Форт Росс, Калиф. 27 мая 1997. Клавдия Нехонтова вспоминает о Еп. Леонтии в Парагвае
Я сама из Синьцьзяна. Откуда мы выехали в 1945 году. А в Шанхай мы прибыли в 1947 году. Потом жили в Тубабао, откуда выехали 23 сентября 1948 года. 23 декабря того же года мы прибыли в Парагвай, в колонию Фрам. А условия были у нас ужасные. Мы три месяца плыли до Бразилии, а из Бразилии в Сан-Паоло поездом, а из Сан-Паоло в Парагвай уже аэропланом.
Встреча была ужасная, конечно. То, что нам обещали, – это оказался обман. Нам обещали дома, нам дали заемы, но это было не так. Нас посадили на землю. Вот – рубите лес, стройте дома. А все городские люди, или большинство, они ничего не умели делать. Вот здесь начались семейные драмы. Если муж хотел ехать, жена не хотела, значит, такие драмы были… Ну, мой папа, конечно, он не испугался ничего… знал, как молотком и как с землей работать, мы быстренько это все разработали и выстроили дом. И у нас неплохо получалось, а те, которые городские, у них было плохо. Ну конечно, нас тоска брала, что у нас церкви близко не было. И у нас был такой священник – отец Иосиф Семенюк, с матушкой, у него было дочка…
- Это в колонии Фрам?
- Да, это в колонии Фрам. Мы жили далеко, но все-таки пешком мы ходили. Приходили в церковь, конечно, – утром и вечером ходили. Далеко было. Батюшка тоже. Там они жили. И милая матушка была такая, всегда такая обаятельная… А она очень любила, чтобы я пела. Петь было некому, ну я начинала подпевать. Батюшка всегда говорил: «Клавочка, не бойся, смелее, смелее». Некому было петь совершенно… И когда батюшка ко словом выходит, все сами сразу выходят, не хотят слушать. Ну кому он говорит?… другим людям… Выйдет батюшка на улицу, на Пасхе , скажем, праздник, освятит всем куличики, но никто батюшке никогда ничего не давал. Наоборот, матушка еще смотрит, – то одному старичку даст батюшка, то другому старичку даст. Это для нас было очень-очень странно, потому что мы привыкли батюшкам давать, мы привыкли о духовенстве заботиться. Но нас было там не так много…
Потом мы переехали, я уже вышла замуж за моего милого Володю. Он был казах, он был очень способный, инженер, в 18 лет уже на пароходе, - водил пароход. И вот мы уехали, там он уже сразу уцепился за всякие работы, у него три языка было: французский, испанский, английский, русский, конечно… Вот там началось самое главное… Батюшка Кляровский, отец Михаил. … это просто, вы знаете, история. Милейший человек. Но никто о нем не заботился. И вот у нас несколько семей. Всегда мы на обед его к себе приглашали. Вечером. Но бедный батюшка, уже к вечеру он такой слабенький идет, и над ним смеются: «Вот посмотрите, как он идет – качается». Ну понятно, у него на глазах семью расстреляли.
- В России, да.
- В России, да. Уже при коммунистической власти. Его привязали к столбу, и семью … он… ужасно… они у меня в помяннике моем записаны, я о них молюсь. Эти священники, это, вы знаете, это редкие священники – вот этот о. Семенюк, Иосиф, и о. Михаил Кляровский, вы знаете, это – Царство Небесное, вы знаете, таких людей нет, таких батюшек больше нет. Эти батюшки целиком отдали себя. Семьи у них страдали, но они целиком отдали себя на служение Богу. А теперь любого пошлите батюшку – не выдержит.
И владыка Леонтий был там со своим послушником… Вениамином. Там просто невозможно жить было. Во-первых, смеялись, высмеивали: здесь же, выходят - и сразу: «Быдло!» Так и звали духовенство наше. Это же ужасно: мол, они лентяи, не хотят работать. Но как же они могут работать? Как архиерей может брать лопату, копать и садить картошку? Да и картошка там не уродится… там такая маньока, специальная картошка длинная – коров кормить. Там картошка не родится. Это такой климат, такая земля. И конечно, есть нечего.
В то время мы все продукты, кроме мяса, получали из Аргентины. Но когда там произошло восстание Перона, граница закрылась. Парагвай голодал. Подвоз продуктов прекратился. У нас не было ни муки, ни сахара, ни картошки, ни фруктов – ничего. И мы просто голодали. Тяжело. Сейчас, конечно, гораздо, лучше стало, все-таки все наши родственники поднялись на ноги. Но – духовной жизни никакой нет.
- А как в памяти владыка Леонтий остался?
- У нас владыка Леонтий оставил самое лучшее воспоминание. Потому что он был милейший, он столько старался духовного вложить в нас. Мы его окружали, мы за ним шли просто. Ну, к сожалению, там не то что здесь – машины, там же пешком большинство людей ходили или ездили на лошадях, а расстояния длинные. Конечно, когда он приезжал к нам в Парагвай, мы, что называется, просто ходили за ним по пятам. Очень много интересного он рассказывал. Он у нас оставил самые лучшие воспоминания.
Вы написали сущую правду: он целиком отдал себя Богу. Там ни один священник не будет жить, там ни один… а уж про архиерея тем паче.. Жить там не на что. Люди же ведь вам ничего не платят – как вы должны жить, на что вы должны жить? Там даже и не ходит народ в церковь – тоска.
Беседовал А. Псарев, расшифровка Л. Финкель