Трудноисполнимая традиция: Воспоминание об о. Павле Адельгейме
К дню рождения протоиерея Павла Адельгейма, мы публикуем интервью с его сыном, Иваном Павловичем Адельгеймом. В течение многих лет Иван Павлович работал директором школы регентов, основанной отцом Павлом.
Расскажите, пожалуйста, каким был Ваш отец?
Иван Павлович Адельгейм: Обычно мы с сестрой очень радовались, когда на родительское собрание в школу ходила мама, даже просили ее об этом. Потому что если пойдет папа - это чревато (улыбается). И неважно, что мы достаточно хорошо учились. Сестра, как все девочки, была более послушная, более усидчивая, а я как мальчишка мог себе позволить разные выходки. И я знал, что батюшка к ним очень строго относится. За двойку из-за моего плохого самочувствия или из-за плохого настроения учителя он не ругал, но такое случалось редко. А вот за двойку из-за невыполненного задания, конечно, наказание было.
Телевизор или книга
У нас дома вообще было достаточно строго. Например, не было телевизора. Вернее был такой: то показывает, то не показывает. Батюшка как-то сказал, что он сломан. И то, что он на самом деле работает, я понял через много-много лет, когда случайно его включил и он нормально заработал. Просто он никому не был нужен, и мы привыкли, что он не работает. «Огонек» назывался. Много лет стоял у нас в качестве мебели. Только на четвертом курсе у нас с сестрой курсе появился черно-белый телевизор.
Телевизора не было, но у нас были другие вечерние мероприятия, если можно так сказать. Я очень благодарен за это батюшке, потому что он приучил нас к чтению. Мы с сестрой перечитали практически все! Мы очень любили читать. Если приходили к кому-то из знакомых в гости, сразу бросали взгляд на библиотеку: что там? Это были восьмидесятые. Если стоит Морис Дрюон, Пикуль и так далее - я вижу, что человек не знает ничего. А когда много поэзии, зарубежной литературы или чего-нибудь еще - это же просто здорово, значит, можно попросить почитать. А приучал нас батюшка очень просто: он брал хорошие книги, и каждый вечер полчаса, максимум час, он нам читал. Уроки надо было сделать до этого времени. Кто-то рукодельничал, мама или Маша гладили, кто-то просто слушал. Но самое главное - мы собирались все в кружок, все были вместе - и батюшка читал. У него был хорошо поставленный голос, он очень хорошо читал. И мы приучались: эту книжку пока не трогаем, когда прочитаем вместе - тогда можно будет перечитывать уже самому. А иначе неинтересно будет: что же потом вечером делать, если ты втихаря пару глав вперед пролистнул?
Конечно, все, что с ним было, про всю его жизнь мы знаем по его рассказам. И это всегда интересно. Рассказывать он мог за обедом или вечером за чашкой чая. А вот на чтение всем надо было специально собраться, это был определенный дух. Сейчас я понял, насколько это трудноисполнимая традиция на самом деле. У себя дома я пытался тоже так читать, но не получается: к вечеру какие-то проблемы накапливаются, что-то надо сделать. А у батюшки это получалось, потому что он был волевым: если что-то надо, он будет делать всегда, постоянно. Так он и приучил нас читать.
Домашняя дисциплина
А нам ведь по молодости хотелось иногда и на танцы сходить — бывало, пригласят ребята как-нибудь вечером. Подойдешь, спросишь - можно сходить? Нет? - Ну, все понятно. Ты в общем-то не очень и расстраивался, не так важно это было. А если куда-то и разрешал сходить, то при этом была, конечно, жесткая дисциплина. Мы не могли гулять долго, в девять часов должны были быть дома, в десять - спать. Батюшка нас очень строго держал. Иногда за помощью мы обращались к маме, но если батюшка что-то решил, то и она не могла ничего сделать.
Отец Павел много сил уделял служению, разным делам. Вы никогда не хотели, чтобы он уделял вам больше внимания — как бы приватизировать его себе?
Иван Павлович Адельгейм: Тут нужно различать два периода. Когда мы учились в школе, мне не очень хотелось, чтобы он уделял мне много внимания. Скажем, написал я сочинение - так, как требуют в школе. У меня хорошо получались, как под кальку, сочинения по истории комсомола — напишешь, сколько у него орденов, каких, за что — и вся история Советского Союза в этом. Но темы сочинений были ведь разные. У сестры не получалось так писать о комсомоле. И батюшка ей говорит: ну зачем ты эту тему берешь, возьми другую. И объясняет ей, как писать. Она добавляет свои мысли, получается хорошее сочинение, раскрывает тему, только времени на него то уходит много. Мне казалось, что лучше написать попроще и побыстрее. А он старался нас в этом отношении все время образовывать.
Он никогда не унывал
После школы, после института, конечно, очень хотелось побольше общаться. Но, знаете, такой проблемы никогда не стояло. Когда я приходил к нему домой, в гости — поцелуешься, потом скажешь: «Батюшка, у меня проблема», или о какой-то новости скажешь. Он последний год писал статьи сразу на компьютере. И вот он может отойти от компьютера и поговорить. Правда, потом он мог сказать: «Все, я пошел работать».
В любом случае мы все жили теми же проблемами, что и батюшка. А он все время жил теми проблемами, которые были у нас. Не дай Бог, если у нас что-то заболит, даже когда мы уже стали взрослыми, - он сразу начинает нервничать, переживать: «Надо к такому врачу сходить, надо к этому». Последний год он все переживал, чтобы я куда-нибудь обратился по поводу здоровья, а я не хотел его расстраивать и говорил: «Потом, батюшка, потом».
Знаете, батюшка был оптимистом, он почему-то никогда не унывал. Я очень редко видел его в подавленном состоянии. В основном он, конечно, был нацелен на движение вперёд: «Всё будет хорошо, всё будет нормально, как-нибудь да образуется». Он и во мне это воспитал: я с оптимизмом смотрю в будущее. Правда, чем дальше, тем меньше.
Материал подготовили Наталия Игнатович, Анастасия Наконечная
Информационная служба Преображенского братства
