Митрополит Антоний: Слово в честь святой великомученицы Варвары
Велия Твоих, Господи, мучеников сила, во гробех бо лежат, и действуют в мире и духи прогоняют, и упраздниша вражию власть».
Такими, братие, словами, прославляем мы в различных стихирах мучеников Христовых, исповедуя свою веру в их благодатную молитву за нас, в их невидимую помощь в нашей борьбе со злом житейским и со злыми демонами. Но кроме этой незримой силы святых мучеников, на земле обнаруживается иногда и видимая мощь их на сердцах человеческих, на народной жизни. Такова и сила духовного облика святой Варвары в общественной жизни русской и особенно в жизни малорусского племени.
Если желаете знать, как любят наши малороссы, в частности – жители поуниатского юго-западного края, святую Варвару, то оставьте мысленно этот прекрасный благолепный храм с его богатою живописью, с драгоценною утварью, многолюдным клиром и искусным хором певцов, и пойдите в одну из тех маленьких, убогих церковок, которые остались на Волыни, в Подолии и в Галиции от 17-го и 18-го вв. Эти церкви не высятся на холмах, как у нас на Великой России: они прячутся в кусточках за горкой в леску, среди строений, чтобы пореже попадаться на глаза столь сильных прежде врагов православия, на обиды от которых наш народ не мог найти ни суда, ни расправы. Войдите в такую церковку, вы не найдете в ней ни простора, ни благолепия. Иногда десяток только икон могли собрать безправные ее прихожане в тяжелое время иноземной панщины, икон небогатых, неискусных, иногда даже почти безобразных. И вот среди этих немногих икон всегда найдется там и образ св. Варвары, по большей части на боковой стене церкви, или сзади, – икона, тоже неискусно намалеванная доморощенным мастером, но зато дорогая по любви к ней прихожан. Повремените уходить из церкви после службы: вы увидите, как останавливаются пред этим образом смиренные богомольцы, как матери, поднимая на руки детей, показывают им пальцами на изображение и шепчут им на ухо свои немудрые объяснения рисунков. Да, здесь есть на что посмотреть. Икона величиной в квадратную сажень; посреди ее стоит святая мученица в нетленной славе, благословляемая с неба Спасителем, Который простирает Свои руки к уневестившейся Ему праведной деве; вокруг этого изображения, и сверху, и снизу, и по сторонам небольшие картины жития святой отроковицы; страшные картины! И они-то привлекают внимание простолюдинов.
Кто не знает этого жития? Воспитанная вельможным отцом, богатым вдовцом, положившим в дочери всю радость своей языческой жизни, любовавшимся ее красотою и разумностью, святая Варвара во время его отсутствия, познакомилась с преследуемыми от римских властей христианами и, познав от них евангельскую истину, отвергла нечестие языческое, раздала, что могла, из своего достояния бедным, начертала чудесно пальцем крест на каменном полу своих чертогов и бань, и все эти символы отцовского тщеславия, все эти проявления роскоши, ознаменовала символами христианских истин. Когда о том узнал ее нечестивый отец, то горячая любовь его к дочери сменилась такою же горячею ненавистью, он бил ее и рвал ее волосы, безжалостно влачил ее по земле, и не было конца тем измышлениям жестокой злобы, которыми он терзал чистое тело отроковицы, не щадя ни ее нежного возраста, ни девственного стыда. Сделавшись сам доносчиком или свидетелем против нее на суде, безсердечный мучитель не удовлетворился и этим. Наслаждаясь муками Христовой агницы, которым подвергали ее злочестивые властители-язычники, он вызвался пред ними быть палачом своей дочери, и не дрогнула рука злодея-отца отсечь главу невинному своему детищу.
Беззащитная, всеми оставленная, кроме Бога, чистая, прекрасная дева, почти еще дитя, подвергнутая столь ужасным мукам и казненная родным отцом, радостно и без всякого сожаления отвратившая лицо свое от богатства, наслаждений брачных и земной славы, и устремившая свой взор к одному только сладчайшему Иисусу, страдавшая безропотно и безмолвно, мужественно претерпевшая сверхчеловеческие муки и добровольно, безтрепетно пошедшая на встречу смерти от руки отцовой, о, конечно, этот облик может умилить сердце; этот образ может привлекать к себе взоры! Но блаженны и те сердца, которые влекутся к подобным священным воспоминаниям, блаженны взоры, сюда устремленные и орошенные слезами сострадательного умиления, блаженны руки, поднимающие детей к умилительному облику, и уста, благоговейно целующие изображения ран, принятых за веру во Христа.
Однако этим не исчерпывалось значение жития святой Варвары для предков наших крестьян. Была еще другая причина тому, за что они предпочитали ее всем прочим святым, почему ее только образ из всех святых мучеников украшал все их церковки. Предки наши были сами мучениками веры и, подобно святой Варваре, мучениками совершенно одинокими, совершенно беззащитными. Не только действительной защиты, но и нравственной опоры они ни в ком вне своей среды не находили, кроме Бога и святых. Их князья и помещики, нередко потомки Рюрика, отреклись от истинной веры, от строгого монашеского православия. «Их прельстили, их сманили Польши шумные пиры», – и вот, вместо покровителей своего народа, они стали его лютыми мучителями и врагами. Духовные владыки народа, архипастыри и архимандриты сперва отдалены были от народа ложною латинскою школой, а потом более чистые и честные из них были удаляемы в ссылку и заключаемы в тюрьмы, а на место их польские короли ставили заведомых безчинников и безбожников, иногда тайных униатов, а потом и униатов явных. Христиан, наших предков, не только разоряли, заключали в тюрьмы, били и убивали, но и унижали нравственно, кощунствовали над верой и святынями народа, поносили его исповедание, как плод азиатского невежества, как выражение мужицкой грубости. Его церкви сдали жидам в аренду, и священный радостный праздник Воскресения Христова, как и прочие праздники нашего искупления, здешние русские люди должны были предварять унизительным выкупом церковных ключей у жида-арендатора, нарочно медлившего явиться на церковный погост и понуждавшего православную паству по несколько часов дожидаться на паперти запоздалого благовеста. Но народ, угнетенный и обиженный, все-таки от Христа и от Евангелия не отступился; он только просил у Бога терпения. Он знал, что христиан унижает ни рабство, ни страдание, а грехи и нечестивые страсти. Он знал, что всем таким и еще тягчайшим унижениям и мукам подвергался его Бог, пришедший на землю спасти род человеческий. Впрочем, Господь страдал за других и на то пришел, но вот Он венчает вечной славой и тех, кто за Его веру тоже испивает чашу Его страданий. Там, в дорогом русскому сердцу, священном Киеве, красуется златоверхая церковь и в ней священная рака когда-то беззащитной, всеми оставленной мученицы–отроковицы Варвары. Вот и здесь, на селе, пред ним ее образ с начертанием ее страшных мук и ее нетленной славы, этими муками заслуженной. Смотрели на этот образ наши предки-мученики, и не могли насмотреться, как не могут насмотреться и их потомки. Смотрели и почерпали бодрость в несении тяжелого креста своего рабства у польских панов и жидов, смотрели и умиленно лобызали неповинные страдания, и научили почитать и любить эти страдания своих потомков, уже свободных, хотя еще и очень робких. Правда, и этим посейчас приходится целовать руки евреям-кредиторам, целовать ноги (колено или носок сапога) своих надменных панов католиков, приходится и им биться с нуждой и горем, с безпомощностью при болезнях, неурожаях или пожарах: но им светит лик святой Варвары; они в своем унижении, в своей беде не рабы; они несут с покорностью обиду, но несут как крест, посылаемый Богом, для очищения страстей, для стяжания вечной славы. Они покорны, но они не рабы, они свободны духом, зная, что над всеми есть праведный Господь, без воли Которого ни один волос не упадет с головы человека. Вот чему учит их святая Варвара со своих неискусных изображений в сельских храмах в продолжение многих веков. Вот почему ни к одной святыне в заветном Киеве не спешат они с таким умиленным нетерпением, как к ее священной раке. Взгляните здесь на лица богомольцев из деревни: вы прочитаете в их взорах восторженную песнь, в которой соединяется и сострадательное чувство, и восторженное умиление, и мольба о помощи, и покорность своему нелегкому жребию пред видом добровольных страшных мук Христовой невесты Варвары. И это умиление, эта вера народная, как электрический ток, как свет молнии, как поток морских волн врывается в сердца и тех слоев общества, которым мало свойственно народное благочестие, которые стыдятся молиться вместе с невежественными мужиками, которые говорят, будто народ наш христианин только по внешности, а верований христианских не знает, но погружен в языческие суеверия.
Но здесь, в этом святом храме, люди общества, вовлеченные во всенародную молитву, так не скажут. Здесь, взирая на одухотворенные лица богомольцев, они поймут, что хотя и не сумеет крестьянин разъяснить символа веры, хотя мало знает наизусть молитв (а много ли их знают люди просвещенные?), но все ж не по видимости только он христианин, а по существу своих убеждений и привязанностей, и конечно, христианин в более совершенном смысле, нежели те, которые именуют его язычником. Сущность христианства есть отречение от житейских наслаждений; оно замечается в стремлении к чистоте, в готовности страдать за истину, в достижении чувства постоянной любви к Богу и людям и в прощении обид врагам. Эти заповеди, эти догматы благочестия наш народ знает и лобызает, он лобызает неповинные страдания за истину; его сокровище на небе, в веке грядущем и блаженном, а в этом и заключается все христианство. Он знает первую заповедь Нового завета, первую заповедь Христа: «блаженни нищие духом, яко тех есть Царствие Небесное». А люди общества, напротив, еще с детства, с первого же школьного года, да и того раньше, слышат иную, языческую, противохристианскую заповедь: «имей благородное самолюбие, сохраняй чувство собственного достоинства».
Христианство не в том состоит, чтобы признавать Иисуса Христа великим посланником или даже Сыном Божиим; Его считают таковым и магометане, Ему молятся с верою черемисы-язычники, но духа Его, Его смирения и призыва к жизненному кресту они не знают, как не хотят знать и наши русские современники, но народ русский, народ простой, это знает, знает твердо и повинуется.
Впрочем, не будем обличать общество в том самом внутреннем язычестве, в котором оно, со слов немцев, неправо обличает наш христолюбивый народ. Скажем только, что не еретикам-лютеранам, сознательно выбросившим из своего учения понятие о подвиге жизни, не им, чувственным и равнодушным, судить о тебе, наш родной народ!
«Не поймет и не оценит
Гордый взор иноплеменный,
Что сквозит и тайно светит
В простоте твоей смиренной».
Лучше укажем на отрадную картину того духовного единения и слияния общества и народа, которое наблюдается постоянно пред святыми мощами мученицы Варвары в этом святом храме. Здесь не одни деревенские богомольцы-пешеходы. Здесь молится вместе с ними, проникнувшись их верой, и важная барыня, и заезжий петербургский гвардеец, и робко осматривающийся по сторонам студент, который боится, как бы его не увидели товарищи, ложные поборники свободы совести и вообще всякой свободы, и не подвергли наказанию, как погромщика и реакционера. Пусть не падет на него грозное Христово слово: «иже постыдится Меня и словес Моих в роде сем прелюбодейнем и грешнем, постыдится его и Сын Человеческий, егда приидет во славе Отца Своего со ангелы святыми» (Марк 8. 38). Лучше пожелаем, чтобы он усовершился в вере и исповедании постепенно, как «Никодим, князь жидовский» и «Иосиф иже от Аримафея, сый ученик Его потаен страха ради иудейска» (Лук XXII. 32), и, в свое время обратившись, утвердил братию свою.
Да подаст же сия святая всем нам, всем слоям общества и народа, объединяющую благодать своего дерзновенного исповедания, своей всецелой преданности Христу. Как ни далека, по-видимому, наша действительность от осуществления таких молитвенных пожеланий, но не может русское общество коснеть и в той измене себе самому, в какую поверг его революционный переворот последних лет; не может русское общество примириться надолго с тем грубым омирщением, с тою жадною погоней за житейскими наслаждениями и житейским успехом, которая в последние годы так безраздельно его охватила и так глубоко понизила нравственный и умственный уровень его жизни и сделалась его богом. Теперь для большинства как бы не существует высших интересов знания и добродетели; теперь даже забыли ссылаться на нравственную или научную правду, когда стараются в чем-либо убедить друг друга, но только смотрят и ищут, на чьей стороне будет внешний успех и выгода, и бегут туда без оглядки на свои недавние заявления в противоположном духе, – нисколько не стыдясь своего притворства. Постыдное, жалкое время, но недолго ему владеть общественным настроением. Русская душа, русское сердце, хотя и давно отдалилось от послушания вере православной, но, в противовес западным иностранцам, сохранило в себе стремление к высшему, хотя и не ясно представляемому подвигу жизни. Оно не может на долго отказаться от нравственной оценки и жизни, и себя самого, и в последний год нашего времени уже совсем разочаровалось в нанесенном сюда соре новейших языческих учений. Теперь все ищут глазами людей твердых и правдивых, которые остались верны своим убеждениям среди житейского водоворота. Быть может, никогда так высоко не ценилась неподкупная убежденность, как теперь. Как свежая малина зимой, как летом чистый снег, так же удивленно приветствуется теперь безстрашная последовательность безкорыстно убежденного человека; пред ним все разступается, пред ним все преклоняется. Ему не с кем больше бороться лицом к лицу: изступленный фанатизм врагов веры и отечества испарился, и против исповедника истины остались только грязные кучи нравственного мусора и всяких отбросов. Конечно, борьба его за веру и за историческую, народную Россию может окончиться и теперь для него многими жизненными лишениями и даже насильственным лишением его жизни: но его идея, его убеждение – оно торжественно будет сиять среди общественных сумерек общественного расслабления, и призовет себе новых последователей.
Да не лишит же и нас, братие, святая Варвара того одушевления в борьбе с общественным отступлением от веры и народности, в котором она сохраняла и сохраняет поколениями наш народ! Да приобщит она и нас к народному восторженному поклонению ее мученическому подвигу, ее любви ко Христу и пренебрежению к житейским благам! Да не допустит она нас склонить свою главу пред возвысившим свой рог современным язычеством, да низложит она последнее чрез веру народную, как вместе с прочими мучениками низложила древних идолов в своем отечестве. Аминь!
Сказанное 11 июля 1908 г. в Киево-Михайловском монастыре и произведшее на слушателей огромное впечатление. Напечатано в журнале «Мирный Труд» № 10 1908 г.
Источник: Митрополит Антоний. Слова, беседы и речи (о жизни по внутреннему человеку). «Жизнеописание и творения Блаженнейшего Антония, Митрополита Киевского и Галицкого», Том XV. Посмертное издание с предисловием АРХИЕПИСКОПА НИКОНА (РКЛИЦКОГО). Нью-Йорк, 1968 г., сс.204-211.
Сверено с оригиналом
Комментарии
RSS лента комментариев этой записи