Митрополит Антоний: Главная воспитательная сила русского народа - монастыри и монастырские старцы
Русская культура, т.е. русская душа, русский быт, умственные и даже хозяйственные интересы русского народа тесно связаны с монастырями и монастырскими старцами, их вдохновителями.
Русское общество (разумею широкие круги) впервые ознакомилось с жизнью монастырей из повести нашего великого писателя "Братья Карамазовы" и с тех пор интерес к монастырям живет в русском обществе, даже в его безрелигиозной части.
Самый большой русский монастырь на Афоне — Пантелеимоновский. Он имеет давность всего лишь лет 60. Известно, что во время Св. Саввы Сербского, т.е. в 13 веке, были на Афоне русские монахи, но впоследствии греки со своим слепым шовинизмом денационализировали все иностранные монастыри, в том числе и Иверский монастырь грузинский, хорошо известный русским людям по Иверской иконе. В этом Иверском монастыре были, между прочим, богатые пожертвования древних грузинских царей, но греки все эти монастыри денационализировали, так что от прежней великой обители осталась одна только келия и то в греческом монастыре на 40 грузин. Когда началась у нас революция и пробудились национальные сепаратизмы, грузины надеялись было возстановить свой национальный монастырь, но вместо этого греки выгнали их и из келий и они пришли проситься в русский монастырь, где 5 из них заняли викарную келию св. Стефана, а 35 покинули Афон; я тогда им в утешение пожертвовал вот такую же икону, какую теперь мы получили в Белграде и слышал их дивное пение, особенно "Достойно", которое по своей красоте превосходит греческое и славянское пение.
Русское богослужение в Пантелеимоновском монастыре было возстановлено в 70 годах двумя великими людьми: о. Макарием (в мире купец-миллионер Сушков) и его ближайшим сотрудником о. Иеронимом. С большим трудом, после длительных переговоров и волнений, они добились возстановления богослужения на славянском языке, на что не соглашались греки, требуя, чтобы богослужения совершались "на том языке, на котором написаны Евангелия", т.е. на греческом. К ним немедленно потекли широкой волной богомольцы и пожертвования. Решающим же в этом деле были "Письма о Св. Горе" иеросхимонаха Серафима, изданные в виде книжки, выдержавшей до 7 изданий. Письма эти настолько интересны, что ими зачитывалась вся Россия и с тех пор почти в каждой русской церкви начали появляться иконы Св. Пантелеимона и разные изображения Божией Матери, выписанные из Афона.
А еще ранее русские люди были ознакомлены с Афоном великим патриархом Никоном, который всегда старался вводить общеправославные святыни, объединяющие все или большинство православных народов. Он избрал Иверскую икону для прославления в Москве потому, что икона эта явилась в Грузии, прославилась в Греции и в славянских странах и действительно копия этой иконы затмила древнейшие подлинные святыни Москвы. Трудно сказать, почему это произошло, но, вероятно, потому, что Сам Господь заботится о том, чтобы все христианское общество составляло одно общество, а не разбивалось на отдельные народы.
Вскоре после начала славянских богослужений в Пантелеимоновском монастыре число русских послушников стало превосходить число греческих, а валовые поступления достигали сотни тысяч рублей. Борьба же за славянский язык была настолько сильна, что греки даже покушались на жизнь о. Макария и только заступничество Константинопольского патриарха, еще сохранявшего вселенский дух, спасло дело создателей русского монастыря на Афоне. Русское золото потекло туда широкой рекой и с материальной стороны обезпечило дальнейшие успехи монастыря, которые зависели и от мудрого управления о. Макария и его сотрудника иеросхимонаха Иеронима. Последний был человек исключительной силы влияния на сердца людей. Он часто говорил, что за свою уступчивость он поплатится перед судом Божиим. Надо сказать, что наши каноны очень строги: так, например, за блуд полагается отлучение от причастия на 7 лет, за прелюбодеяние на 15 лет, за нарушение поста на 2 года, за волшебство (излюб. интел. гипнотизмы и проч.) около 20 лет, и вот о. Иероним часто принимал грехи братии на свою совесть, освобождая их от епитимии, и любил их, как своих детей. И вот, однажды, сидит смиренный старец у ворот, а на него бросается с кулаками какой-то послушник и кричит: "ты не даешь мне жить, через тебя я не могу спать, не мучь меня". "Не знаю, что я тебе сделал, если худо — прости меня, но я тебя совершенно не знаю", отвечал старец. Но тот уже опомнился и с рыданием бросился к ногам старца. Оказывается, послушник этот не мог бороться с своей главной страстью, а старец стоял в его совести, как укоряющий голос, и вот он начал гневаться на старца, "мешавшего ему жить", как требовали его страсти. Такова была сила воздействия этого человека на других людей. Оба эти старца писали письма с увещанием о добродетельной жизни в разные концы России, под влиянием их писем все больше и больше паломников прибывало на Афон и слава о нем ширилась все дальше и дальше.
Однако влияние Афона было не только в области молитвы. Там быстро начали шириться различные отрасли культуры, например грандиозное хозяйство и наладилось широкое книгоиздательство и, если бы сложить все книги, изданные на Афоне, то они не вместились бы и в большой комнате. Как жалки, ничтожны и глупы те люди, которые говорят, что будто бы монастыри безполезны для народа, что в лучшем случае там монахи молятся лишь для себя. Нет, влияние одного Афонского монастыря простиралось на весь русский народ. Целые волости зачитывались книгами, присылаемыми из Афона. Книги эти составлялись с большой продуманностью, там соединялся талант публицистов и моралистов. Там издавался чрезвычайно интересный журнал "Душеполезный собеседник", от чтения которого нельзя было оторваться, раскрывши любую его книжку. Оригинальные статьи помещались анонимно, без тщеславия, из одной лишь ревности к славе Божией. Это и была у нас единственная народная литература. Монастырь разрешал задачу, которая была не по плечу не только так называемому просвещенному обществу, но даже и правительству, и если бы не было этой работы, то Россия погибла бы не в 1917 году, а в 1888 г., а если бы Россия шла в духе монастырской работы, то Россия не переживала бы теперешних ужасов, а благоденствовала бы и процветала. Но этим не ограничивались заслуги монастыря, он имел их и в чисто научной области: епископ Феофан, Вышенский затворник, ректор духовной академии и начальник Иерусалимской миссии, посвятив себя богословским трудам, все свои сочинения в рукописи пересылал на Афон, где они и печатались. Там напечатаны "Путь ко спасению", "Афонский патерик" и многие другие трактаты, которые оказались безконечно талантливее работ профессоров духовных академий. Писал он и днем и ночью, и не только творил новые трактаты, но отвечал решительно на все поступавшие к нему письма, впрочем, никого не принимал лично. Не принял он и двух великих князей, приехавших к нему. Будучи молодым иеромонахом, я также удостоился получить от него похвальный отзыв за свои сочинения. Таким образом, на Афоне было сосредоточено три огромные силы: организаторская в лице о. Макария, духовная — о. Иероним и ученая — епископ Феофан. Хотя епископ Феофан резко критиковал профессорские работы, но к Академии он сохранил нежные чувства и оставил Петербургской Академии серебряный крест с надписью: "Матери, меня воспитавшей". Вместе с епископом Игнатием (Брянчаниновым) — из гвардейских офицеров, он был главным учителем русского народа в области духовной жизни. Самым ценным изданием Афонских иноков было "Добротолюбие", 6-ти томное издание в виде перевода с греческого св. отеческой хрестоматии, в котором сосредоточены главнейшие отеческие творения, начиная с золотого, т.е. 4-го века. После о. Макария было два настоятеля и, наконец, теперешний о. Мисаил, 76-летний, спокойный и тихий старец, управляющий братией своим нравственным авторитетом, незнающий ни минуты покоя, так как влияние Пантелеимоновского монастыря распространялось на весь Афон, где еще недавно было до 7 тыс. иноков. Было там время, когда греки, румыны и др. не различались по народностям, но все жили как бы одной семьей. Мне разсказывал один архимандрит, что многие монахи были как бы влюблены в о. Макария. И вот, один из них говорит: "Люблю тебя авва Макарий, не могу без тебя жить, хочу смотреть на тебя и буду ходить за тобой, как собака". Макарий, шутя отвечает: " А я не люблю тебя и ты отвернись от меня". — "Хоть ты и плюнешь мне в лицо, я буду ходить по твоим стопам." При таком высоком направлении духовной жизни, при том, что настоятель не имел никаких хозяйственных забот, обращая свое внимание на главную отрасль — духовную жизнь, хозяйственная сторона, руководимая наместником, высоко процветала, там было образцово поставлено лесное дело, полевое, типографское и издательское. Самый монастырь был не только училищем благочестия, но и училищем хозяйственности. Оправдывались там слова Спасителя: "Ищите прежде царствия Божия и правды Его и вся сия приложатся вам" (Мф. 6, 33).
Когда началась война с турками и опасались, что турки могут перерезать русскую братию, на Кавказе был устроен Новый Афон, слава которого стала быстро приближаться к славе Старого Афона. Устроили этот монастырь два старца-афонца: о. Иерон и Тиверий. О. Иерон был весьма прост и никому не отказывал в просьбах. К нему пришел однажды богомолец купец и сказал: "У меня нет денег возвратиться домой, дай мне 50 рублей." О. Иерон сейчас же вынул ему 50 рублей, а у богомольца задрожали руки и он говорит: "Да тебя, честный отче, каждый обманет, мне деньги не нужны, я хотел только испытать тебя, на тебе на св. обитель 50 тыс. рублей." О. Иерон перекрестился и сказал: "Давайте и дастся вам; мерою доброю, утрясенною, нагнетенною и переполненною отсыплют вам в лоно ваше" (Лук. 6, 38).
Великолепный храм, украшение всего Кавказа, был построен на Новом Афоне самими монахами, по их собственному плану. Монастырь был полная чаша — там были апельсиновые и лимонные сады, были приспособлены водопады, при помощи которых было устроено электрическое освещение и электрические тяги для всех служб, как, например, для просфорни, хлебопекарни, мельницы, была устроена специальная тяга вагонетками, искусственные пруды, в которых плавали черные и белые лебеди, была устроена морская пристань, парусные суда, маслобойный завод, там был храм 1000-летней давности, устроенный Императором Юстинианом на месте, где был сослан Иоанн Златоуст. Весь монастырь был устроен по планам о. Иерона, которые поражали инженеров своей гениальностью и вызвали восхищение Императора Александра III.
Кроме двух, ранее указанных обителей, ученики игумена Паисия Величковского основали несколько образцовых монастырей в России и Сибири, под влиянием которых по всей России менялись нравы, смягчался и просвещался быт русского народа и по всей русской земле утверждалась атмосфера благожелательности, веры и любви. Мы убеждены, что и теперешнее грубое насилие над русским народом не сможет уничтожить и одолеть то доброе влияние, которое оказали на него монастыри. Следует еще отметить одно замечательное установление наших северных монастырей. Деревенское юношество севера России, если не все целиком, то в большей части своих представителей отдается по обету в монастыри на 1 год; эти юноши называются годовики; они составляли подавляющее число послушников в монастырях Соловецком, Валаамском и мн. др. Проработав год в монастыре, они либо оставались там на всю жизнь, либо возвращались в свою семью и считались лучшими женихами местных невест. Многие родители выдавали своих дочек замуж только за таких годовиков, а всем прочим женихам отказывали.
Однако наша картина была бы далеко неполной, если бы мы не упомянули о женских монастырях. В Петербурге наряду с сомнительной по своему достоинству Александро-Невской Лаврой, был Новодевичий монастырь с несколькими сотнями монахинь. Там обширные прекрасные храмы все были построены слабыми женскими руками, а первая игумения Феофания (Готовцева) с 1845 года была настоящей учительницей русской интеллигенции. Она была скромна, ходила в убогой ряске, постоянно посещала больных в обширной монастырской больнице и посторонние лица постоянно принимали ее за простую послушницу. Ее главными помощницами были две сестры Варсанофия и Феофания, которые и управляли этим прекрасным монастырем во славу Божию. После кончины игумении, по ошибке К. П. Победоносцева, туда была назначена испорченная барыня Валентина, которая начала с того, что в первый праздник устроила обед с лакеями в белых перчатках и с шампанским. Благочестивые сестры Варсанофия и Феофания не могли этого выдержать и по своей просьбе были переведены в маленький монастырь в Гатчинском уезде, где я их и навещал. Из многочисленных достойнейших игумений женских монастырей нельзя не упомянуть о настоятельнице одного из Костромских монастырей матушке Марии, происходившей из аристократических кругов. Она собрала вокруг себя много женщин, желавших монашеской жизни и во время Русско-Турецкой войны устроила в своем монастыре огромный госпиталь. Когда этот монастырь посетил Государь Александр II и спросил ее: "А помните, как мы с вами танцевали на придворном балу?" Игумения ответила: "Я постаралась забыть все, что со мной было в миру. Не могу я забыть милостей ко мне Государя, но желала бы, чтобы меня не спрашивали о мирской жизни."
Этой игумении боялись Костромские архиереи, опасаясь ее огорчить, а К. П. Победоносцев говорил, как было бы хорошо, если бы наши министры имели хотя бы половину ума игумении Марии, тогда бы отечество процветало.
Отсутствие времени не позволяет мне остановиться на подробной характеристике воспитательного значения монастырей. В виде заключения я скажу, что наиболее типичными старцами были Оптинские старцы: Леонид, Макарий и Амвросий. Первый отдавал преимущественное значение вере, второй послушанию, третий — любви. Достоевский в лице старца Зосимы соединил двух последних старцев в один тип и в своей повести описал действительный скит при Оптиной пустыни.
Общим отличительным свойством всех старцев было то, что чем грешнее и отчаяннее приходил к ним человек, тем с большей лаской и ободрением от отчаяния принимали они его. В последнее царствование у нас было прославлено 6 угодников, среди них были великие подвижники, ученые архиереи, но никого народ так горячо не полюбил, как Преподобного Серафима Саровского, который был простой самоучка из мещан и нес подвиг монастырского старца. Народ полюбил его больше чем родного отца и шел многочисленными толпами на его прославление. "Куда ты идешь?" останавливали богомольцев, "там будет 200 тысяч народу, ты все равно ничего не увидишь". "Я знаю, что я ничего не увижу, но меня увидит угодник Божий", отвечал народ и шел на это торжество.
В великом народе есть, конечно, много воспитательных сил, ученых, педагогических, публицистических, технических, но самой главной воспитательной силой в русском народе были монастыри и монастырские старцы.
Произнесена в воскресение, 31 августа 1930 года в Белградском университете
Источник: Епископ Никон (Рклицкий). Жизнеописание Блаженнейшего Антония, Митрополита Киевского и Галицкого. т. IX. Изд. Северо-Американской и Канадской епархии. г. Нью-Йорк,1962 г., сс. 30-36.
Сверено с оригиналом
Комментарии
RSS лента комментариев этой записи