Тальберг: Подмена духовенства чекистами (1961)
"Религия опиум для народа" — провозгласили, овладев властью большевики. Наряду с грубыми насильственными действиями — закрытием храмов, кощунствами, изъятием церковных ценностей, производилась сатанинская работа и по взрыву церковного управления внутри. Насаждались живоцерковство, обновленчество, самосвятство в Малороссии. Следовали аресты, ссылки, убийства духовенства. Лишён был свободы патриарх Тихон, безбоязненно анафематствовавший большевиков в конце 1917 г.
По освобождении патриарха, вызванном взрывом негодования западного мира, тогда имевшего ещё мужество обличать неистовства поработителей русского народа, "церковный" отдел ГПУ, существовавший и ранее, провёл своих агентов в ближайшее окружение патриарха, пользовавшегося только относительной свободой.
Имеется свидетельство об этом, исходившее от А. Д. Самарина, бывшего московского губернского предводителя дворянства, обер-прокурора Свят. Синода, видного члена Всероссийского Церковного Собора 1917-1918 годов, знатока церковных дел. Находившийся в Париже прот. Сергий Булгаков, получил, через посредство надёжного лица, от него письмо от 18 мая 1924 г., ставшее известным ряду церковных и общественных деятелей, в частности митр. Евлогию. Копия этого письма имелась тогда и у меня. В письме Самарина содержались следующие строки: "Я нарисовал Вам печальную картину патриаршего управления. В таких условиях действительное управление Церковью невозможно даже и в пределах советской республики. Епископы, назначаемые Патриархом в епархию, хотя за ними и идёт весь народ, по большей части высылаются, заключаются в тюрьмы или отправляются в ссылку. Об управлении же заграничными церквами и говорить нечего. Патриарх окружён шпионами, и каждое его движение известно в ГПУ. Сношение его с миром, лежащим по ту сторону границы, невозможно. Каждый официальный акт, посылаемый туда, не может укрыться от правительства и тогда возникает вопрос о способе его передачи за границу". Можно себе представить, насколько в последующие тридцать семь лет была усовершенствована система воздействия ГПУ на церковное управление, а, с развитием сношений с восточными патриархами и инославным заграничным миром, налажены и все виды проникновения заграницу его агентов.
Подтверждение сообщённого Самариным довелось мне слышать в тридцатых годах от одного толкового иностранного дипломата, несколько лет прослужившего в Москве. Правоверный католик, отлично владевший русским языком, расположенный к подлинной России, умилявшийся видом богомольцев, притекавших к закрытой раке преп. Сергия Радонежского в Троицком монастыре, он отмечал проникновение ГПУ в церковное управление.
Среди тогдашних дипломатов господствовало мнение, что главным агентом большевиков считался архиеп. тверской Серафим, которому придумали даже "титул" Лубянского. Об таковой роли архиеп. Серафима (Александрова) упоминает в своём письме и Самарин.
Конечно, в ГПУ был разработан и план удара по Зарубежной Церкви, возглавлявшейся в то время митрополитом Антонием (Храповицким), убеждённым и стойким монархистом, непримиримым врагом сатанинской коммунистической власти. Выполнение им весной 1922 г. постановления Зарубежного Церковного Карловацкого собора 1921 г. об обращении к иностранным державам с призывом не приглашать, обагрённую кровью русского народа, советскую власть на международную конференцию в Генуе, вызвало особое озлобление Москвы. Патриарх вынужден был выступить против зарубежного Высшего Церковного Управления, отлично понимая, что вынужденность этого будет ясна заграничным иерархам. Тогда ясно это было и митр. Евлогию. Он писал 3/16 июля митрополиту Антонию: "Указ этот поразил меня своею неожиданностью … Несомненно он дан был под давлением большевиков". Позднее, когда митр. Евлогий учинил позорный и вреднейший раскол в Зарубежной Церкви, именно этот указ ему понадобился для обоснования своего положения. Указ стал для него уже в противоположном смысле "ясным и не допускающим никаких кривотолков".
Патриарх, подписывая указ, мог быть спокойным относительно бытия Зарубежной Церкви. Этим постановлением доказывалось, что он не свободен. Тем самым для митр. Антония и остальных заграничных иерархов получало всю свою силу мудрое постановление Высшей Церковной Власти от 20 ноября 1920 г. обязывавшее архиереев, в случае невозможности сношения с нею, управлять соборно, отлагая отчёт о своей деятельности до того времени, когда Высшая церковная власть снова будет свободной. Так и поступил Собор заграничных епископов, в составе которого были и те, которые потом учинили раскол.
Внутри России, после кончины в 1925 г. патриарха Тихона (возможно, ускоренной), положение церковного управления ещё ухудшилось. Роковое значение имело пресловутое послание Временного Патриаршего Синода от 16/29 июля 1927 г., подписанное заместителем патриаршего местоблюстителя — тогда пребывавшего в ссылке на далёком севере Сибири страдальца митрополита Петра — митр. нижегородским Сергием. Церковь ставилась в подчинение Советской власти. Посланием этим Церковь объявляла, в числе прочего, угодного большевикам: "радости и успехи" советского союза "наши радости и успехи, — а неудачи — наши неудачи".
С того времени ГПУ, через подчинившееся митр. Сергию духовенство, создало особое наблюдение за политическими взглядами пасомых. Об этом свидетельствовал покойный владыка Венедикт, архиеп. германский и берлинский. Когда в 1939 г. советские войска заняли старые русские земли, захваченные после первой мировой войны Польшей, он вызван был в 1940 г. в Москву и поставлен там во епископа для отобранного края. Перед отбытием туда, он получил от своего духовного начальства приказ издать распоряжение подведомственному ему духовенству, чтобы оно делало регулярные сообщения местным советским властям о настроениях своей паствы, т.е., иными словами, стало бы нести службу т.н. "сексотов".
Удручённым прибыл владыка в епархию. Оттягивал он издание распоряжения, противного его совести. Последовало грозное напоминание. Начавшееся наступление немцев против СССР спасло его от неизбежного возмездия. Об этом владыка Венедикт потом рассказывал ряду духовных лиц в Германии.
Сатанинская власть уже в ранние годы своего властвования, понимая трудность сокрушить веру народа, крепко державшегося своего духовенства, таило замысел вводить в его состав своих людей.
Следователь ГПУ допрашивал псаломщика, арестованного за непризнание декларации митр. Сергия 1927 года. Выведенный из себя упорством допрашиваемого, он начал кричать: "То, что мы теперь делаем с вами, это — только цветочки, а вот ягодки будут впереди, когда мы войдём в ваши алтари и начнём проповедовать вам с амвонов. Вот тогда — вы увидите".
В 1944 г. в Белграде находилось некоторое число советских солдат, попавших в плен к немцам и, по их согласию, включённых в состав Русского Охранного корпуса, боровшегося с местными коммунистическими бандами. По почину командира корпуса, покойного ген. Штейфона, намечено было чтение нескольких докладов по истории России. Мне довелось прослушать первую лекцию их. По окончании её шли разговоры с солдатами. Заговорил и я с одним молодым солдатом, казавшимся мне толковым. На мой вопрос, из каких он мест, последовал ответ: "Я черниговец, украинец". — "Но вы так хорошо говорите по-русски", заметил я. — "Как же могло быть иначе, я ведь русский". Должное назидание нашим заграничным щирым сепаратистам, ненавистникам России. Затем спросил я его, верны ли сведения о смягчении политики сов. власти в отношении Церкви. Недоумевающе и, пожалуй, даже презрительно взглянув на меня, он произнёс: "Да, чекистам приказано надеть рясы".
В последующие годы, тщательно следя за происходившим в церковной жизни на Родине, вспоминал не раз я эти слова. Всё заметнее было проникновение чекистов в ряды духовенства. Вглядываясь иногда в появлявшиеся в журналах лица упитанных монахов Троице-Сергиевой Лавры, вспоминал я солдата, а также, позднее ставшее мне известным назидание, сделанное следователем псаломщику. А сегодня, пишу эти строки, а перед глазами у меня № 7 "Журнала Московской патриархии" этого года, и там фотографию такого подготовленного "духовного" лица — теперешнего фактического главы церковной организации в СССР, архиепископа Никодима (Ротова).
За 17 лет, протекших с 1947 г. ГПУ достигло, конечно, многого. Тогдашних новичков из чекистов или из надёжных партийцев начинают теперь продвигать уже на епископские места, как в самом СССР, так и заграницей. Ярким образцом является Никодим. В 16 лет ему устроен был постриг; обучался он, как указывалось в его биографии, "заочно" (не существуют ли и специальные тайные "академии"?), быстро продвигался. Теперь он архиепископ и председатель отдела внешних сношений. Личность его настолько не загадочна, что в нём разобрались и иерархи восточных патриархий, имевшие с ним в последнее время дело. Проявил он себя соответственно и на недавнем Родосском совещании.
Для уяснения нынешнего "церковного" курса сов. власти, показательно устранение митрополита крутицкого Николая, который долгое время с таким исключительным рвением служил Сталину и Хрущёву. Иерархи старого времени, хотя и признавшие своими радости и горести советского союза, всё же богоборцами достаточно надёжными не признавались. Их терпели пока не подготовлена была смена. Теперь же, поскольку они сами не умирают, кое кому помогут умереть, некоторых увольняют на покой, против других возбуждают судебные дела…
Проведённого Сталиным в патриархи Алексия терпят. Учитывается, наверное, его очень старый возраст, главное же то, что имя его широко известно Восточным церквам и инославному миру. В Восточных Церквах большевики пока нуждаются, пытаясь вооружить их против Зарубежной Церкви. Экуменисты им нужны, как приемлющие все виды соглашательства и сосуществования, и распространяющие внушаемое им осведомление о положении Церкви в СССР.
В той борьбе, которую вожаки СССР ведут теперь против свободного Запада, большевиками используются и церковные организации, насаждаемые ими во многих местах. Епископские канцелярии, духовные миссии, в особенности на Ближнем Востоке оказываются удобным местом, откуда могут вести свою работу разведчики и пропагандисты. В последние годы заинтересовал их и Св. Афон, расположенный в сравнительной близости от военных баз их противников. Направляет же всю теперь эту работу, явную и тайную вполне "свой" человек. Митрополит Николай для такого рода деятельности, очевидно, сочтён недостаточно опытным и надёжным, Никодим же вполне подходящим.
Наряду со всей этой разлагательной организационной работой, в особенности заграницей, в самой России исчезает тот церковный НЭП, который, во время опасной для него войны, завёл Сталин. Всё более увеличиваются сведения о новых гонениях против духовенства, о закрытии церквей и монастырей. Знают об этом и иностранцы, но, за редкими исключениями, предпочитают молчать. Духовные же лица всех вероисповеданий и сейчас не считают зазорным заседать с духовенством нового образца и ездить на поклон в Москву.
Н. Тальберг.
Православная Русь, № 20, 1961 г.