Монашеские поучения: Из воспоминаний монахини Амвросии о прп. Никоне (Беляеве)
— Когда я жил в скиту, — рассказывал Батюшка, — у меня соседи по келий были всегда хорошие, и я жил с ними дружно. Но врагу это, конечно, не нравилось, и он часто намеревался смутить. Много было козней с его стороны.
Однажды был такой случай: сосед мой топил лежанку утром, а я часа в два. И вот, бывало, я только что закрою печку, как сосед мой начинает ставить самовар и, не говоря ни слова, берет у меня из лежанки жар. Конечно, мне не жалко было углей, но меня возмущало то, что он делал это, не спрашиваясь у меня и не говоря ни слова, а самому мне начинать говорить об этом не хотелось.
Или еще такой случай: у меня был большой глиняный кувшин, с которым я ходил за водой. Принесу, бывало, себе кувшин воды, налью самовар, налью умывальник (он висел в коридоре), и вода у меня еще остается. После приду с послушания или из сада, руки грязные, в земле, подхожу к умывальнику, а там воды нет, вот и изволь грязными руками браться за кувшин и наливать воду. Это значит, что мой сосед, ставя самовар, загрязнил руки и, вымывая их, вылил всю воду. Так случалось не раз, не два, а много раз. И в этом случае мне не жалко было воды, а просто меня раздражало то, что я налью в умывальник воды, а приду с грязными руками и вымыть их нечем.
Долго я терпел это, но в конце концов не вытерпел и открыл старцу свое смущение, спрашивая его, как мне быть. Старец выслушал меня и сказал, что в таких случаях надо поступать так: просто, не сердясь и не возмущаясь, а со смирением, прося прощения, спросить брата, зачем он так делает, и потом объяснить, что это тебя смущает, что лучше было бы сделать вот так и так, т. е. в данном случае сказать брату, чтобы он, беря уголь из лежанки, сказал бы тебе об этом. Что касается умывальника, то, кто последний выльет оттуда воду, тот пусть наливает в умывальник воду. По совету старца я так и объяснился с братом, и с тех пор он меня ничем уже не смущал.
Вот так надо поступать и нам. Если между нами произойдет какое-либо недоразумение, или нам покажется, что нам делают что-нибудь плохое нарочно, надо сейчас же попросту объясниться, и тогда всякое недоразумение исчезнет. — Так Батюшка говорил по поводу того, что сестры, жившие от нас недалеко, пришли страшно огорченные и жаловались, что между ними постоянные неприятности...
Одна сестра еще задолго до закрытия монастыря ушла из него и другим стала так советовать. Сейчас она случайно зашла в соседнюю комнату, но узнав, что Батюшка здесь, не показалась ему. Кто-то из сестер рассказал о ней и о ее советах.
На это Батюшка рассказал басню Крылова. Лиса хотела полакомиться, попала хвостом в капкан. Думала, думала: и хвоста жаль, и погибать не хочется, решила потерять хвост, рванулась, оторвала хвост. Потом пришлось идти на собрание зверей без хвоста. Там смотрят на нее — кто с сожалением, кто с удивлением. Стыдно ей... Обратилась к лисицам: "Сестрицы, и вам так советую, очень хорошо без хвоста." Некоторые поверили, а одна опытная старая лисица остановила молодых: ведь это она говорит потому, что самой стыдно без хвоста одной быть.
О послушании (о. Никон - ред.):
— Еще недавно, когда я был в скиту, мне пришла мысль: вот у меня нет ничего: ни внутри монашества нет, ни наружных подвигов не несу. И душевными очами не вижу в себе монашества, и, чтобы не погибнуть, решил идти путем послушания. Это самое важное для монаха, тогда и настроение будет хорошее. Монах не должен устраивать свою жизнь по своему смышлению. И после такого решения, я делал только то, что мне скажут, и был спокоен, и хотел бы такое настроение иметь всегда. Мне сказали: из скита переходи в монастырь, и я перешел, хотя мне этого не хотелось, и вообще все, что бы мне ни сказали, я исполнял.
Батюшка о. Нектарий в прошлый раз (когда они ездили к нему на хутор) сказал мне замечательные слова (не помню, из Исаака Сирина или из Ефрема Сирина): нет ничего пагубнее для монаха, как устраивать свою жизнь по своему смышлению.
У батюшки о. Нектария особенная наблюдательность, он за многие годы видел события и наблюдал. Он рассказал мне об о. Венедикте.
О. Венедикта сделали одно время скитским библиотекарем. Разбирая книги, ему попалась на глаза книжка или рукопись слова еп. Калужского Григория. Там было три слова: 1-ое к монахам монастырским, 2-ое к монахам скитским, где говорится о послушании. О. Венедикт был в восторге от этих слов, особенно о послушании.
Вот проходит с полгода, приезжает в Оптину пустынь епископ и, обращась к о. Венедикту, говорит: хочу я ввести более монашеское направление в такой-то семинарии и потому прошу Вас, примите на себя должность инспектора или директора.
На это о. Венедикт начал кланяться и говорить, что он не может. Долго уговаривал его епископ, но о. Венедикт все на своем стоял, все просил не назначать его, на колени становился. Епископ наконец сказал: "Невольник — не богомольник", — и уехал.
Прошло еще время, может быть, несколько лет. Умерли батюшка о. Амвросий и о. Анатолий Зерцалов. Выбрали старцем о. Иосифа, отца Венедикта обошли. Он остался в тени. Посетили его скорби, какие и по какой причине — я этого не знаю. Во время этих скорбей он стал унывать, не выдержал и написал своему родственнику в св. Синод, что ему трудно и хотелось бы занять какую-нибудь должность и перевестись.
Через несколько времени был получен указ из святейшего Синода о назначении о. Венедикта архимандритом в Боровский монастырь. Здесь о. Венедикт моментально собрался и уехал в Боровск. И вот, чего он не хотел сделать за послушание, то охотно сделал по самочинию. Тогда он отказывался, но все равно ему пришлось исполнить. А может быть, и скорби на него нашли поэтому.
Поэтому я по своей воле ничего не хочу делать самочинно. Правда, иногда проносятся помыслы — не уйти ли, не бежать ли от духовничества, не представиться ли дурачком. Но эти мысли пробегают в голове несерьезно. Я не останавливаюсь на них. В душе у меня настроение все то же, я хочу жить по послушанию.
Конечно, мне хотелось бы жить в уединении, соблюдать безмолвие, питаться чудными произведениями св. отцов. Но самочинно я не оставлю того, что мне назначено Промыслом Божиим.