Внешняя политика СССР и Московская патриархия в 1943-1948 годах
Внешняя политика советского государства и русская православная церковь. 1943-1948 годы
Автор
Васильева Ольга Юрьевна
Аннотация
Ключевые слова
Шкала времени – век
Библиографическое описание:
Васильева О.Ю. Внешняя политика советского государства и русская православная церковь. 1943-1948 годы // Труды Института российской истории РАН. 1997-1998 гг. Вып. 2 / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. А.Н.Сахаров. М.: ИРИ РАН, 2000. С. 339-353.
Текст статьи
[339]
О.Ю.Васильева
ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА СОВЕТСКОГО ГОСУДАРСТВА И РУССКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВЬ. 1943-1948 ГОДЫ[*]
5 июня 1943 г. И.В.Сталин принял в Кремле наркома госбезопасности В.Н.Меркулова, который согласно ранее полученным указаниям, представил проект совершенно секретного документа, именуемого «Мероприятиями по улучшению зарубежной работы разведывательных органов СССР». Сталин внимательно вычитал все четырнадцать пунктов, сделал кое-какие поправки и тут же подписал постановление Государственного Комитета Обороны за № 3522 «СС» (совершенно секретно) об утверждении мероприятий. Этот документ означал новую веху в истории политической разведки СССР.
В нем конкретно расписывались задачи и цели по сбору сведений надлежащего характера. И если многие направления политической разведки для органов Госбезопасности были не новы, то сведения о религиозных организациях впервые попали в категорию серьезных интересов советской внешней разведки. И, конечно, далеко не случайно. Это стало необходимо Советскому государству и лично Сталину.
В преддверии грядущих преобразований в Европе он трезво взвешивал шансы СССР в условиях мирного противостояния общественных систем. С одной стороны, симпатии народов Европы, государственных и политических лидеров к СССР как государству, спасшему европейскую цивилизацию от германского фашизма, с другой — настороженность, недоверие к СССР как большевистскому государству, печально известному своими репрессиями, своими преследованиями религии.
Как максимально использовать эти симпатии и как нейтрализовать недоверие? Морально-этической основой сближения [340] разных государств и народов в новых условиях могла стать только религия с ее универсальными ценностями и идеалами. Но для этого надо было показать уважение к ней, терпимость к «чуждым социализму ценностям».
Однако, внешнеполитические планы не ограничивались задачей завоевания симпатий европейских народов. В своих имперских амбициях Сталин претендовал и на победу над умами и душами народов: «Два Рима пали, третий стоит, а четвертому не быть?». Этот тезис бывший семинарист помнил хорошо, понимая, что в Европе «правит» могущественный Ватикан. Сталин задался целью сломить римско-католическую империю. Возможности для этого, казалось, были.
Русская Православная Церковь имела паству во многих странах. Действовали церкви в Северной и Южной Америке, епархия в Бельгии, русские духовные миссии в Иерусалиме, Китае, Корее, благочиния в Австрии и Венгрии, подворья в Белграде и Софии. Все эти миссии, приходы, подворья исторически находились в каноническом подчинении Московской Патриархии. И Сталин решил превратить Русскую Православную церковь в Центр международного православия с политическим уклоном, своего рода «православный Ватикан», который мог стать духовно-нравственной опорой международной политики Кремля.
Создание «православного Ватикана» путем объединения автокефальных церквей вокруг Московского Патриархата и перенесение центра вселенского православия в столицу коммунистической империи должно было идти под личным контролем Сталина и В.М.Молотова. А право на «оперативную инициативу» в осуществлении плана было предоставлено «куратору» церкви — Председателю Совета по делам Русской Православной церкви, полковнику госбезопасности Г.Г.Карпову и «специалистам» по внешним сношениям с Лубянки.
Теперь становится понятным т.н. «новый государственно-церковный курс с осени 1943 г., когда начался период организационного возрождения и укрепления обескровленной большевистским лихолетием Русской [341] Православной Церкви. 8 сентября 1943 г. на Соборе епископов был избран двенадцатый патриарх Московский и всея Руси Сергий (Страгородский). Вскоре «прощенные» властью и отпущенные из неволи священнослужители заняли пустовавшие епархиальные кафедры и другие ключевые посты. Сформированный в это же время Совет по делам Русской Православной Церкви — по мысли Сталина — стал узлом связи между Правительством и Церковью. Сталин и Молотов, а с 1946 г. и заместитель председателя Совета Министров СССР К.Е.Ворошилов были постоянно в курсе всех церковных дел. С помощью Совета по делам Русской православной церкви государство держало под контролем каждый ее шаг.
Отправным моментом в деле создания православного Центра стал Поместный Собор Русской Православной Церкви 1945 г., принявший редчайшую по представительности делегацию поместных православных Церквей — такую, что это дало возможность впоследствии вспоминать об этом событии как о чуть не Вселенском Православном Соборе или, во всяком случае, как о его преддверии.
В Москву приехали патриарх Александрийский и всей Африки Христофор, патриарх Антиохийский Александр III, католикос патриарх всей Грузии Каллистрат, от Константинопольской Церкви архиепископ Фиатирский Герман, от Иерусалимской архиепископ Севастийский Афинагор, от Сербской Церкви митрополит Скопянский Иосиф Арджемский.
Из доклада Карпова правительству о Соборе:
«Собор явился наглядным доказательством отсутствия преследования религии в СССР и имел также некоторое политическое значение. Московская Патриархия, в частности, договорилась с Патриархами Александром, Христофором, представителями Константинопольского и Иерусалимского патриархов о прекращении связей с митрополитом Анастасием и о необходимости совместной борьбы против Ватикана»[1].
[342] По высочайшему указанию гости Собора получили ценные подарки: 42 предмета из фондов музеев Москвы и 28 — из Загорского государственного музея. В ответ на заботу патриарх Христофор заверил патриарха Алексия, что «восточные патриархи будут ожидать распространения на них покровительства России в чисто христианском духе».
Сталин торжествовал, а патриарх Алексий, вряд ли до конца оценивая глубину его политической интриги, распространял послания и обращения — к духовенству и верующим европейских стран, дальнего Запада и ближнего Востока.
После Поместного Собора 1945 г. Г. Карпов сделал такую запись:
«В дальнейшем внешняя деятельность РПЦ направляется Советом в следующих направлениях:
1. Воссоединение с Московской Патриархией русских православных церквей за границей.
2. Установление тесных и дружественных отношений с православными церквами славянских стран.
3. Дальнейшее укрепление связей с главами других автокефальных церквей и влияния в решении международных церковных вопросов».
6 марта 1945 г. в Таллине принесли покаяние и воссоединились с Московской Патриархией члены Синода Эстонской Православной Церкви.
В августе 1945 г. патриарх Алексий обратился с посланием к Русской Зарубежной Церкви. В результате значительная часть духовенства и мирян восстановили канонические отношения с Московским Патриархом, а в конце месяца был принят в молитвенное общение пребывавший в Париже митрополит Серафим (Лукьянов).
Для осуществления внешнеполитических задач Московская Патриархия направила в 1945—1946 гг. заграницу 17 делегаций в составе 52 чел. Об успехе воссоединения с Московской Патриархией 285 русских приходов за границей в государственных документах записано следующее: «Успеху воссоединения с Московской Патриархией русских православных церквей и духовенства за дающей [343] способствовали не только поездки туда делегаций Московской Патриархии, но и ставшие широко известными после войны сведения о свободном существовании религии в СССР и об укреплении Русской Православной Церкви».
Параллельно с воссоединением русских православных зарубежных приходов шла работа по выработке «единой» линии с православными Церквами Болгарии, Югославии, Чехословакии и Румынии.
С апреля 1945 по май 1946 г. шли переговоры с главой Болгарской церкви митрополитом Стефаном, который подтвердил весной 1946 г., что «он всецело ориентируется на Восток, на великий, могучий Советский Союз, на Русскую Церковь и патриарха Алексия».
О тесных связях с Болгарской Православной церковью в государственных документах осталась красноречивая запись Карпова: «Установлению тесных связей с Болгарской православной церковью способствовало также и то, (что по инициативе патриарха Алексия, с Болгарской церкви была снята схизма запрещения общения с другими церквами), наложенная Константинопольским патриархом в 1872 г. И, беря пример с русской Православной церкви в ее взаимоотношениях с государством, митрополит Стефан в Болгарии проводит политику поддержки демократического фронта, что особенно ярко сказалось в недавно прошедших выборах в Великое Народное Собрание Болгарии».
Но в оценке митрополита Стефана Советское руководство старалось проявлять гибкость и осторожность, помня о его былых связях с англичанами, участии в экуменическом движении и старых связях с болгарской оппозицией. Усмирить непокорного Стефана Советское государство собиралось путем подкупа. Из доклада Карпова правительству: «Обещанный Стефану и его Синоду крупный заем от лица Русской Православной Церкви должен больше связать Стефана с нами».
Наладились у Москвы отношения и с Сербской Православной Церковью. Внешне они носили дружественный [344] характер, но поездки делегаций Московского Патриархата в 1945—1946 гг. не принесли желаемого результата.
Осенью 1946 г. патриарх Сербский Гавриил приехал на лечение в Карловы Вары, где имел встречи с экзархом Московской Патриархии в Чехословакии архиепископом Елевферием, который по поручению патриарха Алексия убеждал патриарха Гавриила вернуться на родину и сотрудничать с демократическим правительством Тито, оставив надежды на восстановление монархии.
Сербский патриарх внял просьбам Москвы и уже в декабре 1946 г. заявил, что остается верным традиционной дружбе с Россией и категорически отметает ориентацию на Запад. Патриарх Гавриил высказал также мысль о необходимости всем православным церквам иметь единый фронт по всем общим для них вопросам и, что для этого необходимо собраться в Москве представителям всех православных церквей. На Всеславянском Конгрессе в Белграде в декабре 1946 г. Патриарх Гавриил высказывал то, что с таким нетерпением ждали в Москве: «... он считает, что первенство в православном мире должно принадлежать Московскому Патриарху, и Русская церковь должна стать матерью для славянских церквей». Развивая эту мысль и констатируя антиславянскую и антисоветскую «подрывную» работу Ватикана, патриарх Гавриил сказал: «... Вот почему нам нужно быть вместе с русским народом и Русской Церковью, чтобы противостоять всем козням и враждебным замыслам всего Запада во главе с римским папой и его сторонниками».
Кремлевский план осуществлялся в большевистском темпе.
Теперь несколько слов о Православной Церкви в Чехословакии. После гибели в 1942 г. единственного епископа Чешской Православной церкви Горазда ее каноническое существование было вообще поставлено под сомнение. Однако в 1945 г. в Прагу подоспела помощь. Посланец Московской Патриархии архиепископ Орловский, Фотий провел переговоры с представителями верующих [345] о принятии Чешской Православной Церкви в юрисдикцию Московского Патриархата и о назначении в Чехословакию епископа из СССР. Окончательно этот вопрос был решен в начале 1946 г., когда в Москву прибыла делегация от Чешской Православной Церкви. Во главе ее на правах экзарха оказался бывший епископ Ростовский Елевферий. В установочных документах Совета по делам Русской Православной Церкви на этот счет имеется следующее положение: «Совет считает, что Московская Патриархия должна оказывать особую помощь Православной Церкви в Чехословакии и укреплять ее влияние».
Румынская Православная церковь в период Второй мировой войны занимала недоброжелательную позицию в отношении СССР. Лишь с Поместного Собора 1945 г. стали видны улучшения отношений между Патриархией и Румынским патриархом Никодимом. А в 1946 г. с ним было достигнуто соглашение о совместных действиях в борьбе с Ватиканом и об отношении к экуменическому движению.
Итак, в Европе союз православных церквей под эгидой Московского Патриарха и Совета по делам Русской Православной церкви состоялся. В развитие плана Карпов предложил Сталину «усилить влияние на восточные патриархата, которые хотя и малочисленные, но считающиеся авторитетными в православном мире, с целью использования их в будущем на своей стороне при решении ряда важных церковных вопросов». Сталин согласился.
В течение 1946 г. митрополит Ленинградский Григорий (Чуков) побывал в Сирии, Ливане и Египте. Везде он получил заверения от глав Церквей, что «возглавляемые ими патриархаты и Церкви всегда будут поддерживать Московскую Патриархию в международных церковных вопросах».
Открытым оставался лишь вопрос о взаимоотношениях с Элладской православной церковью и константинопольским патриархом. От связей с греками Патриархия отказалась под давлением правительства, которое не [346] «устраивала ориентация церковных греческих кругов на англичан».
Что касается Константинопольского патриарха Максима, то на этот счет Карпов оставил следующую запись: «Для урегулирования отношений Московская Патриархия решила послать в Турцию митрополита Крутицкого Николая с подарком патриарху Максиму (50 тыс. американских долларов)».
Заключительным аккордом внешнеполитической деятельности Москвы должно было стать празднование в июле 1948 г. 500-летия автокефалии Русской Православной Церкви с приуроченным к нему совещанием глав и представителей поместных православных Церквей. Пункт первый повестки дня этого совещания гласил: «Ватикан и Православная Церковь». Пункт второй — «Об англиканской иерархии». Англиканская Церковь рассматривалась уже как претендент на европейское лидерство.
Сталин надеялся на прибытие делегаций всех православных Церквей. Совещание с их участием должно было стать актом признания вселенского первенства Русской православной церкви. Однако в Москву прибыли лишь делегации Грузинской, Сербской, Румынской, Болгарской, Албанской и Польской Церквей (т.е. Церквей из стран «народной демократии») и патриархи Константинопольский и Антиохийский. Греки (Элладская церковь) приняли участие только в празднествах. Хорошо понимая, что акция не удалась, патриарх Алексий заявил: «... это только начало общих собраний православных Церквей». Но дальнейшие события развивались по иному сценарию. В целях установления в послевоенной Европе межцерковного согласия в том же году в Амстердаме был создан Всемирный совет церквей. Среди его членов Русской православной церкви не оказалось.
Потерял интерес к использованию Церкви в мировой политике и сам Сталин. Точнее, он понял ограниченные возможности такого использования. За «ненадобностью» православный «фронт» начал распадаться. В 1948 г. [347] Московский Патриархат даровал автокефалию Польской Православной церкви, а в 1951 г. Православной церкви в Чехословакии.
Русское православие освобождалось от политических пут. Но, как показали события последующего десятилетия, ненадолго.
ОБСУЖДЕНИЕ ДОКЛАДА
Ю.С.Борисов:
Кто был главным инициатором экуменического движения в годы войны и особенно после войны? Кому принадлежала главная инициатива? Ватикану?
О.Ю.Васильева:
Ватикану эта инициатива не принадлежала. Ватикан не входил долгое время в экуменическое движение. Оно направлялось протестантами Голландии и Швеции. Англичане никогда не скрывали своих политических задач в движении. Именно английская церковь заняла к началу 1947 г. руководящее положение в экуменическом движении, что не устраивало Советское государство.
Л.Н.Нежинский:
У меня несколько вопросов.
Первый. Вы в своем исследовании берете только Центральную и Юго-Восточную Европу?
С позиции постановки вашей проблемы были ли какие-то изменения в отношении к тем, пусть небольшим, российским православным общинам на других континентах, [348] в других странах? Известно, что существовала русская православная церковь в Китае, которая занимала не совсем обычную позицию. Очень активизировалась в это время русская православная община в Соединенных Штатах и т.п. Вы этого не касались? Или ни было никаких изменений?
О.Ю.Васильева:
В подготовленной мной монографии есть специальный раздел, который посвящен отношениям с Русской Зарубежной церковью и русскими приходами. Отношения с Американской церковью — это одна из самых интересных проблем. Эти отношения использовались для активизации русской эмиграции в США, поддержки сражающегося Советского Союза.
Л.Н.Нежинский:
Не могли бы вы тезисно перечислить, что уже вами было опубликовано по всему комплексу проблем, о которых вы говорили, и что еще вы собираетесь опубликовать?
О.Ю.Васильева:
Это ряд статей «Ватикан в горниле войны», «Сталин и Ватикан», «Греко-униатский раскол». Законченная мной плановая монография называется «Советское государство и Русская православная церковь. Внешнеполитические цели. (1943—1948 гг.)».
Л.Н.Нежинский:
Поставленная в докладе проблема теснейшим образом перекликается со всеми сторонами внутренней и внешней политики Советского и Российского государства не только с 1943 г., но и в годы Второй мировой войны, и после нее. Автор доклада является уникальным специалистом в освещении этих проблем.
Уже не первый десяток лет я занимаюсь вопросами внешней политики, в том числе применительно к ареалу Центральной и Юго-Восточной Европы. Меня удивляют [349] коллеги из Института славяноведения, которые издали за 90-е гг. очень интересные документальные публикации, монографические исследования, например, «Народные демократии: миф или реальность?», «У истоков социалистического содружества», две документальные публикации: «НКАД» польское подполье. 1944—1945», «Польша — СССР. 1944—1945 гг. Механизм подчинения». Но они полностью уходят от этой проблемы, хотя проблема — одна из органичных, ибо теснейшим образом переплетается со всеми болезненными процессами становления новой системы власти, которые происходили в странах Центральной и Юго-Восточной Европы. Хотя известно, насколько остро стояла проблема взаимоотношений с Москвой, в том числе и руководства польской католической церкви и соответственно русской православной церкви и т.д. Через эту призму мы почти не рассматривали проблему. Например, вышла очень интересная книга «Религия и политика государства», подготовленная Центром истории религии и церкви.
Точно так же пытались в начале 20-х гг. наряду с тем, что конфисковывали имущество, осуществлять подготовительные акции к тому, чтобы как-то использовать церковь в плане утверждения внешнеполитических позиций Советской России.
Этим проблемам посвящено каждое пятое письмо Чичерина, который очень болезненно реагировал на наши акции по отношению к католическим представителям и т.д. Даже когда он был в Лозанне, почти в каждом письме он опять возвращался к проблеме соединения внешней политики и отношения к зарубежным религиозным течениям, особенно к взаимоотношениям с Римом. Я еще раз подчеркиваю: тема чрезвычайно интересна, она выходит своими выводами, постановкой проблем на целый ряд вопросов, к изучению которых мы только приступаем.
О «холодной войне» написано довольно много, но данной проблемы не касались совершенно. Черчилль [350] выступил в марте 1946 г. и началась «холодная война», но ведь до этого, как показано в докладе, шли процессы, которые не укладывались в рамки союзнических отношений стран ангтигитлеровской коалиции, которые были в ходе второй мировой войны.
Ю.С.Борисов:
Создание в Институте подразделения и развертывание работы по истории религии лишь начало большой работы по переосмыслению того места, которое религия (даже не церковь) занимает в сознании народа и должна занять в нашей историографии.
Я целиком поддерживаю положительное заключение по поводу доклада, его значения, высокого профессионального уровня, основанного на источниках. Но одна фраза докладчицы меня немножко царапнула: «До войны церковь в СССР была уничтожена».
О.Ю.Васильева:
Фактически религиозная жизнь приняла очаговый характер. Не было органов управления церковью, не созывались поместные и архиерейские соборы.
Ю.С.Борисов:
Да, она приняла очаговый характер. Не было органов управления. Это верно с точки зрения положения церкви как организации. Но вера не была уничтожена. Когда мы касаемся истории церкви в любых аспектах, мы должны всегда помнить, и эта внутренняя позиция должна быть выражена, что церковь — это не только организация. Может быть, Сталин, глубже смотрел на эти вещи, чем Молотов, Хрущев и другие. Сталин в первую очередь хотел сделать из церкви еще один приводной ремень от партии к массам внутри страны. Может быть, он хотел при ее помощи повысить эффективность международной деятельности Советского государства и разведки, в частности. Но мы должны понимать, что церковь, религия — это нечто гораздо большее. Это стержень отечественной [351] культуры, народного духа. И вся история, все попытки уничтожения в этом смысле веры и религии, православной церкви в частности потому и беспочвенны, что они слишком глубоко коренятся в народном сознании, в нравственности и т.д. В литературе пока превалирует чисто политический подход и политический анализ того, что происходит.
Легализация церкви является следствием отчасти интуитивною понимания Сталиным угроз самому строю. Сталин оценил патриотическую деятельности Церкви в годы войны, думая о ее использовании во внутриполитических делах. Но главное — использование Церкви во внешнеполитических акциях. Это был большой шаг к компромиссу и со стороны государства, и со стороны церкви. Это стало началом известного кризиса социализма как идеологии, что мне представляется очень важным.
Я.Н.Шапов:
Я хотел поддержать тему, которой занимается О.Ю.Васильева. Ей удалось найти целые группы документов и выйти на проблемы, которые до сих пор еще не изучены и не изучались. О.Ю.Васильева — автор нескольких книг, написанных самостоятельно и в соавторстве, посвященных истории церкви, наших перемещенных лиц, наших ценностей в советский период и в более позднее время.
Л.Н.Нежинский упоминал публикацию документов, связанную со взаимоотношениями Советского государства с церковью, и какое у нас было сопротивление со стороны церкви до 1922 г., до реквизиции ценностей из церквей.
Поднимался вопрос относительно роли религии и государства. Но ведь это же была система, которая традиционно существовала в России. У нас был обер-прокурор, государственный надзор над церковью, государственная помощь церкви. Так что здесь, с одной стороны, возрождались и [352]принципы, связанные с возможностью существования религии, с другой стороны — усиливалась опека государства.
Новые проблемы связаны не только с историей церкви, хотя это для нас очень важно не только в связи с историей России, но и стран Восточной Европы, с внешней политикой нашего государства, с ее поворотами, путями, новыми попытками осмысления и новыми путями решения тех проблем, которые стояли традиционно перед Россией. Она их утратила, и она стала вновь их завоевывать.
Для восточной церкви характерно множество православных центров. Каждая патриархия имеет свою собственную юрисдикцию, значение, голос. Но когда Москва ставила вопрос о том, чтобы возродить роль России в решении этих вопросов, это отнюдь не было попыткой копировать Ватикан. Это была попытка в какой- то степени постараться, чтобы православные церкви Востока и Восточной Европы считались с позициями и поддерживали Москву.
Ю.П.Шарапов:
Мне хотелось бы привести одно любопытное воспоминание, связанное с высказанной Ю.С.Борисовым неординарной мыслью о том, что Сталин пытался приспособить церковь к внутренней политике в качестве приводного ремня, хотя мы знаем, что эти «приводные ремни» до того были совсем другие. Здесь важна не только позиция Сталина, важно отношение к этому церкви. Поэтому шаг Сталина в 1943 г. был взят вовсе не «с потолка».
21 декабря 1939 г. в день 60-летия Сталина, мы, группа студентов ИФЛИ, возвращались с занятий. Доехали на трамвае до Сокольнического круга, как он тогда назывался, и кто-то из нас вспомнил, какой сегодня день. Там была поблизости церковь и мы туда зашли. В церкви шло богослужение. Вдруг священник, который вел эту службу (то ли это было запланировано заранее, то ли это был экспромт, [353] а если и экспромт, то хорошо продуманный), сказал: «Чем мы все обязаны нынешнему миру, благолепию и т.д. А тем (открывает какую-то книгу, показывает), что в мир пришел Иосиф». Он имел в виду, конечно, другого Иосифа, а не того, который царствовал тогда, но на не очень грамотную публику, которая его слушала с удовольствием, это тогда произвело впечатление. Я думаю, что уже тогда церковь понимала этот запрос, и в лице одного священника так реагировала на то, чтобы стать одним из орудий влияния на массы.
Л.Н.Нежинский:
Это чрезвычайно болезненный и пока еще малоисследованный вопрос, ибо внутри самой церкви, на всех уровнях ее руководства шла колоссальная борьба по вопросу об отношении к государству, начиная с 1918 г., (о 20-х гг. я уже не говорю), в том числе и накануне, и во время Второй мировой войны. Это отдельная тема, и ее необходимо изучать в рамках Центра по истории религии.
Метки: московская патриархия, сталин