Новосвященномученик Феофан, епископ Соликамский 11/24декабря
Новосвященномученик ФЕОФАН, епископ Соликамский
Захолустное село Содом, казалось, забыто Богом. До уездного города Саратова 115 верст. Здесь, при речке Вшивке, — 185 крестьянских двора и 940 душ мужского и женского пола . Жаждали крестьяне спасения, кровные свои сберегали и выстроили в 1857 году простую холодную церковь во имя Казанской иконы Божией Матери. На кирпич и теплое строение денег не сыскали — бедность да неурожай. Деревянный храм сотворили с любовью, трехпрестольным. Так в глухом захолустье появилась отрада и утешение для крестьян из деревни Хоненевки, Хмелевки, Узинского Стана и Булгановки. Пастырем прихода в селе Содом стал выпускник семинарии о. Димитрий Алексеевский. В 1873 году было открыто земское училище, двумя годами позже — церковно-приходское попечительство. Население прихода составляло 2586 человек (1860 г.), в 1894 г. в приходе окормлялось 3633 душ мужского и женского пола.
В день празднования памяти святого апостола Иоанна Богослова, 26 сентября 1867 г., в семье дьячка Петра была особая радость: раба Божия Анна родила мальчика. Младенца при крещении нарекли Сергием. Ему предстояло возмужать, стать епископом Соликамским Феофаном. Он, пастырь Церкви Христовой, вспоминал: «С раннего детства рос сиротой на попечении матери, глубоко религиозной, кроткой и смиренной женщины, много рассказывавшей мне о жизни преподобного Сергия, имя которого я носил, и на попечении заменившего мне отца дяди-воспитателя, кроткого и смиренного сельского пастыря, 50 лет прослужившего в одном и том же глухом, захолустном селе. С ним то я и научился делить с народом и радость и горе, встречать церковные праздники Рождества Христова и Св. Пасхи. И еще слова любви о своем наставнике и воспитателе: «Целые поколения прошли пред ним в крестинах, свадьбах, похоронах!!! Но и любит же народ его! Не только прихожане, но и окрестные села. Овдовев очень рано и оставшись с сыном, да с нами сиротами, он как-то замкнулся в себя, затих, оробел, да таким и остался на всю жизнь. Мужички очень любили своего «папашу» отца духовника. А как стяжалась эта любовь? Он просто был евангельски добр и кроток, никогда никого не притеснял, просившему не отказывал и делал все это так же естественно, как светит солнце и благоухает цветок! Этот пастырь добрый — Протоиерей Дмитрий Тимофеевич Алексеевский».
По окончании Саратовской Духовной Семинарии, в 1888 году поступил в Казанскую Духовную Академию, которую окончил в 1892 году со степенью кандидата богословия за сочинение «Филарет, архиепископ Черниговский, как проповедник». Во время обучения окрепло его желание посвятить свою жизнь многотрудной пастырской деятельности. «В семинарии желание мое идти в священники не только не прошло, наоборот, под влиянием одной чудной книги — „Письма о должностях священного сана“, с которой я не расстаюсь и сейчас, созрело в непременную решимость быть священником, и притом в селе», — вспоминал святитель.С сентября 1892 года Сергий зачисляется преподавателем Саратовского епархиального женского училища. Кандидат богословия Сергий Ильменский преподает педагогику в двух отделениях пятого и шестого класса, имеет годовой оклад 600 рублей. В 1892-93 учебном году в шести классах училища обучается 478 воспитанниц. Вот две темы сочинений, предложенные ученицам, по педагогике: «Степень участия матери в деле воспитания детей», «Значение личного примера в деле религиозно-нравственного воспитания». По-видимому, к этому времени Сергей женится и у счастливых супругов родится дочка Мария.
В конце июня 1894 года в Саратове пребывал Кронштадтский пастырь о. Иоанн Ильич Сергиев. Батюшка был за вечерним богослужением в Крестовой церкви, «причем сам читал канон, а утром уже с двух часов был в Кафедральном соборе, там молился, служил заутреню и раннюю обедню». Собор и двор архиерейского дома не вмещали всех православных христиан, желающих видеть и слышать великого подвижника и ходатая Церкви Российской. Кто знает, может быть, и эти счастливые минуты со святым праведным Иоанном Кронштадтским определили апостольский путь служения епископа Соликамского Феофана?!
В 1911 г. о. Сергий возведен в сан протоиерея, с 4 сентября он — исполняющий должность редактора «Саратовского Духовного Вестника». Первое редакторское слово о. Сергия в епархиальном журнале посвящено рассказу о паломничестве в день памяти мученической кончины Пророка, Предтечи и Крестителя Господня. «Имел благодатное утешение духовного общения с простым народом, непрерывной волною притекавшим за эти дни в пустынку около нашего шумного города, к храму Божию, расположенному среди гор и долин, в сельце Увеке. В этом храме день и ночь теплится лампада пред чтимою с незапамятных времен святою иконою усекновения главы Иоанна Крестителя». Село совсем малое, всего-то 18 дворов. На праздник — громадное стечение народа. «Как приятно бывает слиться с верующей православной русской народной душой. Замечательно, сам народ умеет понять себя на этом празднике и напитать душу свою духовною пищею». Но «теперь, к сожалению, и в простом народе утрачиваются перлы нашей древней народной религиозной поэзии, и на смену духовным стихам идут из города гармоника и фабричная песня. Надо бороться с этим наплывом в народную душу пошлых элементов и сберегать в ней лучшее достояние в области творчества народного духа, между прочим, и духовные стихи, канты, составляющие драгоценное наследие древнего святорусского православия».
Пастырское обращение всегда было прямым. Вот слова, сказанные при архиерейском служении на молебне у стен кафедрального собора. «Современная интеллигенция удалилась от церкви, да и детей своих уводит от нее, — посмотрите сколько у нас учебных заведений, не имеющих при себе храмов Божиих . Вера ослабела, нравственность упала. Посмотрите на этот храм — главный в нашей епархии! Я хочу обратить внимание ваше не на одно только внешнее убожество и бедность украшений его , а на то пренебрежение, которым окружен он». И далее на убийство в Киеве П. А. Столыпина: «От великой революции во Франции до недавней революции в Португалии замечаем мы одно и то же: страшную ненависть к христианской религии . Да сохранит-же Господь Бог твердую монархическую руку Помазанника Божия, задерживующую действие тайны беззакония в Богохранимой Державе нашей. Такая молитва особенно благоприятна в наши дни… Опять Иродиада беснуется, опять революционная, жидо-масонская гидра требует главы слуг Государевых!».
«В умалении вечных ценностей, в подмене их земными, материальными и заключается первая и основная ложь социализма. Никакими материальными благами, никаким физическим довольством невозможно восполнить пустоту, образующуюся изъятием души из жизни человечества отрицанием Бога, бессмертия души человеческой и будущей, вечной, загробной жизни». Церковная и общественная позиция пастыря и воспитателя молодежи не останется незамеченной.
В 1912 году Саратов принимает нового архипастыря. Прежний, епископ Гермоген, «уволен от присутствия в Св. Синоде» и «за противление Распутину выслан в монастырь». Какое-то время епархиальный журнал печатает лишь статьи нового правящего епископа. С началом лета о. Сергий испрашивает разрешение на отпуск от редакторского дела. Осенью он возвращается к работе в журнале, публикует несколько проповедей. В ноябре – архиерейское богослужение в церкви Мариинского института благородных девиц, о. Сергий произносит поучение «О высоком призвании женщины христианки». Слова пастыря публикуются и в первой половине 1913 г. К Пасхе редактор подготавливает трогательный материал одного из авторов «Первооснова духовной жизни». Чувствуется, что многое дорого и близко в этих размышлениях протоиерею Сергию.
«Деревянный храм в стороне от поселка… Только что кончилась пасхальная литургия… В храме носятся остатки кадильного фимиама… Там, в глубине алтаря, полуосвещенного первыми лучами восходящего солнца, виднеется в отверстые царские врата силуэт отца – священника, оправляющего одежды на святом престоле. Я окидываю взглядом храм и вместе с старой няней выхожу из храма.Дома ждут кулич и пасха и ласки родителей. Бегу домой.С колокольни несется праздничный трезвон. Над соседней полянкой уже взвился певец весны – жаворонок. Не ускользает он от моего внимания…»
«Подумайте, какое тревожное время переживаем мы в борьбе за народную душу! Наша беспочвенная интеллигенция, оторванная от национальных основ жизни, став на ложный путь космополитизма, желает народ привлечь на свою сторону. Удобное и благовидное средство к сему найдено в просвещении народа через безрелигиозные школы, читальни, тенденциозные книжки, брошюры, газеты, через устройство таких же развлечений для народа с полным пренебрежением уставов Церкви, нарушением святости дней поста и праздников. Такое служение не есть служение русскому прогрессу и благу России. Наша русская задача отразить этих богопротивных врагов, явив миру Истинного Бога и истинную религию. Пастыри должны быть идейными вождями русского народа, способными как можно глубже внедрить в нем церковные и национально-патриотические убеждения. Органом или орудием для такой деятельности и должны быть братства при церквах, или кружки ревнителей православия. А печатным органом, на страницах которого пастыри могли бы найти взаимную поддержку и помощь в такого рода деятельности советами и наставлениями друг другу, и должен быть местный епархиальный орган – Епархиальные ведомости».
Впереди светил древний Валаам. Отец Сергий рассказывал. «Раннее вдовство, по-видимому, указывало мне путь к монашеству, но было нечто задерживающее, привязывающее меня к миру, — на моем попечении оставались престарелая мать и дитя — дочь! И вот я остался в миру. Очевидно, надо было глубже изучить окружавшую меня жизнь, прислушаться к движению собственной души, и долго, долго работать над ней в области нравственного воспитания. Светлые порывы души, под влиянием небесных благодатных впечатлений священства, хорошие минуты духовных переживаний в общении с юношеством, особенно в храмах Божиих за богослужением и беседами… сменялись минутами уныния, забвения, нерадения, малодушия, какой-то безотчетной тоски… Но бодрствующая Десница Божия всегда вовремя приходила на помощь посылала вовремя средства, исцелявшие душу мою от лютых недугов — физические и нравственные потрясения, за которыми всегда слышались: «Маловере, почто усомнился еси». (Мтф. XIV. 32). Теперь я познал сладость изречения: «Сын мой! Не пренебрегай наказанием Божиим. Его же любит Господь, наказует. Биет, его же приемлет…» [Евр. 12. 6].
Но вот я свободен! Мать похоронена, дочь воспитана! Чудный дивный Валаам привлек моё внимание, и в святой обители его думал найти себе убежище и покой от бурных волн житейского моря. Здесь мечтал я напитать многомятежную душу мою благодатными впечатлениями иночества в ежедневном общении с храмом Божиим и со словом Божиим и с другими душеспасительными книгами в безмолвной келье, чтобы здесь в святой обители во имя Преображения Господня, по молитвам и предстательству Сергия и Германа, валаамских чудотворцев, приготовить себя к Небесному Фавору».
Август на Валааме незабываем. Радостен праздником Соборного храма в честь Преображения Господня. После отдания праздника Преображения, 14 августа, в Соборе предпразднество Успения Пресвятой Богородицы и пострижение о. Сергия в монашество с именем Феофан. Радость праздников была тревожной. Война грозила неисчислимыми бедствиями Отечеству. «Известие об объявлении войны… было получено на Валааме в самый Ильин день 1914 года… Утром следующего дня все состоявшие в запасе братья и послушники, причастившись в Соборе св. Христовых Таинств, отправились на пристань, провожаемые всею братиею. Произошло трогательное и незабвенное прощание со всеми, отправляющимися на войну. Многие из этих воинов-иноков уже более не возвращались в родную обитель, так как легли костьми на поле брани за Русь Святую».
14 сентября 1914 г. епископом Сердобольским Серафимом о. Феофан возводится в сан архимандрита. Отец архимандрит вспоминает. «Но недолго, очень недолго пришлось мне пожить здесь в общении со св. обителью, с старцами ее и любвеобильным игуменом о. Маврикием, от руки которого Господь сподобил меня принять пострижение. Господь призвал меня к служению воспитанию духовного юношества».
В родную епархию архимандрит Феофан возвращается на должность смотрителя Балашовского духовного училища.
Саратовскую кафедру занимает владыка Палладий, прибывший из Перми. Он много положил трудов для развития миссионерства на Урале. Миссионерские курсы в Балашовском уезде открывает архимандрит Феофан. Он призывает православных воспользоваться курсами, чтобы «научиться дать отчет в своем уповании, а в случае нужды отпор врагам Церкви Православной». Остались такие строки о пермском служении архимандрита Феофана: «Простота, сердечность, отеческая заботливость о нуждах учащейся детворы в Балашовском духовном училище, а равно и в других учебных заведениях, стяжали о. архимандриту общую любовь, всегда тепло и ярко проявлявшуюся. И душа нашего Пермского семинарского юношества также была близка, понятна и дорога бывшему о. ректору, архимандриту Феофану, несмотря на короткое время службы его в семинарии. Воспитанники семинарии скоро узнали доступность, простоту и истинно монашескую набожность своего ректора и сейчас же пошли к нему со своими печалями, нуждами и школьными заботами. Новым в семинарии за время службы в ней в качестве ректора архимандрита Феофана были: самое настойчивое внесение в сознание и жизнь учащихся идеи пастырства, введение в семинарском храме за некоторыми службами общего пения, усиление проповеднического дела и привнесение семейного элемента в школьную жизнь путем устройства в квартире Архимандрита Феофана субботних чтений и бесед учащих и учащихся». Заслуги воспитателя юношества отмечены орденом св. Анны 3-й степени.
Время бесед и благодатного общения с юношеством заканчивалось. Перед Россией разверзалась пропасть безверия. Господь призывал святых новомучеников.
25 февраля 1917 г. в час дня в Крестовой церкви архиерейского дома состоялось наречение архимандрита Феофана во епископа. Торжество незабываемое! «Открылись царские врата и из них вышли пять епископов при мощном пении воспитанников семинарии более чем в 100 человек». Звучал тропарь Первосвятителю Пермскому Стефану:
«Божественным желанием, от юнаго возраста, Стефане премудре, разжегся, ярем Христов взял еси и людей оляденевшая древле неверием сердца, Божественное семя в них сеяв, евангельски духовне породил еси…»
Местожительство викарного епископа – г. Соликамск, где он пребывает на правах настоятеля Свято-Троицкого монастыря. Обитель расположена в самом городе на правом берегу речки Усолки, в 12 верстах есть пристань на Каме. Монастырских храмов два, в одном из них местночтимая икона «Всех скорбящих Радость». В подчинение викария входят северные уезды епархии: Соликамский и Чердынский. Недалеко от Чердыни село Ныроб, здесь в 1601 г. претерпел мученическую кончину Михаил Никитич Романов, родной дядя первого царя династии Романовых.
«Ныробцы свято чтут память невинного мученика. Над местом его первого погребения построен в 1736 году существующий и поныне каменный храм во имя Богоявления Господня…, в нескольких саженях построен существующий также и теперь, освященный в 1705 году, поражающий внешностью Никольский храм… Здесь с 1613 года хранится явленная икона Св. Николая Чудотворца. Год явления иконы совпал с годом воцарения Дома Романовых».
26 апреля 1917 г. праздник дорогой для пермяков: день памяти Святителя Стефана, епископа Пермского. Накануне владыка Андроник служил в кафедральном соборе, владыка Феофан – в Крестовой церкви архиерейского дома. В праздник оба епископа с мирянами кафедрального собора.
Пребывание епископа Феофана в Соликамске с иноками Свято-Троицкой обители будет недолгим: около полугода. После отбытия епископа Пермского Андроника на Поместный Собор владыка Феофан возвращается в Пермь и исполняет обязанности по управлению епархией с 9 августа до середины декабря 1917 г. Перед Рождеством в епархию вернется ненадолго правящий архипастырь.
1 февраля 1918 г. викарный епископ Феофан вновь временно управляет епархией.
4 февраля владыка возглавляет небывалый по многолюдству крестный ход, проводимый в связи с гонениями безбожных властей на Церковь. В Перми происходят грабежи святых обителей. Город обретает своих мучеников и страстотерпцев. В Пермь с Церковного Собора уходит предупреждение от епископа Андроника: «восстающих на Святую Церковь и ругающих ее и ее служителей именем Божиим заклинаю… опомниться и сознать, что ведь есть мы православные христиане. Если же они этого не сознают и не раскаются, то таковых, как врагов Церкви, отлучаю от Святого Причастия и от надежды на вечное Спасение».
... в Соликамске: на видных местах в городе вывешены провокационные воззвания, направленные против властей. Тексты выполнены на листах, оборотная сторона которых – журнальное постановление Епархиального съезда духовенства и мирян от 30 мая 1917 г. На провокацию городское собрание духовенства от 4 марта 1918 г. во главе с благочинным священником В. Извольским поспешило отреагировать заявлением о лояльности и чуть ли не дружелюбии к большевикам-богоборцам: «довести до сведения Соликамского исполнительного Комитета солдатских, рабочих и крестьянских депутатов, что духовенство, как раньше, так и теперь, находясь вне политики каких-либо выступлений в этом роде, не могло даже думать о таком в высшей степени гнусном поступке, тем более, что и со стороны Совета не было по отношению к духовенству каких-либо распоряжений, которые могли бы поставить духовенство в компромиссное к Совету отношение…
Нельзя не привести резолюции епископа Феофана в журнале собрания духовенства:
«… Да разве христианство оправдывает насильственное, принудительное уравнение имущества, а тем более грабежи, убийства! Да и где это уравнение, провозглашенное партией явившихся социалистов? Куда пошли 500 000 взятых у граждан г. Соликамска? Где хлеб, обещанный ими? Не истребляют ли они, как саранча, по выражению пророка, и последние запасы, приготовленные не ими для продовольствия населения края? Так, несомненно, спрашивали все, читавшие Ваше объявление, которое, несомненно, было на руку и Исполнительному Комитету, недаром он поспешил и к широкому оповещению граждан Соликамска путем перепечатывания и расклейки его. Нет! Не так должны были Вы ответить Комитету и населению на провокаторское объявление 4 марта, расклеенное на улицах г. Соликамска. С негодованием отвергнув обвинение в том, что будто бы Вы призывали к вооруженному восстанию против бандитов и избиению их, Вы в то же время должны были, как пастыри, как соль земли, как свет мира, высказать свой нравственный суд насильникам и грабителям, выразить им свое негодование и порицание за то, что они, как приявшие некогда купель крещения, и, следовательно, по сей купели единоутробные братья и сродницы наша по вере во Христа, в безумии своем забыли, что они христиане и обагрили руки свои кровью ни в чем неповинных перед ними братьев своих; наполнив город грабежами и убийством, подвергая ваших духовных детей и братьев-сослужителей буквально мукам исповедничества в течение целой ночи (о. Тотмянина, о. Преображенского на 1-ое февр.)…
Обращаюсь с сим призывом к иерейской совести всякого из Вас. Не посрамите моей совести пред Вами скорбящей "о вашем искушении от врага...". В заключение послания, пригрозив судом Патриарха, епископ Феофан благословил Благочинного вновь собрать пастырское собрание и вынести свое суждение.
Духовных же чад ваших Вы должны были утешить молитвой и назиданием. Призывая православное население к общенародной молитве и покаянию, в проповедях и беседах Вы должны были призывать их к прощению обидчиков и насильников, к молитве за них, о смягчении и умиротворении злых сердец их, указывая на то, что, если не покаются в растлении своем, погибнут они, и от Господа получат возмездие за беззаконность свою (2 П., 2, 13)… Кто знает, если бы были совершены такие моления и вразумления, быть может, не было бы провокаторского объявления о призыве к избиению…
14 марта, отвечая на вопрос о возможном захвате земель монастырей, епископ Феофан писал: «А на злобу и вражду к нам тех, кто оказался орудием Божиего наказания на нас, не будем отвечать тем же: будем молиться и за врагов, да простит им Господь, не ведят бо, что творят. Будем молиться и да укротит Господь ярость их на нас и силою молитвы и примером доброй христианской жизни нашей да преложит непримиримые сердца их к примирению и братолюбию».
15 марта 1918 года официально распущена Пермская духовная семинария; в этот же день ЧК заявляет себя как орган советской власти в Перми.
11 апреля 1918 года, по возвращении епископа Андроника с сессии Поместного Собора, епископ Феофан снова вернулся в Соликамск, где большевики начали конфискацию церковного имущества Соликамского мужского монастыря. Защищая святыню, Владыка Феофан призвал жителей Соликамска "дать твердый отпор антихристианскому походу на Святую Церковь".
В ночь с 3 на 4 июня власти арестовывают архиепископа Андроника. Уходя под арест, Владыка оставил епископу Феофану письменное распоряжение "вступить в управление епархией в случае его — Архиепископа Андроника — насильственной смерти". В случае же кончины епископа Феофана предписывалось передать управление Вятскому епископу Никандру.
В конце июня 1918 года, после ареста и казни священномученика архиепископа Пермского Андроника, владыка приехал в Пермь и принял управление Пермской епархией. Правящий Архиерей был арестован и увезен в неизвестном направлении. Священнослужители прекратили совершение обрядов, кроме отпевания покойников. Стихийно собравшиеся на улицах православные христиане требовали освобождения архиепископа Андроника и проклинали большевиков. Организованные же властями митинги обвиняли во всем духовенство и потрясали устрашающими резолюциями. 26 июня епископ Феофан отменил "забастовку духовенства", ставшую причиной ареста многих священнослужителей Пермской епархии.
6 июля 1918 года Патриарх Тихон подписал указ о перемещении на Пермскую кафедру епископа Волоколамского Феодора. Ожидая прибытия новоназначенного Правящего Архиерея, епископ Феофан продолжал управлять Пермской епархией. Вести епархиальные дела Владыке помогали протоиерей Шестаков и секретарь Желателев.
Именно в это время из северных уездов губернии стали поступать известия об арестах и казнях священников. По самым скромным подсчетам, жертвами "красного террора" в 1918 году стали 19 священнослужителей Соликамского викариатства. Получая трагические известия, Владыка сердечно молился за арестованных и погибших.
Летом, и, особенно, в сентябре-октябре 1918 года уже повсеместно начались расстрелы и аресты священнослужителей, конфискации церковного имущества и обыски в архиерейском доме стали привычным явлением.
Вскоре, в конце лета, он и сам был арестован. 1 июля 1918 года, в канун Дня памяти пророка Илии, епископ Феофан за всенощной произнес слово по поводу ареста и убийства в г. Усолье большевиками священника Михаила Накарякова, после чего отслужил по нему панихиду. За службой поминал его как священномученика. Затем он позвал к себе сына о. Михаила — Николая, служившего диаконом в Троицкой церкви Перми, и сказал: "В память отца-мученика будешь рукоположен в сан священника. Иди вслед за отцом". По свидетельству архимандрита Хрисанфа (Клементьева), настоятеля Свято-Троицкого Соликамского монастыря, именно этот случай послужил поводом для большевиков начать преследование епископа Феофана.
Большевики панически оставляли Пермь под натиском войск Колчака.
В материалах следственной комиссии правительства Колчака, обстоятельства ареста епископа Феофана выгладят следующим образом: "В сентябре 1918 г. к епископу Феофану пришел председатель Соликамской Земской управы Дмитрий Николаевич Антипин, скрывавшийся от большевиков, и ради спасения своей жизни просил назначить его куда-нибудь псаломщиком, на что Владыка согласился. Антипину был выдан определительный указ на службу. Но, к несчастью, он был кем-то опознан, и у него были отобраны выданные епископом Феофаном документы. Вскоре ЧЕКа были арестованы помощники Владыки — протоиерей Шестаков и секретарь Желателев. Опасаясь применения к ним репрессий, епископ Феофан 17 октября 1918 г. по собственному почину лично отправился для объяснения в Чрезвычайную комиссию, откуда ему уже было не суждено вернуться. Там он был арестован и посажен под стражу в Пермский арестный дом... Архиерейские покои после ареста епископа Феофана были разграблены".
Из свидетельских показаний надзирателя Пермского арестного дома В.С. Смирнова известно, что "Преосвященный Феофан месяца 2 находился в Арестном доме: первоначально он сидел в одиночной камере, по соседству с каким-то анархистом и большевиком. Они при каждом удобном случае всячески над ним издевались и этим довели его до сильного нервного расстройства. Потом он был переведен в общую камеру, к белогорским монахам, сидевшим там за отказ от принудительных работ, и там он успокоился...".
22 декабря 1918 года священник Пермской Крестовой церкви Салтурин получил от епископа Феофана письмо, в котором он сообщил о состоявшемся разбирательстве его дела в следственной комиссии, которая определенного решения еще не вынесла. На следующий день принесли из арестного дома принадлежавшие епископу Феофану подушку, одеяло, драповую рясу и дарохранительницу. Этот факт говорит о том, что епископ Феофан, находясь в заключении, постоянно причащался Святых Христовых Таин.
За несколько дней до освобождения Перми войсками армии Колчака, 23 декабря 1918 года, большевики подвергли владыку изощренным мучениям. Следственной комиссией было установлено, что 23 декабря около 4 часов ночи в арестный дом явился конвой красноармейцев и 2 палача, в числе которых был член президиума ЧЕКа Воробцов. Последний предъявил приказ, подписанный Председателем Чрезвычайной Комиссии Харитоновым по разгрузке мест заключения в городе Перми, ее членами Малковым, самим Воробцовым и секретарем Депсисом. В приказе значилось выдать товарищу Варанкину 10 арестованных. Первым в приказе значился епископ Феофан, 4-м — монах Савва (Холмогоров). Пришедшие просили дать им веревок, но таковых не нашлось, после чего епископ Феофан с надетыми на руках стальными поручами был уведен вместе с другими из арестного дома. Вместе с епископом Феофаном на казнь были уведены 6 монахов Белогорского монастыря, какой-то офицер-поляк и железнодорожный агент Малярин. Уходя, Преосвященный Феофан благословил всех присутствующих и просил у всех прощения.
В тридцатиградусный мороз Владыку привели на берег уже замерзшей р. Камы, раздели, сплели ему волосы и, продев через них жердь, стали медленно опускать его в прорубь, с тем чтобы спустя полминуты вновь поднять его над прорубью и вновь опустить. Святителя многократно погружали в ледяную прорубь реки Камы. Через 15-20 минут тело владыки Феофана покрылось льдом толщиной в два пальца, но он все еще оставался жив. Тогда палачи его утопили. Многочисленные свидетели видели весь этот ужас. На следующий день город был освобожден войсками адмирала Колчака. "Пермские епархиальные ведомости" 28 марта 1919 года писали: "Епископ Феофан в ночь на 11/24 декабря 1918 г. после истязаний и многократного погружения в воду утоплен в Каме". О том же писали газеты "Освобождение России" и "Современная Пермь".
По свидетельству одного из выживших узников пермского арестантского дома, палачи брали из камеры почти каждый день по 10-12 человек: на дворе скручивали руки и уводили на реку к проруби. На реке завязывали глаза и приказывали идти, командовали "направо" и "налево", пока человек не сваливался в прорубь. Обычно большевики практиковали утопление в проруби реки Камы путем многократного погружения в воду. Представителей духовенства, которых часто убивали таким изощренным способом, красноармейцы шутливо называли "водолазами".
В результате проведенного расследования 10 мая 1919 года прокурор Пермского окружного суда Министерства юстиции по Уголовному отделению П. Шамарин вынес заключение: "Следует считать, что убийство епископа Феофана и спуск его тела в прорубь достаточно точно установлены...".
В июне 1919 года Сибирское Высшее Временное Церковное Управление на место убиенного епископа Феофана назначило на Соликамскую кафедру ректора Уфимской Духовной Семинарии архимандрита Варлаама (Новгородского)