Игумения Екатерина Леснинская - соподвижница Блаженнейшего Митрополита Антония

Автор: Монахиня Вера. Дата публикации: 22 февраля 2017. Категория: Архив РПЦЗ.

Игумения Екатерина Леснинская (графиня Евгения Борисовна Ефимовская) - соподвижница митрополита Антония (Храповицкого)

В своём некрологе, написанном к 40-му дню по кончине Игумении Екатерины (Ефимовской), основательницы Леснинского Свято-Богородицкого монастыря в декабре 1925 года, митр. Антоний (Храповицкий) о почившей написал: «Старица эта была личностью историческою», - и вкратце изложил удивительный, многотрудный путь этой монахини-подвижницы из дворянского сословия, одной из первых женщин, получившей высшее образования в Российской Империи, другом и сотрудницей многих из славянофилов 19-го века, пользовавшейся уважением И. С. Аксакова, В. С. Соловьева, собеседница И. С. Тургенева, сотрудница С. А. Рачинского, главного идеолога Русской церковно-приходской школы и основоположника православной педагогики. Митр. Антоний подчеркнул её ум и образованность: «Смолоду она отличалась огромной начитанностью и не только говорила на 4-х языках, но и сама печатала свои философские и моральные размышления», - и восхищался тем, что всей этой деятельности графиня Ефимовская предпочла монашескую стезю, на которой трудилась «неустанно и благоуспешно, и не покидая поста и молитву», на границах Российской Империи «устроила очаг православия в самой гущи католичества», служа народу, и особенно больным и детям-сиротам. Еще до революции неутомимая игумения устроила три подворья своего монастыря и способствовала открытию пяти новых, многолюдных обителей. В «гостеприимной Сербии», как её назвал митр. Антоний, Матушка Екатерина смогла возродить сербское женское монашество, полностью исчезнувшее за долгий период турецкого, исламского ига, и ко времени её кончины в этом краю процветали три женских обители, составленные из её родного Леснинского монастыря. 

Митр. Антоний редко так почтительно и искренне хвалил женщину. Стремившийя почти с детства к монашеству, проведший юность в стенах церковных учебных заведений, он мало общался с женщинами, и некоторые из его биографов открыто называют его женоненавистником. Помимо рассказов о его благочестивой матери, Наталии Петровны Храповицкой, урожденной Вергиной, первой духовной наставницы митр. Антония, которая смогла воспитать своего Алёшу глубоко верующим и церковным юношей, а впоследствии трогательно пеклась о нём и его студентах, во всех воспоминаниях, написанных о нём, нигде не встречается ни имя, ни упоминание о женщине, которая была близка к Владыке Митрополиту, или была бы его духовным чадом. В своих подробных воспоминаниях о митр. Антонии Архимандрит Киприан (Керн) откровенно пишет: «Женский пол владыка не жаловал, отзывался о нем почти всегда недоброжелательно, иногда даже резко». Но для игумении Екатерины, и в некоторой степени для её подруги и сотаинницы игумении Нины (Коссовской),  Владыка Антоний сделал исключение, заметив, что: «Две тысячи воспитанниц игумении Екатерины, монахинь и мирских, рассеяны по всей России, да и сама Россия загублена. Но зерна святой ревности о Боге и о спасении души, и о Православной Церкви не заглушены в любящих сердцах, из которых никогда не изгладится память о великой подвижнице веры и любви матушке Екатерине и ее достойной ученице и преемнице игумении Нине».

Матушка Екатерина была на 13 лет старше митр. Антония, но они начали своё церковное служение почти одновременно. Митр. Антоний принял монашеский постриг в мае 1885 года, вскоре был рукоположен во иеродиакона и иеромонаха и стал преподавать в духовной академии. Игумения Екатерина уехала в село Лесну на Холмщине, где в 17-м веке явилась чудотворная икона Божией Матери в октябре того же года, и основала Свято-Богородицкий Леснинский монастырь. Монашеский постриг она приняла в 1889-м году, когда основанная ею община была утверждена как общежительный монастырь, а она сама возведена в сан игумении.

Первое звено, связывающее их духовные судьбы, был их общий знакомый, ближайший друг митр. Антония и духовный наставник Матушки Екатерины, епископ Михаил (Грибановский) Таврический и Симферопольский. Епископ Михаил был глубоким знатоком Священного Писания и русской и зарубежной классической литературы, а также автором нескольких богословских трудов. Наибольшую известность получила его книга «Над Евангелием», многократно переиздававшаяся. Большая часть его научной деятельности была посвящена философии. Вл. Антоний любил мудрость своего друга, епископа Михаила, сравнивать с мудростью «древняго Моисея», и говорил, что он «знал всю премудрость мира", что "не было такого философа, которого он не изучил бы, и не было в Европе такой книги, направленной против Христовой веры, которую он не изследовал бы и не опроверг».  Впоследствии он его всегда вспоминал со слезами умиления. 

По свидетельству митр. Евлогия (Георгиевского), близко знавшего Матушку Екатерину в первые годы существования Леснинской обители, когда он был благочинным монастырей Холмской епархии, Матушка познакомилась с будущем еписком Михаилом через переписку, возражая и споря с его взглядами на филосовские вопросы, затронутые в его статьях в бытность его инспектором С. Петербургской Духовной академии. Впоследствии он стал её духовником и навещал Матушку в Лесне. В ноябре 1886 года он писал «Ездил я много: был... в западной России: Холме, Беле (ближайший город к леснинскому монастырю) и Вильне...» Через Матушку Екатерину он познакомился с её духовной дочерью, монахиней Анной (Потто), настоятельницей Вировской Пустыни, одного из Холмских монастырей, основанных по примеру Леснинской обители. Сохранились и его письма Леснинской монахине Иустине.

Через Еп. Михаила состоялось первое личное знакомство митр. Антония и Игум. Екатерины. В 1886 году иером. Антоний (Храповицкий), после недоразумения с ректором С. Петербургской Духовной Академии, был переведён преподавателем в семинарию в Холме, совсем близко от Лесны. В июне 1887 года еп. Михаил ему написал: «От души рад, что Вам понравилась мать Екатерина. Не шутите, она может много сделать, и нам нельзя её оставлять или пренебрегать. Всмотритесь, эта великая нравственная сила. Когда я прочитал Ваш хороший отзыв о ней, я даже с радости изругался на Вас за Ваше долговременное упорство в этом отношении».

Можно сказать, что восприятия института монашества и понятия о монашеском аскетизме митр. Антония и игум. Екатерины сформировались непосредственно под влиянием еп. Михаила. Уже после смерти еп. Михаила, в своём надгробном слове, митр. Антоний констатировал, что принятие монашества Грибановским было поворотным событием в жизни С. Петербургской Духовной Академии, и, по-видимому, и в его собственной жизни. Это событие буквально встряхнуло Академию, ведь 17 лет не было студенческих постригов. «Решение уважаемого всеми, лучшего, и, бесспорно, разумнейшего товарища, — говорил митр. Антоний, — поколебало многосотенную толпу студентов. Оно восхитило и укрепило ближайших друзей его, стремившихся к тому же подвигу, расположило к нему и других юношей, прежде не думавших о нем... и (они) крепко задумались, и снова много раз задумывались над жизнью, когда лучший из них избрал жизнь самоотвержения и отрицания мира».

Матушка Екатерина призналась о себе, что она «стала монахиней скорей из любви к народу, чем к Богу», и в своей статье «Монашество и христианский аскетизм» объяснила, что: «сторонники старого монашества, являясь поборниками якобы «отеческих уставов», говорят, что монах не общественный деятель, ибо истинное монашество есть монашество созерцательное. По их мнению, монах должен чуждаться всякого столкновения с внешним миром и думать только о спасении души своей... мы, наоборот, утверждаем, что правильно понятое монашество не только представляет... наилучшую сферу для развития богословской мысли, но есть, несомненно, та именно форма жизни, которая может наиболее приспособить человека к общественной деятельности во всех ее отраслях, где нужен бескорыстный самоотверженный труд... Монашеский аскетизм вовсе не есть узаконенное медленное самоубийство, как думают многие; напротив, это школа, в которой растет и крепнет дух и созидается непреклонная воля. Кто победил себя, тому ничто не страшно».

Второй человек, который имел большое значение в духовной жизни и повлиял на деятельность митр. Антония и игум. Екатерины был известный Кронштадтский пастырь: о. Иоанн Сергиев. Со времени основания Леснинской обители Батюшка Иоанн Кронштадтский стал одним из самых щедрых жертвователей и благотворителей обители, побуждая своих состоятельных почитателей жертвовать на новый, деятельный, миссионерский монастырь деньги, утварь и даже недвижимость под подворья монастыря, и сам часто переправлял огромные суммы на содержание монастыря и его школ и приютов. Матушка Екатерина всегда старалась бывать у него в Кронштадте или встретиться с ним в С. Петербурге, когда бывала в столице по монастырским делам, и постоянно с ним переписывалась, прося совета как в духовных, так и практических вопросах. В нём она встретила полное понимание своего стремления учредить новую, деятельную форму монашества. В 1899 году о. Иоанн посетил Лесну и лично благословил труды первых подвижниц деятельного монашества, подчеркнул значение их служения, во многом похожее на его собственные богадельни, приюты, дома трудолюбия. Он предсказал расцвет обители и сравнил её с пчелиным ульем, из которого вылетят рои: множество новых обителей. 

Св. прав. Иоанн Кронштадтский

 

Митр. Антоний познакомился с Кронштадтским пастырем в годы своего преподавания в Московской Духовной Академии. Еп. Михаил упоминает рассказ митр. Антония о служении о. Иоанна в академическом храме в письме от 30 апреля 1890 года. В о. Иоанне молодой иеромонах Антоний (Храповицкий) увидел воплощение своего идеала пастыря, самоотверженно, с любовью и состраданием служащего людям. Позже митр. Антоний, опять ссылаясь на еп. Михаила, писал об о. Иоанне так: «Разгадку этого дивного явления я получил от моего друга и школьного товарища... Преосвященного Михаила... он отозвался о Кронштадтском пастыре так: «это человек, который говорит Богу и людям только то, что говорит ему его сердце, и никогда в устах своих не прибавит сверх того, что имеет внутри своей души. Это есть высшая степень духовной правды, которая приближает человека к Богу». Именно с таким пониманием пастырского долга митр. Антоний впоследствии писал свои труды о пастырском богословии, и свои размышления и указания пастырям об исповеди. В «Воспоминаниях» Архим. Киприана (Керна) сохранилось описание исповеди у самого Митрополита: «...Эта исповедь была для меня очень знаменательна и памятна. В крестовой церкви Патриархии, на клиросе, в полумраке позднего вечера стоял я перед митрополитом и почувствовал тогда всю замечательную пастырскую мудрость и большой духовнический опыт владыки. То, что впоследствии я книжно узнал из разных руководств.. да и из сочинений самого митрополита об исповеди, я тогда на деле ощутил... Владыка умел на деле показать, и дать почувствовать всю силу и глубину пастырской сострадательной любви, о которой он так замечательно писал и проповедовал. Чувствовалось совместное переживание греха не только грешником, но и самим духовником, вся боль стыда о содеянном, все раскаяние, вся непоправимость происшедшего. Без морализирования, без нотаций, без брезгливого отношения к грешнику, а с чувством глубокого сострадания, желания помочь и с умением дать надежду на выздоровление исповедовал митр. Антоний». На старости лет митр. Антоний мог себе позволить поиронизировать об о. Иоанне; Архимандрит Киприан (Керн) приводит его выражение: «А, уже кронштадтить начал...», относящееся к духовным лицам, прослывшим молитвенниками или прозорливцами, но он скорее имел в виду неправильное понимание подвига о. Иоанна Кронштадтского, чем личность чтимого им пастыря, и было плодом его всегдашнему подозрительному отношению ко всякой духовной фальши, чрезмерной сентиментальности и ложной мистике. Митр. Антоний никак не отрицал духовные дары св. прав. Иоанна Кронштадтского, и на себе лично испытал силу его молитвы и дар целительства. Он писал: «Во время посещения моей ректорской квартиры о. Иоанном, я почувствовал острый пароксизм холерины со страшными болями и лихорадкой. У меня похолодели руки и ноги, и начался болезненный трепет всего тела, а надо было ехать в Москву... Я уже было решил, что передвигаться в таком состоянии совершенно невозможно, но ко мне подошел о. Иоанн, взял меня за обе руки, погладил по плечу и сказал: «ничего, Бог даст пройдет и вы благополучно съездите в Москву». Действительно, как будто бы волшебным жезлом он прикоснулся к моему телу. Сразу же прекратились мучительные боли, сразу же согрелись руки и ноги, и через какие-нибудь полтора часа мы вместе сели в вагон, отправились в Москву...»

Митр. Антоний (Храповицкий)

 

Архимандрит Киприан (Керн)

 

Вдохновленные такими замечательными наставниками и пастырями, митр. Антоний и игум. Екатерина оба стали известными, выдающимися миссионерами и проповедниками православия: Вл. Антоний сперва в Уфе, а затем на Волыни, а Матушка Екатерина в Холмщине.

Молодой Еп. Антоний правил уфимской епархией немного больше 1½ года, а на Волыни провел 12 лет, и приобрел широкую известность как «Антоний Волынский». В большой части епархии православные были в меньшинстве, и несмотря на исконное благочестие этого края, во многих местах чувствовалось сильное польское и латинское влияние. Архиеп. Антоний развел кипучую деятельность, вникая и преобразовывая все отрасли церковной жизни: улучшил духовное образование, учредив, помимо семинарии, курсы для псаломщиков и законоучителей, развёл миссионерскую деятельность, устраивая народные беседы и крестные ходы, составляя, печатая и распространяя множество журналов, брошюр и книг, возродил забытые богослужебные традиции и православное понятие о говении. При нём, под начальством нового настоятеля из его учеников, и с введением общежительного устава, расцвела Почаевская Лавра, стала крупнейшим духовным центром края. Митр. Антоний позаботился о вынесении из под спуда и открытии мощей преп. Иова Почаевского и установил новое празднование перенесения его мощей 28 августа. Он сам сочинил службы преп. Иову и чудотворной Почаевской иконе Пресвятой Богородицы и сделал эти праздники поистине народными торжествами, которые собирали многотысячные толпы паломников. Его трудами был выстроен Троицкий храм, копия Троицкого собора Троице-Сергиевой Лавры, в противовес главному храму Лавры, построенному в католическом стиле и смотревшему на запад. Помимо Лавры, в епархии открылись новые монастыри и скиты, мужские и женские.

В эти же годы, чуть севернее, процветал Леснинский монастырь Матушки Екатерины, также духовно пробуждая и просвещая край, где преобладало католичество и униатство. Митр. Евлогий так описал успехи игум. Екатерины: «Леснинский монастырь находился недалеко от г. Белы... С течением времени он стал, действительно, тем культурно-просветительским центром, который Матушка Екатерина задумала создать. Она основала приюты для сирот, школы для младшего, средняго и старшего возраста, высшее сельскохозяйственное женское училище, церковно-учительскую школу. В школах ее обучалось до тысячи детей. Можно смело сказать, что весь народ холмский прошел через её приюты и школы, вся сельская интеллигенция: учителя, учительницы, волостные писаря, агрономы, псаломщики — в большинстве были ее воспитанники... В Леснинском монастыре создалась какая-то особая культурная атмосфера. Характерными его чертами были: разумный, неослабный труд и духовное воодушевление...» 

 

Пожалуй, больше всего внимания митр. Антоний и игумения Екатерина обращали на воспитание детей и молодежи и на народное образование. Как было сказано выше, Матушка Екатерина до монашества трудилась в образцовой школе основоположника православной педагогики С. А. Рачинского, и учебные заведения своей обители организовывала по его принципам, развивая их еще дальше. Если Рачинский считал, что детей надо воспитывать и учить в церковно-приходских школах, на базе житий святых и церковно-славянских богослужебных текстов, то Матушка Екатерина подчеркивала, что это необходимо делать именно в монастырях, где дети будут воспитываться в наиболее православном, церковном духе. Этот подход к педагогике никак не отрицал науку или светскую литературу и культуру. Заметим, что именно Рачинский по образованию был ботаником, и первый перевел на русский язык труд Чарльза Дарвина «Происхождение видов». В своей статье о монашестве Матушка Екатерина ссылается на Данте и Шекспира, Бетховена и Моцарта. Митр. Антоний также во главе всех церковно-приходских школ своей епархии поставил воодушевленного ученика Рачинского, священника Казанского, и перевёл церковно-учительскую школу из города Житомира в Троицкий Дерманский монастырь, в церковную, уставную атмосферу. При нём число церковно-приходских школ возросло до 1,600, превышая почти вдвое среднее число школ в других епархиях.

 

 

Наука воспринималась обеими этим светлыми умами исключительно во свете Божием. Митр. Антоний писал о необходимости внести в церковную жизнь подлинный «дух христианских принципов, коими она руководствовалась до Константина Равноапостольного, тем самым сделать её доступной для восприятия в своём содержании данных науки и жизни...— не потому, конечно, чтобы наука выработала что-либо лучшее и высшее, чем христианская мораль, но потому, что нет и не будет на свете ничего доброго, что само собой не заключалось в Евангельском учении. Поэтому речь идёт, конечно, не об улучшении последняго, а о возвращении ему того, что ему уже принадлежит». В подобном духе Игумения Екатерина, одна из образованнейших женщин своего времени, ставила разум церковный выше всего: «Надо помнить, что Церковь есть установление божественное. И если что нам в её узаконениях порой кажется несообразным и бессмысленным, то убедимся, что вся вина тут в нашем близоруком и самомнящем непонимании. В божественном домостроительстве нет произвола и нет случайного. Всякий закон и всякая заповедь суть лишь указания прямого пути к достижению конечной цели мироздания — утверждения на земле Царствия Божия, т.е. полного воплощения божественной идеи в видимой форме, созданной для красоты, истины и бессмертия». И хотя оба этих церковных деятелей вошли в историю Русской Церкви как реформаторы, проводники новых идей и течений: Митр. Антоний в преображении духовных школ, в перевороте в православной богословской мысли, в вопросе о восстановлении патриаршества, а Матушка Екатерина в желании восстановить древний церковный чин диаконисс, в насаждении женского деятельного, миссионерского монашества и в полном возрождении женского монашества в Сербской Церкви, по сути они не создавали ничего нового, а призывали к восстановлению подлинного православного общества, стараясь, как было сказано выше, « о возвращении ему того, что ему уже принадлежит».

 

Очень похожи Матушка Екатерина и Митрополит Антоний и в своём отношении к внутренней, духовной жизни. Решительно и ясно высказываясь по вопросу о назначении монашества, Матушка Екатерина не менее определенно высказывалась против некоторых сторон специальной техники монастырского душеспасения. «Побольше дела, и поменьше самолюбования, возни с собой. По делам нужно узнавать не только другого, но и себя. Ни к чему так не склонен человек, как к самолюбованию». Келейница Матушки Екатерины, с. Зинаида, рассказывала, что не за долго до кончины ей было откровение о Новом, Небесном Иерусалиме. Характерно, что Матушка стала описывать стены и внешний облик города и объяснять этот образ, но ни слова не сказала о своих внутренних ощущениях, о своём духовном состоянии. 

Митр. Антоний был еще более категоричен в этом отношении. «Мистика была для митрополита Антония почти то же, что и хлыстовство», утверждает Архим. Киприан (Керн) , и приводит слова Т. А. Аметистова, большого почитателя митрополита Антония, который очень ярко поясняет отношение митр. Антония к непонятными и может даже неизвестными для него исихазма и мистики: «Вот я представляю себе, Владыко, -- сказал Аметистов, -- что Вы встретились бы со св. Иоанном Златоустом и св. Григорием Паламой, и Вы бы им сказали так: «И охота Вам, Преосвященнейший Григорий, писать вещи, которые ни люди не понимают, да и Вы сами объяснить толком не можете. Вот взяли бы пример с Преосвященнейшего Иоанна: всё у него ясно и применимо к жизни, всё имеет нравственное обоснование». Весьма сдержанное отношение митр. Антония к Иисусовой молитве и к проявлениям чрезмерной сентиментальности или чувствительности в духовной жизни не значат, что у него была в каком-либо смысле ограниченная внутренняя жизнь. В составленном им богослужебном последовании на праздник Почаевской Иконе Пресвятой Богородицы сдержанный и весьма трезвый Митрополит вдруг почти плачет: «Хотел бых и аз, Владычице, вере спасенных Тобою людей подражати, хотел бых и аз Твое заступление в житии моем улучити: но за множество прегрешений моих оскудевает моя вера...», а дальше восторженно восклицает: «Востаните от гробов ваших, иноцы почаевстии, и рцыте нам: коликих чудес Пресвятыя Богородицы бысте зрители...» Многие из современников Вл. Антония свидетельствуют о том, что к концу жизни он сподобился духовного дара слёз.

 

Последняя черта, которая породнила Митр. Антония и Игум. Екатерину была их совершенно особое отношение к молодежи. Архим. Киприан (Керн), несмотря на то, что он впоследствии отверг очень многое из учения митр. Антония, с особым теплом вспоминал его заботу о молодом поколении: «...Я много слышал от бывших учеников, постриженников и сотрудников митрополита о знаменитых сборищах всей академической молодежи в ректорских покоях Московской и Казанской академий... или о не менее знаменитых «чаях в подрясниках» на Волыни, в Почаеве, когда на летние каникулы съезжались к архиепископу Антонию студенты (между ними и немало разных пострадавших, уволенных из академий или семинарий), молодые монахи... съезжались к своему Великому Авве пожить, посоветоваться, побеседовать, погреться у этого великого любвеобильного сердца, озариться лучами острого ума. Тут-то, на этих чаепитиях, укреплялась вера одних, зрело желание монашеского подвига других, решались недоуменные вопросы духовной жизни, зарождались темы магистерских диссертаций. И я... считал себя тогда и продолжаю считать себя счастливым и по сей день, что и я был участником этих «чаепитий», -- правда, не в Казани, не в Троицкой Лавре и не на Волыни, а только в скудной беженской обстановке нищего митрополита, -- но зато для меня таких богатых по своему содержанию. Многое в моей жизни потом изменилось: повзрослев, я многое из слышанного от Антония передумал, пересмотрел, критически оценил и переоценил, но самого духа этих бесед мне никогда не забыть... Всякому приходящему студенту уделялось столько внимания от этого старца, сколько другой архиерей или профессор не уделил бы и чиновному, высокопоставленному и знаменитому человеку. Митрополит сразу же заинтересовывался всяким студентом. Он искренне любил молодежь, верил в неё и верил ей. Искреннему молодому сердцу прощались заблуждения беспутной юности. Молодой, робеющий студент как-то незаметно становился на близкую к митрополиту линию, не побоюсь сказать, духовной дружбы...»

Матушка Екатерина обладала похожим обаянием. Митр. Евлогий замечает, что: «Стоило Матушке Екатерине побывать в Петербурге, -- непременно привезет с собой несколько девиц, взыскующих монашества. Обаятельная, умная и образованная, она имела дар духовного воздействия на женскую молодежь, её воодушевляла, будила, увлекала за собой на подвиг...» «Это была святая душа, -- к себе строгая, подвижница -молитвенница и постница, к другим снисходительная, всегда веселая, -- она была общительна, любила пошутить, пофилософствовать, побогословствовать, имея для этого данные. Духовный подвиг несла сокровенно, заметая следы, и лишь приближенные сёстры догадывались, что она по ночам подолгу молится...» Митр. Антоний особенно подчеркнул Матушкину любовь и заботу о молодежи в своём некрологе: «Еще в последних числах августа (Матушка Екатерина скончалась в октябре, не полных 2 месяца спустя) Хоповский монастырь устроил в своих стенах помещения на 100 человек членов съезда христианского студенческого Союза, который заседал в нем в продолжении целой недели, и ежедневно посещая все церковные службы, уделял время на 2 или 3 заседания по богословским и организационным вопросам... студенты на носилках приносили монахиню Екатерину в зал; а курсистки просили ее собрать их на отдельное женское заседание, из которого вынесли глубокое назидание и сердечную ей благодарность».

 

Неизвестно, сколько и как часто Матушка Екатерина и Митр. Антоний встречались и общались в изгнании, в Сербии. Жили они совсем не далеко друг от друга: она на Фрушкой горе, в Ново-Хоповском монастыре, он в Патриаршей резиденции в Сремских Карловцах. Мы знаем, что митр. Антоний бывал в Хопово, служил там и совершал монашеские постриги, хотя официально монастырь относился к Сербской Церкви, а не к Русской Зарубежной. В музее в Сремских Карловцах сохранилась вышитая Леснинская икона, подаренная сёстрами. Мы можем предположить, что он помнил слова своего друга, еп. Михаила, наставника молодой монахини Екатерины (Ефимовской): «Не шутите, она может много сделать, и нам нельзя её оставлять или пренебрегать. Всмотритесь, эта великая нравственная сила».

Сремские Карловцы. Окна келии вл. Антония

 

Вышитая икона Леснинской Божией Матери

 

Монастырь Мильково в Сремских Карловцах.

Вл. Антоний с братией

 

Что же дало этим двум светилам: самому популярному кандидату в Патриархи Всея Руси, и одной из известнейших игумений Русской Церкви, достигших столько на своём жизненном пути, но и испытавших столько лишений и скорбей, такую нравственную и духовную силу, что они смогли всё перенести и до конца своих дней воодушевлять и наставлять молодые, мятущиеся и ищущие души? На этот вопрос ответил нам сам митр. Антоний: «Есть одна сила, – сказал он во время одного пострига, — которая усваиваясь нами при общении в мире, в то же время возносит нас к Богу: эта сила есть любовь. Пребывая в любви, вы тем самым пребудете в Боге. (1 Иоанн 4:16), сохраняя любовь, вы среди мира будете далеки от всего мирского: от зависти, от неправды, злорадства и недоверия (Кор. 13:5-7), но будете всегда сохранять высокое сознание богообщения. Пребывая в любви, вы останетесь истинными монахами среди мира, и наоборот в уединенной пустыне духовными гражданами вселенского царствия Божия. Монах есть тот, -- говорит блаж. Нил Синайский, -- кто, удаляясь от всех, со всеми живет в единении и в каждом человеке видит самого себя. Любовь есть та царственная добродетель, для развития которой удобны и шумный рынок, и уединенная келлия, и послушание, заставляющее обращаться среди даже злых людей, и молитвенное общение с миром небесным...»

 

Могилка Матушки Екатерины в Хопково

 

Доклад написан мон. Евфросинией (Молчановой) для конференции в Чернигове, организованной в память блаженного митр. Антония (Храповицкого).

 

Источник

Печать E-mail

• Назад
• Вперед