думал, что вслух разрыдаюсь; слезы душили меня; и не я один - много я видел плакавших. Это чудное, и грозное, и любвеобильное "Анафема!" еще звучит у меня в ушах, им полна моя душа, и я плачу в сию минуту слезами умиления. Да не умрет у меня в душе эта минута "Торжества Православия" там, на далекой чужбине! Да воспоминается она мне чаще и да хранит непоколебимым в вере и надежде среди волн угрюмого и мрачного Язычества! Не услышать мне, быть может, еще в жизни это пение и не увидеть этой минуты - а как бы хотелось! Для нее одной - этой минуты - хотел бы каждый год переноситься в Православную Россию!
После "Анафемы!" провозглашена "Вечная Память!", пропетая хорами митрополичьих и исаакиевских певчих (царям - греческим Константину, Елене и другим; нашим - Владимиру, Ольге и прочим; Патриархам - восточным и нашим; Митрополитам и прочим); заключено многолетием (Царю, Святейшему Синоду, Митрополиту Исидору - Первенствующему Члену Синода, Восточным Патриархам, причту и всему православному народу) и, наконец, песнью "Тебе, Бога, хвалим!"
Народ хлынул из церкви, но сколько еще осталось молящихся там и здесь у образов и прикладывающихся к образам, - и как молятся! Видно, что человек весь погружен в молитву; проходя, боишься нарушить эту его минуту. Жива Вера на Руси! Живо и действенно Православие - и широкий, царский путь ему на земном шаре!
Для публикации комментариев необходимо стать зарегистрированным пользователем на сайте и войти в систему, используя закладку "Вход", находящуюся в правом верхнем углу страницы.
1 марта 1870. Девять часов вечера. Санкт-Петербург. Александро-Невская Лавра.