Конец человечества
Социализм мертв, и над нами нависло сверхчеловеческое будущее. Остался ли у нас шанс вновь обрести чувство всеобщей цели?
Эти чудовищные расчеты были размещены на ресурсе не апокалиптического культа, а на ресурсе «экстропианцев» - сторонников масштабного технологического прогресса в условиях человеческого существования. То, о чем шла речь в этом посте, это на самом деле не Вознесение, а Сингулярность – предсказанный момент чрезвычайно быстрого технологического прогресса, который позволит людям забыть о старении, болезнях, бедности и смерти. Для экстропианцев и других представителей доктрин сверхчеловечности, загадка человеческой природы в принципе уже была решена в 1953 году, когда Уотсон и Крик опубликовали свою работу, посвященную структуре ДНК. Теперь дело за инженерией.
Писателям-фантастам эти идеи кажутся невероятно привлекательными. Я впервые познакомился с трансгуманизмом через работы экстропианцев и изучал их идеи с таким энтузиазмом, что даже успел записать себя в их ряды. Именно экстропианец впервые саркастично определил Сингулярность как «Вознесение ботаников», и в моей книге «Деление Кассини» («The Cassini Division», 1999) я вложил в уста одного из персонажей вариант этого высказывания. Если вы введете оригинальную фразу в строку поиска в интернете, вы обнаружите, что ее авторство приписывают мне – это о чем-то говорит, хотя я не уверен, о чем именно.
В своей книге «Человечество 2.0» («Humanity 2.0», 2011) Стив Фуллер (Steve Fuller), профессор социологии в университете Уорвика, использует идеи сверчеловечности, чтобы подвергнуть испытанию гуманизм. Он утверждает, что еврейская, христианская и мусульманская теология наряду с западной философией основываются на идее человеческой сущности. Действительно, все существа определяются своими отличительными признаками – эта идея восходит к Аристотелю. Мысль о том, что существа могут меняться, была недопустимой: отличительные признаки считались абстрактными и вечными, точно так же как и числа. Дарвин разложил все отличительные признаки на популяции, каждая из которых не имеет никаких внутренних ограничений для вариаций. Философы биологии уже давно признали, что переход от эссенциалистского подхода к «популяционному подходу» стал основополагающим моментом в современном понимании эволюции.
Однако как только «человечество» становится скорее вариантным набором популяций, а не инвариантной сущностью, оно теряет свою исключительность в качестве определяющего признака. Границы этой категории становятся размытыми: некоторые составляющие популяций можно вообще исключить из границ человечества, а некоторые сверхчеловеческие (и тем не менее естественные) сущности, такие как «сверхчеловек» Ницше или воображаемые будущие трансцендентальные сущности экстропианцев, могут оказаться достойными того, чтобы пожертвовать ради них современными людьми. Более того, в нравственном отношении животные могут стать настолько же значимыми существами, как и люди – именно этого добиваются защитники животных.
Если допустить возможность стремительного прогресса человечества – совершенствования умственных способностей и увеличения продолжительности жизни – это только усугубит ситуацию. Фуллер утверждает, что многие люди уже выходят за рамки базовых человеческих возможностей при помощи интернета и ноотропных веществ. Новые и вполне предсказуемые технологические и культурные преобразования сделают границы между человеческим и нечеловеческим еще более размытыми, а вероятные различия (в коэффициенте умственного развития, продолжительности жизни, здоровье и способностях) внутри человеческой популяции еще более резкими. Принципы государства благосостояния, как пишет Фуллер, могут стать основой нравственных и политических дискуссий, действий и конечных соглашений по этим вопросам. Он считает, что мы должны принять перспективу превращения в Человечество 2.0 и вписать ее в рамки демократической политики. Но Фуллер также признает, что проблема заключается в том, чтобы сформировать «нас», то есть тех, кто сможет это сделать.
Поэтому становится все труднее представить себе человечество в качестве объединенного органа, способного воплотить совместный проект в общих интересах. Возможно, время подобных концепций уже прошло. Поскольку опора монотеизма в лице великих теорий утратила свое влияние среди самых амбициозных людей Запада, светским политическим движением, сделавшим попытку оформить новую концепцию, стал социализм, в частности марксизм. Он сделал это двумя путями – теоретическим и практическим.
Теоретически марксизм выдвинул светскую материалистическую концепцию становления человечества: сложное, прогрессирующее и бесконечно продолжающееся взаимодействие труда, сознания и общественных отношений, которые уходят своими корнями во взаимоукрепляющее совместное развитие рук, мозга и языка. Эта концепция не зависит от философского понятия человеческой сущности, поэтому она смогла противостоять дарвиновскому разложению на популяции. С момента своего зарождения в 1840-х годах марксистская теория соединяла в себе концепции эволюционизма и, естественно, идеи сторонников историзма. Кроме того, в нее также вошла концепция Дарвина: вспомним, к примеру, известную работу Фридриха Энгельса под названием «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека» (1876), философскую антропологию, которая пересказывает дарвиновскую теорию происхождения человека – теорию, позже доказанную палеонтологией.
На практике целью социализма (в его коммунистической и социал-демократической форме) является создание совместного политического проекта ради блага всего человечества. В его коммунистическом варианте этот проект должен был включать в себя не только рабочий класс Запада, но и сотни миллионов жителей колонизированного мира, которые также были частью коллективного политического субъекта (того, что в гимне называется «интернационалом»). Марксистский социализм действовал во имя будущего, в котором, как говорится в гимне, «в интернационале сольется род людской». То, что они сделали, было больше похоже на пародию на их идеи. Но, несмотря на это, они не перестали об этом заявлять.
На пике популярности различные формы социализма насчитывали сотни миллионов своих сторонников – и субъектов. За пределами коммунистических государств демократические социалисты вкладывали свои, на первый взгляд, утопические надежды в прозаическую политику выборов, кампаний и требования увеличить заработную плату. Они утверждали, что в интересах организованного труда отстаивать демократические права, противостоять расовому и религиозному делению, защищать мир и так далее. Как показывает социологический анализ, утверждение «расизм – это инструмент, при помощи которого наши боссы разделяют нас», возможно, не такое уж сложное и даже не всегда правдивое. Но в качестве политики оно приносит неплохие результаты. В своем труде «Капитал», том 1 (1876), Карл Маркс сформулировал следующий закон: «Труд белых не может освободиться там, где труд черных носит на себе позорное клеймо». Подобная логика применима и к другим формам притеснений. Когда социалисты нарушали эти законы - а они это часто делали - их собственные фундаментальные принципы (и принципиальные фундаменталисты) можно было призывать к ответу.
Это настолько удивительно, что зачастую это можно упустить из виду. В смысле апеллирования к всеобщим интересам человечества - даже если это всего лишь прикрытие для более мелких и мерзких интересов – только мировые религии предпринимали подобные попытки. Никакая другая светская идеология не пыталась стать настолько всеохватывающей силой. Отчасти в качестве реакции, а отчасти в качестве противовеса коммунистической идеологии всеобщее чувство универсализма и всеобщей человечности после окончания Второй Мировой войны приобрело статус института в форме ООН, в системе прав человека и развитии других инструментов международного права. Несмотря на то, что либеральный всемирный гуманизм вдохновлял людей, а его достижения были вполне реальными, ему все равно не доставало твердого основания социализма, которое заключалось в материальных личных интересах людей.
В настоящее время, когда коммунизм уже исчерпал себя, а социальная демократия продолжает бороться, чтобы сохранить свои послевоенные достижения, идея о том, что все человечество в целом может стать потенциальным политическим субъектом, едва ли выдержит критику. Социализм мертв, и его смерть привела к неожиданным результатам. Одно из негативных последствий конца социализма как массовой идеологии - это конец человечества как воображаемого сообщества. А это в свою очередь накладывает отпечаток на наши реально существующие сообщества – примером может служить подъем ультраправых партий по всей Европе.
Цели тех людей, которые удерживали в своих руках бразды правления в коммунистических государствах, зачастую заключались лишь в том, чтобы удержать их всеми возможными способами. Однако стремления миллионов простых людей, которые верили в социализм, были довольно скромными: полная занятость, социальное обеспечение, бесплатное образование и здравоохранение. На протяжении довольно длительного периода времени после Второй Мировой войны казалось, что этих целей вполне можно достичь в рамках социально-демократического капитализма. Однако парадоксальным образом их достижение, казалось, зависело от далекой и в то же время соблазнительной перспективы отмены капитализма как такового. Я очень хорошо помню, как лейбористский премьер-министр Великобритании конца 1970-х годов Джеймс Каллаган заявил, что, в конце концов, мы создадим в Британии общество, основанное на принципе «от каждого по способностям, каждому по потребностям». Что странно, его никто не назвал коммунистом, все понимали, что подобные великие цели вполне соответствуют сентиментальным песням и речам, приуроченным к празднику Первого мая. Но как только мы отказываемся от великих целей, скромные устремления тоже исчезают. Теперь все респектабельные источники убеждают нас в том, что достижение таких целей было невозможным, а сами цели оказались всего лишь заблуждением.
Перед лицом трансчеловеческого будущего перед гуманистами и либералами стоит сложная задача: им необходимо найти альтернативу социалистическому проекту или вернуть его к жизни. Без идеологии, которая способна укрепить чувство общечеловеческой идентичности и общечеловеческих интересов, люди начнут делиться на сообщества, основываясь на других признаках. Многие из тех, кто придерживается левых взглядов, считают политику идентичности альтернативой универсализму прошлого. Но идеей идентичности могут также воспользоваться и ультраправые. Она может питать презрительное равнодушие по отношению к страданиям других людей, и это будет следствием того, что кто-то пренебрегает вашими страданиями.
Подведем итог. Цель создать мирное, глобальное сообщество равенства, относительной безопасности и материального благосостояния оказалась лишь фантазией. Заставьте нас выпить эту чашу до дна, но не ждите, что мы останемся гуманистами после того как вытрем губы. Если труд белых никогда не сможет освободиться, почему его должно волновать то, что труд черных носит на себе позорное клеймо?
("Aeon Magazine", Великобритания)
Кен Маклеод (Ken MacLeod)
Оригиналпубликации: The ends of humanity
http://inosmi.ru/world/20121117/202282726.html#ixzz2CTEqCpu2
Комментарии
"Переводчику" следовало бы немного доучитьсяю.
RSS лента комментариев этой записи