Пасха в Царской семье: Пример верности и благочестия (ФОТО)
В России был обычай после Пасхального богослужения приветствовать близких людей поцелуем. Так и Государь в день Христова Воскресения, где бы он его ни праздновал, в Царском Селе или в Крыму, целовал своих солдат. Помню, как мы в Крыму стояли за большой стеклянной дверью и смотрели на эту церемонию, происходящую во дворе великолепного Ливадийского дворца.
На Пасху в Крыму было дивно. Цвели всевозможные фруктовые деревья и дурманящие чудесные запахи наполняли воздух. Пасхальные богослужения проводились в красивейшее время года.
На Страстный Четверг — особо почитаемый день Русской Православной Церкви — Царская семья ходила причащаться Святых Христовых Таин. Войдя в церковь, члены Царской семьи становились перед алтарем, делали поклоны и прикладывались к иконам. В белом платье, с вуалью, Государыня была очаровательной, хотя и была тогда слегка худой и выглядела болезненной. На нашем последнем богослужении сердце Государыни было настолько слабо, что ей было тяжело как поклониться, так и встать с колен. Трогательно и нежно маленький Алексей помогал и поддерживал свою маму.
Я удостоилась первого пасхального поцелуя от Государя, когда играла с детьми в детской. Государь вошел туда совсем неожиданно, вначале поцеловал меня, а затем своих детей. Пожалуй, трудно понять, какая была великая честь получить царский поцелуй, если не знать, как искренне мы боготворили Государя. Я была в восторге, и чуть было не потеряла сознание.
<...> Не знаю, как описать этот светлый праздник в тюрьме. Я чувствовала себя забытой Богом и людьми. В Светлую ночь проснулась от звона колоколов и села на постели, обливаясь слезами. Священник просил позволения у правительства обойти заключенных с Крестом, но ему отказали.
В Великую Пятницу нас всех исповедовали и причащали Святых Тайн; водили по очереди в одну из камер, у входа стоял солдат. Священник плакал со мною на исповеди.
Никогда не забуду отца Иоанна Руднева; он ушел в лучший мир. Он так глубоко принял к сердцу непомерную нашу скорбь, что заболел после этих исповедей.
Была Пасха и, я в своей убогой обстановке пела пасхальные песни, сидя на койке. Солдаты думали, что я сошла с ума и, войдя, под угрозой побить, потребовали, чтобы я замолчала. Положив голову на грязную подушку, я заплакала. Но вдруг почувствовала под подушкой что-то крепкое и, сунув руку, ощупала яйцо. Я не смела верить своей радости. В самом деле, под грязной подушкой, набитой соломой, лежало Красное яичко, положенное доброй рукой моего единственного друга, нашей надзирательницы... я прижала его к сердцу, целовала его и благодарила Бога".
Дневники Николая II позволяют восстановить эпизоды пасхальных празднеств при Дворе последнего русского Императора. В записях 1894 г. мы видим великого князя Николая Александровича в одну из самых счастливых его пасхальных недель, когда наследник Российского престола с блестящей свитой приезжает в Кобург просить руки Алисы Гессенской: "Накануне Пасхи в Великую Субботу отправились вчетвером тетя Элла (великая княгиня Елизавета Федоровна), Аликс (Алиса Гессенская), Сандро (великий князь Александр Михайлович) и я покупать всякие пустяки для прятания в яйца. Хотя дождь не переставал лить, очень веселились и смеялись... В 5 часов приехал фельдъегерь с дорогими письмами из дому, с орденом и с чудесными подарками для Аликс от Папа и Мама и пасхальными яичками. Много радости они доставили нам обоим".
В первые годы царствования молодой Государь с супругою по установленному церемониалу в Пасхальную полночь возглавлял шествие в пышном кортеже по парадным залам Зимнего дворца к Большой церкви, совершая все положенные ритуалы торжественного богослужения.
Он часто лично участвовал в выносе Плащаницы. На заре, по окончании литургии, Царское семейство собиралось для пасхальной трапезы с куличами, пасхами и крашеными яйцами в великолепной Малахитовой гостиной, примыкавшей к личным покоям Императора. Николай писал в дневнике: "Легли спать около 4 часов утра, когда заря уже занималась... В 11.30 часов началось христосование со всеми людьми в Малахитовой; почти 500 человек получили яйца". В последующие дни продолжались поздравления, христосования, раздача даров родственникам, придворным чинам, свите, служащим дворца, число которых достигало тысячи человек.
Прошли годы... В 1913 г., когда отмечалось трехсотлетие Дома Романовых, Царская Чета и их пятеро детей праздновали Пасху в Александровском дворце Царского села.
Царь, присутствовавший на ночном богослужении со своими детьми, вспоминал: "Крестный ход при чудном восходе солнца, мне очень напоминает Москву, Успенский собор и ту же службу. Дети красили яйца с офицерами яхты... Одарили друг друга после обеда... Алексей был в церкви в первый раз и по окончанию заутрени с Анастасией (младшая дочь) вернулся домой. Служба была торжественная и замечательно красивая в нашем прелестном храме".
В годы войны Император празднует Пасху в разлуке с семьей в военной ставке в Могилеве, со штабными посещает Пасхальные богослужения. В Страстную субботу он записал в дневнике: "Получил пасхальные яички от дорогой Аликс и детей.... Около полковой церкви в березовой роще я христосовался с казаками и нижними чинами всех частей, стоящих в Могилеве - всего 860 человек".
Пасхальное яйцо - этот символический дар, окрашенный в цвет крови Спасителя - было уже не опосредованным символом, а обретало особое значение на фронтах, где лилась кровь солдат. И в светлый праздник Воскресения оно рождало надежду на спасение и искупление грехов личным подвигом мужества и самопожертвования. Пасхи военных лет Царская семья проводит на фронтах и в госпиталях, христосуясь с солдатами и раздавая им подарки.
Строгие пасхальные яйца военных лет отличаются простотой и лаконизмом отделки. Если в предшествующие годы изготавливалось 4000 - 5000 фарфоровых яиц, то к Пасхе 1915 г. был представлен 10131 экземпляр. Большинство их было украшено вензелями Императрицы Александры Федоровны и Наследника Алексея Николаевича.
В годы Первой мировой войны появились также яйца с вензелями царских дочерей и сестры Императрицы, Великой Княгини Елизаветы Федоровны. Все они занимались благотворительной деятельностью, ухаживали за ранеными и, конечно, одаривали их на Пасху. В это время в ведомостях фарфорового завода появляется новый адрес: доставка в лазарет.
В годы войны начали делать специальные белые яйца с красным Крестом и датой под ним - для поднесения раненым. В 1916 г. было сделано 2000 таких яиц. В этом же году Вдовствующая Императрица Мария Федоровна заказала серию пасхальных яиц, украшенных красным Крестом и более богатым декором. Она поднесла свой пасхальный дар тысяче раненых солдат.
Солдатам на фронтах в день Пасхи вручались красные яйца с печатным изображением Георгиевского креста четвертой степени, называемого солдатским, так как им награждались низшие чины - солдаты, матросы, унтер-офицеры. Они изготавливались на заводах М.С. Кузнецова. Была выпущена также пасхальная открытка с изображением Императора Николая II в полевой форме, вручающего солдату красное пасхальное яйцо.
Пасху 1917 г. Императорская семья встретила в заточении в Александровском дворце Царского Села, где, по приказу А.Ф. Керенского, общение членов семьи было ограничено встречами за столом, значительно сократилось число приближенных, которые присутствовали на богослужении и разделяли пасхальную трапезу Царской семьи. В Светлое Воскресенье Александра Федоровна "давала им фарфоровые яйца, сохранившиеся из прежних запасов. Всего было 135 человек".
Жизнь Царственных узников в родном дворце назвать спокойной нельзя было. Солдаты охраны, хоть и не все, зачастую вели себя крайне неуважительно, а иногда и просто грубо и скверно, вплоть до непристойностей. Керенский приехал на двенадцатый день по возвращении арестованного в Могилеве Царя и насильно разлучил Государыню с верными подругами: Вырубовой и Ден. Затем, спустя пять дней, приехал снова и заявил, что принужден разлучить Государя с Государыней: они видеться будут лишь за столом и при условии, что разговаривать будут только по-русски и не касаясь прошлого. Это было в Страстной Понедельник.
На Страстной Четверг революционные активисты города Царское Село устроили похороны «жертв революции», в подражание Петрограду, где такое же (массовое, вошедшее в историю) мероприятие прошло за неделю до того. «Жертвы революции» вовсе не являлись «защитниками свободы», это было несколько погибших во время февральских безпорядков в Царском Селе, в частности, при разгроме винных лавок. Хоронили их, с очевидными издевкой и вызовом, прямо напротив круглого зала Александровского дворца, с речами и безконечными маршем Шопена и «Марсельезой». Вдруг налетевший шквал непогоды — в ответ на молитвы узников, как им верилось — разогнал нечестивое сборище.
Зная о том, что похороны будут устроены возле дворца в Великий Четверг, Семья решила исповедоваться в Великую Пятницу, с тем, чтоб причаститься в Субботу.
Исповедовал и совершал богослужения протоиерей Афанасий Беляев, бывший в то время настоятелем Федоровского собора в Царском Селе. Ни собор, ни дорогую Августейшим сестрам милосердия Знаменскую церковь Царской Семье посещать не разрешалось.
Богослужения совершались в домовой церкви Александровского дворца, оборудованной в одном из залов, где просто был поставлен походный иконостас 1812 года (он и сейчас хранится в Эрмитаже). Приглашенный на Великие дни во дворец, священник и сам оказался в заточении и (после Пасхи) принужден был настойчиво напоминать о себе, чтобы вернуться к своим основным обязанностям. Дневники отца Афанасия, относящиеся ко времени его пребывания в Александровском дворце, опубликованы в журнале «Исторический архив» (1993, №1). Подробные выдержки из этого безценного документа приведены и в первом томе двухтомного издания «Дневников Николая II и Императрицы Александры Федоровны 1917–1918» (М., «Вагриус», 2008 г.).
«В 2 часа, — пишет отец Афанасий о Великой Пятнице, — началась вечерня и вынос Плащаницы на средину храма. Место для Плащаницы убрали коврами, принесли целые кусты белой и красной сирени, множество роз и сделали чудную изящную картину из живых цветов. …Их Величества, две Княжны (Татьяна и Анастасия — А.М.) и свита явились в глубоком трауре — все в черных платьях. Вечерня прошла чинно и довольно торжественно».
Отец Афанасий сказал слово на вынос Плащаницы, в котором особое внимание уделил состоянию Богооставленности Спасителя на Кресте: «Ужасное состояние… Чувствовать, видеть Себя в невыносимую минуту скорби оставленным от Бога. …Любовь Божественная все это сделала для того, чтобы всех страждущих, гонимых… привлечь к Себе. О, Господи, Спаситель мой! Какое утешение вливаешь Ты в пораженное сердце мое… Я чувствую глубоко, что при всех скорбях своих я не один. Ты, Господи, со мною».
Многие плакали. Государь после исповеди сказал священнику, что это слово произвело на него глубокое впечатление. Вечером батюшка был приведен в детские комнаты для исповеди больных. Он записал: «Какие удивительные по-христиански убранные комнаты. У каждой Княжны в углу комнаты устроен настоящий иконостас, наполненный множеством икон разных размеров с изображениями особенно чтимых святых угодников. … Для выслушания молитв перед исповедью все четверо детей были в одной комнате, где лежала на кровати больная Ольга Николаевна. Алексей Николаевич сидел в креслах, одетый в голубой халатик, обшитый по краям узорчатою тесьмою. Мария Николаевна полулежала в большом кресле, которое было устроено на колесах, и Анастасия Николаевна легко их передвигала. … Как шла исповедь — говорить не буду. Впечатление получилось такое: дай, Господи, чтоб и все дети нравственно были так высоки, как дети бывшего царя».
Приближенные исповедовались также в Великую Пятницу. Первой выпало идти на исповедь фрейлине Государыни, баронессе Буксгевден. К ее удивлению, за ней в часовню последовал и солдат охраны. Ей пришло в голову, что он хочет прослушать исповедь Царской Четы, а начать решил с нее. Вежливые просьбы удалиться на солдата не действовали. Баронесса потребовала позвать офицера охраны. Громко ругаясь, солдат сходил за офицером, который решил вопрос в пользу фрейлины. Этот случай вполне характерен для той атмосферы, в которой жили тогда царственные узники. Впрочем, рассказывая о шествии по дворцу во время погребении Плащаницы, София Буксгевден пишет: «Солдаты, дежурившие в этот день во дворце, были настроены не слишком воинственно. Некоторые из них стояли в пустых залах, наблюдая за процессией в полном молчании — без каких-либо комментариев или насмешек».
Царская Чета и Татьяна Николаевна исповедовались уже после погребения Плащаницы в молельне, примыкавшей к спальне Их Величеств. Отец Афанасий пишет: «Комната-молельня очень маленькая и сверху донизу увешана и уставлена иконами, перед иконами горят лампады. В углу, в углублении, стоит особенный иконостас с точеными колонками и местами для известных икон, перед ним поставлен складной аналой, на котором положено и старинное напрестольное Евангелие и Крест, и много богослужебных книг. Принесенные мною Крест и Евангелие я не знал, куда положить, и положил тут же на лежащие книги. После прочтения молитв Государь с супругою ушли, осталась и исповедовалась Татьяна Николаевна. За нею пришла Государыня взволнованная, видимо, усердно молившаяся и решившаяся по православному чину, с полным сознанием величия таинства, исповедать перед Святым Крестом и Евангелием болезни сердца своего. За нею приступил к исповеди и Государь. Исповедь всех троих шла час двадцать минут».
Отец Афанасий был тронут до глубины души тем, что «удостоился, по милости Божией, стать посредником между Царем Небесным и земным». Он пишет о Государе: «…И вот ныне, смиренный раб Божий Николай, как кроткий агнец, доброжелательный ко всем врагам своим, не помнящий обид, молящийся усердно о благоденствии России, верующий глубоко в ее славное будущее, коленопреклоненно, взирая на Крест и Евангелие, в присутствии моего недостоинства, высказывает Небесному Отцу сокровенные тайны своей многострадальной жизни…».
Примечательно, что желая преподать отверженному Царю слово утешения и успокоения, отец Афанасий с сокрушением заговорил о… конституции! Мол, надо было дать ее своевременно и тем «исполнить желание народа». Мы можем представить, таким образом, как сильно мечта о новом укладе жизни проникла тогда в сердца соотечественников. Потом был и общий разговор священника с Царской Четой. Он был родственником духовника Царской семьи, отца Александра Васильева, тяжело заболевшего в те дни, и супруги расспрашивали о нем, просили передать ему привет; Государь сказал: «Мы все его так горячо полюбили». Беседовали также и о семейной жизни. Здесь нужно заметить, что на Пасху было сделано послабление, и Государю разрешили быть вместе с супругой.
В Субботу вся семья причастилась. Первым к Чаше подошел Государь. Давая ему Святые Дары, отец Афанасий громко и внятно сказал: «Честнаго и Святаго Тела и Крове Господа и Бога нашего Иисуса Христа причащается раб Божий благоверный Николай Александрович во оставление грехов своих и в жизнь вечную». Так же было сказано и Александре Федоровне. Татьяна и Анастасия причастились в церкви, а остальных детей батюшка причастил в их комнатах, пройдя туда, не разоблачаясь, после литургии, со Святою Чашей.
«Ровно в половине двенадцатого часа, — рассказывает отец Афанасий, — пришел Государь с супругою и две Княжны и вся свита. Я поторопился начать утреню, открыл Царские врата и пошел раздавать свечи. Беря свечу, Государь спросил, не рано ли начинать службу, еще нет 12 часов. Тогда я ушел в алтарь и начал совершать проскомидию, а без 10 минут 12 сделал возглас: "Благословен Бог наш", певчие запели "Аминь" и "Воскресение Твое Христе Спасе". Начался Крестный ход: впереди фонарь, за ним запрестольный Крест, хоругви, икона воскресения Христова, певчие в своих малиновых одеждах, причт в светлых пасхальных ризах, Царская семья, свита и все служащие. Выйдя из церковного зала, обошли кругом зала круглого и вернулись к запертым дверям церковным, где и остановились. Началась Христовская пасхальная утреня».
П.Жильяр пишет так: «Служба продолжается до двух часов, после чего все идут в библиотеку для обычных поздравлений. Государь, по русскому обычаю, христосуется со всеми присутствующими мужчинами, включая коменданта дворца и караульного офицера, который остался при нем. Оба не могут скрыть волнения, которое вызвало в них это непосредственное движение Государя. / Потом все садятся за круглый стол для пасхального разговенья. Их Величества сидят друг против друга… После сравнительного оживления, которое начало быстро падать, разговоры замирают». Баронесса София Буксгевден вспоминала: «В церкви Их Величествам пришлось стоять на некотором удалении друг от друга, а за ужином присутствовали комендант и офицеры охраны. Ужин прошел в атмосфере полной подавленности». Пасхальная трапеза продолжалась не более получаса».(1)
27-го марта. Понедельник
Начали говеть, но, для начала, не к радости началось это говение. После обедни прибыл Керенский и просил ограничить наши встречи временем еды и с детьми сидеть раздельно; будто бы ему это нужно для того, чтобы держать в спокойствии знаменитый Совет Рабочих и Солдатских Депутатов! Пришлось подчиниться, во избежание какого-нибудь насилия.
Погулял с Татьяной. Ольга опять слегла, т. к. у неё заболело горло. Остальные себя чувствуют хорошо. В 9.45 спустился к себе, Татьяна посидела со мною до 10½ ч. Затем почитал, выпил чаю, принял ванну и лёг спать на своей тахте!
28-го марта. Вторник
Спал очень хорошо. Погода была тёплая, дороги оттого стали уже хуже; погулял. В 11 час. пошли к обедне. У Ольги горло продолжает болеть, темп. [ература] дошла до 39.4, так скучно — ещё недавно окончилась корь. Гулял и работал на островке с Т .[атьяной]. В 6½ ч. Анастасия пошла с нами к службе. Вечер опять провел с Татьяной и ночевал у себя.
29-го марта. Среда
Хороший тёплый день. Встал в 9½ ч., т. к. спал неважно. Погулял до обедни. Служат у нас в походной церкви о. Афанасий Беляев, за болезнью нашего духовника о. Васильева, диакон, дьячок и четыре певчих, кот[орые] отлично справляются со своими обязанностями. Жаль, что не все дети могут ходить с нами в церковь! Гулял с Т.[атьяной] и долго работал с нею на островке; двое из караульных офицеров тоже помогали нам. После обеда провели вечер до 10 ч. вместе, а затем Татьяна посидела у меня. Лёг рано.
30-го марта. Четверг
Дул сильный ветер и днём разогнало тучи. В 10 ч. пошли к обедне, (вслед — РН) за кот[орой] много наших людей причастилось, Недолго гулял с Татьяной; сегодня происходили похороны «жертв революции» у нас в парке против середины Александровского дворца недалеко от Китайского. Слышны были звуки похоронного марша и марсельезы.
К 5½ уже всё кончилось. В 6 час. пошли к службе 12 Евангелий, о. Беляев молодцом прочёл их один. Вечер провёл, как все последние.
31-го марта. Пятница
Хороший солнечный день. Погулял с Татьяной до 11 час. В 2 часа был вынос плащаницы. Гулял и работал у парома. В 6½ пошли к службе. Вечером исповедовались у о. Беляева.
1-го апреля. Суббота
Забыл упомянуть, что вчера мы простились с 46 нашими служащими, которых, наконец, выпустили из Александровского дворца к их семьям в Петроград.
Погода была хорошая, с сильным южным ветром.
В 9 час. пошли к обедне и причастились Св. Христовых тайн со свитой и остальными людьми.
Погулял до завтрака. Днём начали ломать лёд по-старому у моста с ручейком; работали Татьяна, Валя и Нагорный. Поспал до обеда. Одарили друг друга яичками и Фотографиями. В 11½ пошли к началу полунощницы.
2-го апреля. СВЕТЛОЕ ХРИСТОВО ВОСКРЕСЕНЬЕ
Заутреня и обедня окончились в час 40. Разговлялись со всеми в числе 16 челов[ек]. Лёг спать не сразу, т. к. плотно поел. Встал около 10 час. День стоял лучезарный, настоящий праздничный. Утром погулял. Перед завтраком христосовался со всеми служащими, а Аликс давала им фарфор[овые] яйца, сохранившиеся из прежних запасов. Всего было 135 чел[овек]. Днём начали работать у моста, но вскоре собралась большая толпа зевак за решёткой — пришлось уйти и скучно провести остальное время в саду. Алексей и Анастасия вышли в первый раз на воздух.
В 7 ч. в игральной комнате наверху была отслужена вечерня. После обеда разошлись в 10 час.; читал Татьяне вслух у себя. Лёг рано.
3-го апреля. Понедельник
Отличный весенний день. В 10 час. погулял с Валей Долгоруковым. В 11 час. пошёл с Т.[атьяной] и Ан.[астасией] к обедне. После завтрака вышел с ними и Алексеем в парк и всё время ломал лёд у нашей летней пристани; толпа зевак опять стояла у решётки и от начала до конца упорно наблюдала за нами. Солнце хорошо согревало. После чая разбирал массу полученных прежде открыток. Вечером наверху поиграл с Аликс в «мельницу», а затем у себя почитал Татьяне вслух.
Еще более печальной была последняя Пасха в жизни Императорской семьи в доме Ипатьева в Екатеринбурге, где в ночь на 17 июля 1918 г. они были расстреляны большевиками. Николай II писал о морозном и пасмурном дне Пасхи 1918 г.: "По просьбе Боткина (семейного врача Романовых, ныне прославленного Церковью) к нам впустили священника и дьякона в 8 час. Они отслужили заутреню скоро и хорошо; большое было утешение помолиться хоть в такой обстановке и услышать "Христос Воскресе"... Утром похристосовались между собою и за чаем ели кулич и красные яйца, пасхи не могли достать".
По материалам:
«Анна Вырубова - Фрейлина Государыни». Под редакцией Ирмели Вихерюури. Хельсинки. ОТАВА. 1987. Перевод с финского языка Людмилы Хухтиниеми.
Анна Вырубова. «Страницы моей жизни». Благо. 2000.
http://blogs.privet.ru/community/NikolasIIМосква.
(1) Андрей Мановцев.
Комментарии
RSS лента комментариев этой записи