Горненский монастырь РПЦ МП в Иерусалиме в послевоенное время. Как обитель адаптировалась к «советчине»
Горний, или Горненский, монастырь находится в одном из зеленых уголков на юге современного Иерусалима – Эйн-Кареме (в переводе с арабского – «Источник в винограднике»). Предание связало это место с посещением Богородицей Своей родственницы праведной Елисаветы, матери св. Иоанна Предтечи.
Своим возникновением монастырь обязан начальнику Русской духовной миссии архимандриту Антонину (Капустину). В 1871 г. архимандрит Антонин купил в этом месте два дома и обширную плантацию оливковых деревьев, а затем, расширив участок покупкой смежных земель, построил приют для русских паломников. Впоследствии здесь стали селиться российские инокини, и приют стал монастырем, где постоянно творилась молитва.
В 1947 году в монастыре жило 110 монахинь во главе с игуменией Антониной. После перевода монастыря в юрисдикцию Московского патриархата в обители осталось около 30 насельниц.
Газета «Нью-Йорк Таймс» так описала происходившее: «СССР смог получить собственность РПЦ в Израиле после того, как Израильское правительство постановило, что Советское правительство является законным преемником бывших владельцев, а именно Императорского Палестинского общества и Московской патриархии.
Затем Советский Союз послал Новую русскую миссию, состоящую из архимандрита, игумении и 28 монахинь, приехавших несколькими группами, которые поселились на знаменитом старинном русском участке территории и в монастыре Эйн-Карем.
Некоторые из старых монахинь, живших в монастыре с царских времен, перешли через границу в Иорданию, а некоторые уехали в Англию. Оставшимся, число которых составляет по меньшей мере двадцать, было сказано, что они должны получить советские паспорта; нескольким отказавшимся перестали давать пищу, пока они не передумали».
Первым советским начальником Миссии стал архимандрит Леонид (Лобачев). Он прибыл в Иерусалим в конце ноября 1948 года вместе со священником Владимиром Елховским. Бывший начальник Миссии, клирик РПЦЗ архимандрит Антоний (Синкевич) по настоянию властей вынужден был покинуть Израиль, и страница истории перевернулась.
«Большинство из братии сбежали вместе с Антонием и остались только четыре человека: арх. Мелетий, иеродиакон Мефодий и два монаха Василий и Никифор, из них Никифор и Мефодий отстранились от нас, заявив, что митр. Анастасий (глава РПЦЗ – Б.К.) не благословил их общаться с нами в молитве, - пишет о. Леонид прот. Николаю Колчицкому. – Сейчас открытых противников осталось в Горненском монастыре 6 человек, на подворье из паломников 10… Храмы и ризницу приняли при содействии гражданских властей, так как хранитель Мефодий перед этим отказался выдать ключи».
Характеризуя старых монахинь, архимандрит Никодим (Руснак) говорил: «Насельницы Горнего собраны с разных сторон, в разное время и по разным причинам. Большая часть старых насельниц попали в монашество поневоле. Во время Первой мировой войны, как русских паломниц, не пустили обратно в Россию. По нужде они и очутились в монастыре».
Передача Троицкого собора в Иерусалиме была осуществлена на основании записки от 1 декабря 1948 года, составленной по-русски, за печатью военного губернатора Иерусалима, в которой сказано: «Господину иеродиакону Мефодию: Настоящим предлагаем Вам передать ключи и все другие вещи Русской духовной миссии представителям православной Церкви, прибывшим из Москвы, каковыми являются архимандрит Леонид и священник о. Владимир».
По свидетельству очевидцев, сотрудники Московского патриархата явились в сопровождении группы крепких молодых мужчин в штатском из советского посольства и нескольких наблюдателей от израильского правительства. Иеродиакон Мефодий наотрез отказался сдавать ключи храма. Тогда молодые люди в штатском окружили священнослужителя и стали его избивать. Израильские наблюдатели в избиении не участвовали, но и не защищали его. Сила взяла свое: избитого до потери сознания о. Мефодия бросили в канаву, ключи от храма сорвали с его пояса, и «передача имущества» состоялась.
Вскоре всех несогласных выдавили из Миссии. Тем более что Израиль обязался, что священники Зарубежной Церкви покинут страну, и советское правительство получит все имущество.
5 декабря 1948 года, на следующий день после Введения, состоялась первая «советская» служба в Горнем монастыре: «Обитель приготовилась к встрече как к великому празднику. В течение суток сделана полная уборка храмов, всех помещений. Всенощную мы служили втроем (без диакона, которого здесь вообще нет). Очень стройно пел монастырский хор. Ночевали в дворянской гостинице (большой дом, принадлежащий монастырю, в котором помещают почетных гостей).
В 9 часов ударил большой колокол к литургии, при торжественном перезвоне у храма меня встречает игумения со старшими насельницами монастыря, хор запел входную «Достойно».
Во время литургии прибыло наше посольство, представители государства Израиль, представители командования армии, фотографы, журналисты, репортеры».
Верующие в то время еще не привыкли к активному вторжению масс-медиа в церковную жизнь. Многие монахини были недовольны, что о. Леонид разрешил прессе фотографировать во время богослужения.
Поначалу жизнь в Горнем не клеилась. Инокини привыкли жить по кельям, и не готовы были во всем следовать общежительному уставу. К тому же многие из них были в преклонном возрасте и нуждались в уходе. Сетования на жизнь в Горнем в отчетах начальников Миссии звучат постоянно. «Мать Михаила своим попустительством монахине Гаврииле превратила ее в какую-то привилегированную даму в обители, типа Фленушки по Мельникову-Печерскому», - пишет архимандрит Никодим (Ротов).
«Горненский монастырь можно сравнить с тлеющим вулканом, который в любую минуту может извергать пылающую лаву. Пока там относительно спокойно, но инокиня Елизавета (Умникова) иногда позволяет себе хулиганские поступки, доходящие до публичного оскорбления игумении и сестер», - вторит ему архимандрит Ювеналий (Поярков).
«Совершенно отсутствует дисциплина и не все трудоспособные насельницы несут одинаково послушание: одни перегружены работой – это в основном из новоприбывших инокинь, которые в основном и несут всю работу монастыря, а другие отсиживаются в своих кельях просто демонстративно или мотивируя болезнью. Все это происходит оттого, чему я свидетель, что игумения по состоянию здоровья не имеет возможности вникать во всю жизнь монастыря, и сестры, таким образом, чаще бывают предоставлены самим себе.
Некоторые сестры привыкли не чувствовать игуменской власти Игумении Тавифы и, игнорируя Игумению, обращаются по разным вопросам непосредственно в Миссию.
Некоторым таким инокиням мне приходилось делать наставления и просто приказывать, чтобы они обращались к Игумении со всеми вопросами и, если в Миссию, то только с благословения матери Игумении.
Я считаю, что такая постановка необходима для дисциплины в монастыре», - продолжает тему архимандрит Гермоген (Орехов).
В монастыре довольно часто меняются настоятельницы. После нескольких неудачных назначений в обитель приезжает из Риги игумения Тавифа (Димитрук). 10 августа 1960 года она официально вступила в должность. Мать Тавифа ввела в трапезной чтение жития святых и пролога (т.е. свода сокращенных житий святых и слов Василия Великого, Иоанна Златоуста и проч.). Бывшая игумения Михаила (Корчагина) была переведена на послушание уставщицы-псаломщицы в Троицкий собор Миссии.
Но уже через несколько лет, в 1964-м, мы видим на месте игумении другую Тавифу – Бурлей. В монастыре к этому времени жило 50 сестер. Усилиями новой настоятельницы была восстановлена общая трапеза. «Единственно, чего теперь недостает Горнему – это постоянно живущего там священника из Советского Союза. Ведь иеромонах Алексий терпим в Горнем как духовник и совершитель Богослужений только благодаря крайней нужде», - считает архимандрит Ювеналий (Поярков).
Начальники Миссии стараются не выносить сор из избы. «В Рождественские праздники супруга сторожа избила на кухне кухарку. Игумения отказалась вмешиваться в эти «мирские дела». Дело это, как мне кажется, не примет широкой огласки вне монастыря, а как позволят местные условия – обидчица будет наказана», - сообщает по поводу одного инцидента архимандрит Ювеналий.
Церковное начальство всячески старалось огородить сестер от «чуждого влияния» и стремилось свести к минимуму вероятность встречи с «зарубежниками». В одном из отчетов архимандрит Никодим (Ротов) выражает опасение, что насельницы Горнего увидятся с «раскольниками» у Гроба Господня на Рождество 1960 года, и это приведет к нестроениям.
Также начальство заботится о том, чтобы сестры не получали негативную информацию. А то, чего доброго, проявят политическую недальновидность и ляпнут иностранцам лишнее. Когда сведения о гонениях на религию в СССР дошли до Иерусалима, архимандрит Гермоген (Орехов) через Совет по делам РПЦ постарался организовать письма с родины, чтобы успокоить сестер: нет никаких гонений - и точка.
В то же время руководители Миссии стремились расширить «культурный горизонт» монахинь, показать им важность экуменических связей. Сестры не раз совершали паломничества к христианским святыням, в том числе и к тем, что находились в ведении других конфессий. Так, в 1965 году архимандрит Гермоген вывез сестер к месту Успения Богородицы в бенедиктинский монастырь. С разрешения католиков они пропели канон Успению. «Моя цель приобщить монахинь нашего монастыря к разнообразной духовной жизни, расширить их кругозор», - признается он.
Насельницы несли разнообразные послушания. Кто-то пел в церковном хоре, кто-то в других миссийных храмах. Миссия не могла обходиться без них: если те заболевают, «это парализует нормальное течение жизни».
Летом сестры были заняты сбором миндаля, осенью – маслин. Приходилось делать и небольшие ремонтные работы. О состоянии монастырских строений архимадрит Ювеналий (Поярков) сообщает: «Левую стену, которая состоит из групп не скрепленных ничем камней, придется перебрать и зацементировать. Из-за сильных дождей зимой разрушается штукатурка каменных оград. Имеются также повреждения в игуменском доме, трапезной и некоторых домах насельниц».
Большое неудобство испытывали насельницы из-за соседства монастыря с детской колонией малолетних преступников. Подростки устраивали налеты на обитель, и полиция им не очень препятствовала. Так, для острастки ловила одного-двух, и приводила на суд. По словам о. Ювеналия, «основных виновников, которые ломали двери, били крыши, украли вещи у сестер, прогнали сторожа обители и забрали осла, и которых не раз ловила полиция, на суд не привели и не судили».
Надо сказать, что плохо управляемые подростки часто били церковные стекла в это время и в СССР. Милиция им не особенно препятствовала. Так что ситуация для православных была симметричной: молодое поколение Советского Союза и Израиля соревновалось в вандализме.
3 сентября 1964 года в Горнем повторился погром: в дома монахинь летели камни, выламывались двери и рамы, бились стекла. От нервного потрясения одна насельница заболела. У инокинь появилось постоянное чувство страха.
Архимандрит Ювеналий предлагает советским чиновникам: «Может быть, как крайняя мера нашего протеста, могла бы быть опубликована в журнале Московской патриархии статья о тех ненормальных условиях, в которых подчас оказывается наша Миссия?»
Да, велика была в то время вера у советского человека, пусть он и был церковным топ-менеджером, в силу печатного слова. Раз сказал в прессе, то что-то изменится.
Сегодня все, конечно, совсем не так.
Борис Калымагин