Мысли о русском церковном единстве
Мы переживаем особо знаменательное для нашей Церкви время. Не имея своего государства, в котором наш быт складывался бы так, как этого требуют нравственные идеалы русского народа, живя в различных странах, среди различных вероисповеданий, часто даже среди язычников или, что хуже, бывших христиан – ныне безверцев, русские люди вынуждены так или иначе применяться к укладу жизни и к быту тех народов, среди которых Господь их рассеял. Уклад же жизни этих народов есть выявление их нравственных идеалов; он не может не оказывать влияния на быт русских в рассеянии. В каждой стране у русских людей рассеяния вырабатывается свой уклад жизни, свои особые воззрения. А это кладет отпечаток на характер человека и на его внутренний мир. Единственно, что объединяет русских людей – это единство нравственного идеала русского народа, а хранит чистоту этого нравственного идеала – Русская Зарубежная Церковь, иерархи которой объединились в Собор русских заграничных архипастырей независимо от каких либо посторонних политических или материальных влияний.
Только Церковь – хранительница некрадомого сокровища Веры Православной, этого животворного кваса русской национальной жизни, только она может теперь надежно руководить мировоззрением русских людей и хранить существенные черты русского духа в неприкосновенности от всяких посторонних влияний.
Конечно залог сохранения нашего национального единства, залог сохранения неприкосновенными лучших традиций русского подлинно всенародного идеала – только в таком органе, который совершенно независим от каких либо сторонних влияний и, будучи ничем не заинтересован кроме сохранения чистоты веры русских людей рассеяния, готов на патриотическое и исповедническое самопожертвование.
Понять в полной мере духовные нужды русских людей в рассеянии сущих, переболеть в своем сердце их невзгоды может вполне только тот, для которого русское рассеяние и русский народ – не только братский народ, а кровь и плоть и дух едины. Правильно вести по пути спасения этот народ, не соблазняясь и не отталкиваясь от него примерами безобразных искажений души, может только тот, для которого вопрос духовного бытия этого народа есть вопрос бытия его самого. Только тот, кто составляет органическую часть рассеяния не только духовно, но и телесно, может пастырски вместить в свое сердце скорби рассеяния и будет готов на пастырское и патриотическое самопожертвование.
Поэтому мы так и дорожим святым Собором наших иерархов, ибо в нем мы слышим смелый голос святителей, с нами переносящих духовные, а также и материальные тяготы рассеяния.
Мы дорожим Собором именно потому, что в нем осуществляется духовное единство нашего рассеяния и его духовная независимость, а потому он и может по самой природе своей независимо ни от кого, в полной мере соблюдать интересы русского православного народа, развеянного по лицу всей земли, служа только ему, а не сторонним интересам тех организаций, политических объединений, вероисповеданий, юрисдикций или наций, которые неизбежно будут в своих интересах оказывать то или иное давление на тех, которые признали свою зависимость от них.
Каждый, входя в подчинение кому-либо, обязуется тем самым блюсти интересы того, в чье подчинение он вошел. Входя в подчинение не русской юрисдикции, тем самым обязуются блюсти интересы прежде всего не русского народа, не Русской Церкви, не духовные интересы русских людей, а прежде всего интересы того, в чье подчинение вошли.
Между тем сейчас, когда русский народ в изгнании сущий не имеет ни национального достояния – территории, отнятой у него, ни национальных правителей, которым дорого сокровище народного духа, ему остались духовные вожди, которые восприняв всю полноту русских национальных традиций, владеют тайной сущности русского национального духа и оживотворяющих его духовных, нравственных идеалов. Веру нашу и традиции православного благочестия у нас никто не отнимет; можно в ослеплении и по невежеству отказаться от них, но насильно отнять нельзя. Это предание русского благочестия, охраняемое от посторонних влияний, независимостью нашего Собора, собранного со всех частей нашего рассеяния, и сохранить нам Святую Русь.
В настоящих тяжелых условиях существования Русской Церкви заграницей, как мы сказали, поистине требуется от наших иерархов патриотическое и исповедническое самопожертвование. Действительно: скорби от иноплеменников, скорби материальные, скорби от лжебратии, скорби часто от братии, скорби от иноверных, впереди – беспросветная тьма, стремление врагов единства расчленить это единство – вот что вместо утешения и радости видят вокруг себя наши архипастыри и пастыри и с чем приходится им бороться, превозмогая ту безнадежность, которую естественно вызывает эта обстановка. Поэтому, кто не чувствует себя готовым к самопожертвованию, тот не может понять и оценить обстановку, найти правильные и необходимые пути нашего сокровища веры православной и русского православного благочестия. Конечно и приятней и легче издали, из положения относительного покоя и юридической обеспеченности платонически сочувствовать тем невероятным трудностям, создаваемым внешними и внутренними препятствиями, и испытываемым пастырями эмиграции. Великий подвиг – вести непокорную паству, часто желающую чтобы пастырь выполнял ее капризы, иногда противоречащие самым основным идеям православия, а иногда даже христианства, оберегая от увлечений инославными идеями и от соблазнов компромиссов, могущих создать видимость внешнего «благоденственного и мирного жития», а также и от волков, старающихся использовать невероятно слабую осведомленность паствы в вопросах веры, не говоря уже о вопросах канонических.
И в этом молчаливом, незаметном великом подвиге страдания за духовное оскудение русской эмиграции – величие Собора наших иерархов, историческое оправдание его бытия. То колоссальное значение, которое имеет Собор для сохранения нас православными и благочестивыми людьми, будет вполне оценено лишь последующим историком, который беспристрастно подведет итоги всему происшедшему с русским народом.
Если не будет у нас Собора, который объединит в себе духовно всю русскую эмиграцию от конец и до конец земли, если обособятся в разных странах русские церковные общины, или, что еще страшнее – перейдут в ведение нерусских юрисдикций, тогда то духовное разделение, которое, намечается у русских в силу расселения их среди других народов, то постепенное исчезновение сначала внешних, а потом и внутренних характерных черт русского духовного облика, примет ужасающие размеры. Невольно будут перениматься черты (сначала внешности, а потом и духа) других народов, в этом духе и направлении воспитается молодежь – и пройдет 15 лет, не больше – и русских людей уже больше не останется. Останутся русские фамилии, но не будет того, что и составляет Святую Русь: не будет русского духа, не будет животворящего его начала – православного русского благочестия, а будут французы, американцы с русскими фамилиями.
Ибо церковное единство – народное единство.
Особенно же тревожит истинно-православного русского человека тот признак, на основании которого происходит разделение в Русской Заграничной Церкви. Случается, что автокефалию (т.е. самоглавие, полную самостоятельность и независимость в управлении) поместная церковь получает в силу внешних обстоятельств, сохраняя при этом полное единство веры и единения в молитве с прочими поместными церквами. Ибо в принципе, если церковь православна, то члены ее – спасающееся человечество, глава которому Богочеловек Иисус Христос. Так в свое время обособились в административном отношении православные церкви: Антиохийская, Иерусалимская, Российская, Сербская, Румынская и т.д. – на основании чисто административного признака, но никак не идеологического. Единство спасающегося человечества не нарушается этим, пока не нарушена неуклонность спасительного пути и настроения. Такое кажущееся разделение не очень тревожило православного человека, стремящегося к спасению.
Но если мы всмотримся внимательнее в причины, вызывающие нестроения, то увидим, что здесь разделение происходит никак не на личной и административной почве, как это старается представить газеты, рассчитывая на слабую осведомленность русского интеллигента в областях веры, а на почве идеологической.
Вот основания, на которых происходит разделение и группировка тех людей в те или иные церковные объединения: 1) компромисс с неправославными, приятие чуждых православию идей, 2) модернизм. Первое направление господствует в Западной Европе; второе – в новообразовавшихся государствах (лимитрофах) и особенно в Новом Свете.
Ограниченность места не позволяет нам сейчас подробнее остановиться на разборе этих оснований; сейчас же посмотрим, каким образом два указанных направления ложатся в основу современного прискорбного идейного разделения.
Дело в том, что Собор русских иерархов, собранный со всех концов русского рассеяния и возглавляемый твердыми хранителями православного предания, твердо стоял до сих пор и ныне стоит на страже чистоты этого предания. Единство Церкви и объединение всех иерархов в Соборе принудило бы к следованию по пути предания Православного благочестия в полной мере. Между тем, этот путь противоречит симпатиям и чаяниям, противоречит всему настроению тех, которые признают долю истины у инославных (и долю неистины у нас), сочувствуют уклонению на путь модернизма, неспасителность которого уже выяснялась.
Вот это-то и делает соборное направление охраняющее чистоту и непорочность православного настроения, - неприемлемым для тех, кто перестал ощущать Церковь, как обновляемую тварь, спасающееся человечество, а видит в ней только политическую силу или же воспоминание о прекрасном прошлом.
Вглядитесь, как стройно подобрались по своему настроению люди в этих разделенных объединениях. Объединились они по общности настроения: модернисты – к модернистам, интерконфессионалисты – к интерконфессионалистам, православные – к православным истинным хранителям духа (а не только по внешности) апостольских преданий.
В этом, и ни в чем другом – корень разделения. Последнее есть только выявление внутреннего мира, душевного склада, оно фактически совершилось раньше в душе, чем о нем стали писать и проводить в жизнь.
Но в таком случае, скажут нам, вопрос идет не о разделении, но об отделении ортодоксальных православных от неортодоксальных, т.е. настоящих православных, от примешивающих к своему православию нечто новое или ущербляющих благочестие. Увы, совершенно верно. Ибо отделившись и обособившись легче будет проводить всякие новшества в подражание инославным, тогда можно быть безответственным, более свободным (не в административном отношении – это только предлог, а в нравственном, свободным от совести и ответственности перед Церковью, Собором – в этом то есть подсознательный корень отделения). Разделение коренится в нравственной дисгармонии. Происходит то, что предсказал Христос (Мф. XXV, 32). Происходит это по складу души, по свободному следованию или по пути спасения – согласно полноте богопреданного православного благочестия – или же по пути погибели – в искании своих путей, в освобождении себя от тех нравственных принуждений, которые налагает общение и единение в Соборе истинных хранителей апостольских преданий – наших Иерархов.
CВЯТАЯ ЗЕМЛЯ, №11, Иерусалим 1935 г.