Синодик РПЦЗ. Архиепископ Филофей (Нарко)

Архиепископ Филофей (в миру Владимир Евдокимович Нарко или Норка) родился 21 февраля (6 марта) 1905 г., в селе Заноточки, Виленской губернии Российской Империи, в белорусской семье псаломщика Ильинской церкви Виленской епархии.

Первоначальное образование получил дома. Учился в гимназии Фердинанда Веллера в Вильнюсе. Выдержал экзамены за курс семи классов. В сентябре 1921 зачислен в Виленскую духовную православную семинарию. С 1925 по 1929 годы учился на богословском факультете Варшавского университета.

В 1928 году Владимир Евдокимович, был пострижен в монашество с наречением имени Филофей и рукоположен в сан иеромонаха с местом пребывания в монастыре святого Онуфрия в Яблочине Варшавско-Холмской епархии. Некоторое время служил священником в Галиции.

В 1934 году был возведён в сан архимандрита, а 1937 году архимандрит Филофей по получении степени магистра богословия стал преподавателем, а затем и инспектором Варшавской духовной семинарии. Перед войной жил в Варшаве, служил настоятелем в одном из не закрывшихся православных храмов Варшавы.

 

 

 

Участвовал во Всебелорусском церковном соборе, на котором был возведён в сан архиепископа и стал фактическим главой БАПЦ. На этом соборе впервые в истории Белоруссии Православная Церковь в этом крае официально в актах была названа “Белорусской”, однако, при этом автокефалия провозглашена не была. В утвержденом Уставе содержалось сто четырнадцать параграфов. В сто тринадцатом параграфе было указано, что каноническое объявление автокефалии последует после признания ее всеми автокефальными православными церквями.

В положении церкви кардинальные изменения начались после Октябрьской революции 1917 года. В 1922 году была создана Минская митрополия, в 1927 году была провозглашена Белорусская автокефальная православная церковь, но одновременно существовала обновленческая Белорусская автономная православная церковь. Но репрессии 30-х годов привели к фактической ликвидации церкви в Восточной Белоруссии. Но Западная Белоруссия, где насчитывалось около миллиона православных верующих, в 1921 году отошла к Польше. В 1922 году там была создана Польская автокефальная православная церковь (которая через два года была канонически признана Константинопольским патриархатом), включившая в себя 5 епархий, в том числе Виленскую, Гродненскую и Пинскую. Высшее духовенство приносило присягу польскому правительству. Митрополитом стал архиепископ Варшавско-Холмский Дионисий. Церковь имела монастыри, духовную семинарию в Вильно, 337 приходов в Виленской и Гродненской епархиях, выдавала религиозную литературу на русском, белорусском, украинском и польском языках. Достаточно прочные позиции Польской автокефальной православной церкви позволяли многим белорусским епископам думать об автокефалии как о способе сохранения православия в Белоруссии.

Как отнеслось руководство Русской Православной Церкви под управлением Митрополита Сергия к прямой попытке автокефалии в оккупированной Белоруссии? Постановление собора преосвященных архиереев Русской Православной Церкви гласило: «Всякий виноватый в измене общецерковному делу и перешедший на сторону фашизма, как противник Креста Господня, да числится отлученным, а епископ или клирик - лишенным сана»

Митрополит Сергий потребовал от всех священников безоговорочного признания его власти. И перед православным клиром Белоруссии встал вопрос: либо признать власть Московского Патриарха, либо порвать все отношения с Москвой. Архиепископ Филофей и часть православного клира приняли последнее решение, считая, что в Белоруссии должна быть самостоятельная церковная жизнь, ни в коей мере не подчинявшаяся Москве, церковная служба и проповеди должны вестись на белорусском языке, воспитание детей должно быть только в белорусском духе. Все это не внесло мiра в церковную жизнь православного духовенства Белоруссии.

После предания анафеме московским синодом белорусской церкви архиепископ Филофей вместе с епископами Афанасием, Павлом и Стефаном составили протест против Русской Православной Церкви, указав в нем, что Московский синод провозгласил анафему белорусской церкви под нажимом Советского правительства и что белорусская церковь будет существовать независимо. Этот протест был передан архиепископом Филофеем по радио и напечатан во всех газетах Белоруссии.

Идея создания национальной церкви в оккупированной Белоруссии была обусловлена и рядом объективных причин, прежде всего слабостью Московской Патриархии и гонениями на православную церковь со стороны Советской власти в предвоенное время.

С наступлением советских войск в 1944 году выехал  в Германию, где в феврале 1946 года вместе с иными белорусскими епископами вошёл в состав клира Русской Православной Церкви заграницей.

 

С 1946 года — управляющий Гессенским (впоследствии — Северо-Западным) викариатством Германской епархии.

 

С 1971 года — архиепископ Берлинский и Германский.

В связи с тяжёлой болезнью в 1982 году ушёл на покой, а через четыре года, Господь призвал его к себе — 24 сентября 1986 в г. Гамбург.

О праздничном богослужении совершенном Владыкой Фелофеем в Германии, мы читаем в приходском листке храма св.Марии Магдалины за 1946 год.

4-го августа прихожане православной общины в Дармштадте праздновали свой хромовый праздник свят. Марии Магдалины.

Для меня это был незабываемый день, воскресивший предо мною многие воспоминания о прошлых торжественных богослужениях на Святой Руси.

Что за чудная, красивая церковь в Дармштадте! Видно, с мирных времен! Подхожу к храму, к которому в это время подъезжает камион (грузовой автомобиль - прим. ред. «Вестника»), переполненный людьми. Спрашиваю - кто это? - Это прибыл архиерейский хор из Висбадена. В это время ударили в колокол.

Перед входом в храм два столика, накрытые белыми скатертями. На одном цветочки, а за другим продают свечи и молитвенники.

Церковный староста, милейший, ласковый человек лет пятидесяти, по имени Василий Сергеевич, любезно объяснил мне, как приезжему, историю храма св. Марии Магдалины.

Церковь построена средствами Российской Императорской фамилии, а расписали ее большие русские художники - Васнецов, Нестеров, Прахов и Неф. В церкви имеется ряд чудесных мозаичных работ, недаром иностранцы приходят в восторг и от архитектуры и художественных работ этого чудесного памятника русского творчества за границей.

Во время бомбардировок города возле храма упало 247 бомб, надо заметить, что ни один православный русский храм из числа многочисленных в Европе, не пострадал от бомбардировок во время обеих войн; кругом все разрушено и сгорело, но храм св. Марии Магдалины стоит нетронутым, как символ победы православия.
Вхожу в храм. Длинный красный ковер во всю длину церкви и возвышение для архиерея посредине, тоже покрытое чудным восточным ковром. Служба еще не началась, но храм переполнен. Здесь американцы, поляки, украинцы, латыши, литовцы, немцы и, конечно, русские. Торжественно горят лампады. Всюду цветы.

Затрезвонили колокола. Навстречу прибывшему Владыке Архиепископу Лиловею [Филофею] вышли два священника, протодьякон, два иподьякона и прислужники все в богатых золотых ризах. Наступила благоговейная тишина. Входит Владыка в черном клобуке. Одухотворенное смиренное лицо.

Настоятель храма о. Тихон Кирийчук приветствует архиепископа кратким словом христианской любви.

Началось торжественное богослужение. Прекрасно поет большой архиерейский хор для всех собравшихся здесь без различия национальностей и вероисповеданий.

По окончании службы Владыка благословляет каждого молящегося и раздает евангелия.

Владыка под колокольный трезвон покидает храм, чтобы присутствовать на общей трапезе, устроенной трудами о. Тихона и церковного старосты В. С. Ревенкова.

Отголоском торжественного богослужения в храме св. Марии Магдалины было то, что два иноверца, присутствовавшие на этой службе, в следующее воскресенье вступили на истинный путь Христов, принявши православие.

Владыка Филофей (Нарко), архиепископ Мюнхенский, игумен маленькой русской обители в местечке Оберменциг под баварской столицей, был персонально и страстно ненавидим энкавэдистами. И было за что, было...

После войны под Мюнхеном союзниками был организован лагерь ДИ-ПИ, временный лагерь для перемещенных лиц, куда свозились освобожденные из гитлеровских концлагерей. Казалось бы, что за дело эмигрантской Русской Зарубежной Церкви до бывших советских военнопленных? «Большевики» пол Европы захватили, где могли уже наводили свои порядки, вывозили трофеи, разбирались со старыми врагами-белогвардейцами, арестовывали их, и многие уже погибли... Но прошел слух о том, что бывших советских военнопленных, вывозимых в СССР, на границе с родиной пересаживают из пассажирских вагонов в товарные и отправляют прямиком в Сибирь, уже в советские лагеря. Слух этот вскоре подтвердился. И вот тогда русские эмигранты, сами находящиеся в более чем шатком положении, кинулись спасать советских людей из лагерей ДИ-ПИ. Составлялись списки тех, кому грозила наибольшая опасность, то есть в первую очередь офицеров: для них сочинялись подходящие «биографии», подыскивались «родственники за границей», а затем их переправляли из Германии дальше на Запад, а многих потом и за океан...

Владыка Филофей придумал для спасения соотечественников свою «особую методу». Он являлся на командный пункт ДИ-ПИ и предъявлял список якобы бывших своих «прихожан, клира, хора и монашествующих» и требовал их освобождения. «Монахов» и «прихожан» строили в колонну и выводили за ворота лагеря. С Церковью союзники ссориться не решались, а потому, стиснув зубы, отдавали по списку всех требуемых лиц, порою не умевших и лба толком перекрестить... За что потом имели неприятные разговоры с советским командованием, с которым делили оккупационную власть в Мюнхене. А возглавлял колонну дважды освобожденных сам владыка Филофей на трофейном виллисе с послушником Федей за рулем.

О Феде разговор особый. Федя был сибиряк, офицер разведки, парень отчаянной храбрости до пленения и после – дважды из концлагеря бежал. Но был пойман. На чем же его «поймал» владыка, нам неизвестно, но Федя уверовал в Бога искренне и нелицемерно и решил взаправду остаться в монастыре послушником. Ходил в подряснике, пел во время служб, а в остальное время был лихим шофером при владыке: любил владыка быструю езду.

Вот только пил Федя, и если начинал, то напивался уже до положения риз. И как ни смотрели за ним монахи, а частенько оказывался Федя в воскресный день к вечеру в местном полицеской участке Оберменцига. И шел владыка выручать своего непослушного послушника...

– Что ж ты , Федя, опять набедокурил?
– Виноват, владыка!
– А ведь обещал больше не пить...
– Виноват, владыка!
Стоит Федя, буйную похмельную головушку повеся, и даже не оправдывается. Хотя не всегда!
Однажды спрашивает его владыка, вызволяя из участка:
– А зачем же ты, Федя, полицейского в канаву уложил и выбраться ему не давал, каждый раз обратно сталкивал?
– Так он же первый полез, владыка!
– Что значит «первый полез», Федя?
– Первый в морду мне дал!
– В морду, значит. А что в писании сказано об ударившем тебя в левую щеку?
– Сказано «Подставь правую!»
– А ты?
– Я и подставил.
– А он?
– А он опять вдарил!
– А ты?
– Ну я и... А про третий раз, владыка, в Писании ничего не сказано!