Прот. М. Помазанский: Почему мы, православные, выдвигаем на первый план догмат о Церкви?
Доклад на открытом собрании духовенства и мирян при открытии архиерейского собора Русской Зарубежной Православной Церкви в г. Нью Йорке, 8/21 октября 1962г.
Жизнь в наши дни вынуждает нас говорить о догмате Церкви, о его православном понимании, присущем церковному сознанию от первых дней христианства. Когда приходится напоминать, во имя истины, во имя Православия, во имя самой Церкви, что истинная Церковь одна: что это именно святая, соборная, апостольская православная Церковь; что расширение понятия Христовой Церкви на все секты, на все свободное христианство есть искажение догмата; что объединение массы различных христианских вероисповеданий, задуманное и проводимое теперь, не создаёт единства Церкви, а наоборот — замутило идею единства Церкви, — тогда нам или о нас с недовольством заявляют:
Что за фанатизм и нетерпимость по отношению к многочисленным разветвлениям христианства! Разве они не молятся, не проповедуют Евангелие? Как вы, сами маленькая веточка — Русская Церковь в Зарубежье, полуизолированная, идёте против общего движения?
Неужели, — говорят нам, — вы враги проповеди по всему миру Евангелия в его самостоятельной ценности, ценности независимо от всех церковных разделений?
Не тормозите ли вы своими узкими взглядами движение христианства в мире?
Не видите ли опасность там, где её нет?
Не действует ли в вас простая косность, слепая привязанность к традиции, узкий консерватизм?
Вы, — говорят нам, — потеряли чувство любви: думаете, что только вы одни спасаетесь, а до остального человечества вам и дела нет!
Приведённые и подобные им укоризны не следует оставить без внимания. Они побуждают нас ближе подойти к вопросу о Церкви, о её сущности, о её составе, чтобы ясен стал ответ самой Церкви на недоумения. Твёрдую общую основу для выяснения нашего православного церковного самосознания дают нам две кратких Господних притчи.
"Ещё подобно Царство Небесное сокровищу, скрытому на поле, которое, найдя, человек утаил, и от радости о нём идёт и продаёт всё, что имеет, и покупает поле то". "Ещё подобно Царство Небесное купцу, ищущему хороших жемчужин, который, найдя одну драгоценную жемчужину, пошёл и продал всё, что имел, и купил её" (Мф 13.44-46).
Мир в поисках истины.
Мир находится в поисках, не только социальных, но и религиозных, в состоянии исключительно большого брожения и искания новых путей. Правда, наступательный характер принадлежит материализму и воинствующему атеизму; но другая сторона человечества тем более чувствует образующуюся духовную пустоту и переживает период жажды веры, стремление вернуться к вере, видит в будущем опасность задохнуться в углероде материализма. Отсюда это движение с целью религиозного обновления, желание вернуться к христианскому единству и объединительные попытки, которых вовсе не намерены мы осуждать по существу, в принципе, зная, что большинством христиан в них руководят добрые побуждения, и лишь видим огромную опасность ложного направления, грозящего нынешнему широко задуманному объединительному движению, которое стремится вовлечь в себя по возможности все христианские вероисповедания.
Наше сокровище — Православие.
В этой обстановке наш взор обращается к своему родному, к своей Церкви, к Православию.
Все ли сознаем мы, каким исключительным, огромным богатством мы обладаем? Приснопамятный о. Иоанн Кронштадтский определил его краткими словами: "Где я? Я на небеси!" Но мы не умеем возвышаться так и так углубляться, чтобы оценить это богатство; и потому часто бывает, что люди, постояв у источника живой целебной воды, отходят жаждущими, не зачерпнув из него. А между тем, пребывая всей душой в Церкви, находясь в храме при богослужении, особенно во время божественной Литургии, мы имеем всё, что нужно для полноты духовной жизни. Мы вступаем в теснейшее общение с Богом — Небесным Отцом, Его Божественным Сыном и Святым Духом и вкушаем от небесной Трапезы в таинстве Причащения. В храме мы в постоянном молитвенном общении с Пречистою Материю Божией, общении, переходящем и в нашу домашнюю молитву, — и Она являет нам Себя в ответ на наши обращения к Ней. Сколько знамений явлено верующим православным людям, отчасти обнародованных, а частью остающихся в памяти и в сердцах людей, сколько пережито в последние десятилетия случаев чудесного спасения, сколько обновлений Её икон! Едва ли не каждый из нас имел возможность видеть своими глазами слезы, источаемые греческой Её иконой, находящейся в этом крае. В Церкви мы в живой связи со святыми и праведниками всех веков; в Церкви так отчётливо выражена истина слов Апостола: "Вы приступили не к горе осязаемой и пылающей огнём, не ко тьме и мраку и буре (как было при восхождении Моисея на Синай):... но вы приступили к горе Сиону и ко граду Бога живаго, к небесному Иерусалиму, и тьмам ангелов, к торжествующему собору и церкви первенцев, написанных на небесах и к Судии всех Богу, и к духам праведников, достигших совершенства, и к Ходатаю Нового Завета Иисусу, и к крови кропления, говорящей лучше нежели Авелева" (Евр 12.18,22-24). Вот Церковь! Вот общение неба и земли! Вот то, чего ищут, но чего вне Церкви подлинной не может быть найдено.
Кроме этого богатства, в полном, абсолютном смысле слова богатства не гибнущего, имеем мы в Церкви сокровища уже в известной степени временные, приобретённые с помощью благодати Божией, нужные для нашего земного поприща, а не для совершенной вечности: и тем не менее драгоценные и незаменимые. Нашей Православной Церкви принадлежат — именно ей, а не кому угодно — творения святых отцов Церкви, великих богословов и учителей; также принадлежат писания подвижников, исследовавших мельчайшие движения души и на опыте познавших пути восхождения души к Богу. Церковь обладает высочайшим творением — построением божественной Литургии в текстах, записанных великими святителями первых веков, и всем богатством общественного богослужения и частных молитв, а также удивительно мудро сложенным богослужебным уставом. Мы имеем богатейшие сборники Житий Святых, образцов для подражания и следования по стопам святых: читая их, мы также вступаем в живую связь со святыми, как учителями жизни, нашими советниками и помощниками. Церковь нам предлагает разумнейший уклад воздержания, телесного и душевного, ради очищения и обновления наших душ (посты, моления, коленопреклонения, периоды покаяния). У нас полные символики храмы, где незримо обитает благодать Божия. И в Церкви нашей Православной находят себе для прославления Бога место все способности души и все благородные искусства, а в частности — изобразительное искусство живописи в иконах и вокальное искусство в церковном пении: лишь недавно открылась широкому свету духовная ценность как церковной восточной живописи, так и древних церковных мелодий, богатый источник для церковного вокального творчества лучших композиторов. Но — говоря словами Апостола — "сокровище сие мы носим в глиняных сосудах, чтобы преизбыточная сила была приписываема Богу, а не нам" (2Кор 4.7), и прибавим от себя: как часто небрежём мы о чистоте этих сосудов …
Страждущее Православие.
Углубляясь в сущность нашей веры и в жизнь нашей Церкви, мы радуемся обладанию этим величайшим богатством — бесценным сокровищем, сокрытым в поле, по притче Господней. Но, одновременно, когда наш взор обращается к историческим судьбам Православной Церкви, вырываются из уст слова, ещё почти на заре христианства произнесённые святителем Григорием Богословом: "Страждущее Православие". Почти в течение всей своей истории Православная Церковь переживает тяжёлые испытания и страдания, такие, что они в некоторые моменты отражают крестный путь Спасителя и не один раз воспроизводят страдания от гонений первых трёх веков.
То же испытала Церковь и в наши дни. Над Русской Церковью, а отчасти и над другими поместными православными церквами, не только прошли страшнейшие разрушительные ураганы, но и в этих землях утвердилась власть антихристова. Всё наше святое разрушено, поругано, обесчещено; верующие, а особенно служители Церкви, преданы осмеянию, лишениям, заключению в темницы, прямому или постепенному уничтожению. И свободный мир — христиане не православные и нехристиане — смотрят на нас, почти как на обречённых, еле доживающих свой короткий век. И уже стали рассматривать все то, что принадлежит Православной Церкви, как имущество, потерявшее своих владельцев, имущество, которое теперь — "ничьё". Вещественные ценности Церкви безбожная власть сделала предметом торговли, и наши соседи бросились на них, как на любопытный товар, как на экзотику, выбирая что кому по вкусу; православные иконы, церковные книги и церковная утварь оказались материалом публичных выставок и домашних коллекций; церковные напевы используются для нецерковных целей, а иногда даже кощунственно применяются в самой низкой обстановке; без спросу разбирается и исследуется наше духовное богатство — богослужебные чины, писания подвижников и письменные памятники вообще. И можем думать, что имеющий явиться в конце времён пророк Илия уже теперь невидимо вновь восклицает, как во времена царя Ахава: "Господи, люди Твои оставили завет Твой, разрушили жертвенники Твои, и пророков Твоих убили мечем; остался я один, но и моей души ищут" (3Цар 19.10).
Но есть Всевидящее Око над нами, есть Промыслительная Десница. Не умирает Православие, не будет одолена злом Православная Церковь. "Нас почитают умершими, но вот, мы живы" (2Кор 6.9). Испытания очищают и укрепляют. Так тяжкий млат, дробя стекло, куёт булат — ломая хрупкое, выковывает сталь. И нужно заметить, что к гордому миру легче подойти в нищете и смирении: он ревниво отворачивается от чужой славы, чужого величия. Мы имеем возможность наблюдать, наряду с пренебрежением у одних, сочувствие, симпатию и уважение со стороны других к нам, православным, в дни нашей скорби; а иногда эти чувства переходят к желанию познать православие в его сущности и даже в увлечение и в любовь к Православию. И вот любопытный показатель: мы познакомились с недавно вышедшим на немецком языке исследованием о Православной Церкви, по внешности — научной работой, целью которого богослов поставил, в несколько замаскированном виде, предостеречь своих соотечественников-немцев от "увлечения" Православием и своей книгой хочет внушить, что Православная Церковь не имеет ни апостольского происхождения, ни единства, ни истинного благочестия, ни особой ценности богослужения. Такова опасливая реакция на положительное влияние Православия и на интерес к нему в западном мире. Но мы знаем наши ценности, и мы верим, что и наше рассеяние по миру также лежит в промыслительных Божественных начертаниях, чтобы сделать ведомой миру Православную Христианскую Веру. Верим, что если суждено продолжительное время существовать миру, православная проповедь Евангелия Царствия Божия пройдёт по всей вселенной, несмотря на нынешние скорби Церкви: "Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, пав в землю, не умрёт, то останется одно; а если умрёт, то принесёт много плода" (Ин 12.24).
Но если бы будущее повернулось и в другую сторону, то что другое нам остаётся, как не прижать тесно к сердцу наше сокровище, как не зажать крепко в руках святое Знамя, вручённое нам? Ибо за сохранность их мы должны дать ответ. "Будь верен до смерти, и дам тебе венец жизни" (Откр 2.10).
К чему нас зовут.
И вот ныне нам говорят: прошло время; ни одно из христианских вероисповеданий сокровищем истины в целости не обладает; все они более или менее равны по достоинству и все дефектны. А потому: разметаем границы, снесём чересполосицу наших церковных полей, пересечём их межи тракторами-плугами и создадим одно огромное поле, единую Церковь, как этап, может быть, к слиянию всех в одной мировой религии, ликвидирующей все разделения, споры, борьбу на почве религиозных мировоззрений. До времени храните себе свой уклад, свои традиции, свои предрассудки: но примите в основе принципу что Божия Церковь — все кто называют себя христианами и признают положительное значение Евангелия.
Первые ступени последствий этого нового движения ещё пока не так бросаются в глаза. Это пока встречи, братские объятия, минуты умиления, в которых видят веяние духа новой Пятидесятницы. Сначала — соединение под одной крышей часовен разных христианских вер; потом — один храм для всех и богослужения в нём разных исповеданий в порядке очереди; а затем — общие совместные моления и общая Литургия для всех с "интеркоммунион", т.е. с общим причащением, как знаком соединения всех в одном теле Христовом. Теоретическое условие — признание равноправия и равноценности всех христианских вероучений: его вы уже приняли самым фактом вашего вхождения в Союз церквей. Если внутри своей Церкви, по своей привязанности к традиции или по узости ваших взглядов, вы имеете право культивировать особенности вашего вероисповедания, то это только уступка вашей консервативности, вашему законничеству и, может быть, вашей отсталости. А между тем, что происходит? Если вы православные, то вы своим принятием принципа равноценности вер уже отвергли основной догмат Церкви — единство веры; значит, отвергли все усилия в истории Церкви к сохранению единства веры, вы отвергли вселенские соборы и их догматы. На деле же пред вами опасность ещё больше. Уже часть протестантизма не исповедует подлинного, существенного, онтологического Богосыновства Господа Иисуса Христа, как Единородного Сына Божия и Бога, признавая во Христе только нравственное единение с Богом Отцом, — хотя и сохраняет крещение во имя Отца и Сына и Святаго Духа (такова, напр., "Чехословацкая национальная церковь", соединяющая себя с именем Ивана Гуса). Такое же неверие открыто заявляют некоторые представители духовенства протестантских церквей и профессора теологических факультетов, продолжающие при этом считаться представителями и авторитетами христианской историко-богословской науки. Так как обычно, при оформлении разных общественных соглашений, равнение производится на таких элементарных принципах, какие признаются всеми членами данной организации, — то и в Объединительном Движении окажется таким принципом признание исторической Личности Господа Иисуса Христа, как великого морального и религиозного Учителя, причём за отдельными исповеданиями будет признано право иметь свои более сложные надстройки веры. В идее — такой принцип кажется способным объединить всё христианство. Но ведь и магометанская религия признает Иисуса одним из великих пророков, ставя Его в ряд с Моисеем, Магометом и другими. В конце концов, и Иудейство может примириться на признании Иисуса, как гениального Учителя жизни. Таким образом, получается союз религий, ведущий в конечном счёте к единой религии будущего, покровительствуемой, привилегированной и культивируемой в том же направлении, как и идея мирового государства.
Не ложный ли страх — подобные выводы? Едва ли. При всё ускоряющемся темпе развития событий и небывалых технических достижений, как, напр., овладение частью мировых пространств, — долго ли ждать до осуществления чисто идейных замыслов или планов?
Так ли или иначе, но совершенно ясно, что объединительные перспективы в области христианства грозят оставить без всякой защиты сущность нашей веры, веру во Христа как Бога, а с нею все христианские догматы: воплощения Сына Божия, безсеменного рождения Его, евангельские чудеса, воскресение и вознесение Христово и догмат нашего спасения.
Что же это? Изменилось ли христианство? Что, — теперь уже нельзя веровать так, как веровал почти весь христианский мир на протяжении двух тысяч лет? Нет. "Христос вчера и днесь, Той же и во веки" (Евр 13.8). И ложные учения ныне те же, что были во всей силе и в древней Церкви и однако были побеждены Церковью. Из арианства логически следовали те же выводы, что и в наши дни при потере веры в Богочеловечество Христово: потому также напряжённую борьбу повела Церковь с арианством, потому столько жертв потребовала эта вековая борьба.
Конечно, представленные нами угрозы и опасности ещё не определились в полной степени в текущей действительности, не стали совершившимся фактом. И здесь, вероятно, лежит причина вхождения большинства представителей православного мира в данное Движение, как это ни горестно. Здесь действует, очевидно, надежда на то — надежда обманчивая — что они служат таким путём идее Православия, миссии Православия. С другой стороны, здесь мог влиять отчасти дух уныния при виде страданий Церкви, её унижения и внутренней в ней в данный момент разобщённости; это побуждало искать поддержки и опоры в широком христианском мире, защиты против врагов всякой веры, всякой религии.
Наш долг.
Нужно признать, что и в протестантском мире не все религиозные общества вошли в нынешнее объединительное Движение. Мало того: оно там вызвало сильную акцию сопротивления, которая растёт и принимает со своей стороны организационные формы: съезды, издание соответствующих книг, выступления в прессе, в журналах.
Тем более мы, члены Православной Церкви, имеем исключительное основание и долг отстаивать истинный догмат о Церкви, его православное понимание, не позволяющее расширять понятие Церкви до неопределённых, почти всеобъемлющих границ. Не следует доводить шатания и скользкие шаги до того пункта, когда наличие неправославного уклона отдельных лиц дойдёт до сознания масс верующего народа, так как тогда сопротивление неправомыслию может всколыхнуть весь православный мир.
Какие же безусловные и нерушимые основания имеются для отстаивания истинного понятия о Церкви? Нам достаточно руководиться пока двумя основаниями: а) что Церковь всегда едина и единственна и б) что существеннейший признак Церкви — её преемственность от Апостолов.
Церковь едина и единственна.
Что Церковь Христова всегда понималась, как внутреннее, а вместе и внешнее единство, при одновременном условии независимости отдельных поместных православных церквей, нет необходимости доказывать. Православная Церковь так всегда верила, и такой её строй существовал в действительности от времён Апостолов. Существовали церкви: Иерусалимская, Римская, Александрийская, Антиохийская, составляли свои поместные соборы, — жили почти независимой жизнью каждая — и в то же время у них было единство веры и единство духа. И Апостолы представляют Церковь, как единое тело при единой главе — Христе, едином духе, единой вере, единой надежде, едином крещении; на этом принципе совершаются от апостольских времён принятие людей в Церковь и отлучения от неё. Церковь есть духовный дом Божий, или, по Апостолу, здание, которое, "слагаясь стройно, возрастает в святой храм в Господе" (Еф 2.21), значит, имеет определённую структуру и целостность. Об отлучённых от Церкви читаем: "Они вышли от нас, но не были наши: ибо если бы они были наши, то остались бы с нами; но они вышли, и через то открылось, что не все наши" (1Ин 2.19). "Из посторонних же никто не смел пристать к ним, а народ прославлял их", т.е. к Церкви (Деян 5.13).
Этот принцип был не только догматом Православной Церкви. И еретики, когда отделялись от Церкви, то отделялись потому, что считали свои общества только Истинной Церковью, отделялись ради сохранения идеи Церкви. Да и потом, в эпоху реформации, протестантизм отмежевался от Римской церкви потому, что счёл её впавшей в заблуждение и потерявшей право быть Христовой Церковью. И в истории новейшего времени каждая секта, выделяясь из прежнего своего вероисповедания, отрясала прах от ног своих, уверенная, что она, только она, восстанавливает истинную Церковь Христову. Когда протестанты стали учить о невидимой духовной Церкви, то это не значило, что они представляют себе её объединяющей все исповедания: они только имели в виду невидимую границу, отделяющую верующих, как членов Церкви, от грешников и неверующих, недостойных принадлежать к Христовой Церкви. В Православной Церкви догмат о Церкви не вызывал сомнений. И это, очевидно, было причиной того, что богословие на христианском Востоке даже не поднимало вопроса о догмате Церкви: в первой полной системе православной догматики, в "Точном изложении христианской веры" преп. Иоанна Дамаскина (VIII в.) нет даже главы о Церкви. Достаточно было слов символа веры: "Верую во едину святую соборную и апостольскую Церковь". И только последнее время принесло совсем новое учение, что для Христа "тесны границы одной Церкви", но что все христиане всех исповеданий составляют общую Церковь, несмотря на все разделения и разномыслия.
Преемственность от Апостолов — другой существеннейший признак Церкви.
Апостолы заложили храм Церкви Христовой, и они остаются на все времена основаниями строения, на краеугольном камне Христе. Поэтому Церковь должна иметь и имеет историческое и органическое единство, как одно тело, как одно растение-дерево, питающееся одними соками и неразрывное от корней до ветвей. Внутренней связью этого единого целого является преемственность иерархии, преемственность благодати священнодействия, передаваемой через рукоположение без перерыва от рукоположений апостольских. Эта преемственность создаёт органическую тождественность Церкви во все века, наследственность в одной великой Христовой семье, подобную "наследственности крови", составляющей единство родов и семейств.
Не одна наша Церковь, восточная, Православная, имеет эту преемственность. Сохранилось апостольское происхождение и у некоторых других исторических церковных ветвей, отколовшихся от Православия, между которыми первое место занимает церковь Римо-католическая. Мы уважаем их апостольскую преемственность, несмотря на их неправославность. Римо-католическая церковь отклонилась от древнего Предания, отошла от общего потока жизни Церкви, снизила высоту евангельских требований от христианина, и путь её отклонился в сторону от прямого, "правого" пути. Первым бросающимся в глаза отклонением явилась догматизация города Рима, как единственного города на земле, епископ коего обладает даром безошибочности-непогрешимости в учении веры и нравственности, тогда как, по Писанию, вообще мы "не имеем здесь пребывающего града" (Евр 13.14). Отсюда пошли другие крупные догматические, а равно и канонические отклонения. Что же касается лютеранства, кальвинизма и вышедших из них сект, то они преемственной иерархии не имеют, да её и не признают.
Значит ли защита догмата о Церкви, что мы считаем только себя спасёнными? Значит ли защита догмата Церкви, что мы совершенно отрицаем всё вне-церковное христианство и какое-либо его положительное значение? Нет, мы не вторгаемся в суды Божии, мы не берём на себя смелости производить от Божия имени приговоры ни над собой ни над другими. Мы знаем: "Не всякий, говорящий Мне: "Господи! Господи!", войдёт в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного" (Мф 7.21). Знаем слова Господни: "Не думайте говорить в себе: "отец у нас Авраам", ибо говорю вам, что Бог может из камней сих воздвигнуть детей Аврааму" (Мф 3.9). Бог не лицеприятен, "во всяком народе боящийся Бога приятен Ему", и все мы будем судимы по делам нашим. Верим и в то, что Господь слышит сердечные воздыхания и искренние молитвы, обращённые к Нему, и славословия, откуда бы они ни исходили. Но знаем также и то, что верность Церкви есть верность Господу Иисусу Христу и Его Евангелию, а измена Церкви есть измена Христу и Евангелию.
Значит ли защита догмата о Церкви, что ею отрицается всякая связь, всякий контакт с иными вероисповедными и над-исповедными, меж-конфессиональными организациями? Врагами ли нам быть всякого сближения людей? Нет! Будем искать добрых связей, будем искать и поддерживать сотрудничество межконфессиональное, так как это диктуется общественной пользой. Мы знаем, что такого контакта часто требует необходимость защиты чад нашей Церкви, защиты их жизненных нужд, а иногда даже необходимость защиты самой Церкви от её врагов. И мы признаём благотворные результаты такой связи, мы помним их и ценим полученную в нужный момент поддержку. Только пусть такая связь и поддержка не нарушает ни в какой степени наших догматов, пусть польза от них достигается не ценой измены тому, что нам вверено, и отказа от того, что нам дорого, во что веруем, что храним, как Священное Предание. Таким Священным Преданием является учение о Церкви, ибо Церковь всегда была и должна оставаться впредь в мире бастионом веры.
Церковь — крепость веры.
Принадлежать к Церкви необходимо, прежде всего потому, что в ней дано нам "всё потребное для жизни и благочестия" (2Пет 1.3), а значит, для совершенствования и спасения.
Но кроме того, должно помнить, что Церковь есть "столп и утверждение истины", она — бастион веры, она — крепость христианства, назначение которой выдержать напоры всех сил ада. Она кремль, вокруг которого раскинулись широко свободные поселения, одни по своему духу — христианские, другие нехристианские.
Мы, члены и служители Церкви, обязаны беречь и стеречь её стены, её входы и выходы. Мы были бы преступниками своего звания, если раскроем настежь входы в неё и снесём её укрепления, и особенно в период, когда с разных сторон враги и ложные друзья готовы вторгнуться в неё. Церкви принадлежат те драгоценные жемчужины, ради обладания которыми следует пренебречь ценностями мира.
Какие ценности нам нужно теперь особенно оберегать?
Церковь сохраняет разнообразное богатство Предания: истины веры, нравственности, каноны, обычаи, всё то, что идёт от Апостолов и завещано вообще древностью и строителями Церкви всех веков.
Но есть особые ценности, которые выступают на первый план в наше время. Две таких ценности в особенности должны стоять перед нашим взором: а) вера в божество Господа Иисуса Христа и б) вера в вечную жизнь.
Приходится признать, что во внецерковном христианстве меркнет и забывается самый принцип христианской "веры". В то время, как вся евангельская и апостольская проповедь полна словами о вере, призывами к вере, похвалами вере, утверждениями в вере и сами христиане называются "верующими", — теперь христианство переводится в простое историческое знание и в учение о нравственности; вера сохраняется ещё на низах, но уже почти исчезает как термин в богословской науке протестантского Запада. В частности, это касается веры в божественность Христа и в вечную жизнь.
Между тем, божественность Христова — первая истина христианства, основной предмет веры для христианина и камень Церкви. Само учение Христово о создании Церкви началось от исповедания апостолом Петром веры в Иисуса Христа, как истинного Сына Божия. Проповедь о Христе есть проповедь о Единородном Сыне Отца, истинном Боге, сошедшем с небес, Имже и века сотворены. "Сие же написано, — читаем в Евангелии от Иоанна, — дабы вы уверовали, что Иисус есть Христос, Сын Божий, и, веруя, имели жизнь во имя Его" (Ин 20.31). — "Духа Божия и духа заблуждения узнавайте так: всякий дух, который исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, есть от Бога; а всякий дух, который не исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, не есть от Бога, но это дух антихриста, о котором вы слышали, что он придёт и теперь есть уже в мире" (1Ин 4.2-3). Мы уже упоминали о немецком теологе, пишущем критически о Православии: этот богослов в книге прямо заявляет, что он, как и его коллега — историк Церкви, признаёт только нравственное единство с Богом в Иисусе Христе. Так внеправославная внецерковная теология сама становится разрушительницей веры. Насколько эта истина веры важна в христианстве, видно из того, что её утверждению были посвящены все Вселенские соборы: из них — пять непосредственно, а два (второй и седьмой) косвенно. Как же чётко должна проводиться граница между верующими в этот догмат и неверующими! Какое может быть общение веры с такими вероисповеданиями, которые прикровенно или открыто не признают Спасителя Единородным Сыном Божиим и возвращают своих членов в арианство или иудейство? — и с теми учёными теологами, которые, считаясь представителями научного богословия, перевели богословие на методы научного позитивизма, отрицающего всё чудесное?
Вторая истина — вера в вечную жизнь. Снова скажем: Проповедь Христова и Апостолов есть проповедь вечной жизни. Ею полон весь Новый Завет. Но кратко эта истина заключена в словах Спасителя: "Бог не есть Бог мёртвых, но Бог живых, ибо у Него все живы". На этой истине основана вера в Небесную Церковь и в нашу тесную связь с нею. На ней зиждется православное учение о Церкви, как о таинственной связи двух миров. Православное учение о Церкви в этом пункте также не совпадает с учениями других вероисповеданий, — и это снова препятствует общению веры с ними.
Для нас, православных, Церковь подобна евангельскому событию преображения на Фаворе, когда земное соединилось, как бы слилось с небом, когда пребывавшие на земной горе Апостолы были в обществе небожителей Моисея и Илии, когда Господь Иисус Христос видимо соединял тех и других, и слышен был глас с небес, и свет небесный осиял всех, и облако, как благодать Церкви, осеняло Фавор. В православном представлении — полном, богослужебном — земная Церковь не мыслится иначе, как увенчивающейся Небесной Церковью, тогда как для других исповеданий обычно Церковь есть земное общество верующих во Христа.
Вера в вечную жизнь стала во внецерковном христианстве холодной, бездейственной, как бы потухла или померкла. Показатель этого — хотя бы равнодушное отношение там к памяти об усопших, выражающееся внешне почти только в уходе за могилами. Но, главное, от слабости веры в вечную жизнь идёт новое учение о задаче или назначении Церкви. Слышен призыв: перестать ставить главной целью спасение своей души! Нужно повернуться на 180 градусов, пришло время Церкви обратиться к земному строительству, называемому "строением на земле Царствия Божия" — к социальной, гуманитарной, культурно-просветительной деятельности, а не готовить себя к вечной жизни за гробом.
Не отрицает и не отворачивается и Православная Церковь от жизни земной. Она её благословляет, как благословляет семью, брак, государственную жизнь. Только она не смешивает своих задач с задачами общественных земных учреждений, помня слова Спасителя: "воздадите кесарево кесареви, а Божие Богови". Иначе получилось бы то, как если бы сказали солнцу: перестань посылать лучи на землю и сушить землю! Растения нуждаются во влаге, нуждаются в питании и требуют удобрения, им нужен кислород и азот: вот что позаботься доставлять им. Должно ли бы солнце отказаться от своего прямого служения и взяться за чужие обязанности?
То же нужно сказать и о Церкви. И что было бы, если бы Церковь сменила свои заботы о вечном на заботы о временном? Она потеряла бы и то и другое. Будущее государство сказало бы ей, как говорит уже и теперь: мы обойдёмся без вашей помощи; у нас есть свои государственные больницы и организация медицинской помощи — мы не нуждаемся в вас; мы желаем, чтобы школьное дело всё было в одних наших руках; мы имеем систему благотворительных учреждений, приютов, старческих домов и всего социального обеспечения, и обойдёмся без вас.
Да, скажем мы, было бы тяжёлым ударом по религии отнятие права практического выражения христианской любви к ближнему от Церкви. Однако любовь к ближнему во Христе найдёт для себя другие пути, другие формы выражения, не менее благотворные, не менее ценные; лишь бы только сознание христиан было озарено светом вечной жизни. И никакие ограничения в деятельности не приведут к упадку Церкви, ясно различающей свои основные цели от прикладных задач и помнящей всегда, что "видимое временно, а невидимое вечно" (2Кор 4.16). Таковое именно сознание Православной Церкви.
Заключение.
В заключение, кратко ответим на те укоризны или недоумения, какие нередко нам ставятся, как было уже указано, в связи с защитой догмата о Церкви.
Не из узости и консерватизма, не из фанатизма или нетерпимости к чужим мнениям и убеждениям не принимаем мы нового, расширенного понятия о Церкви, а потому, что первый наш долг: твёрдо держаться апостольского Предания, а с ним извечного догмата, касающегося Церкви. Не из потери, далее, чувства любви наша Церковь обособляется от Союза церквей, претендующего стать новой "вселенской церковью", — а потому, что она видит ложность нового пути и имеет прямую обязанность предостеречь всех нас, православных, от него. Жаждет Церковь возможности просвещения всего мира светом Евангелия: но для этого нужно сохранение в независимости, силе и внутреннем единстве самой Церкви.
Не точку зрения, наконец, только небольшой ветви Церкви Православной выражаем мы: но дерзаем в этом случае выразить учение всей Вселенской Церкви, с которой находятся в единении сонмы апостолов, мучеников, святителей, подвижников и наставников благочестия всех веков, согласно словам Апостола: "возвещаем вам" — о Слове жизни — "дабы вы имели общение с нами; а наше общение — с Отцом и Сыном Его, Иисусом Христом" (1Ин 1.3). В общении с ними — сила Церкви, и полнота Церкви, и истинная вселенскость — кафоличность Церкви.
Протопресвитер Михаил Помазанский
Православная Русь, № 20, 1962 г.
Метки: рпцз, михаил помазанский
Комментарии
RSS лента комментариев этой записи