Дмитрий Василевский: О современном мужчине и его божествах

Автор: Митрополит Агафангел. Дата публикации: 07 октября 2023. Категория: Авторская колонка.

Душа средневекового европейца, переродившаяся под длительным воздействием возвышенного учения о христианском Боге, разумеется, не могла уже вернуться к примитивным языческим культам. Поэтому на закате христианской эпохи, чтобы оторвать мужчину от Неба, ему была предложена женщина — как новое божество. Отныне вместо того, чтобы простираться вперед, мужчина будет идти только назад, и сколь бы близко он ни приближался к женщине, он будет уходить только в область страстей, смерти и бесконечного самоуничтожения.

1

Символом этого нового движения к смерти стала всемирно известная икона женщины, созданная Леонардо да Винчи, и которую все знают как «Мону Лизу». Эта картина есть еще и манифест новой эпохи, эпохи Ренессанса или возрождения язычества. Был провозглашен полный разворот назад: от христианства к антихристианству, от Христа к антихристу, от сверхъестественного к естественному, от духовного к чувственному, от небесного к земному. Природа на этой картине окутана таинственной манящей дымкой, мир как будто творится заново новым демиургом — человеком, и изображается в приглушенном свете, властно зовет к себе человека, обещает ему блаженство без Бога. Вы будете, как боги…(Быт. 3, 5).

Но совсем без Бога тогда еще обойтись было нельзя, поэтому человеку предлагается новое божество — женщина, а самой женщине не остается ничего, кроме как обратиться на саму себя, то есть обожествить себя. Женщине это тем более легко было сделать, что ее прежний господин, мужчина и муж, впал в слабоумное раболепство перед ней, объявил ее Прекрасной Дамой, таинственной незнакомкой, гением чистой красоты; то есть самое что ни на есть земное существо он объявил существом самым возвышенным. Что ж, женщина на это холопское припадание мужчины только сдержанно-иронично улыбнулась. Посмотрите, как это делает Мона Лиза на картине — это именно такая улыбка, улыбка все понявшей о себе, о своей новой судьбе  женщины. Она пока не понимает, как действовать, но она уже затаила дыхание — впереди захватывающее путешествие в области неведомые. В области демонические…

Отныне мужчина — раб греха и смерти, потому что он только отдает и ничего не получает, ему неоткуда напитаться, потому что божественные источники пресечены. Женщина же собой мужчину напитать не может, она сама создана для того, чтобы идти за ним к Богу. Но поскольку мужчина идти за Богом больше не хочет, а хочет идти за женщиной, существом, которое по своей природе не способно и не должно никого за собой вести, — то мужчина перестает принадлежать не только Богу, но и себе, потому что перестает быть собой, да и женщине он такой на самом деле тоже не нужен. Женщина пренебрегает таким мужчиной, в какой бы ипостаси он себя не выдавал: рыцаря или повесы, трубадура или соблазнителя, деспота или слуги, потому что в любой такой роли он уже не мужчина, он придаток женщины, игрушка для нее — если он раб, или предмет для манипуляций — если он (по своей слабости) деспот.

Мужчина сам первый стал ничтожеством и утащил за собой в ад женщину. Мужчина стал всячески растлевать женщину, в течение всех последующих веков (да и предыдущих) он постепенно раскрепощал ее, стал для нее модельером, автором любовных романов, адвокатом ее адюльтеров, с каждой следующей эпохой все больше оголял ее, делал ее для себя все более доступной, а себя для нее все более неинтересным. Как только все греховные свободы (ума, воли и сердца) в женщине соединились воедино, чтобы никому и ничему не подчиняться не только внутренне, но и внешне, то как будто пелена спала с глаз женщины: мужчина стал ей вдруг не только не интересен, но и наконец не нужен.

Осознание этого пришло к женщине во всей его полноте только в наши дни, когда на помощь индустриализации пришла цифровизация, и женщина как в большом, так и в малом граде, вполне освободилась от необходимости зависеть от мужчин не только психологически, но и экономически, и наконец зажила, как когда-то мужчина, уже только для себя. Только в отличие от мужчин, повернувшихся спиной к Богу и поклонившихся женщине, у современных женщин совсем нет богов. Им некому кланяться, за их спиной всегда оставались только дети, но дети ни раньше, ни тем более сейчас долго владеть сердцем падшей женщины не могут. Поэтому женщины почти сразу переходят к поклонению самим себе и необъятному миру страстей, то есть переходят в поклонение дьяволу, ибо он князь мира сего (Ин. 14, 30), и нельзя быть в рабстве у мира, не будучи в рабстве у дьявола.

Современные художники стоят в растерянности и не знают, что изобразить на холсте в виде нового манифеста, они не знают, что избрать символом нашей эпохи, потому что современная женщина уже слишком не похожа на Мону Лизу и не узнает себя в ней. Современной женщине нужна новая икона, то есть та же самая Мона Лиза, но греховно состарившаяся по прошествии пяти веков с того момента, когда она впервые была написана. Но как это все изобразить, художники не знают. Поэтому холст остается пустым и его заменяют инсталляции из пошлых и никчемных вещей. Искусство умерло и отказывается служить человеку, который сам не хочет быть человеком.

Женщина в поклонении самой себе доходит до предела безумия и начинает путь назад к мужчине, но уже в самой себе. Она извращенным образом сама пытается стать мужчиной, копирует его манеры, его одежду, его занятия, она покупает семя анонимных мужчин и размножается самостоятельно, порождая детей или, скорее, исчадий, которые никогда не увидят своих отцов. Не имея желания и сил становиться богоподобной, женщина становится мужеподобной. Женщина воспроизводит себя сама, и в этом воспроизведении она уже не чувствует себя ни женщиной, ни мужчиной, она полностью потеряна, ей не за кем идти, потому что некому властвовать над ней, а Бога она, как и мужчина, сама отвергла.

2

Что же мужчины? Мужчины застыли на месте в каком-то статическом дрожании: их движение по направлению к женщине натолкнулось на презрительный отпор, а движение в обратном направлении, то есть к Богу, для них уже невозможно, потому что нежеланно. В этой обстановке мужчины обратились тоже сами на себя, стали воспроизводить в себе женские черты, потеряли мужественность: в манерах, в одежде, в занятиях. Воскрешенное Ренессансом язычество низвергло мужчин с человеческобожеского пьедестала, на который его поставило христианство, и мужчина, который по сущности воин, стал по существованию дегенератом. Нет, он не утратил способности воевать, ведь и римские воины-язычники хорошо дрались, хотя и делали это от века к веку все хуже. Современный мужчина тоже способен воевать, только воюет он как женщина. В этом все дело.

Вместо того, чтобы проживать собственную жизнь, мужчина подлаживается под страстные похотения своей жены, или матери, или дочери, или Настасьи Филипповны, или любой другой героини своего или чьего-то любовного романа. Но никто не позволит такому мужчине стать автором или со-автором даже собственного романа (будь то книга или жизненная ситуация), потому что это и невозможно. Сам Достоевский написал роман не для того, чтобы Настасия Филипповна нашла Бога, а для того, чтобы князь Мышкин, то есть ты мужчина, сошел с ума, потому что на место божества ты, как и автор «Идиота», поставил не Христа, а Настасью Филипповну. Авторство в области греха имеет сомнительное достоинство в любом случае: может ли грешник вообще быть автором и героем там, где он — жертва своих страстей, дьявола и вечной смерти, то есть ада? Он проигравший и потерпевший поражение, а таких не называют героями. Не называют же героем дьявола, а называют его клеветником, противником, пакостником и отцом лжи.

Никому не дано быть ни автором романа, ни его героем, и оставаться при этом человеком и мужчиной. Романы не для того постепенно и незаметно подменяли и заслоняли собой Жития Святых (в том числе и для христиан), чтобы привести своих читателей к Богу, а для того, чтобы их от Него увести, и в этом сущность всего новоевропейского искусства, базирующегося, разумеется, на старом языческом эпосе с его демоническим миросозерцанием и мирочувствием. В любом светском романе (а любой роман как таковой может быть только светским) герои действуют по страстям и потому их жизнь не может быть поучительной, а только соблазнительной. В житиях святых, напротив, герои действуют по благодати и против страстей, мира и дьявола, потому и чтение это благодатно и поучительно.

Поэтому-то христианский роман — это оксюморон, православный писатель — это contradictio in adjecto, религиозная философия (любая) — разновидность модернизма, а любая живопись, которая не иконопись — прелюбодейство с миром сим. Таким же, к сожалению, противоречивым сочетанием можно назвать и современного христианина: то есть, человек сегодня может быть либо современным, либо христианином. Просто невозможно в наше время быть тесно включенным в образовательные, производственные, общественные отношения, не говоря уже о политической или широкой культурной деятельности, и при этом оставаться христианином, каким он должен быть: неослабевающим в усердии и пламенеющим духом (Рим. 12, 11).

Нахождение в истинной Церкви, причащение Таин Христовых от истинно рукоположенного священника, в данном случае, не имеет никакого значения для христианина, который безразличен к вере и к правде Божией, а также систематически пренебрегает здравым смыслом, в основании которого всегда лежат непреложные духовные законы. Именно такое безразличие и такое пренебрежение как некая духовная радиация незаметно напитывает любого христианина, который тесно включен в эти самые отношения, о которых мы сказали выше.

Благодать таинств не может выжечь скверну души, если главный жизненный принцип у человека — это жить по лжи. Священномученик Киприан Карфагенский учит, что Церковь — это не только иерархия и таинства, но также вера и любовь. Следовательно, если нет ни веры, ни любви (и никакого стремления к ним), то нет и никакой пользы для человека в том, что он каждую неделю приступает к причащению Таин Христовых в храме, где служит истинно рукоположенный священник. Напротив, в человеке возникает и укрепляется ожесточение против благодати и истины, так что снаружи такой человек кажется церковным и благочестивым, а внутри он хуже самого невменяемого безбожника. Потому что грех его — это грех хулы на Духа, то есть явное и сознательное противление Богу, а это единственный грех, который не прощается (Мф. 12, 31). Безбожник тоже может грешить этим и грешит, но до сатанинских глубин в этой хуле он дойти все-таки не может, потому что не имеет опыта близкого соприкосновения с благодатью, в отличие от церковного человека. К такому виду  скрытого богохульства можно отнести таинственные слова апостола Иуды: ибо вкрались некоторые люди, издревле предназначенные к сему осуждению, нечестивые, обращающие благодать Бога нашего в повод к распутству (Иуд. 1, 4).

Итак, как женщина вместо того, чтобы стать богоподобной, стала мужеподобной, так и мужчина, отвергнув задачу стремиться к богоподобию, стал поневоле женоподобным. Здесь нет ничего удивительного: каждый становится подобен тому божеству, которое он себе избирает для поклонения.

3

Вы спросите: неужели мужчины не понимают, что женщина божеством быть ни для кого не может, ибо сама создана, чтобы служить другим и быть помощницей мужу, как и апостол говорит: не муж создан для жены, но жена для мужа (1 Кор. 11, 9)? Или спросите: неужели женщины не понимают, что восстановить свою природу они без участия мужчины и без служения ему не могут?

Думается, что и первые и вторые все это неплохо понимают. Но одно дело понимать слова холодным рассудком, другое дело понимать сущность дела духовным разумом, которого ни у современных мужчин, ни у современных женщин нет и стяжать его у них нет ни малейшего желания.

Женщина могла бы (и должна) пойти к Богу напрямую, через голову мужчин, коль скоро ни одного мужа духовного в ее окружении не находится. Но кто же откажется от божеских почестей, даже если под ногами разверзается бездонная пропасть расчеловечивания? Мужчина мог бы (и должен) повернуться к Богу лицом и устремиться вперед к Небу, он должен был бы бежать быстро и не оглядываться назад внутренним оком: не бежит ли за ним его женщина. Но мужчина стоит на месте и не хочет признать свое поражение.

Впрочем, любая женщина теперь для лучшего из мужчин — гиря на ноге, она не помощница больше, даже если она и церковный человек, потому что она, скорее всего, верующая только формально. И наоборот: не стоит никакой женщине ожидать, что ее мужчина поведет ее ко Христу, она должна сама к Нему идти. Все это говорится потому, что на сегодняшний день статистически почти невероятно, чтобы какому-то мужчине удалось найти в своей жене помощницу во Христе, а любой женщине найти в муже руководителя ко Христу. В принципе такое возможно, потому что так быть и должно, но на практике мы этого не наблюдаем. Чудо, конечно, может случиться, но грешно его искать, потому что только род лукавый и прелюбодейный знамения ищет (Мф. 16, 4).

Это мы и наблюдаем: лукавые и прелюбодейные люди, приходя в Церковь, ищут там только знамений; внешне они устрояют свою жизнь как будто по образцам древнего благочестия (и то лишь отчасти), но внутри у них, а часто и снаружи, всё остаётся устроенным по образцам языческим, где женщина — это божество, а муж — служитель у алтаря ее, и оба они вместе — современные христиане, полностью включенные в повестку (политическую, технологическую, культурную, религиозную, нравственную и т. д.) безбожной каинитской цивилизации. Не получается у современной женщины стать диаконисей, она остается демонессой; не выходит и у современного мужчины стать духовным воином Христовым, он остается безвольным рабом-свещеносцем, который идет от света к тьме, а за ним шествует его демоническая дама, подгоняя его. Они друг на друга похожи, ибо каждый из них утратил черты, свойственные своему полу, а значит утратил и человеческие черты, потому что мужчина, похожий на женщину, это и не мужчина и не женщина, а женщина, похожая на мужчину, это и не женщина, и не мужчина. Оба они — не люди уже.

Свой пол они должны были укрепить в себе через жизнь по заповедям Божиим и через следование божественным законам, в частности, универсальному закону иерархического соподчинения: когда дети почитают Бога и родителей, жена почитает Бога и мужа; муж почитает Бога, церковные и гражданские власти; гражданская власть почитает церковную власть и наоборот, и обе эти власти почитают Бога. Но как все общество в целом (все народы и все государства) отказалось от соблюдения этого духовного закона и погрузилось во тьму безначалия, в хаос войн и революций, в безверие и в беззаконие; так и каждый человек в отдельности также отказался от соблюдения этого закона, в частности, в той области отношений, где он несет ответственность как представитель своего пола, — и потому перестал быть не только мужчиной или женщиной, но и просто человеком, ибо без Бога человек становится зверем или, скорее, становится существом демоноподобным, то есть, утратившим черты богоподобия, существом обессиленным, существом с темной бесполостью.

Человек после Суда станет подобен ангелам, по обещанию Спасителя: ибо в воскресении ни женятся, ни выходят замуж, но пребывают, как Ангелы Божии на небесах (Мф. 22, 30). Но ведь это касается только тех, кто в земной жизни стремился к такой ангелоподобной жизни. Напротив, кто стремился к демоноподобной жизни, тот хотя и станет в воскресении также бесполым, но не как Ангел Божий, а как ангел падший.

Зло и добро в своих вершинных проявлениях схожи, но только формально. Предельное зло также нуждается в преодолении пола, как и предельное добро. Христианские подвижники уходят в пустыни, бегут из городов и от женщин (а женщины от мужчин), чтобы преодолеть в себе тяготение своего пола. Подвижники дьявола также стремятся к тому же: ведьмы и колдуны, эзотерики и шаманы, хлысты и прочие сектанты, буддистские монахи, тираны, лжеаскеты и темные гении — все они извращенным образом как бы бесполы. То есть своей бесполости они достигают не через законную (освященную церковным благочестием) борьбу с похотью, а чаще всего через беспредельное погружение в похоть: посредством романтической экзальтации или, наоборот, посредством бесчисленных блудодейств; либо достигают своей мнимой бесполости через переживание прелестных состояний или через манипуляции над телом (скопцы, йоги и т. д.).

В первую же очередь их темная бесполость есть оборотная сторона их крайнего самолюбия и гордыни, ибо гордец сконцентрирован только на себе, ни с кем себя разделить не может и не хочет, и потому отчаянное одиночество есть его постоянный удел. Под конец мировой истории, то есть в наше время, в такого рода демоническую бесполость враг рода человеческого настойчиво и разными путями стремится вовлечь уже каждого человека или все общество.

Как апостол Павел призывал в начале христианской эпохи: Я вам сказываю, братия: время уже коротко, так что имеющие жён должны быть, как не имеющие (1 Кор. 7, 29), так и дьявол под конец всемирной истории призывает падшее и растлившееся до предела человечество к преодолению пола в себе: через безудержный разврат, через оккультизм и магию, через сектантство и лжеподвижничество, через одинаковую муже-женскую моду для обоих полов, через смешение профессий, семейных ролей, телесные перверсии и искусственные хирургические операции.

Дьявол ничего своего изобрести не может, он может только копировать Бога, обезьянничать и так хулить Его; он тщится подменить истинное монашество прелестным состоянием мнимой бесполости, благодатное и присно освежающее душу преодоление пола во Христе заменить на сквернящее и удушающее узами вечной смерти предельно похотливое смешение (а не преодоление) полов в одном человеке, когда природный пол не преодолевается, а умаляется при одновременном искусственном усилении в себе характеристик пола противоположного.

4

К сожалению, в современном обществе, то есть во всем мире, преемственность в научении новых поколений мужчин мужской роли поведения и мужского образа мышления прервана. То же касается и роли женской. Нигде сейчас нет ни мужчин, ни женщин, и по большому счету не составит труда прояснить, что здесь имеется в виду. Это очень простые вещи и часто очень конкретные. Я перечислю только некоторые из них применительно к мужчине в его отношении к женщине, хотя и уверен, что почти ни в ком сочувствия мои слова не вызовут, а вызовут в лучшем случае недоумение, а в худшем случае злость. Поэтому нет смысла в том, чтобы давать слишком длинный перечень, достаточно указать общий принцип или направление.

Итак, мужчина не позволит себе быть богохульником или еретиком, то есть должен быть ревностно верующим человеком, жаждущим истины и правды; из этого естественно следует то, что он будет и должен быть духовным лидером в своей семье, избегающим крайностей как потаковничества, так и неразумного насилия (не путать с разумным принуждением); мужчина не позволит своей жене или дочери руководить и манипулировать собой; не позволит им носить короткую стрижку, и сам не будет скоблить лицо; не позволит им носить штаны или шорты вместо платья, и сам не будет носить шорты; не позволит своей жене водить автомобиль; не позволит жене работать в мужском коллективе; не позволит жене и дочери публиковать свои фотографии в соцсетях и в целом активно проводить там время; не позволит своим детям посещать общественные школы, где их будут учить богохульным теориям и женопоклоннической литературе (в т. ч. русской классической) и где вообще на них будут оказывать влияние посторонние взрослые неверующие люди; мужчина никогда не отдаст своего сына в современную школу, где среди учителей сплошь и рядом одни женщины, потому что женщины воспитывать мужчин не должны; мужчина никогда не отдаст свою дочь в общественную школу, где она должна будет подолгу каждый день находиться в одном помещении с лицами противоположного пола; мужчина не позволит своей жене стоять в храме без головного убора; не позволит ей быть на общественном пляже. И так далее и тому подобное, хотя список этих пунктов далеко не бесконечен.

Впрочем, уже этого перечисления достаточно, чтобы сказать, что исполнить эти требования по нашим временам почти невозможно и что для их исполнения надо выйти из мира или вообще не заводить семью. Да, так и есть. Если же вы не вышли из мира и имеете семью, то скорее всего это означает, что вы — не мужчина в традиционном и исконно православном значении этого слова и поэтому у вас нет семьи (за редчайшими, быть может, исключениями). Те, кто считает, что у них есть семья, глубоко заблуждаются: то, что у них есть, это не семья. Вы скажете: зачем вообще говорить о том, что невозможно исполнить? Отвечу: говорить об этом надо хотя бы для того, чтобы вызвать у людей покаянное чувство, и чтобы они не думали, что живут правильно, в то время как они живут греховно. Потакать людям в их греховном самообмане, значит губить их.

Вообще, те некоторые пункты, которые я здесь перечислил, нужно рассматривать в комплексе, они все взаимно пересекаются, один из другого вытекают, так что ни один из них сам по себе в отдельности не имеет смысла рассматривать, хотя бы даже и такой пункт как — быть верующим. Потому что нет никакого толка от вашей веры, если вы живете как нехристь и еще всей своей семье позволяете так жить. Тем более не имеет большого смысла рассматривать подробно и по отдельности второстепенные пункты. Но все же мы рассмотрим один.

Так, кто-либо мне возразит: как можно не иметь машины в США, если без машины там никуда не добраться? У меня есть ответ, хотя он вряд ли кому-то понравится: если хотите быть по-истине православными, тогда переезжайте в Сибирь, там хорошо развит общественный транспорт, в том числе гужевой. Не можете? Боитесь работы? Боитесь бедности? Вас не поймет жена? В таком случае, други мои, не называйте себя, пожалуйста, образцовыми христианскими мужчинами. Но и сильно не переживайте, потому что и жены ваши скорее всего подобно вам склонны к комфортолюбию и вполне вас поймут, если вы в Сибирь все-таки не поедете. Конечно, каждый человек не случайно живет в том месте, в котором он живет, но констатировать это не означает, что он должен там всю жизнь прожить, и что мы не должны называть другие вещи также своими именами.

Иное дело, уважают ли вас ваши жены, то есть, боятся ли они вас, как это и предписано Писанием: так каждый из вас да любит свою жену, как самого себя; а жена да боится своего мужа (Еф. 5, 33)? Это мы разберем дальше, но забегая вперед, скажем сразу в утешение мужьям (да и нам самим): даже если вы по совести исполните свои обязанности по отношению к жене, в соответствии с первой частью этой фразы апостола, то есть, проявите свою любовь к ней не только в плане материальной заботы, но главным образом в плане духовного благопопечения, — то, увы, ваша жена, даже если она верующий и церковный человек, все равно вас бояться не будет. И снова, забегая вперед, скажем, что это не совсем ее вина. И это не ее вина по той же самой причине, по которой и вы, дорогие мужья, все-таки не сможете, даже если и захотите, исполнить по отношению к вашим женам свои духовные обязанности, в первую очередь: обязанность быть главой своей жены. По причине всеобщей духовной немощи, современный мужчина уже не способен на это, равно как и современная женщина не способна подчиниться, убояться никакого мужа. Верующие они или неверующие, это не имеет по большому счету никакого значения. И это трагедия. Почему же?

Потому что мужчине преимущественно предписывается главенство (разумность — его главное свойство), а женщине любовь (чувственность — ее главное свойство). Если же мужчина не способен властвовать, то его любовь ничего не стоит; но если женщина не любит, то ее послушание — это лицедейство и фарс. Поэтому-то силы зла так восстали против этого естественного закона, — что если заставить мужчину любить жену, пренебрегая властью над ней, тогда женщину можно легко лишить уже ее сущностного  начала, т. е. любви, — чтобы через это заложить основы безначалия уже во всем обществе. Послушаем святого Златоуста: «которая боится, та и любит: любя, она боится, как главы, и любит, как член, потому что и голова есть член всего тела. Для того он и подчиняет ее, а мужа возносит над нею, чтобы был мир. Где равенство, там не может быть мира, народное ли то будет управление, или все будут повелевать, — необходимо, чтобы было одно начальство» (Иоанн Златоуст, свят. Творения. Т. 11. Кн. 1. С–Пб. 1905. С. 171–172).

Трагедия же нашего времени состоит в том, что понятия о естественных вещах настолько извратились, что надо снова говорить о том, что апостолами и святыми отцами подразумевалось, как само собой разумеющееся: апостол Павел и толкующий его послания святой Златоуст убеждают мужей любить жен потому, что в их время не было сомнений в том, что мужчина есть глава жены, и дело оставалось только за тем, чтобы убедить его не смотреть на нее высокомерно; и наоборот: потому, что для женщин в прежние времена любовь была естественным состоянием, то апостол и святой отец сосредотачиваются на более трудном для нее деле — не требовать равенства с мужем.

Святые отцы, наверно, не подозревали (хотя отчасти прозревали), что наступят такие абсурдные времена как наши, когда надо будет снова говорить о природных началах как о чем-то забытом, и без следования которым всё последующее им по законному порядку будет уже неудобоисполнимо. Иными словами, как может мужчина любить жену по-истине, а не по-страсти, если он отказывается быть ее главой и управителем? Никак! Как и женщина может искренне чтить, уважать и повиноваться мужу, если отныне она эгоистически любит только саму себя, а от мужа согласна принимать только божеские почести? Никак!

Конечно, любовь между супругами есть главное, на чем стоит брак, и любовь их друг ко другу должна быть взаимной, то есть никто не может сказать: я могу любить меньше, потому что другая должна любить больше. Но важно иметь в виду вот что: любовь мужа проявляется через главенство над женой (в первую очередь духовное), а любовь жены проявляется через послушание мужу (как образу Христа). Хотя мы и сказали выше, что для мужа первично быть главой, а потом любить; а для жены естественным является любить, а потом уже быть послушной, — однако, как можно заметить, в этом духовном законоположении любовь все равно оказывается как бы в сердцевине взаимных обязанностей супругов, пронизывает собою все, является центром притяжения и связующим звеном их обоюдных чувств, стержнем их брачного союза. Стало быть, с какой стороны ни посмотреть, и как ни рассудить, а любовь всегда является причиной и условием любого, не только брачного, истинного и искреннего единения и братства.

Однако самое главное во всем этом следующее: ни разумная власть мужа над женой, ни искреннее послушание жены мужу, ни истинная любовь между ними — невозможны без любви их обоих к Богу. Но именно потому, что любви Богу в сердцах современных мужчин и женщин больше нет, поэтому они и неспособны больше — ни следовать своим прирожденным наклонностям: управлять (мужчина) и любить (женщина), ни вытекающим из этого своим обязанностям: любить (муж) и подчиняться (жена). А это означает, к сожалению, что современные люди больше не способным ни к супружеской, ни к семейной жизни. Да, мы видим, что некоторые семьи и без Бога как бы нормально живут, но всё мало-мальски хорошее, что есть в таких семьях, они получили или достигли не за свои заслуги и труд, а главным образом благодаря силе традиции. И это не говоря о том, что такая удачливая семейственность не имеет никакой цены в очах Божиих.

Но обо всем по порядку.

5

Итак, если вернуться к прерванной нами мысли, то суть дела не в том даже, что женщина садится за руль, а в том, что, повторюсь, этот пункт, как и любой другой, нужно рассматривать в комплексе. То есть, вполне можно представить себе ситуацию, что какая-то женщина может оставаться нормальной женой и матерью, несмотря на то, что является автомобилистом. Но в том и дело, что это — только теоретическое допущение, которое почти никогда и нигде в современном мире не подтверждается практикой. То есть обычно та женщина, которая села за руль автомобиля, будет уловлена в погибельную сеть нарушения и всех остальных пунктов: сев за руль, дальше она повезет своего ребенка в общественную школу, где тот будет подвергаться растлению, потом поедет на работу, где уже сама будет подвергаться растлению, и так далее. И потом, всякому известно, что женщина, которая вышла из дома, никогда не возвращается в него прежней. Она всегда несет на себе отпечаток тех мест, где она побывала, и тех людей, которых повстречала.

Еще: когда женщина водит машину, она незаметно лишается тонкого аромата женственности, не только потому, что вождение является агрессивным занятием, подавляющим женский гормон, но также и потому, что женщина за рулем — это женщина на свободе, а это также запускает в женщине внутренние механизмы саморазрушения и превращения ее в некое мужеподобное существо. Женщина всегда должна быть несколько скованна, зажата, ограничена в своей воле. Неспроста же есть выражение, что женщина — существо ограниченное, и в этом мудрость, а также благо для женщины, если она будет послушна своей природе.

И не надо мужчинам скрывать от женщин эту правду, желая угодить им, потому что их ненасытное эго вы этой ложью все равно не насытите, ибо насытиться ложью невозможно, но зато сами потеряете последние остатки самоуважения. Женщины вас и так не уважали и не уважают, а теперь вы и сами себя перестанете уважать. А для мужчины это вещь принципиальная, потому что по своей природе он в первую очередь есть существо идейное; поэтому он и поставлен Богом впереди женщины, чтобы вести ее за собой, а для этого нужно иметь план, стратегию, цель, умение убеждать, вдохновлять, защищать. Без идейности это невозможно.

Впрочем, женоугодие — всего лишь одно из видимых проявлений общего греховного растления мужчины, поэтому поводов не уважать себя у него более чем достаточно и без женоугодия. Отвергнув Христа как своего главу, мужчина стал рабом страстей: безбожником, блудником, разбойником, пьяницей, стяжателем, деспотом, и незаметно он в глазах женщины из героя и вдохновителя стал всего лишь добытчиком, то есть ресурсом материального обеспечения. Не больше, но и не меньше. Он больше не тот, за кем идут, он тот, на ком едут, и меняют на первой же переправе на другого, более выгодного и материально многообещающего. Какое падение! Свое почетное первородство мужчина обменял на состояние жалкого раба! Мужчина, который должен быть духовным главой семьи, который должен по возможности проводить больше времени в молитвах, размышлениях и наставлениях своих жены и детей, нежели в физическом труде, теперь оказался в положении чернорабочего, от которого нужны только деньги.

Сказанное здесь не означает, что мужчина должен работать меньше жены, нет, они оба должны работать, но труд их обоих должен быть направлен в первую очередь на духовные цели, а потом уже на материальные, по слову Писания: Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это всё приложится вам (Мф. 6, 33). О каком бы труде речь ни шла, духовном или суетном, муж и жена должны работать одинаково, соизмеряя и учитывая свои способности и возможности, но руководителем и вдохновителем во всем этом должен быть мужчина, при совещательном голосе жены. Ибо редко когда удается одному человеку преуспевать в духовном делании и в материальных заботах в равной мере и с одинаковым успехом. Поэтому если духовная сторона более сильна у жены, нежели у мужа, то разумный муж, возьмет на себя большую часть суетных обязанностей, чтобы жена могла усердствовать в едином на потребу на пользу всей семьи. Наоборот, если муж видит, что жена, как Марфа, склонна больше пещись о столах, тогда самим ходом вещей муж понуждается к тому, чтобы усилить собственную духовную сторону жизни. Бывает и так, что муж, чтобы прокормить семью, вынужден погрузиться в большую суету, тогда уже поневоле жена должна усилить духовную сторону своей жизни, чтобы поддержать мужа с этой стороны.

Но кто бы ни был более духовным человеком в семье, муж либо жена, главой семьи и ответственным за ее духовную жизнь, остается все равно муж, за исключением тех случаев, разумеется, когда муж встает на путь богоборчества, т. е. отказывается от такой ответственности в принципе. Ситуации бывают разные, точнее были, сейчас никто об этом и не помышляет. Нынче все перевернулось с ног на голову: мужчину теперь оценивают только с точки зрения материальных вложений в семью, а духовные вопросы вообще никого не интересуют.

Более того, мужчина, для которого жена создана быть помощницей — не муж создан для жены, но жена для мужа (1 Кор. 11, 9) — пал так низко, что стал искренно верить в то, что это он создан для того, чтобы быть помощником у своей жены. В безумии своем мужчина стал верить в то, что если жена хочет от него уйти, то он должен удвоить свои усилия по зарабатыванию материальных ресурсов, чтобы таким образом удержать ее. То есть, не только жена стала считать мужа своим рабом, но он сам уверовал в то, что он — раб, который даже в собственной семье и по отношению к собственной жене имеет только обязанности и не имеет никаких прав! Ни прав на любовь к себе со стороны своей жены и детей, ни даже права любить самому, потому что его любовь никому не нужна (да и противна).

Женщина же, которая в соответствии с законами падшего своего естества легкомысленна, сумасбродна и нравственно неустойчива, напротив, получила возможность проводить все больше времени в праздности, нежели в трудах, что для женщины есть сущая погибель. Между тем, женщина должна быть постоянно занята, в том числе и физическим трудом, иначе суета ее поглотит, о чем и апостол Павел предупреждает: они, будучи праздны, приучаются ходить по домам и бывают не только праздны, но и болтливы, любопытны, и говорят, чего не должно (1 Тим. 5, 13). Когда апостол Петр увещевает мужей: обращайтесь благоразумно с жёнами, как с немощнейшим сосудом (1 Петр. 3, 7), то здесь как раз имеется в виду то, что «женщина руководится чувствами падшего естества, а не благоразумием и духовным разумом, ей вполне чуждыми» (Игнатий Брянчанинов, свят. Приношение современному монашеству. М. 2011. С. 288), а не то, что женщин надо носить на руках, потакать им всячески и освобождать их от работы. Напротив, дается указание мужьям быть бдительными, чтобы ограждать своих жен от поводов ко греху, но и не быть излишне суровыми, а быть долготерпеливыми, принимая во внимание, что «в женщине преобладает кровь; в ней с особенною силою и утонченностью действуют все душевные страсти, преимущественно же тщеславие, сладострастие и лукавство» (Игнатий Брянчанинов, свят. Ук. Соч. С. 289). В этом и состоит, должно состоять благоразумие или рассуждение мужей, а также их забота о женах (дочерях, матерях, сестрах): ограждая от зла, не ввергнуть в уныние.

Конечно, вы можете сказать, что изложенные выше мысли о роли мужчины и женщины в семье звучат несколько идеалистически, и что этот идеал редко когда вполне воплощался в жизнь даже и в прежние времена. И в этом есть своя правда, ведь и апостол говорит: я хочу, чтобы вы были без забот. Неженатый заботится о Господнем, как угодить Господу; а женатый заботится о мирском, как угодить жене (1 Кор. 7, 32–33). Однако, если не иметь такого идеала перед глазами вовсе и не стремиться к нему, то рано или поздно от брака как общественного явления, и тем более как божественного установления, не останется вообще ничего, что мы в наши дни и наблюдаем.

Итак, правда состоит в том, что, да, женщина не способна руководить собой, тем более другими, тем более мужем. Есть женщины исключительные, есть женщины с трудной судьбой, но в общем и целом, женщина действительно не способна руководить даже собой. Женщина, конечно, может сама себя везти и на гужевой повозке, но это не то же самое, что управлять автомобилем, потому что, когда на таких повозках еще ездили, то сам духовно-общественный климат того времени был ближе к традиционному укладу как общества в целом, так и каждой отдельной семьи в частности. Кроме того, езда на животном и езда на автомобиле представляют и выражают собой два разных и даже противоположных типа миросозерцания: одно — богозданный и богоугодный образ жизни и быта, другое — каинитскую богоборческую цивилизацию.

Иными словами, как исполнение одного какого-либо пункта не меняет ничего принципиального в нашем портрете стоящего мужчины (или нормальной женщины), если остальные пункты нарушаются, так и нарушение одного из пунктов является скорее всего выражением общего настроения того или иного человека к пренебрежению нормами христианского здравомысленного образа жизни во всех остальных отношениях и по всем пунктам. На всякий случай попутно замечу, что даже в США есть примеры людей, сохраняющих консервативный или близкий к традиционному образ жизни, например, многим известные амиши: там мужчины стоят во главе семьи, их жены не водят автомобили, работают только дома и носят традиционную для женщин одежду, да и сами мужчины носят рубашки только с длинными рукавами (о шортах и говорить нечего); их дети не ходят в обычные школы, а все они вместе никогда не посещают общественные пляжи. Другое дело, что они не христиане, а еретики, и поэтому их мужчины не вполне мужчины, но при всем том у них есть хотя бы что-то. У христиан же из истинных юрисдикций нет почти ничего: ни веры искренней, ни формального благочестия во всей его ограничивающей полноте, одно только самооправдание. Самое страшное, что у них нет даже осознания гибельности своего положения, а, значит, нет и самонужнейшего в этой ситуации — нет покаяния в своем несовершенстве.

Кстати, у амишей не только женщины, но и мужчины не водят автомобили, потому что, по их мнению, весьма мудрому, человек не должен перемещаться со скоростью, которая превышает естественные возможности людей и животных. То есть, трактор и велосипед они еще признают, а автомобили уже нет. И в этом есть мудрость, ибо машина — это квинтэссенция социальной и научно-технической инженерии современной каинитской иудео-масонской цивилизации, в фундаменте мировоззрения которой лежит идея борьбы с Богом и идея утверждения богом самого человека. В соответствии с этими идеями человек может и должен самостоятельно открывать, изменять или по-новому творить законы природы и общества в целях удовлетворения собственного сластолюбия, сребролюбия и славолюбия. Или, говоря иначе: в целях достижения в земных условиях блаженства и всемогущества — помимо Бога, вопреки Богу и для победы над Богом. Безумный план…

6

Современное общество полностью духовно прогнило, никому сегодня не под силу перекричать это общество, переучить его. Близко соприкасаясь с этим обществом, невозможно сохранить семью как семью, невозможно воспитать детей как христиан и как вообще людей. А поскольку никто, или почти никто, бежать из этого общества не собирается, да и нет сил ни у кого для этого, то мы и видим, что большинство людей находится постоянно под демоническим воздействием, будь это люди вне Церкви, или люди внутри Церкви.

Тем не менее у всякого человека всегда есть выход, даже в такой безнадежной ситуации как наша. Выход этот в признании того факта, что мы глубоко ненормальные люди и недостойные христиане, и что никогда и никто из нас более-менее приличным христианином и даже нормальным человеком — уже не станет. То есть выход этот только в покаянии, причем в личном покаянии, не общественном, потому что Церковь в настоящее время как апокалиптическая жена убежала в пустыню, где приготовлено было для неё место от Бога, чтобы питали её там тысячу двести шестьдесят дней (Откр.12, 6). Мировая история зашла в тупик, потому что христианство ушло из мира, также как Церковь ушла из общества.

Сегодня никто никого не любит, включая самих себя. Ни власти не любят народ, ни народ не любит власти; ни дети не любят родителей, ни родители детей, про супругов и говорить нечего, достаточно посмотреть на статистику разводов. Почему это произошло? Потому что Бог есть любовь и человек призван к любви через любовь к Богу. Но если человек не любит Бога и отвергает Его, то есть отвергает первую и главную заповедь, данную Богом человеку, то как он может исполнить вторую главную заповедь — о любви к ближнему? Никак. А ведь на этих двух заповедях утверждается весь закон и пророки (Мф. 22, 36–40).

Вот почему без Бога, человек перестает быть человеком: потому что без устремленности к богоуподоблению происходит истощение и обычной человеческой душевности, той природной любви, которая есть даже у животных, но которая усыхает в человеке, если тот отвергает Бога. Без боголюбия не бывает человеколюбия как твердого, устойчивого и долговременного состояния, и это верно как по отношению к отдельному человеку в масштабе его небольшой жизни, так и по отношению к целому обществу в перспективе его развития в будущее. Отвергая Бога, человек поневоле становится беззаконником и революционером, во всех смыслах этого слова, не только политическом.

Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нём (1 Ин. 4, 16). Человек рождается в мир с неким задатком или талантами, дарами богоподобия (вера, надежда, любовь, щедрость, кротость и т. д.), которые он призван употребить в дело, приумножить в себе, укрепить в себе, деятельно доказать и себе и Богу, что он хочет пребывать в Боге-Источнике этих даров, и хочет, чтобы Бог пребывал в нем. В реальности, к сожалению, люди проматывают это имение Господне, истощают в себе образ и подобие Божие, деградируют — и каждый по отдельности и все вместе.

Но поскольку богоподобие в человеке до его смерти неизбывно (в отличие от образа Божия, который неизбывен и после смерти), то мы и видим, что, несмотря на богопротивный образ жизни тех или иных людей, они тем не менее не превращаются полностью в демонических существ еще при жизни, и даже самый страшный хулитель или убийца способен время от времени быть милостивым — либо к своему родителю, либо к ребенку, либо к животному и т. д. Это все есть действие талантов богоподобия, которые, хотя и не приумножаются грешником через деятельную любовь к Богу и ближнему в лоне истинной Церкви Христовой, тем не менее не могут и быть полностью изъяты из человека до его смерти, ибо каждому человеку Бог оставляет возможность для покаяния до его самого последнего вздоха, а покаяние без этих талантов невозможно: ибо как, например, можно каяться без надежды, а надежда это уже есть один из талантов богоподобия. Итак, эти таланты богоподобия будут изъяты у нераскаянных грешников только после Страшного Суда, и тогда такие люди станут реально, а не всего лишь потенциально демонизированными человекообразными сущностями и снидут в ад навечно вместе с демонизированными ангельскими сущностями (бесами), у которых таланты богоподобия уже изъяты полностью и необратимо.

Но даже в ситуации, когда у грешников на земле еще не изъяты полностью их таланты богоподобия (да и не могут, как замечено выше), это не означает, что процессы демонизации и нравственной деградации не происходят, пусть и до некоего попущенного им предела. Они идут и идут стремительно, все время ускоряясь. Однажды уже эта деградация дошла до положенного ей на то время предела, и Бог обновил человечество потопом: И сказал Господь: …они плоть… И увидел Господь, что велико развращение…и раскаялся Господь, что создал человека… И сказал Господь: истреблю с лица земли человеков (Быт. 6, 3–7). Но скоро люди снова дошли до очередного предела растления, и тогда Сам Бог воплотился и совершил Свой крестный подвиг, чтобы обновить человечество уже спасающей благодатью Своего Воскресения. И что же? Все повторилось снова в наши дни: люди развратились до предела, но теперь помочь им некому и незачем.

7

На это можно взглянуть и с точки зрения наших рассуждений, которые были приведены выше, об иерархии соподчинения, положенной Богом в основание бытия. Итак, если рассмотреть этот закон бытия с точки зрения процесса истощения богоподобных качеств в отдельных людях и целых общностях, то что же мы увидим? Мы увидим, что когда люди отступили от Бога, перестали любить Его, они направили все силы своего сердца, души и ума на следующую ступень после Бога по нисходящей, т. е. на власти. Отсюда обожествление князей, царей, демонические культы императоров в Риме, абсолютистские монархии в Европе, сюда же можно отнести обожествление государства. По мере оскудения в человечестве любви как божественной силы, любовь к власти сменилась на обожествление обществ и народностей. Так появляется поклонение всяким идеологиям демократии, социализма, коммунизма, нацизма, сионизма. То есть от любви к власти, которая стоит над народом, народы обратили свою любовь сами на себя.

Далее происходили процессы фрагментации обществ на почве индивидуализации или, попросту говоря, эгоизм каждого конкретного человека набрал такую силу, что скрепляющей силы любви для поддержания некоей общности как самодовлеющего божества уже не было достаточно. Так возникает культ женщины для мужчин, с речи о котором мы начали эту работу. Постепенно и этот культ теряет свою значимость и его место заступает пошлое, потому что не могущее ничем прикрыть себя, самолюбие: человек теперь любит только самого себя, точнее свои страсти. Но мы уже сказали, что человек и себя не любит. Так в чем же дело?

Несмотря на то, что наш набросок схематичен, но суть должна быть понятна. Дело в том, что когда мы употребляем слово любовь по отношению к власти, к народу, к женщине и к самому себе, то надо понимать, что это не та любовь, которая должна быть и которая действительно есть, когда любовь во всей этой иерархии соподчинения заимствуется с самой ее вершины, т. е. от Бога. В противном случае речь может идти не о любви, но чаще всего о страсти, с которой (или помимо которой) присутствует в душе лишь малая и незначительная толика богоподобного таланта любви, который человек получает даром от рождения, т. н. семена естественного добра. Но потому, что страсть причиняет боль и страдания, потому и объект культа очень скоро из предмета страстного почитания (и лишь отчасти любви) становится объектом ненависти (уже без всякой любви).

Поэтому народы возненавидели власти и начали революции против нее; поэтому власти возненавидели народы и свою обязанность заботиться о них часто обращают в право осуществлять над ними насилие; поэтому народы возненавидели самих себя и никто уже не хочет умирать за отечество, лукаво называя себя гражданином мира; поэтому женщины сбросили благое иго мужниной власти, а мужчины возненавидели женщину как предмет прежнего страстного обожания; поэтому дети восстали против родителей; потому-то человек в итоге возненавидел человека, и каждый человек самого себя (причина самоубийств) — что человек самовластно поставил себя в центр мироздания и заменил собою Бога, возомнив себя сам богом. Одним словом, любовь на всех уровнях рассыпалась в прах, потому что человек не захотел подчиняться Богу, каждый на своем месте и по тому роду ответственности, которую он должен был нести как частное звено в общей цепочке духовной иерархии соподчинения.

Если снова обратиться ближе к нашей теме, то можно сказать, что современная женщина не способна составить сегодня пару ни с каким мужчиной, потому что она не способна принять над собой его главенство. Так устроил Бог, что жене глава — муж. Но ни женщина не может этого допустить, ни мужчина не способен удержать такую власть над женщиной, потому что он сам отверг власть Бога над собой и через это обессилил себя. Без Бога никакой мужчина — не муж, потому что всякому мужу глава — Христос (1 Кор. 11, 3), а если муж не признает Христа своим главой, то и женщина его своим главой также признать не может.

Но верно и другое: даже если муж признает Христа своим главой, но его жена является человеком неверующим, то ей будет трудно, почти невозможно в современном обществе признать главенство мужа над собой, хотя еще сто лет назад это было само собой разумеющимся даже для неверующих пар. Почему так? Потому что, отвергая Христа, она отвергает истину: благодать же и истина произошли через Иисуса Христа (Ин. 1, 17). Истина, в свою очередь, лежит в основании любых норм здравого смысла, в том числе и той, которой предписывается главенство мужа над женой. Более того, даже верующая жена вряд ли способна по нашим временам фактически, а не только на словах, признавать мужа (даже верующего) своим главой — потому что инерция общественного мнения, твердо устоявшегося в греховных привычках, и бездуховный климат нашей эпохи уже приобрели такую силу и влияние, что одной какой-либо женщине почти невозможно даже в собственной семье жить по началам здравомыслия, в основании которого лежат благодать и истина.

8

Так или иначе, но каждый человек интуитивно понимает, как надо жить в соответствии со здравым смыслом. А также тонко чувствует, не может не чувствовать, что в основании самого этого здравого смысла лежат непреложные божественные законоположения. Это понимание присутствует в нем на уровне духовного инстинкта, который вложен в человека как некий ориентир, как функция духа, как подобие совести. Впрочем, этот ориентир нельзя назвать и не непреодолимым препятствием к началу и продолжению грехолюбивой жизни, если человек все же решает пренебречь совестью и жить по страстям, подавляя истину неправдою. И далее апостол говорит: они знают праведный суд Божий, что делающие такие дела достойны смерти; однако не только их делают, но и делающих одобряют (Рим. 1; 18, 32).

Конечно, женщину можно принудить к покорности, как это было у язычников и есть до сих пор у восточных и иных народов, но ведь это не любовь. С другой стороны, женщина может свободно полюбить и безбожника, но это будет любовь дикая, животная, по стихиям мира, а не по Христу (Кол. 2, 8). Брак задуман, чтобы осуществоваться ни по принуждению, ни по страсти, потому что смысл брака выше его самого, он — в подражании любви души к Богу: как муж любит Христа, так жена любит мужа; и так оба они любят Бога, если оба любят друг друга.

Любовь здесь имеется в виду ни в коем случае не страстная. Но также и не только плотская, душевная, человеческая — да любовь в таком куцем виде существовать и не может, потому что любовь от Бога, и каждый, кто любит, рожден от Бога (1 Ин. 4, 7). Любить Бога можно только чисто, духовно, по-другому не получиться. Обоюдное же, не обусловленное соблюдением духовных законов тяготение полов не может длиться бесконечно, оно может только как колесо какое-то время катиться дальше по инерции, но в каждом следующем безбожном поколении это тяготение будет ослабевать, пока наконец не изнеможет. Магнит природной любви со временем обязательно должен размагнититься, если его не подзаряжать от источника духовной любви — Бога. Человеку не дано, как это дано животному, оставаться только на уровне телесного инстинкта и душевного чувства и при этом не деградировать. Да, животное может любить душой, и это его норма и, что более важно, это — его предел, потому что у животного нет страстей, которые бы тянули его к чему-либо противоестественному, равно как нет и духа, который бы тянулся к Богу.

Но у человека есть страсти и есть дух, и если человек игнорирует потребности духа, то на уровне простой душевности он удержаться не может, даже если захочет, и очень быстро «ниспадает в грубую чувственность и становится ниже той черты, которая отделяет человека от прочих живых тварей» (Феофан Затворник, свят. Что есть духовная жизнь и как на нее настроиться? М. 2021. С. 68). Дух влечет человека за пределы чувственного, которое есть все земное: сюда относятся в том числе чувства матери к ребенку, жены к мужу и так далее, — все это есть вполне земное, мало чем отличное даже от того, что есть в животном мире. Но духовное проявление любви между людьми есть нечто высшее и особенное. В такую духовную, благодатную любовь должна вырастать, стремиться к ней любовь душевного или природного типа: родительская, брачная, дружеская или народная (когда царь любит народ и наоборот). В противном случае душевная любовь приобретает уродливые, страстные формы, так или иначе рассыпается.

Любовь духовная черпает свою силу в благодатном подвиге, и ставит дух в господственное положение над плотью и чувственностью или душевностью. Это есть норма человека или человечности. Несоответствие этой норме проявляется в том, что дух, вложенный Богом в каждого человека, не позволяет тому, хотя бы он и не верил в духовную жизнь, оставаться на уровне телесно-душевном без того, чтобы его сердце не гложило чувство постоянной неудовлетворенности и вины. Более того, если человек сопротивляется велениям духа, т. е. отвергает Бога, он рано или поздно, так или иначе ниспадает в области нижеестественные в своей любви, и в своем отношении вообще к любой вещи, ко всему: еде, деньгам, имуществу, чести, знаниям, впечатлениям, потребностям, людям, природе, даже к духовным состояниям (прелесть). Иными словами, человек ниспадает в область страстей, что уже никак нельзя назвать даже пребыванием на уровне просто телесно-душевных состояний, как это есть у животных, ибо животным ничто противоестественное не свойственно.

Любое чувство (возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим), равно как и любую мысль (всем разумением твоим), и любое действие (всею крепостию твоею) человек должен посвящать Богу, одуховлять его. Как смысл семьи в том, чтобы выйти за свои биологическо-душевные пределы размножения и самосохранения и сделаться малой церковью, так и смысл брака в том, чтобы выйти за пределы эгоистической любви супругов друг ко другу и посильно стремиться сделать эту любовь духовной, черпающей силы из любви к Богу. Таким же образом и всякая любовь человеческая должна выходить за свои пределы: и ближнего твоего, как самого себя (Лк. 10, 27), что возможно только через любовь и служение человека Богу. Без любви к Богу, человеческая любовь выхолащивается в свою противоположность — как в пределах жизни одного человека, или отдельно взятой семьи, или целого поколения, или цепи поколений и вообще всей человеческой истории. И друг друга будут предавать, и возненавидят друг друга; И, по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь (Мф. 24; 10, 12). Это постепенный процесс и тот, кто жил в его начале или даже незадолго до его завершения, вряд ли себе мог представить тот уровень нравственной деградации, до которого дойдут люди под самый конец всей человеческой истории, то есть сейчас.

Но процессы духовного оскудения и истощения любви имеют место всегда, вне зависимости от того, в какой временной или качественной точке этого истощания человек находится. В данную историческую минуту мы, по-видимому, приближаемся к кульминационной и завершающей стадии этого процесса как некоего общечеловеческого целого. И проповедано будет сие Евангелие Царствия по всей вселенной, во свидетельство всем народам; и тогда придёт конец (Мф. 24, 14). Итак, Евангелие везде проповедано, а отчуждение людей друг от друга достигло уже таких размеров, каких мы раньше еще не наблюдали, и продолжает дальше нарастать. Какие еще нужны доказательства того, что конец истории приблизился к нам уже вплотную?

Разумеется, любовь проявляет себя и в движении плоти (условие деторождения), и в чувствах сердечной душевности (грусть при разлуке, радость при встрече, ревность, привязанность), и это нормально для земного человека и даже неизбежно. Другое дело, что телесные, душевные и духовные потребности должны находиться между собой в естественном взаимоподчинении: душевная любовь должна подчиняться духовным устремлениям человека, иначе грусть легко перейдет в тоску, радость в обожествление любимого лица, ревность в ненависть, привязанность в блуд и т. д.; любовь плотская, в свою очередь, должна находиться в подчинении у души и духа, а не делать душу рабой плоти, как и апостол говорит: не уклоняйтесь друг от друга, разве по согласию, на время, для упражнения в посте и молитве, а потом опять будьте вместе, чтобы не искушал вас сатана невоздержанием вашим (1 Кор. 7, 5).

Вот как об этом всем пишет святитель Феофан Затворник: «Хотя душевность естественна, быть душевным человеку — неестественно; так же и плотяность естественна, но быть плотяным человеку — неестественно. Погрешность здесь в исключительном преобладании того, что должно быть в подчинении. <…> По естественному назначению человек должен жить в духе, духу подчинять и духом проникать все душевное, а тем паче телесное, а за ними и все свое внешнее, то есть жизнь семейную и общественную. Се — норма!» (Феофан Затворник, свят. Ук. Соч. С. 93–94, 95).

Сознательное и долгосрочное нарушение этого иерархического принципа сказывается сегодня, к сожалению, не только на неверующих людях, но даже на верующих, потому что общая деградация человеческой природы касается всех людей без исключения. Поэтому любой союз мужчины и женщины сегодня будет скорее всего не более чем фикцией, или будет похож на туманную дымку, которая является на короткое время перед восходом солнца, и вот: взошло солнце, и сквозь сухой, прозрачный как синее небо воздух открывается взору бесконечная гладь пустыни, в которую сегодня превратились любые человеческие отношения, не только межполовые. Пустыня кругом, а должен был бы быть оазис. Но так все высушила кругом свобода, которая стала для людей поводом к угождению плоти (Гал. 5, 13), и которую они употребили для прикрытия зла (1 Петр. 2, 16). Кто виноват в этом? Только сам человек, вне зависимости от того, мужчина это либо женщина.

Главная проблема даже не в том, что брака больше нет, что любви между людьми нет, а в том, что в людях нет любви к Богу и это их совершенно не беспокоит. Вот почему справедливые гражданские институты (частной собственности, свободного рынка, честных судов, свободы совести, избирательных прав, и проч.) — это ложь, права человека — это ложь, стремление решить проблемы войны и мира, экологии и голода — это тоже ложь, ибо без Бога люди не смогут решить эти проблемы. Люди Бога не любят, а хотят между собой договориться. В итоге только больше друг с другом разобщаются.

И это не говоря о том, что все эти институты т. н. гражданского общества являются элементами антихристианской пропаганды, которая исходит из безбожия и одновременно ведет к нему, укрепляет его. Гражданское общество, о котором сейчас кричат со всех углов, правильно и более точно было бы называть безбожным и бессовестным обществом, коим оно и является по своей духовной сути, ибо таковым оно задумывалось изначала врагом рода человеческого, дьяволом, и его приспешниками, иудео-масонами, — чтобы под прикрытием громких и лживых слов о свободе, равенстве, братстве подготовить твердую почву для тоталитарной диктатуры антихриста.

9

Несмотря на все сильные утверждения и требования, которые приведены выше, я вполне отдаю себе отчет в том, что вернуться к традиционному образу жизни уже невозможно. Не потому невозможно, что у большинства из нас зачастую нет никаких сил, знаний, умений и возможностей, чтобы уехать в глухие деревни и там наладить свой быт в соответствии с более-менее традиционным укладом жизни. Но главным образом потому, что не осталось почти нигде его живых свидетелей, а свидетелей и тем более носителей традиционно-православного образа жизни не осталось вообще нигде совершенно точно. И именно потому, что вернуться к нормальности уже нельзя, я и говорю о том, что нам всем остается только покаяние. Поэтому не надо лукавствовать и убеждать друг друга верить в разные домыслы о том, что где-то до сих пор живут какие-то старцы, отшельники, исихасты, скрывшиеся в глубоких горных ущельях Афона или в других местах. Друзья мои, если сейчас нет никого, кто мог бы научить других людей обыкновенному общечеловеческому традиционному образу жизни, основанному на здравомыслии, потому что преемственность этого простого наукоучения давно прервана, — то кто же тогда способен стать учителем в святости для других?!

Люди сегодня не знают, как стать просто людьми, но при этом находятся те, кто утверждает, что знает, как достичь святости, либо знает, что где-то есть те, кто ее достиг. Но это абсурд! Ведь святые люди не падают с неба, они плоть от плоти того общества, в котором они родились и воспитывались. Но если в любом обществе и в любом государстве в наши дни давно уже утрачено всякое понимание и представление о том, как надо жить, как общаться друг с другом, как и чему учиться, как работать, как воспитывать детей и даже какую одежду носить, — то как человек из такого сумасшедшего общества с пантеоном мысленных идолов в своей голове, может стать святым, когда он даже не знает, как стать человеком, и никогда им не был?! Нет сейчас, по-видимому, нигде никаких святых, потому что нет сейчас нигде никаких людей. Это горько осознавать, но это надо осознать.

Если не доверяете моим выводам, тогда послушайте святителя Игнатия Брянчанинова: «Не от кого ожидать восстановления христианства! Сосуды Святаго Духа иссякли окончательно повсюду, даже в монастырях, этих сокровищах благочестия и благодати, а дело Духа Божия может быть поддерживаемо и восстановляемо только Его орудиями» (Игнатий Брянчанинов, свят. Собрание творений. Т. VII. М. 2021. С. 452). Прошло 159 лет с тех пор, как были написаны эти слова, и очевидно, что с каждым годом после того духовная ситуация в мире могла только ухудшаться. Таким образом, если тогда, во время жизни святителя Игнатия, святость уже иссякла, то как можно назвать то, что в наши дни громко и велеречиво называется старчеством и святостью? Это можно и нужно называть так: лжесвятость, лжеподвижничество и лжестарчество.

И если где-то на неприступных горных вершинах или в скалистых ущельях вы вдруг обнаружите монаха-отшельника, который вручную мелет жерновами муку и ездит на лошади, то это, скорее всего, не будет иметь никакого отношения к традиционному образу жизни, потому что этот образ жизни находится в первую очередь в голове у человека. А у современного человека, монах это или мирянин, в голове хаос из нравственно противоположных идей, понятий, социальных установок и даже религиозных взглядов.

Тот или иной монах, быть может, и в школе никогда не учился и на автомобиле не ездил, но это не то же самое, что быть укорененным в традиционном образе жизни так, как это было раньше. Этот монах, скорее всего, сам не понимает и тем более не сможет объяснить кому-то, почему, например, нельзя мальчиков и девочек в школе учить вместе; почему девочкам вообще нежелательно долго, много и усиленно учиться и как это влияет на их характер и физическую способность к деторождению; почему наука и религия несовместимы, а значит несовместимы с духовной жизнью и профессии, основанные на научно-техническом прогрессе, а такие профессии сегодня — почти все, что имеются; почему спорт и религия несовместимы; почему демократия, туризм, мода, философия, театр, блогерство — также с истинной религией несовместимы, и так далее. Может быть интуитивно этот монах и понимает, где правда, а где ложь, но высказать это не умеет.

Но я вас и здесь разочарую, даже такие монахи уже в прошлом. Их больше нет, даже на Афонской горе, где процветает модернизм и лжеподвижничество в их странном и, казалось бы, противоречивом единстве. Потому что, во-первых, сейчас нет простых людей нигде, а есть только лживые и лукавые, которые думают одно, говорят второе, а делают третье, то есть никогда не поступают по правде во всем от начала и до конца. Хуже всего, когда такое лукавство перерастает в упорное фарисейство, когда человек делает зло, но выдает это за добро, а само добро никогда не делает Христа ради. В этом отношении фарисеи (как евангельские, так и нарицательные) близки к назаритянам, которых Христос обличил в неверии, за что те, исполнились ярости и, встав, выгнали Его вон из города, и повели на вершину горы, на которой город их был построен, чтобы свергнуть Его (Лк. 4, 28–29). В общем, за видимой простотой очень не редко может скрываться самое настоящее неверие и даже богопротивление, укрывающееся за фиговыми листьями религиозного благоприличия.

Во-вторых, потому что одной простоты все же никогда не достаточно самой по себе, как и апостол об этом пишет: Ваша покорность вере всем известна; посему я радуюсь за вас, но желаю, чтобы вы были мудры на добро и просты на зло (Рим. 16, 19). И если раньше простеца мог наставить кто-либо из мудрых, то теперь, кто его наставит? Это важно, так как, с одной стороны, чтобы разобраться в том, что есть добро и выбрать его, нужна мудрость, и одной простоты недостаточно. И наоборот, чтобы избегнуть зла, нельзя обойтись одной мудростью, здесь обязательно нужна простота и смиренная вера в необходимость исполнять заповеди, чтобы достигнуть блага. С другой стороны, хотя простоты и достаточно, чтобы избегнуть зла, но, повторимся, если человек не будет иметь достаточно мудрости (либо мудрого наставника), чтобы избирать добро, то рано или поздно зло в виде напрасных скорбей и искушений такого простеца обязательно настигнет и сделает из него лукавого и богопротивного фарисея или теплохладного саддукея.

Саддукеев здесь (евангельских или нарицательных), в свою очередь, уместно сравнить с гадаринцами, которые видели явное чудо Господне и, однако, вышли всем городом и просили Христа, чтобы Он отошел от пределов их (Мф. 8, 34). Это тот тип людей, как мирских, так и церковных, как мирян, так даже и монашествующих, которые боятся говорить глубоко о духовных вещах, чтобы не растревожить свою совесть, и которые хотят дальше жить в своих греховных привычках. Православное большинство в сегодняшней России (да и в целом, наверно, везде), вне зависимости от того, истинные это христиане или еретики, — это гадаринцы; активное церковное меньшинство, также вне зависимости от стран и юрисдикций, — это назаритяне и фарисеи, то есть люди, которые разорвут вас на части, если вы сделаете попытку обличить их в нечестии, в неверии, в богопротивлении, в лицемерном благочестии, в том, что сердце их далеко отстоит от Бога и только устами они чтут Его.

И фарисеи и саддукеи — одинаково неверующий тип людей, разница между ними только в том, что саддукеи смело не верят и часто не пытаются этого скрывать, хотя полностью веру не отрицают и даже могут быть служителями ее. Фарисеи же свое неверие маскируют под благочестие, которое не имеет в себе духа жизни о Христе, а потому и не имеет никакой цены перед Богом. Фарисей, впрочем, вполне может быть не только назаритянином, но и гадаринцем, то есть не всегда он мстителен, может долго оставаться холодным исполнителем церковных уставов, при условии, что его не трогают. В свою очередь, саддукей только по видимости равнодушен как гадаринец, на самом деле, он нередко становится изобретателем превратных мнений в религии, ересей и учинителем расколов, поскольку в области религии он действует больше рассудком. А такие люди склонны к навязыванию другим своего мнения, ища распространения своим идеям и утверждения своих порядков. Здесь саддукей вполне превращается в назаритянина.

10

Одним словом, начинать надо не с того, чтобы резко изменить свой внешний образ жизни: запретить детям ходить в общественную школу или забрать у жены машину и проч. Если начать с этого, то этим все хорошее и ограничится, как у амишей и других сектантов, а значит и потеряет свой смысл со временем. Начинать же надо с главного — с понимания погибельности своего положения, т. е. с покаяния и просить Бога: скажи мне, Господи, путь, в оньже пойду, яко к тебе взях душу мою (Пс. 142, 8). Если бы современные христиане действительно были настоящими, т. е. ревностными, христианами, если бы Христос действительно среди них находился, когда двое или трое из них собраны во имя Его (Мф. 18, 20), — то рано или поздно они пришли бы к пониманию и того, как практически выстраивать свою бытовую жизнь, чтобы максимально удалиться от греха, разлитого в обществе и как бы уже окаменевшего в его привычках и обычаях, и как оградить от этого греха своих детей.

Хорошо пишет об этом святитель Феофан Затворник: «холодное исполнение уставов Церкви, равно как регулярность в делах, установляемая расчетливым рассудком, исправность, степенность и честность в поведении еще не суть решительные указатели, что качествует в нас истинно христианская жизнь. Все это хорошо, но коль скоро не носит в себе духа жизни о Христе Иисусе, не имеет никакой пред Богом цены. Такого рода дела будут тогда как бы бездушные истуканы. И часы хорошие идут исправно; но кто скажет, что в них есть жизнь?! Так и тут: часто „имя только имеют, что живы“, будучи на деле „мертвы“ (ср.: Апок. 3, 1). Эта добропорядочность поведения больше всего может вводить в обольщение. Истинное его значение зависит от внутренних расположений, в которых возможны значительные уклонения от существенной правды при делах правых. Как, удерживаясь внешне от дел греховных, можно питать к ним привязанность или соуслаждение в сердце, так равно, делая дела правые внешне, можно не иметь к ним расположения сердечного. Только истинная ревность как добро хочет совершать во всей полноте и чистоте, так и грех преследует до малейших его оттенков» (Феофан Затворник, свят. Путь ко спасению. М. 2002. С. 13–14).

Здесь и там мы слышим и читаем, как простые и небогатые неверующие люди удаляются из городов жить в деревню, заводят хозяйство, самостоятельно воспитывают детей и так далее. Почему же верующие христиане не могут объединиться хотя бы из трех-четырех семей, чтобы поразмыслить над тем, как им совместно устроить свой быт и избегнуть влияния мирского общества? В том и дело, что объединиться они не могут потому, что они слабые христиане, равнодушные исполнители церковных обрядов. Для них вера это пустой звук, потому что ради этой веры они не готовы расстаться с сомнительным комфортом цивилизации, или хотя бы задуматься над тем, как от этой цивилизации максимально отмежеваться. Напротив, «мы — цивилизованные люди», — часто говорят они. Что ж, пожалуй, так оно и есть, к сожалению.

Думаете, я сгущаю краски? Тогда послушайте, что говорил праведный Иоанн Кронштадтский еще 150 лет назад: «наша вера слаба и походит больше на неверие, чем на веру: мы не живем по вере и не испытываем ее спасительного действия, ее сладости, света, силы, животворности в себе; мы самолюбивы, плотоугодливы, не любим ближних, как себя, любим сами здешний век, а не будущий и оттого безгласны, не любим Иисуса Христа любовью крепкой, оттого не проповедуем об ней» (Иоанн Кронштадтский, прав. Дневник. Т. 18. 1873–1874. Тверь. 2010. С. 234).

Если тогда, много лет назад, когда общество еще не было столь развращенным, как теперь, и когда на Руси еще были живы такие светильники веры и благочестия как сам отец Иоанн Кронштадтский, как свят. Феофан Затворник, преп. Амвросий Оптинский и другие старцы, Пелагия и Параскева Дивеевские и другие блаженные и юродивые, — если в то время святые люди бросали своим соотечественникам упрек в неверии, тогда стоит ли смущаться моими словами о том, что сейчас нет верующих людей, и все, что мы называем нашим христианством, это — пыль в глаза? Сейчас, когда не только святых нигде не видно, но и мало в ком вообще человеческий облик сохранился! Между тем, постоянно приходится слышать со стороны знаемых и незнаемых, как они ничтоже сумняшеся называют себя и своих пастырей-потаковников не только людьми верующими, но даже и духовными. Какая самообольстительная мнимость — их вера!

11

Почему современные христиане вообще оказались перед таким сложным выбором? Почему раньше все было проще?

Во-первых, раньше везде в мире и на более-менее всем пространстве земли существовали некие устойчивые и базовые представления о том, как должны быть разделены роли в семье, кто и как должен воспитывать детей, как должен одеваться мужчина и как женщина. Вопросов о том, жить в городе или в деревне, передвигаться на машине или на лошади, работать на заводе или на огороде — не возникало, потому что города были как большие деревни, не было ни машин, ни заводов, ни науки, ни разделения на религиозное и светское искусство, ни моды, ни видео, ни аудио.

Религия, политика, экономика, культура, быт — все это составляло некое единое и органическое целое. Даже та или иная профессия (или ремесло) и связанные с ней технологии имели сакральное значение и никогда запросто и волюнтаристски не менялись в угоду чрезмерной производительности, то есть наживы. Жизнь была проще и потому легче. Современный же человек полагает, что он может работать, например, тестировщиком компьютерных игр, или визажистом, или футболистом, или актером, или космонавтом и т. д. — и быть при этом честным христианином. Не в том проблема, что такой христианин является, по сути, человеком неверующим и недуховным, а в том, что он не согласен себя признать таковым, то есть покаяться. В этом трагедия — в упорном нежелании сознаться в собственной неправоте и немощи, хотя бы на словах. Ведь, если человек начинает каяться и стремиться к истине, то удивительным образом ему по его вере открываются пути выхода из многих сложных и запутанных обстоятельств жизни.

Во-вторых, христианство, которое зарождалось в языческой среде и в этом враждебном окружении еще долго оставалось, сразу же было обстоятельствами жизни и времени загнано в подполье, вычеркнуто из общественной жизни. Языческое общество на некоторое время как бы забыло о христианстве, которое со временем должно будет изменить ткань всей общественной жизни огромной Римской империи. По мере того, как сами бывшие язычники меняли прежний образ жизни на христианский, менялась сама жизнь вокруг них.

Например, христианине-императоры навсегда сделали христианство государственной религией, а языческие культы были поставлены вне закона; христиане-законодатели принимали законы, которые бы соответствовали духу Евангелия, например, запрещали ростовщичество (и взаймы давайте, не ожидая ничего – Мф. 6, 35) и спекулянтство (и опрокинул столы меновщиков – Мф. 21, 12); христиане-мыслители (святые отцы) отказывались от категорий языческой философии и из глубины сердца, очищенного благодатью от страстей, развивали те идеи, которые являются отражением и выражением духовных законов Творца, положенных в основание тварного бытия; христиане-врачи отказывались делать аборты; христиане-зрители перестали ходить на театральные представления, конские ристалища и гладиаторские бои; христиане-купцы перестали продавать на рынках идоложерственные яства; христиане-рабовладельцы стали чаще отпускать своих рабов на свободу и так далее.

Христианство со временем полностью изменило языческий мир и на своей религиозной основе почти заново построило здание новой культуры, которая вобрала в себя вообще все, что касается государственной и личной жизни: воспитание и образование, правила нравственности и быта, искусство, политику, законодательство, экономику. То есть, христианство вошло в чуждый и агрессивно-враждебный ему мир и изменило этот мир под себя. Так христиане постепенно оказались наедине только с самими собой, а недружелюбное окружение было, можно сказать, почти полностью вынесено за политические и географические границы их теперь уже собственного государства. То же самое происходило и в Древней Руси, Московском царстве, отчасти в Российской Империи, и для этого периода нашей истории существует даже особенное название — Святая Русь.

Что же мы наблюдаем в наши дни? Происходит обратный процесс: христианское некогда общество уже много столетий подряд стремительно обмирщается. То, что раньше несло на себе отпечаток христианского духа и морали, освобождается от них: монархия сменилась народовластием; экономика стала рыночно-капиталистической, т. е. спекулятивной, потребительской, эксплуататорской и враждебной природе; религиозно-традиционный уклад жизни, где самый простой труд являлся богоделанием, сменился научно-техническим прогрессом, для которого богоделанием является накопление богатства и прибыль любой ценой; искусство стало безрелигиозным, образование светским, законы стали оправдывать и даже поощрять беззаконие и так далее. Постепенно была перестроена вся жизнь общества на началах чуждых и зачастую враждебных христианству, а вследствие этому и здравому смыслу — который всегда и везде питался и должен питаться твердыми религиозно-бытовыми установлениями и благодатными законоположениями истинной Церкви: ветхозаветной, а потом христианской.

Ибо разве это не восстание против здравого смысла, когда народ управляет властью (демократия), а не наследственная власть управляет народом (монархия); разве это не абсурд, когда существо слабейшее и эмоциональное, т. е. женщина, управляет существом сильнейшим и рассудительным, т. е. мужчиной?; разве это не абсурд, когда мужчина не признает над собой ни божественной власти (безбожник), ни политической (революционер), но требует от жены и детей, чтобы они признавали его власть над собой?; разве это не абсурд, когда для того, чтобы поговорить по душам, люди обращаются за этим к чужому им человеку (психологу) и платят ему за это деньги?; разве это не абсурд, когда за деньги женщина вынашивает чужого ей ребенка, который был сделан в пробирке (суррогатное материнство)?; разве не абсурд называть кредитное рабство свободой, современную моду (вообще моду как явление) самовыражением, а правами человека называть право предаваться без стыда различным порокам или делать аборты? Этот список можно продолжать, но суть понятна.

Как раньше христиане медленно и постепенно входили во враждебное общество и изменяли его под себя, так теперь христиан вытесняют из любого общества — национального, профессионального, культурного — и им приходится заново учиться жить обособленно, в том числе учиться устраивать свой быт на христианских началах. И делать это приходится в ситуации, когда современные общества перестроены давно и прочно не только на началах враждебных христианству, но, и на началах противных всяким нормам здравого смысла и старого традиционного (еще доиндустриального) уклада жизни.

12

Сегодня продолжать жить в безбожном и все более безрассудном обществе и при этом оставаться пламенеющими духом христианами, к сожалению, вряд ли возможно. Наша ситуация отличается в корне от того, что имело место во времена языческой Римской Империи, когда христиане могли, пусть ненадолго, занимать даже общественные и государственные высокие должности, исполняя при этом по совести  свои христианские обязанности. Потому что, повторимся, в те времена существовали хотя бы некоторые, пусть размытые и плавающие, но общепризнанные базовые понятия, основанные на здравом смысле, которые разделялись всеми — и язычниками и христианами.

Теперь же, если вы создаете семью, то общественная пропаганда просто не позволит вам (христианин вы либо нет) оставаться главой своей семьи, а также не позволит и вашей жене (христианка она либо нет) — даже если она этого сама захочет — быть вам послушной. Если ваш ребенок пройдет полный курс современной общественной школы, можете считать, что он потерян для вас, да и для самого себя. А без этого образования путь ко многим профессиям закрыт. Оно-то и пусть, однако, впоследствии у вас возникнет конфликт с вашим чадом из-за того, что вы ограничили ему доступ в общество, не позволив получить антихристианское и абсурдистское современное образование. В первохристианские же времена, и долгие столетия после, сохранялся устойчивый стародавний традиционный порядок вещей: т. е. и профессии были проще (как и задумал их Бог для человека) и образование получалось через наставничество: мастера брали подмастерьев и т. д. Все было по-другому, чем сейчас. Но даже растолковать своему ребенку основные начала этого миросозерцания вы не сможете как следует, потому что, как только он покинет стены вашего дома хотя бы на час, ему пропаганда насадит в голову свои мысленные идолы, и вы замаетесь постоянно этих идолов свергать.

Однако, самое печальное заключается в том, что, если еще совсем недавно мне многие бросили бы упрек в том, что я все утрирую и преувеличиваю, что, например, мужественность и женственность никуда не делись и так далее, — то сегодня уже повсеместно и мужчины и женщины больше помалкивают, потому что нельзя не заметить того, что скрыть почти невозможно: что все больше и глубже размываются границы между полами и что это начинается нравиться людям, так что они даже перестают это воспринимать как какую-то проблему, перестают стыдиться этого. Мужчины перестают обижаться на то, что их называют женственными, женщины не могут уже обижаться на то, что их называют мужиковатыми, потому что они самопроизвольно это в себе культивируют. Люди вообще сами не понимают, кто они. Почти все люди постепенно превращаются в каких-то человекоподобных бесов — одиноких, эгоистичных, бесполых (темной бесполостью), эмоционально убогих и умственно плоских существ. И нет конца и краю этой деградации.

Более того, появилось немало людей, которым становится даже неприятно осознавать себя мужчинами или женщинами в том виде и в той роли, как это было раньше. Напротив, некоторые мужчины как будто гордятся, что они женоподобны, женщины в свою очередь как будто даже гордятся, что они мужеподобны. Все это не замедлило сказаться на существовании семьи в наши дни, потому что женоподобный мужчина и мужеподобная женщина ужиться между собой, разумеется, не способны. Так, в некоторых странах в некоторые годы количество разводов даже превосходит количество заключаемых браков, потому что стали разводиться даже те пары, которые успели прожить в браке несколько десятилетий; все большее распространение получает практика беспорядочных сожительств. На глазах всего лишь двух-трех поколений институт брака рухнул, и рухнул он, думается, окончательно и бесповоротно. Причем событие это является по-своему уникальным, потому что на протяжении всей истории человечества мы такого мощного нравственного крушения и в таких глобальных масштабах еще не наблюдали, это происходит впервые.

Причина этому в том, что брак перестал восприниматься людьми как таинство, а стал именно институтом, то есть общественной фикцией или договором. Все это, и многое другое, о чем уже шла речь выше, есть закономерный итог вытеснения религии из общества, отделения религии от государства. И начало этому процессу было положено не революциями и падениями монархий, не приходом якобинцев или большевиков к власти, не торжеством рационализма и нигилизма, не легализацией ссудного процента и так далее. А сами эти революции и трансформации: политические, экономические, социальные, идеологические и моральные, — стали результатом чего-то более существенного. Чего же?

13

Первопричина этого — в оскудении христианской веры в душах и сердцах людей, всех людей без исключения: от священников и царей до простых мирян. А то, что этим воспользовались наши враги, внешние и внутренние: западники, революционеры, масоны, большевики, либералы, неверы и иноверцы, евреи и прочие инородцы — это уже второстепенный вопрос и даже несущественный. Уже в середине 19 века, в письме от 1865 года, святитель Игнатий Брянчанинов с горечью констатировал: «Очевидно, что отступление от веры Православной всеобщее в народе: кто открытый безбожник, кто деист, кто протестант, кто индефферентист, кто раскольник. Этой язве нет ни врачевания, ни исцеления» (Игнатий Брянчанинов, свят. Собрание творений. Т. VII. М. 2021. С. 655).

Спустя десятилетия после воскресения Христова христиане составляли все еще крохотную часть населения огромной Римской Империи и имели в ее лице могущественного и яростного врага. И что же? Прошло три века и христианство стало главной религией этого государства. Напротив того, в Российской Империи большинство населения, от царствующих особ до крестьян, составляли христиане, но из-за того, что их христианство было теплохладным, уже крохотная кучка врагов христианской веры захватила власть и сделала свою антихристову идеологию главной религией могущественного, некогда православного, государства.

Это антихристианство не стоит на месте, оно продолжает развиваться вглубь и разрастаться вширь. Ситуация зашла настолько далеко, что зачастую, когда людям говоришь, что та семья, которая у них есть, это не семья, а ее жалкое подобие, то люди с этим даже соглашаются, потому что то, что называется православной семьей, им глубоко претит. В этой ситуации меня заботит только то, что современные христиане в своем абсолютном большинстве вольно или невольно, сознательно или несознательно разделяют позицию современных язычников в их взгляде на семью, на роль мужчины и женщины в семье и проч. Конечно, если вы попросите таких христиан разъяснить вам их позицию по этому вопросу, они забросают вас общими положениями о подобающей роли мужчины в семье, о том, что женщина создана быть помощницей мужу и так далее и в том же духе со ссылками на Священное Писание и святых отцов.

Но в действительности, в душе и глубоко в уме эти люди не согласны ни с Писанием, ни с отцами, и это хорошо видно по тому, как они живут, кем они работают, как они одеваются, с кем они общаются, чему и где они учат своих детей. Это религиозные безбожники, православные язычники, неверующие христиане. Хорошо говорит о таковых апостол Павел: они говорят, что знают Бога, а делами отрекаются, будучи гнусны и непокорны и не способны ни к какому доброму делу (Тит. 1, 16).

Поэтому, и любые наши рассуждения о том, кто такой настоящий мужчина или настоящая женщина, надо понимать расширительно: а кто такой настоящий человек вообще, как его задумал Бог? Ведь формально и многих-то святых сложно назвать настоящими мужчинами в те или иные темные минуты их падений. Например, разве это достойное мужское поведение, когда кто-либо соблазняет чужую жену, а потом и убивает ее мужа? Но так поступил царь и пророк Давид! Однако такое низкое падение святого человека и последующий этому его великий подвиг покаяния — все это уже выше разговоров о настоящем мужчине. Не правда ли? Это уже разговор о человеке, и даже больше: это разговор о том, кто такой настоящий верующий и духовный человек и каким он должен быть.

Именно поэтому в данном очерке я все время и хотел подчеркнуть или намекнуть на то, что речь о настоящем мужчине это всегда речь о некотором идеальном типе, который никогда не находится в некоем статическом состоянии, и никогда не ограничивается некими формальными признаками, типа формы одежды, вида деятельности и средств передвижения, наличия или отсутствия бороды, послушной жены и т. д. То есть, настоящий мужчина есть производная или функция от настоящего человека, который стремится быть настоящим христианином. А уже у христианина могут быть как падения, так и восстания, как периоды духовного подъема, так и искушений. Но важно другое — насколько искренно человек все-таки желает стать человеком, то есть таким, каким его задумал Бог: богоподобным и святым, по слову и призыву Самого Бога: будьте святы, ибо Я свят (Лев. 11, 44); будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный (Мф. 5, 48). Это — важно.

14

Это важно также потому, что сегодня, когда уже невозможно вырваться из среды обитания каинитской цивилизации, которая кристаллизовалась на всех уровнях культуры и быта, обычаев и общественных ритуалов, пропитала собою все и везде, — в этих условиях все в человеке, желающем спастись, концентрируется в одно некое волевое усилие к тому, чтобы просто не сойти с ума вместе со всеми и не потерять сознание в этом удушливом демоническом угаре. Потому что, если потерять сознание, т. е. покаянное чувство и жажду любви истины, то можно очень быстро и незаметно поддаться неправедному обольщению и принять действие заблуждения (2 Фес. 2, 10), объединиться со всеми в их приторном и липком чувстве любви к ласковому злу, и в конце концов разделить всеобщее ликование при встрече антихриста.

Иными словами, при невозможности уже для христиан перестроить это общество на христианский лад, и при одновременной невозможности удалиться из этого общества, главным становится — сохранить самую сердцевину своей личности и умудриться принести ее в дар Христу. Все остальные попечения: создание правильной семьи или принесение монашеских обетов, образование, нахождение правильной работы, профессиональное развитие, основы православного быта и т. д., и даже создание ориентированной на истину церковной общины (не говоря о монастыре), да еще с собственным храмом в собственности, — это все ушло навсегда в прошлое. Мы сейчас в бегах. С чем выбежали из дома, с тем бежим в горы и укрываемся там вместе с апокалиптической женой-церковью.

Не с призыва ли в этом духе христианство в общем-то когда-то и начиналось? Т. е. с призыва к покаянию и к максимальной беспопечительности: Не собирайте себе сокровищ на земле (Мф. 6, 19); Продавайте имения ваши и давайте милостыню (Лк. 12, 33); время уже коротко, так что имеющие жён должны быть, как не имеющие; <…> и пользующиеся миром сим, как не пользующиеся; ибо проходит образ мира сего (1 Кор. 7; 29–31). Христианство должно в некотором смысле закончиться так, как начиналось. Так и жизнь человека: в старости он напоминает ребенка, но разница между ними огромная: первый еще не может что-то планировать, второму уже поздно перестраивать жизнь во всех ее деталях и частностях, а нужно все оставшиеся силы бросить на решение главной и существенной жизненной задачи — примирение с Богом через покаяние. Так же можно и нужно смотреть на жизнь современного христианина: ему остается только покаяние.

Людей же настолько запутали, что им кажется, что все, что раньше считалось характеристикой их пола, является некой средневековой и религиозной пропагандой, а вот теория гендерного равенства и феминистическая теория — это не пропаганда, это подлинная правда о природе своего пола. В чем же эта правда, если вообще правда может быть применима ко лжи? Их правда — в вавилонском смешении полов, чтобы не было ничего из того, что задумал Бог, а Бог задумал и сотворил человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их. И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими [и над зверями,] и над птицами небесными, [и над всяким скотом, и над всею землею,] и над всяким животным, пресмыкающимся по земле (Быт. 1, 27–28).

Кто же виноват, кроме самого человека, что он не хочет владычествовать над землей, а предпочитает пресмыкаться по земле подобно скотам? Кто виноват в том, что человек не желает соответствовать замыслу Божию о себе? Разве Бог виноват? Пусть каждый и каждая ответит на этот вопрос по совести, а не выдумывает аргументы в защиту себя, будто он не такой как другие, будто он настоящий мужчина, а не дамский угодник с нервными ужимками деспота, будто она настоящая женщина, а не стервозное и мужеподобное существо. Если каждый ответит по совести, уже всем станет легче.

Так, когда сегодня современный мужчина смотрит на любую женщину, то видит в ней — ведьму, и спрашивает: кто это сделал? Это сделал — ты, дорогой! Вина, правда, каждой женщины в том, что она согласилась на это.

В свою очередь, и женщина, когда смотрит на современного мужчину, или на то, что от него осталось, задается справедливым вопросом: где тот мужчина, которого я могла бы полюбить еще двести лет назад и за которым могла бы пойти ко Христу? Ответ можно дать такой: он под ногами твоими, дорогая женщина! Подними и всмотрись в него! Только, что ты увидишь там? Свое отражение! А какое оно, ты и сама знаешь.

Да и есть ли среди нас сегодня такие мужчины и женщины, которые задавали бы такие вопросы? Подумайте и ответьте на этот вопрос сами, дорогие друзья, дело это не бесполезное.

***

Эту работу я начал писать 25 июня/8 июля сего 2023 года, в день памяти покровителей супружества — блгвв. кн. Петра и кн. Февронии, совершенно не предполагая того. А закончил, также не предполагая, 26 августа/8 сентября, ровно в день памяти другой святой супружеской двоицы — мчч. Адриана и Наталии. Первая святая чета подает нам пример того, как надо вступать в брак в Господе (1 Кор. 7, 29) и жительствовать в нем, вторая святая чета ярким примером своего подвига указывает на то, как можно идеально завершить его.

Благодарю Бога за такой знак милости Его ко мне грешному!

Дмитрий Василевский,

Минск, Беларусь

Метки: дмитрий василевский

Печать E-mail

• Назад
• Вперед