Игумения Александра с сёстрами: "О монашестве" - доклад на конференции 2019 (ФОТО)
Монашество — это тема очень обширная и многоплановая, имеющая много аспектов. В настоящем докладе мне бы хотелось вкратце описать исторические пути развития монашества (восточного и западного), а также сделать определенные выводы для монашествующих, находящихся в современных условиях.
Для спасения Господь дал нам заповеди, но пути спасения различны. Можно жить в миру и стяжать многие добродетели. Можно ради спасения уйти от мира, но не от тяжести и сложности мирской жизни, а единственно для того, чтобы быть ближе к Богу, чтобы в покаянии и смирении работать Господу и чаять Царствия Небеснаго.
В первые века христианства, когда число христиан было незначительно, они являлись собой примеры мученичества и ревностного самоотвержения, которые нам сейчас даже трудно представить. Являясь вместилищем благодати Святаго Духа, они старались ежедневно причащаться Святых Христовых Таин, которые они хранили в своих домах.
"Когда прекратился подвиг мученический и начали принимать христианскую веру уже не одни избранные, не по особенному призванию, не с решимостью на величайшие бедствия и смерть, но все вообще, как веру господствующую... Христианство соделалось всеобщим, но оно не сохранило прежнего самоотвержения. Христиане в городах и селах начали вдаваться во многие житейские попечения, позволять себе роскошь, плотское наслаждение, участие в народных увеселениях и другие послабления, которых первобытные исповедники веры чуждались как отречения от Христа в духе. Пустыня представляла собой естественное убежище и пристанище, не возмущаемое соблазнами, для христиан, желавших сохранить и развить в себе христианство во всей его силе. "Пустыня, — говорит святой Исаак Сирский, — полезна и немощным и сильным: в первых удалением от вещества не допускается разгореться и умножиться страстям, а крепкие, когда будут вне вещества, то достигают борьбы с лукавыми духами". [1] Так пишет о возникновении монашества святитель Игнатий Брянчанинов.
Монастыри, по первоначальному своему происхождению, были частными религиозными обществами, которые составлялись из лиц, удалявшихся из мира для спасения своей души, с правом свободного выхода из общества по своему желанию. Монашество возникло в Египте в IV в., притом почти одновременно в двух видах: в виде отшельничества, в смысле полной изолированности отшельника (анахорета) от всяких связей общественной жизни и в виде монастырского общежития (киновии). Основателем первого был преп. Антоний Великий, основателем второго — преп. Пахомий Великий, основавший в 340 г. Тавеннисийский общежительный монастырь, где ввел довольно строгий устав. Преподобный Пахомий так устроил жительство братии, чтобы они производили сами все необходимое для жизни, мало нуждаясь в сношении с миром. Из Египта монашество распространилось сначала в Палестине, а потом по всему востоку. На востоке родоначальниками общежительного монашества являются преподобный Феодосий Великий (+529), основавший первую киновию в окрестностях Вифлеема с уставом Василия Великого, а также преподобный Савва Освященный (+532), обитель которого находится в 13 верстах на восток от Иерусалима. В первоначальных монастырских уставах, составленных препод. Пахомием и Василием Великим, совсем не затрагивался вопрос об отношении монастырей к церковной иерархии. Позднее стали ставить священников из числа монахов для богослужения в монастыре.
Как в Египте, так и в Палестине, монастыри объединялись своим центральным управлением, главой которого был настоятель главного монастыря. В общую связь этих соподчиненных монастырей входили и женские монастыри. Мужские и женские монастыри оказывали друг другу взаимную помощь, при этом никак не вступая в общение между собой. Братия строили новые келии для сестер, доставляли им овощи, а сестры шили одежду. Быстрый расцвет монашества в четвертом именно веке объясняется главным образом понижением общего уровня нравственности вследствие массового вступления язычников в церковь при христианских императорах, так что люди, стремившиеся осуществить в своей жизни идеал строгой христианской нравственности, не находили другого исхода, как порвать связь с миром и удалиться в пустыню.
Запад познакомился с монашеством благодаря Афанасию Великому, архиепископу Александрийскому, который в 339 г. бежал в Рим от искавших его смерти ариан. Монашество стало распространяться по всей Италии (на севере, главным образом, благодаря деятельности Евсевия Верцелльского и сочувствию святителя Амвросия Медиоланского). Самая видная роль в истории монашества в конце ІV и в V в. принадлежит преп. Мартину Турскому, блаженному Августину и преп. Иоанну Кассиану. Преподобный Иоанн Кассиан, происходивший из Рима, желая видеть примеры подвижнической жизни, посетил многие монастыри Египта, Фиваиды, был на Нитрийской горе, в Азии, в Понте и Каппадокии. По образу восточного монашества он основал во Франции (в Миссилии, нынешний Марсель) два монастыря (мужской и женский). Преподобный Иоанн Кассиан в "Писаниях" говорит о четырех видах монахов. Кроме уже известных анахоретов и киновитян он пишет еще о двух других. Одних он называет сарабаитами, которые называются монахами только напоказ. Живут самочинно, не учатся отсекать свою волю, не подчиняются воле старцев, для содержания себя постоянно занимаются работой вне монастыря. Четвертый род монахов имеют вид анахоретов, но на самом деле они всю жизнь бродят по разным странам, живя недолгое время то в одном месте, то в другом, "всегда шатаются, никогда непостоянны, всегда ищут удовольствий по чревоугодию. Они хуже еще сарабаитов". [2]
В ІV в. монашество проникло сначала в Испанию, а потом на Британские острова и Ирландию. Условия жизни ирландских монахов были чрезвычайно тяжелы. Они уходили жить в скалы, где не было участков земли. Ее приходилось привозить, чтобы что-то вырастить в этих суровых условиях. Постройка жилища, добывание пищи (даже рыбы) — все достигалось подвигами среди крутых недоступных скал. Обычно число братии в Ирландских отшельнических монастырях было невелико: не более 12 по числу апостолов.
На Западную Европу большое влияние оказал преподобный Бенедикт Нурсийский, основавший в VІ в. монастырь в Монте-Кассино недалеко от Неаполя. По образцу этого монастыря устраивались другие. Устав Бенедикта Нурсийского, имеющий очень много общего с уставами преподобных Пахомия и Василия, кроме трех обычных обетов — нестяжания, целомудрия и послушания — требовал еще обета "постоянства" обязывающего монахов к пожизненному пребыванию в том монастыре, куда они вступили послушниками. Бенедиктинство широко распространилось на западе: к концу VІІІ в. все монахи Европы были бенедиктинцами, за исключением Ирландии и некоторых испанских монастырей.
Примерно до ІХ в. западное монашество сохраняло те же традиции, что и восточное. С ІХ в. началось и в ХІ в. окончательно завершилось отпадение от единство Вселенской Церкви Западной ее части во главе с Римской кафедрой. Со времени отпадения Римо-католическая Церковь приобрела принципиальные отличия в догматах, обрядах, устройстве управления, что обусловило различие в путях развития восточного и западного монашества.
Восприняв и развивая воззрения блаженного Августина, западная Церковь считала себя носительницей справедливости и добра, "царством Божиим" на земле, и высшую свою цель видела не во отречении от мира, а в его спасении. Западное монашество почти совершенно утратило пассивный, созерцательный характер, стало деятельным, приобрело практические задачи (учительство, проповедничество, воспитание юношества, дела призрения, а в средние века даже вооруженная борьба с неверными).
Несмотря на различие в тенденциях развития восточного и западного монашества, и сегодня в католичестве существуют монастыри, практически не сообщающиеся с миром (трописты и кармелиты), но их очень мало. В таких монастырях чрезвычайно строгий устав, запрещающий личное общение между насельниками. Они не могут беседовать между собой, лишь знаками показывая, что необходимо сделать. Самые многочисленные монашеские организации - это ордена иезуитов, францисканцев и доминиканцев. Они участвовали в мирских делах, вовлекались в политику и социальные структуры. Сегодня на западе мы наблюдаем полное оскудение монашества, нет желающих идти в монастыри. Многие монастырские здания пустуют и продаются.
Среди католического монашества есть очень много действительно жертвенных и бескорыстных людей, готовых в случае социальных бедствии пожертвовать жизнью. Так, когда Африка в 90-х г. была поражена страшным вирусом ибола и местное население погибало от неизлечимой болезни, сотни католических монахов и монахинь, рискуя жизнью оказывали больным помощь. Они работали в специальных защитных костюмах, но все-таки большинство из них скончалась. В социальном плане такая жертвенность безусловно благо, но мирская направленность западного монашества идет в разрез с идеей древнего монашества и полностью противоречит значению слова монах, т.е. один с Богом. Монах одевается в темные одежды, чтобы показать свое отчуждение от мирских дел, чтобы не тщеславиться одеждой. Если монах постоянно вовлекается в мирскую жизнь, он уходит от главного монашеского подвига: безмолвия и молитвы.
На Руси монастыри стали учреждаться с самого начала официального распространения христианства. Сохранилось предание об основании греческими монахами Спасского монастыря близ Вышгорода. Супрасльская летопись упоминает о монастыре при основанной равноапостольным князем Владимиром Десятинной церкви в Киеве.
В 1051 году, побывавший на Афоне преподобный Антоний Печерский основал знаменитый Киево-Печерский монастырь. Устройство монастыря было сходным с тем, как начинали жить пустыножители-монахи на востоке. Преподобный Антоний ископал себе пещеру, где начал подвизаться в посте и молитве. К нему стали собираться братия и постепенно возник монастырь, выросший в Лавру. Лавра (с греческого часть города, переулок) — ряд келий, расположенных в ограде вокруг жилища настоятеля; впервые появились в Египте.
Татарское иго привело к разрушению некоторых храмов и монастырей, но зато способствовало постройке новых. С начала ХІV века до половины XV века, за полтора столетия, было основано до 180 новых монастырей. Увеличению числа монастырей способствовали, с одной стороны, льготы, которыми пользовалось русское духовенство от татар, с другой — усиление религиозного чувства под влиянием недавнего татарского нашествия. Особое значение получил Свято-Троицкий монастырь, основанный в середине XIV века преподобным Сергием Радонежским. Из него расходились по северу России иноки, которые основывали новые монастыри. В Твери было основано 11 монастырей, в Нижнем Новгороде— 4. ПреподобныйДионисий Суздальский (XIV в.) основал на берегу Волги Печерский монастырь, его ученик Евфимий — Спасо-Евфимиев, а преподобныйМакарий Унженский, переходя с одного места на другое, основал в костромских пределах 3 монастыря. В Новгороде по-прежнему количество монастырей было больше, чем где-нибудь в другом месте; их строили князья, владыки, иноки и простые люди.
Около Пскова возникло 12 новых обителей. На севере России в это время возникли монастыри Прилуцкий близ Вологды, Кирилло-Белозерский (1397) Соловецкий (в 1430-х гг.) и т. д. В одних монастырях насчитывалось до 300 иноков, в других было 6, 5 и даже по 2 монаха. Малые монастыри, в основном, не были самостоятельны, но зависели от больших и управлялись их настоятелями.
Общежительное устройство монастырей не было господствующим; в значительной их части каждый монах имел своё хозяйство, жил отдельно, и только для богослужения они сходились вместе. Таким характером отличались преимущественно северные небольшие монастыри, имевшие от 2 до 10 братий.
В XV—XVI веках насчитывают до 300 вновь основанных монастырей. Монах свободно мог уходить из монастыря, избирал себе уединённое место, строил келью, собирал несколько душ братии — и образовывался монастырь, на который не стоило уже большого труда выхлопотать пожертвования от людей благочестивых. Богатые и знатные люди иногда сами основывали свои монастыри, состоявшие в полной от них зависимости. Большие обители высылали от себя как бы монастыри-колонии — приписные монастыри, которые и оставались в их заведовании. Иногда одни монастыри приписывались к другим по распоряжению своего основателя или правительства.
Подчиняясь в духовных делах своему архиерею, большая часть привилегированных монастырей находилась под покровительством князей, царя, митрополита или архиереев из других епархий. Покровительство это доходило иногда до злоупотреблений, так как патроны смотрели на монастыри как на доходную статью. Монастыри, находившиеся под покровительством царя, ведались в Приказе Большого дворца, где давался им суд и велась опись их имуществу. Цари, митрополиты и архиереи, как патроны, наблюдали иногда за благочинием монастырей, писали им послания, требовали соблюдения уставов. [3]
Приводим здесь выдержки из письма игумена Антония к святителю Игнатию Брянчанинову, из которого видно, какого рода нестроения мешали монастырской жизни.
"Высокопреосвященнейший Владыка, Милостивейший отец и Архипастырь!
Последовали некоторые дела, о которых, конечно, уведомили Ваше Высокопреосвященство Ладожские Старицы. В краткое мое пребывание в С.—Петербурге по монастырским делам удостоился я милостивого приема Архипастыря нашего и продолжительной беседы об Успенских несогласиях. Владыко поручил мне заехать к ним и примирить их. Получивши такое трудное приказание, я отправился сначала к о. Благочинному поверить мои мнения его замечаниями. Он и опытнее и практичнее меня, но судит строже: я по слабости душевной не могу жестоко судить ни единого человека. Изволите видеть, что от своего мертвеца должен я был заняться ссорами, не умирающими в Старой Ладоге.
Я писал В. П. Исидору, что единое средство мира — развести несогласных, и указал на Ивановский монастырь, о чем уже предварительно Митрополита просили. Я рекомендовал матушку Августу и сестру Елисавету в самых почетных для них выражениях, не говоря, впрочем, ни единого слова о Вас. Татьяна Борисовна принимает участие в этом деле, потому что ее питомицы главная причина несогласия. Поэтому есть надежда, что Ивановский монастырь послужит убежищем для изгоняемых стариц.
Ваше Высокопреосвященство, конечно, не откажетесь ходатайствовать за Ваших учениц.
Но вот главное мое беспокойство, о котором я могу Вам только сообщить. В сестре Елисавете заметил я какую-то экзальтацию, какую-то жестокость в суждениях об Настоятельнице. Например, сказывала она мне, что видела, не знаю, какими очами, что злой дух вселялся или входил в Игуменью, что она пьет и проч. Все это быть может, но при начале монастыря следовало бы побольше иметь смирения. Оно есть могила или ров для основания здания. На высоту еще не скоро взойти можно. Поэтому я осмеливаюсь просить Ваше Высокопреосвященство напомнить Ваши советы умной Вашей ученице: не верить снам и видениям.
Кроме этого, есть тут и Марья Ивановна с разными пророчествами. Она теперь во смирении: жить ей негде, и потому ищет места, хотя бы для этого пришлось сдвинуть двух настоятельниц. Она готовится в сборщицы и рано или поздно окажется тяжким бременем для матушки Августы.
Этих предчувствий моих я не говорил Старицам. Они так умны, что советы мои для них излишни: иное дело Ваше слово." [4]
"Монастыри имели большое значение в древнерусской жизни, как экономическое, так и религиозно-просветительное. Основание монастырей служило одним из лучших средств для колонизации незаселённых местностей. Пустынножители избирали обыкновенно для своего поселения места, удалённые от человеческого жилья; возле них селился народ, и таким образом возникал посёлок, разраставшийся впоследствии в крупное поселение. Город Устюг, например, возник возле Гледенского монастыря, Ветлуга — около Варнавинского, Кашин — около Калязинского.
Расширение монастырских земельных владений также способствовало колонизационной деятельности монастырей: они разрабатывали пустыри, сзывали на них жителей и заводили новые поселения. Увеличение богатств в руках монастырей способствовало их благотворительной деятельности во времена народных бедствий. В один из голодных годов Кириллов-Белозерский, например, монастырь кормил ежедневно до 600 душ, Пафнутьев — до 1000. Возле монастырей были устроены богадельни, гостиницы, больницы. Некоторые из обителей окружали себя каменными стенами и служили надёжным оплотом против неприятелей, как, например, монастыри Псково-Печерский, Соловецкий, Калязин, Тихвинский и Троицко-Сергиевская лавра.
Из монастырей выходили проповедники, которые, рискуя жизнью, шли в среду язычников и сеяли там семена христианства (Исаия и Авраамий в земле Ростовской, Кукша у вятичей, Герасим Вологодский в Вологодской земле, Авраамий Болгарский у булгар, Стефан Пермский, Исаак, Герасим — у пермяков и др.). Многих из них постигла мученическая смерть от местных язычников. Основанные некоторыми из них монастыри служили оплотом для распространения и укрепления христианства среди язычников. Так, Коневский, монастырь содействовал обращению чудских племён в христианство, Мурманский — лопарей, в обращении которых позднее принимал деятельное участие Соловецкий монастырь.
Монастыри были также деятельными распространителями религиозного просвещения в древней Руси. На чтение и списывание книг монахи смотрели как на богоугодное дело. При монастырях рано стали заводиться библиотеки, а также и школы для обучения грамоте.
Влияли монастыри и своим примером, как проводники в жизнь без компромиссов известных нравственных требований. Далеко не все иноки были, однако, таковы. Уже преподобный Феодосий Печерский в своих поучениях обличал иноков в лености к богослужению, в несоблюдении правил воздержания, в собирании имения, в недовольстве одеждой и пищей, в ропоте на игумена за то, что он на монастырские средства содержал сирот и бедных. С увеличением числа монастырей и с ростом их льгот увеличивалось и количество монахов, шедших в монастырь не по призванию, искавших в нём лишь более спокойной, беззаботной жизни. Само стремление к отшельничеству вело иногда к бродяжничеству и подрывало монастырскую дисциплину. Вотчинные владения монастырей также немало способствовали порче монастырских нравов: монахи становились во враждебные отношения с крестьянами, тягались по судам и т. п. Обычай насильственного пострижения, развившийся на Руси в XIV и в особенности в XV вв., противоречил самой идее монастыря и ещё более способствовал упадку монастырскойжизни.
В XIX веке штатных монастырей, в смысле штатов 1764 года, то есть с определённым содержанием от казны, учреждалось весьма немного, но общее число монастырей сильно возросло. Прежде всего значение в этом отношении имело присоединение новых областей (Грузия, Бессарабия), в которых уже раньше существовали православные монастыри, затем обращение старообрядческих скитов в единоверческие монастыри, а греко-униатских монастырей — в православные.
Всего более содействовало увеличению в течение XIX в. числа монастырей в России учреждение так наз. женских общин, отличающихся от общежительных монастырей только тем, что члены общины не принимают монашеских обетов, исполняя все правила, установленные для послушниц или белиц настоящих м-рей. Обыкновенно настоятельницей общины является монахиня. Начало возникновения женских общин относится к XVIII ст. и совпадает с изданием монастырских штатов. Случалось, что при упразднении монастыря и переводе монахинь в оставленные по штатам монастыри часть послушниц, за недостатком места в монастырях, не покидала своих келий при бывших монастырских церквях, часть же удалялась в другие места, селилась около приходских или кладбищенских церквей, исполняя обязанности просфорниц и церковных сторожей. И в том, и в другом случае женщины эти продолжали жить по монашескому уставу, и к ним присоединялись новые. В первое время своего существования общины развивались без всякого внешнего контроля, но мало-помалу на них стали обращать внимание духовные и светские власти, а затем принимать их под своё покровительство. К старейшим общинам принадлежит Алексеевская в г. Арзамасе, возникшая тотчас по упразднении в 1764 г. местного Алексеевского женского монастыря, но признанная властями лишь в 1842 г. В 1-й полов. XIX стол. на пожертвования частных лиц и обществ стали учреждаться богадельни, в которых вводился общежительный устав. Нередко во главе таких учреждений становились сами основательницы, например, вдова убитого при Бородине генерала Тучкова, устроившая Спасско-Богородицкую общину. В XIX веке правительство само устраивало женские общины, главным образом в видах миссионерских (Лесненская Богородицкая община, ныне монастырь во Франции, и др.). Общины часто переименовывались в общежительные монастыри, иногда с причислением к одному из штатных классов, причём вновь возникаемому монастырю ставилось условием, чтобы он учредил какое-либо богоугодное заведение: богадельню, приют, лечебницу, школу и т. п. Всего таких общин в разное время по 1 июля 1896 г. возникло (вернее — признано) 156, и из них в общежительные женские монастыри переименованы 104 (67,53 %)". [5] Социальная направленность общин, преобразованных затем в монастыри, очень напоминает по устройству католические монастыри.
Хорошо известен пример Марфо-Мариинской обители, основанной в 1909 г. преподобномученицей Великой Княгиней Елисаветой Феодоровной. Обитель эта не была монастырем. Она выполняла задачу помощи бедным и нуждающимся. Сестры и сама Великая княгиня работали в больнице, устроенной при обители, ухаживали за больными. В обители получали среднее образование девочки-сиротки, была открыта бесплатная столовая для бедных. За оградой обители была устроена больница для женщин, больных туберкулезом. В социальном плане Марфо-Мариинская обитель — это действительно пример, достойный подражания, но это не монастырь. Невозможно соединить исполнение монашеского устава и социальную работу в миру.
Из приведенного краткого обзора о состоянии Российских монастырей видно, что при видимом благоденствии и процветании постепенно монашеская жизнь приходила в упадок. Епископ Игнатий Брянчанинов, опытно познавший жизнь в монастыре, ясно указывает на причины этого явления. По его мнению, упадок нравственности монахов находится в тесной зависимости от нравствености мирян. Он пишет: "Еще в начале нынешнего столетия вступало в монастыри много девственников, много лиц, не знавших вкуса в вине, не принимавших никакого участия в мирских увеселениях, не читавших никаких светских книг, образованных обильным чтением Священного Писания и писаний Отеческих, стяжавших навык к неупустительному посещению церкви Божией, преисполненных и прочими благочестивыми навыками. Они приносили в монастырь нравственность цельную, неколеблемую порочными навыками; они приносили в монастырь неиспорченное злоупотреблением здоровье, способное к перенесению подвигов, трудов, лишений. Строгое благочестие мира воспитывало и приготовляло строгих и сильных монахов по душе и телу.
Ныне ослабевшее христианство приготовляет и составляет, соответственно своему состоянию, слабых монахов... Наиболее вступают слабые, поврежденные по телу и душе; вступают наполнившие память и воображение чтением романов и других подобных книжонок; вступают пресытившиеся чувственными наслаждениями, получившие вкус ко всем соблазнам, которыми ныне преисполнен мир; вступают с закореневшими порочными навыками, с совестью притупленной предшествовавшим образом жизни, при котором дозволялись все беззакония и все обманы для прикрытия беззаконий. Для этих личностей борьба с собой очень затруднительна. Затруднительна она и по причине укоренившихся в них порочных навыков, и по причине утраты искренности, по неспособности к ней. По этой причине затруднительно и наставление их. Вступили они в монастырь, сняли мирские одежды, облеклись в черные одежды иноческие, но навыки и настроение, полученные ими, приобретают новую силу." [6]
Удаление монастыря от мира святитель Игнатий считает необходимой мерой для сохранения правильного устроения. "По современной нравственности и направлению мира монастырям более, нежели когда-либо нужно стоять вдали от мира. Когда жизнь мира соединена была с жизнью Церкви, когда мир жил жизнью Церкви, когда благочестие мирян отличалось по наружности от благочестия иноков только супружеством и стяжанием, тогда свойственно было монастырям находиться посреди городов, и городские монастыри доказали это, воспитав многих святых иноков. Но ныне должно быть обращено особенное внимание на вышеприведенное увещание апостола и приложено особенное тщание к исполнению его. "Какая совместность храма Божия с идолами? Ибо вы храм Бога живаго, как сказал Бог: вселюсь в них и буду ходить в них; и буду их Богом, и они будут Моим народом. И потому выйдите из среды их и отделитесь, говорит Господь, и не прикасайтесь к нечистому; и Я прииму вас. И буду вам Отцем, и вы будете Моими сынами и дщерями, говорит Господь Вседержитель" (2Кор 6.6-18). [7]
Вторая и не меньшая причина ослабления монашества, по мнению святителя Игнатия, состоит в почти повсеместном оставлении в монастырях внутреннего духовного делания, которому он, вслед за святыми Отцами, придавал первостепенное значение. "Важная примета кончины монашества — повсеместное оставление внутреннего делания и удовлетворение себя наружностью напоказ. Весьма часто актерскою наружностью маскируется страшная безнравственность. Истинным монахам нет житья в монастырях от монахов-актеров. За такое жительство, чуждое внутреннего делания, сего единого средства к общению с Богом, человеки делаются непотребными для Бога..."
"О монашестве я писал Вам, что оно доживает в России, да и повсюду, данный ему срок. Отживает оно век свой вместе с христианством. Восстановления не ожидаю. Восстановить некому. Для этого нужны мужи духоносные... Правда, и ныне некоторые разгоряченные верхогляды, даже из светских, берутся за поддержание монашества, не понимая что оно — великая Божия тайна. Попытки таких людей лишь смешны и жалки... Заметно, что древний змий употребляет их в орудия умножения в монастырях житейской многопопечительности и подьяческого характера, чем решительно уничтожается дух монашества, исполненный святой простоты.
В современном монашеском обществе потеряно правильное понятие об умном делании. Даже наружное благочинное поведение... почти всюду оставлено.
Прежде умное делание было очень распространено и между народом, еще не подвергшимся влиянию Запада. Теперь все искоренилось; осталась личина благочестия; сила иссякла. Может быть, кроется где-либо, как величайшая редкость, какой-либо остаток прежнего. Без истинного умного делания монашество есть тело без души.
В новоначалии моем я не мог найти монаха, который был бы живым изображением аскетического учения отцов Православной Церкви. Желание последовать этому направлению, по причине сознания правильности его, поставило меня в положение оппозиционное по отношению ко всем и ввело меня в борьбу, из которой перстом Божиим, единственно перстом Божиим, я выведен в Бабаевское уединение.
Вам известен отеческий путь, состоящий в духовном подвиге, основанном на телесном подвиге в разуме. Опять Вам известно монашество русское: укажите на людей, проходящих этот подвиг правильно. Их нет. Существует по некоторым монастырям телесный подвиг, и то более напоказ людям... Св. Исаак Сирин говорит, что телесное делание без душевного — сосцы сухи и ложесна бесплодны... Если бы, как Вы говорите, и решились восстановить монашество, то нет орудий для восстановления, нет монахов, а актер ничего на сделает". [8]
Ограждение от мира, от мирских попечений святитель Игнатий считает необходимой мерой сохранения монашества. Хороший пример этому — выдержка из его Отечника об авве Виссарионе (10). Поведал о себе Авва Виссарион: "Когда мне было двадцать пять лет, я пошел поклониться в Иерусалим и другие святые места, и видел святого отца Герасима Иорданского. Когда же я возвратился в Александрию, — услышал о смерти его, и о том, как лев, рыкая, умер на могиле его. Услышав это, я возгорелся ревностию, расточил все имение мое, оставив за собою один участок земли, чтоб отдать его в женский монастырь, находящийся близ Александрии.
Но прежде я пошел к отцу Исидору Пилусиотскому и поведал ему о намерении моем, говоря: "Авва! думаю, если Бог благоволит отречься от мира: почему я расточил все имение мое, оставив один участок земли, чтоб отдать его в женский монастырь. Между тем один из сенаторов предлагает мне за этот участок семьдесят фунтов золота; продать ли ему или нет?" Старец отвечал: "Если имение стоит семьдесят фунтов, то отдай его за пятьдесят; взяв золото, пожертвуй его в монастырь постницам, — и будешь иметь великую награду от Бога и от человеков. Если же ты отдашь им имение, то ввергнешь их в молвы, в нерадение и леность; расстройство может дойти даже до распутства; словом сказать, ты ввергнешь их в погибельную пропасть". Я не обратил внимания на наставление святого старца и, возвратившись, поступил по усмотрению и изволению моему, отдал село монахиням, скрепив пожертвование письменным документом пред всем клиром, пред патриархом и игуменом. Потом я поместился в Скит и принял монашество. Проведши в Скиту 16 месяцев, увидел себя в сонном видении ночью в Вифлееме на молитве. Церковь была исполнена света.
В церкви находились мужи, певшие святолепную песнь, и некоторая, облеченная в пурпуровую одежду Жена, красоты неизреченной. Меня объял страх, и я хотел уйти оттуда. Но вот подходит ко мне один из упомянутых мужей и, воззрев на меня гневно, сказал мне грозным голосом: "Скажи мне, Евстафий, какой дашь ты ответ о женском монастыре, которому ты дал имение, и тем прогневал Господа Бога? Я поражу тебя смертию, если не исправишь поврежденного тобою".
Я сказал ему: "Господин! я отдал имение с рабами и чредами волов с целию оказать вспоможение монахиням, а не с тем, чтоб прогневать Бога". Тогда облеченная в багряницу Жена отверзла свои святые уста и сказала мне: "Чадо! Бог приял твое благое произволение; но диавол и ненавистник душ наших нашел в этом деле повод, чтоб уязвить души и тела монахинь. Если бы было полезно монахиням имение, то Бог мог бы послать им серебро и золото проливным дождем и покорить в услужение города и села. Но это не полезно для отрекшихся от мира ради царства небесного. Они должны во многом поте и труде, в смиренномудрии и безмолвии приближаться к Богу, а не в чревообъядении, тщеславии и богатстве".
Потом Она, простерши свою руку и указав мне на того, кто прежде беседовал со мною, сказала: "Это — Иоанн Креститель, учитель и наставник монахов. Хотящие пребывать в единении с ним должны последовать его житию и добродетелям".
Креститель сказал Ей: "Госпожа и Матерь Господня! с того времени, как этот передал имение свое в монастырь, монастырь сделался никуда негодным. В нем не стало ни страха Божия, ни трезвения, ни рассуждения, ни умиления, ни труда, ни скромности, ни поста, ни бдения, ни сердечного сокрушения, ни истязания помыслов, ни чистоты, ни кротости". Тогда сказала мне святая Богородица: "Сын мой! поди и исправь монастырь. В этом деле будешь иметь помощницею Меня". Потом, обратясь к Иоанну Крестителю, сказала: "Знаменуй сердце его крестным знамением, чтоб он очами ума видел врагов своих и не счел этого видения пустым мечтанием". Креститель простер свою правую руку и назнаменовал сердце мое знамением честного креста. Проснувшись и пришедши в себя от действия, произведенного видением, я немедленно взял посох мой и немного хлеба на путь неблизкий, пошел к авве Исидору и пересказал ему о бывшем мне видении. Старец сказал мне: "Не говорил ли я тебе, что владение землею, на которой устроено хозяйство, вредно для иноков, в особенности для инокинь. Если начнут мужчины часто приходить к постницам, чего требует хозяйство, то диавол не оставит тех и других без язвы. Не свойственно монахам, в особенности же монахиням, прилепляться к земным попечениям".
Взяв с собою старца, я пошел к монахиням. Вошедши в церковь и помолившись, мы призвали первых стариц и сказали им: "Мы слышали, что один из приближенных царя имеет намерение придти сюда и взять участок земли, который я отдал вам, с тем, чтоб передать его в патриархию. По этой причине мы пришли предупредить вас об этом, чтоб вы рассмотрели, как вам поступить в этом обстоятельстве". Старицы отвечали: "Мы поступим так, как вы признаете полезным для нас". Я сказал им на это: "С приближенным царя я не имею возможности вступить в тяжбу. Но, если вы хотите, прежде нежели прибудет приближенный царя, продадим имение сенатору, желавшему купить его; вырученные деньги вы возьмите себе, а сенатор пусть уже делает с приближенным царя, как знает". Инокини сказали: "Ваш совет основателен". Немедленно мы пошли и продали землю сенатору за шестьдесят фунтов золота; рабам, рабыням я дал свободу, а золото представил в церковь постниц. Когда мы вышли от них, я сказал авве Исидору: "Отец! едва было не погиб я по причине моего преслушания. Справедливо сказали отцы, что не должно подавать милостыни женщинам". Авва Исидор отвечал мне: "Не говори этого, сын! так думать грешно. Истину скажу тебе: если кто хочет подавать милостыню монахиням, пусть подает. Подающий милостыню им получит большую награду, нежели подающий милостыню слепым, хромым и прокаженным. Инокини — немощнейшая часть; они отреклись от мира ради Бога, и не могут выходить, как мы, для продажи своего рукоделия и испрошения милостыни. Они опасаются выходить для исправления своих нужд, чтоб не погубить себя и других. Если они выйдут за ворота монастыря, то уязвляют себя или ближних; одно из двух случается непременно. Когда пустынная лань появится на полях, прилежащих селениям, – все сбегаются, чтоб посмотреть на нее: так, когда выйдет монахиня из монастыря, диавол устремляет к ней и больших и малых, в особенности если она молода. Не говорю этого о престарелых постницах, огражденных страхом Божиим: эти не уязвляются и не уязвляют.
Но юные подвергаются многим бедствиям. Как лань, пораженная стрелою, если и убежит от ловцов, то не получает от этого никакой пользы, имея в себе смертоносную стрелу: так и душа, приняв язву вожделения от блудной страсти при посредстве порочного воззрения, хотя бы и убежала от пустивших в нее эту стрелу, но, будучи смертельно ранена, умирает. Миряне, когда увидят благообразных инокинь, смотрят на них пристально, и уязвляются; также и инокини от неосторожного воззрения часто подвергают души свои неисцелимому недугу, хотя бы и избежали греховного дела. И потому, подающий им милостыню примет награду в сто раз большую, нежели благодетельствующий слепым и прокаженным, по той причине, что инокини, ради любви Божией, презрели мирскую гордость, возненавидели молву и мятеж мирских селений, предпочли любовь к Христовым заповедям наслаждению прелестями мира, возлюбили нетщеславное житие, оставили неправедное богатство, стяжания, имения, всю суету мирскую, сопряглись Христовой любви, пренебрегли сребром и золотом, не захотели иметь рабов и рабынь; напротив того, поработили сами себя в служение иным ради любви Божией. Почему могущий подавать милостыню монахиням получит от Бога награду и венец великие. Таковый должен ограждать себя страхом Божиим: потому что страх Божий не попускает душе нарушать правила скромности и благоговения. Напротив того, дающий заселенные участки земли монастырю мужескому или женскому возвращает иночествующих снова в многоплетенные сети мира сего. Хотящий подавать милостыню монахам и монахиням да подает им или хлеб, или крупу, или деньги, или шерсть, или лен. Такая милостыня доставляет иноку возможность безмятежно безмолвствовать в келлии; такая милостыня есть милостыня совершенная и благоприятная Богу". Старец, сказав мне это, возвратился к себе, а я поклонился ему и пошел в Скит". [9]
Я вспоминаю свои поездки в Джорданвилльский мужской монастырь. Переступая монастырские ворота, я всякий раз чувствовала, что попадаю в другой, высокий, недосягаемый мир. Монахи для мирских людей всегда оставались тайной: они не пускали мирян в свою жизнь, не работали с ними на послушаниях. Паломникам разрешено было бывать в церкви и в трапезной только в урочное время. Мирянам могли дать послушание в коровнике, на огороде, на монастырских полях. В трапезной они не работали, с монахами не общались. Если возникали какие-то вопросы, монах мог выти из корпуса и поговорить на нейтрайльной территории. За гостиницей смотрели светские люди.
В данный момент, будучи игуменией, я понимаю, насколько сложно в общежительном монастыре сохранить хороший духовный климат, оставив неизменными духовные ориентиры — Священное Писание и Священное Предание. Мы видим, что сегодня под благовидным предлогом мир улавливает монашествующих увлечением интернетом. Доступность мобильной связи также создает свои соблазны. Монах может не удаляться из монастыря, но внутренне постоянно пленяться миром. Скорбно видеть, что некоторые из церковных иерархов требуют от монашествующих лишь материальных результатов труда: возделывания земли, закладки фундаментов, привлечения в обитель средств благотворителей, прибыли от рукоделия, забывая, что не ради этого люди оставили мир. В таком случае монаху лучше быть светильником в миру, стараясь насколько возможно уделять время молитве и духовному чтению, нежели "подвизаться" в обители, порабощенной мирским духом прибыли.
Духовное преуспеяние, но отнюдь не материальные вопросы должны в первую очередь волновать монашествующих. Трудно и "несовременно" идти узким путем тем, кто хочет подвизаться в традициях Святых Отцов. Бывают случаи, когда появляются благотворители, желающие, чтобы монастырь на их условиях выполнял определенную работу. Приходится отказываться от денег и объяснять, что монастырь не может удовлетворять интересы мирских людей, находясь в зависимости от них. Монастырь не может подстраиваться под интересы мира, не может менять устав и внутренний уклад жизни.
Примечания
[1] Святитель Игнатий Брянчанинов, Аскетические опыты, Минск, 2001 г. Том 1, стр. 383
[2] Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин. Писания. Свято Тоицкая Сергиева Лавра, 1993 г. стр. 501-504.
[3] Википедия. О русском монашестве.
[4] Полное собрание творений святителя Игнатия Брянчанинова. Аскетическая проповедь. т. 4, Приложение. М. Паломник, 2002 г. стр. 537-539.
[5] Википедия. О русском монашестве.
[6] Святитель Игнатий Брянчанинов, Аскетические опыты, Минск 2001 г Том 1. стр. 400-401
[7] Там же стр. 402
[8] Святитель Игнатий Брянчанинов, Собрание сочинений т. 5. Приношение современному монашеству. Краматорск, 2009 г. стр. 493-496
[9] Святитель Игнатий Брянчанинов. Отечник. Минск, 2012 г. стр. 71-74.
Метки: рпцз, игумения александра, конференции, иоанновский монастірь
Комментарии
RSS лента комментариев этой записи