Митрополит Виталий о главном, что теряет современный мир
Доклад Архиепископа Виталия на пастырском совещании духовенства Русской Православной Церкви Северной Америки и Канады, состоявшемся в Свято-Троицком монастыре 20 августа (2 сентября)-22 августа (4 сентября) 1969г.
Церковь Христова в своей истории всегда была гонима — или от внешних врагов своих или от своих же непокорных гордых чад. Так раздирали ее ризы множество ересей, бурно, вирулентно обрушивающихся на Святую Церковь и немилостивно губящих множества душ христианских, увлеченных этими ересями, которые по учению Свв. Отцов являются хулой на Духа Святого. Перед нами проходят бесчисленные ереси большие и малые, от арианства, терзавшего Церковь более 60 лет, до иконоборчества и современного нам зла экуменизма, а в Русской Церкви от жидовстующих до тонкого яда софианства, так глубоко проникшего в парижский Экзархат, но не способного переброситься на берега Нового Мира, где американизированный грубым ковбойством русский человек просто не способен воспринять софианские витиеватости. Как ни пагубны были все эти ереси, но все они были явными врагами. Контуры этих неправд имели определенные очертания. Церковь знала своих врагов, видела их, вступала с ними в брань, побеждала их только потому, что все эти враги Церкви имели свои определенные учения, имели своих ересиархов-учителей. Было за что ухватиться, чтобы противника ниспровергнуть.
Но есть другой образ зла, который не имеет таких конкретных форм, менее уловимый, менее ясный. Этот род зла как густой туман окутывает часто массу православных христиан, которые от долгого пребывания в нем привыкали к нему, считая его своим воздухом и не видя всего коварства врага. К такому злу относится всякое ложное мировоззрение. Приблизительно от эпохи пресловутого Возрождения стали совершенно терять единственно правильное, целостное и монолитное мировоззрение — смотреть на мир и на все что в мире глазами Св. Писания и учения Свв. Отцов Церкви. Можно сказать, что от этой эпохи постепенно церковная мысль начала отстраняться на второй план чтобы, ко времени Французской Революции, потерять окончательно свою главенствующую роль в образе мысли человеческой и дойти до чудовищного создания двух моралей, нравственности христианской и нравственности мирской, и, как верх достижения, завершит этот прогресс отделением Церкви от государства.
Трагедия душ, охваченных этим родом зла, заключается в том, что можно каяться в каком ни будь грехе, можно каяться в страсти, но совершенно почти невозможно каяться во всем мировоззрении своем, как невозможно каяться во всем. Тут надо не каяться, а полностью переродиться, что является уделом редких душ.
Сила этого зла еще и в том, что оно не имеет своего конкретного возглавителя, своего конкретного учения, его невозможно никому приписать, и Свв. Отцы Церкви учат нас, что настоящий автор его — сам князь мира сего. Это демонское влияние на людей действует как бы молекулярно, через все, испорченное грехом, человеческое и земное естество, всей атмосферой, как воздух, который, если испортится на огромном пространстве, то от постоянного вдыхания его нам кажется уже совсем нормальным.
Выражением этого зла также является уже теперь широко распространенное мышление о действующих законах Божиих в природе. Считается, например, похвальным сказать какие премудрые законы Божии в мире атомов, в природе. Почти что никто не ощущает сокровенной в таком изречении диавольской злобы, клеветы на Создателя, самого настоящего кощунства. От такого пантеистического утверждения исходит совершенно невозможное представление о Боге, создавшем все видимое и невидимое и ушедшем в превыспренняя, оставив это вымышленное действие законов самим по себе.
На это хорошо отвечает Митр. Антоний, когда говорит, что "надо представлять каждое движение в природе, как непосредственное действие личности Творца, т.е. надо совершенно отрицать какие-то узлы в мире, из которых, как четыре ветра из мешка греческого бога, вылетают законы природы. Никаких законов, ни сил, кроме личности Создателя, личной Его воли, не может существовать для нашего сознания. Такая точка зрения проникает весь псалом 103".
О. Иоанн Кронштадтский в своей книге "Моя Жизнь во Христе" прямо пишет:
"Вездесущие Божие есть пространственное и мысленное, т. е. везде Бог в пространственном отношении и в мысленном: куда ни пойду я, телесно или мысленно, везде я встречу Бога и везде мне навстречу Бог" …. «Господь, наполняя все творение, — которое пред Ним как капля росы утренния, сходящей на землю и как стражик в привесах, содержа его, до малейшей былинки и пылинки в Деснице Своей и не ограничиваясь ни великими, ни малыми в нем творениями — существует в бесконечность, всесовершенно наполняя как бы пустоту, ибо Он единственное бытие, почему и называет Себя "Сый", т. е. Я есмь Тот, Который есмь".
К этому роду зла должно еще причислить одно явление исключительного свойства. Тоже приблизительно в эпоху Возрождения положено было начало чрезмерного возвеличения только одной умственной силы души человеческой за счет силы чувства и воли. Своего апогея оно достигло во дни французской Революции и завершилось уродливейшим преклонением богине разума, как официальным революционным культом Франции. Если нет уже больше никакого остатка от этого культа в наши дни, то уму и по сей час дается предпочтение: только его стараются развить, только им стремятся жить. Ум воспитывают с самого детства в школе, в университете, во всей общественности. О других силах души, о сердце и воле, в европейской литературе почти нет никакого учения. Свв. Отцы Церкви Христовой нас учат, что в душе человека действуют три силы, которые необходимо хотя бы одинаково равномерно развивать; — это суть сила умственная, сила чувства и сила воли. Однако, каким то совершенно непостижимым образом все культурное общество, почти во всем мире, обратило внимание только на один ум. А если бы кто ни будь попытался заговорить о сердце, то умные люди непременно умно переглянулись бы, снисходительно улыбнулись. Зато за сердце взялись романисты, поэты, музыканты и певцы и довольно скоро внушили всем, что сердце — это что-то совсем неопределенное, какой то вещун, причем очень капризный; чувствует, что ему хочется и когда вздумается, что-то совершенно не подчиняющееся нашей воле, почти что некое существо, самостоятельно живущее в нас и не поддающееся никакому контролю. Такое туманное представление о сердце так глубоко вошло в понимание, что даже образованные люди, сдав в духовный архив все учение Свв. Отцов о сердце, считали для себя похвальным подавлять внутри себя всякое чувство и создали известный культ "английского лица". Да, слово сердце сделалось почти что не серьезным словом, настолько оно истрепалось, как старый флаг от ветра, от постоянных, невпопад, неискренних упоминаний о нем в безыскусных бесцветных фразах — сердечный привет, сердечные пожелания и в прочих никого не обязывающих выражениях. Почти вся европейская литература в том же духе, или игривости, или поверхностей эмоциональности, постаралась нам представить сердце как совершенно не заслуживающее внимания серьезных умных людей.
Ловко, очень ловко диавол свил в нашем сердце свое прочное гнездо, в этом центре жизненности человека, откуда мы черпаем все свои силы, одухотворяющие всю нашу деятельность, превращающую все наши мысли и слова в жизнь. Диавол захватил эту нашу настоящую силу, эту внутреннюю динамику души, чтобы парализовать наши самые благие порывы, сделать бесплодными все наши самые лучшие мысли; овладел нашим сердцем, чтобы оно служило ему, по славу евангельскому: «Ибо из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления" (Мф 15.19).
Сколько умных людей ушли бесплодными смоковницами только потому, что не сумели свои на вид глубокие полезные мысли облечь в сердечную силу, не сумели соединить ум с сердцем. И наоборот сколько злодеев, идеологических и уголовных преступников, перевернули целые общества, прошли как всеразрушительный смерч в революционных вихрях почти всегда с убогими, пошлыми мыслями, но мыслями заряженными демонским огнем их сердец. Ленин не читал лекции, когда с какой ни будь бочки или с площадки случайного грузовика обращался к толпе, но бросал в сердца русского народа, по грехам своим лишенного защитительного покрова Божией благодати, демонские заряды огня геенского, и зажег всероссийский пожар с угрозой всемирного бедствия.
Все коварство диавола в том, что сам овладевши нашим сердцем, сам же на него клевещет, лжет и хулит, чтобы никто из земнородных не вздумал его использовать на то, на что оно дано было Богом человеку. Диавол уподобляется здесь вору-разбойнику, который закопал украденное сокровище, и когда кто, в поисках его, проходит близко от того места клада, спешить уверить всех, что он уже тут все обыскал и что тут кроме навоза и всякой нечистоты ничего другого нег.
О, если бы такое отношение к уму и сердцу осталось только в светской литературе, в светском оязычившемся мире, но это не так. Прислушайтесь к тому, что нам говорят наши духовные чада на исповеди. Все жалуются на то, что плохо молятся, что молятся рассеянно, молятся не искренно, молятся без сердца, вообще жалуются, что не умеют молиться. Это почти что общий вопль всех верующих. Под влиянием во всем мире такого уже, можно сказать, выражаясь современным языком, сверхвоспитания ума, люди превратились в каких-то нравственных головастиков, оставив почти в полном пренебрежении сердечную силу души. Спросите самых благочестивых прихожан, как они молятся, тех кого вы постоянно видите в храме Божием, расспросите их подробнее, или на исповеди, или в частной беседе, как фактически протекает их молитва и вы будете поражены услышать от них, что они молятся только умом, т.е. они стараются понять умом молитву, за это понимание слов молитвы они борются с рассеянностью мысли. Прочитав до конца все молитвы по молитвеннику они заканчивают свое молитвословие, считая свой долг выполненным, если они только поняли все слова молитвы. Редко кто по настоящему проникается сущностью молитвы, кто знает, как молиться, для чего молиться, кто в каждом своем молитвенном подвиге ставит себе определенную цель умом, соединенным с сердцем, воздыхать к Господу всяческих и получить от Бога благодатное утешение, тихую радость и мир.
Если цель христианской жизни — стяжать благодать Святого Духа, то путь к этой цели пост и молитва. У нас немало людей, которые постятся, но пост без настоящей молитвы часто превращается в безотрадную голодовку, которую и совершенно оставляют. Главный и единственный признак молитвы — участие в молитве сердца. Внутренний подвиг всех подвижников, всех святых всех времен заключался во внутреннем усилии соединить ум с сердцем в молитвенном подвиге. Низвести без - образно ум в сердце. Если мы встали на молитву и заставили свои уста произносить молитву, то мы фактически заставили только свое тело встать на молитву, и как часто мы так и молимся! Если мы умом понимаем слова молитвы, то вот мы привлекли лишь одну часть нашего естества на молитву, но пока что все это еще не настоящая молитва, потому что весь человек не молится, а только его тело и его ум. Такому человеку Господь часто не отвечает, потому что этот человек двоедушен. Сердце его отстоит далеко от Бога, Который постоянно призывает нас: "Сыне, даждь мне твое сердце". И вот это сердце, которое просит от нас Господь Ему дать, мы, единственное, что от нас Господь просит, Ему, Богу нашему, не даем.
Тут, конечно во весь свой рост выступает чрезвычайно важный вопрос - как молиться сердцем, как низвести свой ум в сердце? Есть ли в этой духовной области своя, если так можно выразиться, техника?
Легко научить, как поднять руку или ногу, да этому даже не надо учить. Мы внутренним опытом знаем, что можем подумать о том, о чем хотим. Но как прочувствовать слова молитвы? Тут мы немного теряемся. Нам кажется, что не в нашей власти чувствовать, не в нашей власти облечь в силу чувства слово, уже охваченное силой ума. Да действительно тут чувствовать гораздо труднее, чем думать, но это совсем не значит, что нами утрачена всякая власть над нашим сердцем. Если грех поразил все наше естество, которое часто настолько покорилось ему, что диавол действует в нем даже без нашего соизволения, как мы о том говорим в молитве пред св. Причастием: "во отгнание всякого мечтания, и лукавого деяния, и действа диавольского, мысленне во удесех моих действуемого...", то в сердце нашем сам диавол стремится создать свою твердыню, которую он не сдаст без борьбы. Похвальный труд просто телом встать на молитву, отстранив все остальные заботы и суету; похвальный также труд произносить слова молитвы и понимать их, но все эти труды не могут сравниться с настоящим подвигом — заставить свое сердце участвовать в молитве. Отец Иоанн Кронштадтский преподает нам очень образно довольно конкретный урок этого умного внутреннего делания, когда уподобляет наш ум увеличительному стеклу, через которое надо направлять фокус солнечных лучей, то есть слов молитвы, на наше сердце, и так удерживать точный фокус, пока сердце не загорится не согреется. Можно также уподобить слова и их смысл, движимый умом, стучащей руке в двери сердца по слову евангельскому "стучите и отверзется вам". Но, конечно, не наши усилия и труды зажигают молитвенно наше сердце, а Господь Бог, Который, видя наши усилия, доказывающие наше искреннее желание молиться Ему всем своим существом, изгонят демона из нашего сердца, смягчает его, одухотворяет, а через сердце одухотворяет ум наш, мыслящий слова молитвы. "И дам им сердце единое, и дух новый вложу в них, и возьму из плоти их сердце каменное, и дам им сердце плотяное ..." (Иез 11.19). Итак каждый раз, когда мы добиваемся сердечной молитвы, происходит в нас чудо изгнания демона.
Да не подумает кто, что сердечная молитва есть удел монахов и подвижников, Сердечная молитва есть настоящая молитва, которая только и может именоваться молитвою, к стяжанию которой призваны все православные христиане, все рядовые верующие. Наши же святые угодники Божии знают и другие степени молитвы, когда возносясь всей душой к Богу, как одним огненным пламенем, они пребывали в состоянии полного безмолвия ума и сердца в неописуемом состоянии созерцания и блаженства. Выше и сего была молитва преп. матери нашей Марии Египетской и других великих святых, которые духом своим так возносились к Богу, что и тело свое отрывали от земли и стояли, молясь, в воздухе. Ап. Павел нам открывает более высокое молитвенное состояние, когда говорит нам, что не знает, был ли он в теле или вне тела. Нет границ для молитвы, потому что стремящийся к Богу стремится к Вездесущему, Безграничному и вся Исполняющему Богу.
Во всю историю Церкви Христовой Господь являл роду христианскому своих святых для вразумления, научения или исправления того или другого недуга, коим заболевал данный век или даже целая эпоха или многие поколения. Когда в Византии в начале 14 века под влиянием Варлаама стали проникать в образованное, но распущенное и вольнодумное общество, мысли об отвлеченности Божией благодати, о ее неосязаемости, и всему учению о благодати Божией Святого Духа грозило превратиться в умозрительное философское учение, тогда Господь послал Свят. Григория Паламу, который святостью своей жизни и своим огненным словом ниспровергает еретика. Когда русское монашество было в опасности стать на путь бездушного исполнения правил, в лучшем случае — старообрядческого вычитывания от буквы до буквы всех книг, тогда Господь воздвигает нам прав. Паисия Величковского, справедливо почитаемого нами, как возродителя умного монашеского делания на Руси.
В конце 18 столетия было приблизительно положено в России начало возвеличанию умственной силы души, что привело к рационализму, породившему материализм и его исчадие коммунизм. Мы до сего дня еще болеем всеми этими недугами, вышедшими из нашей души... Для борьбы с этим разливающимся злом Господь воздвигает вам Своих двух святых, двух пророков, двух Моисеев — преп. Серафима Саровского и св. Праведного Иоанна Кронштадтского. Тогда как первый нам указывает на единственную главную цель, стяжания Святого Духа, всех подвигов, богослужений, обрядов всей совокупной жизни в Церкви, св. Прав. Иоанн нас учит, как стяжать эту Божию благодать, оставив нам свое творение "Мою Жизнь во Христе", творение, в котором от первой до последней страницы изложено учение о сердечной молитве, о правильном использовании силы чувства души человеческой.
Никогда еще с такой ясностью, в такой полноте и с такой актуальностью это учение не было предложено нам во всей святоотеческой литературе и это только потому что в этом учении мы нуждаемся как никогда, в наш век болезни гипертрофии умственной силы.
Вот несколько изречений из этого изумительного творения "Моя Жизнь во Христе", еще не дошедшего у многих до полного сознания его животрепещущей актуальности:
"Необходимо возбуждать сердце к молитве: иначе оно совсем иссохнет".
"Любовь к Богу, искренность, простота: вот свойства молитвы. Молиться надо духом, потому что Бог ест Дух, а не плоть; — истиной, а не лестью, потому что Бог есть истина... Да плоть и кровь Царствия Божия не наследствует, а дух чистый, горящий любовью к Богу" ...
"С твердостью сердечною выговаривайте слова молитвы ... "
"Сердечная молитва, — источник покоя сердечного, а бессердечная, поверхностная, невнимательная производит уязвление сердца..."
А вот его изречение, над которым стоит задуматься, ибо оно грозное: "Как бросаемые вверх камни или куски дерева или другое что, упадают непременно на землю или на воду, смотря по тому, где бросают их, так слова молитвы непременно доходят до Бога, если от сердца они произносятся, а если не от сердца, ложно, то падают в змия бездны, в океан лжи — диавола, который есть существо лжи".
Мы все, архипастыри и пастыри, желаем поднять духовный уровень той православной русской общины, которую Господь нам вверил для окормления ее в Царствие Божие. Для возрождения прихода нам в первую очередь необходимо научить всех искренно сердечно молиться Богу. Таковыми молитвенниками пастырь должен себя окружить, как Господь окружил себя св. апостолами. Молитва богослужебная и частная есть сердце всякой общины, ее внутренний двигатель, ее святая святых. Во все века молитва была главной стихией Церкви, но теперь, когда Церковь Христова изгнана из всех государственных аппаратов, лишена возможности вдохновлять законодательства и правителей; когда вся светская власть почти во всем мире находится в руках намеренных врагов Христа Спасителя, врагов, которые используют всю государственную власть против Христа, а все несметные богатства стран на совращение душ человеческих, тогда мы должны понять что единственное у нас остается как всемогущее оружие наше, это наша искренняя молитва.
Молитвенное благодатное воздействие пастыря на сердца верующих является настоящей областью деятельности пастырского делания. Это — сокровенное царство пастыря, в котором он облечен Господом Богом во всемогущество силы Божией благодати.
Нам нельзя теперь молитвенно поминать верующих только по запискам, подаваемым нам с просфорами. Пастырь должен во время проскомидии мысленно заходить во все дома своего прихода и всех прихожан без остатка поминать от всего сердца, окутывая каждую душу любовью своего сердца. В пастырских молитвах крайне нуждаются те из прихожан, которые в общественной жизни восходят по лестнице успеха житейского, или по своим способностям, талантам, или ученостью. Эта категория верующих находится под непосредственным наблюдением споспешников диавола: их соблазняют еще большим продвижением, большими выгодами и успехами. Мы не имеем права быть наивными по разуму детьми. Мы пастыри, должны уже, наконец, понять, что в современном обществе существует для всех людей "потолок", в который упираются все стремящиеся к успеху по лестнице общественной жизни. Это и есть та рогатка диавола, которую можно пройти, только поступив в коммунистическую партию или в масонскую ложу, то есть, заплатить врагу рода человеческого своим вечным спасением. Этот "потолок" можно смело назвать крещением в сатану, отречением от Христа. Вот почему такие прихожане нуждаются в совершенно исключительной нашей молитве. Таковых надо поминать, и на проскомидии, и во время всей Литургии, в особенности после "Достойно есть", и в конце Литургии, и во время потребление св. Даров. За них надо умолять Господа с поклонами, встать во весь свой пастырский рост пред Господом Сил, воздев свои руки, мысленно защищая эти души, подвергнутые такому огненному искушению, которое мало кто может отвергнуть.
В силу нашего непонимания структуры современного дехристианизированного общества, у нас похищают чуть ли не ежедневно души человеческие, искупленные драгоценнейшей Кровию Христовой, из под самого нашего амвона, нашей кафедры. Сатана почти что смеется нам в лицо из за легкости, с которой он, за чечевичную похлебку, за комок глины, переманивает на свою сторону нашего прихожанина. В нас должна проснуться обида на сатану, законное единственно пред сатаной пасторское самолюбие. Мы должны тогда сердечно, слезно жаловаться Господу на диавола, и Господь тогда пошлеть Своего ангела, который скажет сатане, как когда-то, "запрещает тебе Господь, диаволе" и сразу же все надуманности, ухищрения, козни рассыпятся в прах, рассеются как туман; был и — больше нет!
Видит ли пастырь, что кто либо из прихожан перестал ходить в церковь, он должен встать на молитву за эту безусловно заблуждающуюся душу. Пройдет месяц, другой, а может быть и больше, и радости у пастыря не будет конца, когда он увидит снова эту овцу в стаде своем. О настоящей причине сей перемены будет знать только Бог и сам пастырь, но, видя такие сокровенные чудеса Божии, сердце пастыря будет возгораться благодарственной молитвой к Богу и еще большей ревностью за свою паству.
Для пастыря откроется целый новый мир чудес, в котором он почувствует себя не рабом, не знающим, что творит его Господь, но почти что сотрудником, сопастырем Самого Господа.
Распутный юноша не поддается ни увещанию ни просьбам, ни угрозам своей матери, своего отца, ни самого пастыря. По молитвам последнего юноша может просто сломать себе ногу, когда пойдет следующий раз исполнить свое греховное намерение. Затем будет лежать, задумается, крепко подумает о себе, а это уже начало его возрождения.
Сколько людей умирают смертью, чтобы не умереть для вечности, сколько болеют, чтобы духовно выздороветь!
Да разве можно перечислит все случаи этой сокровенной, интенсивной, полной чудес жизни пастыря!?
Боже, помози нам молиться Тебе всем сердцем своим, всем помышлением своим, без остатка — всей душой своей!
Аминь.