"Новые мученики Российские". Том III. Глава XXII. Юные исповедники
НОВЫЕ МУЧЕНИКИ РОССИЙСКИЕЮноша Михаил Платонов
Этому молодому мученику было всего шестнадцать лет. Его отец Яков Васильевич Платонов, сын настоятеля Успенско-Николаевского собора в городе Белгороде Курской губернии, был старшим врачом 31-й артиллерийской бригады, стоявшей в том же городе.
Возвратившись по окончании войны в Белгород, доктор Платонов как прекрасный специалист получил место врача на железной дороге и все, казалось, должно было идти хорошо. Но незаконной власти всюду чудились опасные враги, и вот в число таких врагов был причислен доктор Платонов.
В чем было его преступление по отношению к советской власти?
Сын священника, старый военнослужащий в ранге полковника, интеллигентный человек — этого вполне достаточно для причисления к "контре".
Но он нужный и ценный специалист. Его нужно "переделать", если удастся, и во всяком случае использовать, пока нужно.
И вот этот чуткий к людскому горю прекрасный врач начал подвергаться какой-то нелепой, чудовищной травле со стороны городской власти. К его единственному сыну, ученику местной гимназии подослан был в качестве товарища один негодный лентяй соученик Сашка Гунченко. Он был, как родной, принят в доме доктора и отношение к нему было, как к брату Миши. Этот маленький сексот притворялся искренним другом Миши и сообщал "куда следует" все, о чем говорили в доме. А так как с семьей Гунченко Платоновы были давно знакомы, то подозрений к нему никаких не имели и, вероятно, позволяли себе некоторую откровенность, которая и погубила их.
Вскоре в Белгороде был спровоцирован политический заговор среди интеллигентной молодежи, а вернее детворы, для нанесения удара ненавистной части населения — "буржуям", и начались аресты мальчиков и девочек.
В число этих "заговорщиков" попал и Миша, который без разрешения больной матери, всегда сидевшей в комнате, не решался с товарищем выглянуть за ворота дома, а не то что участвовать где-то в политической работе.
Начались допросы, издевательства. Мальчик не выдержал и заболел. Отец не смел видеться с контрреволюционером и помочь ему как больному, а обязан был лечить "трудящихся" и мучителей его сына, ни в чем не повинного. В тюрьме и был замучен Миша в 1921 году, а отец и мать превратились в полупомешанных. Вскоре после этого, возвратясь домой, доктор нашел жену в доме убитой. Пытаясь оказать ей помощь, он испачкался ее кровью, а ворвавшаяся милиция схватила его, как убийцу собственной жены, и его посадили в тюрьму.
Окончательно потрясенного, его оправдали. Как оказалось после, организатором убийства оказался тот же обласканный ими Сашка Гунченко.
Последние годы своей разбитой жизни доктор Платонов провел в том же Белгороде, работая в железнодорожной поликлинике. Но что это был за человек и как он смог перенести все эти бедствия?
За что же погиб Миша? За то, что дед его был священником, отец царским военнослужащим и верующим человеком, каким он и остался до конца дней своих, перенося муки страшнее собственной смерти, а Мишу избрали средством пытки несчастных родителей.
Исповедники в Красной армии
"Шел 1931 год, разгар пятилеток и сплошной коллективизации, — рассказывает свидетель. — Осенью этого года меня взяли в Красную армию. Брали только тех, кто подходил по социальному положению. Я вырос сиротой и работником у чужих людей. Самый подходящий для советской власти. А мои религиозные убеждения им были сначала неизвестны, а потом меня за них называли "темнотой", но вера в Бога у меня была крепкая. В армию я даже рад был попасть, потому что все почти пошли в колхоз, а я не пошел и мне некуда было деваться. Жил я у своих воспитателей.
Как выросший в глухой деревне и нигде не побывавший, я в первый раз в жизни ехал на поезде, в вагонах для скота, и в октябре (на Казанскую икону Божией Матери) прибыли мы в город Катта Курган (за Ташкентом), в 3-й артиллерийский горно-вьючный полк, Средне-Азиатского военного округа, командующим которого был матрос Дыбенко.
Попал я в полковую школу курсантов на младших командиров. На мне был крест; я таился, чтобы никто не узнал. Узнали, донесли, и меня стали везде водить и задавать вопросы: "И ты веришь в Бога? И на тебе есть крест? А ну-ка покажи". Пришлось показать и отвечать на все, как мог. Кстати, скажу: в детстве я был любознательный, любил читать, особенно священные книги, так что мог красноармейцев ставить в тупик, ибо они ничего не знали, а твердили только за другими: "Бога нет". Вероятно поэтому за меня и взялись больше всех. Потому что потом раскрыли еще троих, тоже самарских. Нам задали вопрос: как вы можете воспитывать, обучать красноармейцев, если вы верите в Бога? А если будет война, будете расстреливать попов? И однажды перед строем политрук выразился так: "Если мы их не перевоспитаем, то мы не большевики". Меня вызвали в штаб полка. После долгих увещаний задали вопрос: а ты знаешь, что такое инквизиция? Я тогда не знал, чтобы сказать, что наша Православная Церковь никогда не шла этим путем. Когда произошла с нами вся эта история, на все нападки мы отбивались, не задумываясь. Но однажды, прямо ко мне, как будто по товарищески, подошел секретарь комсомола и сказал так: "Ну что, неужели нас целый полк дураков, а ты один умный". На это я не нашелся, что сказать. Правда, были и такие, которые говорили мне наедине, что они тоже верующие, но надо жить как-то. Кончилось все это тем, что нас, четверых, убрали из полковой школы. Вдобавок меня заставили возить воду для полка. Это они хотели убить меня морально. Я тяжело это переживал, когда был изолирован от всего мира. Считаю, что в моральном отношении в лагерях и ссылках было легче: там, по крайней мере, были люди одного духа, а здесь не так легко было среди таких. Эта история для меня незабываема. Знаю фамилии всех своих начальников не только старших, но и младших. Они справлялись по месту жительства: кто мы? Но видно плохого не нашли. Впоследствии нас, при первой возможности, уволили".
