«Забойщики» и «литераторы»: как в НКВД фабриковались признания и отречения
Научный сотрудник ПСТГУ Лидия ГОЛОВКОВА просмотрела более 20 тысяч следственных дел пострадавших за веру: причисленных к лику новомучеников и нет. Она уверена, что судить о святости человека по следственному делу – ошибка
Справка спецотдела МВД СССР о количестве осуждённых по делам органов НКВД за 1937-1938 гг. (11 декабря 1953 г.) ГАРФ
Старшего научного сотрудника Лидию Головкову в Отделе новейшей истории Церкви ПСТГУ сегодня называют одним из ведущих специалистов по следственным делам. Работая над восьмитомником Книги памяти «Бутовский полигон», Лидия Головкова вместе со своими коллегами просмотрела более 20 тысяч следственных дел.
За время работы с делами, которая продолжается и по сей день, исследователь пришла к выводу, что доверять этим делам невозможно. «Рассуждать о святости человека по следственному делу – этого в принципе не должно быть. Думаю, пройдет какое-то время и над нами будут смеяться, что мы канонизировали святых, беря за основной источник информации следственное дело», — считает исследователь. Технологию работы следственных органов с делами и примеры массовых фальсификаций Головкова описала в своей статье «Особенности прочтения следственных дел в свете канонизации Новомучеников и Исповедников Российских» еще в 2000 г., и с тех пор не меняла своей точки зрения на этот вопрос.
«Для ведения уголовно-следственных дел существовали две группы следователей, которые на жаргоне сотрудников НКВД назывались “литераторами” и “забойщиками”, — цитирует ученый в своей статье слова оперуполномоченного Кунцевского районного отделения УНКВД Куна. — “Забойщики” выбивали подписи под протоколами, а “литераторы” составляли тексты протокола». Иногда «забойщики» выбивали из человека подпись на белом листе, куда потом вписывался нужный следователю текст, а иногда подписи под протоколами просто подделывались. «Мне, например, попались в одном документе из дела 50-х годов слова одного чекиста, который писал другому: «если тебе нужен специалист по подписям, то у меня есть два человека, которые это прекрасно делают», — рассказывает эксперт. А некоторые дела и вовсе составлялись уже после того, как человек был расстрелян. По информации Головковой, фальсификацией следственных дел, или на языке чекистов «липачеством», занимались все райотделы управления НКВД, в том числе Москвы и Московской области. Доказательства этого были получены автором во время работы со следственными делами 50-60 годов, именно в эти годы судили сотрудников, фальсифицировавших дела в тридцатые.
Сочинять новый протокол было лень и некогда
При аресте у людей конфисковали личные вещи, в том числе письма и записные книжки. Так в делах появлялись нужные следствию имена, фамилии и адреса мнимых сообщников, для этой же цели использовалась армия осведомителей.
Таким образом, например, в деле последнего настоятеля Свято-Троицкой Сергиевой Лавры архимандрита Кронида (Любимова) появились имена 14 иеромонахов, служащих на приходах Загорского благочиния, которых отец Кронид якобы назвал на первом допросе. Из материалов видно, что на последующих допросах о. Кронид отказывается отвечать на тот же самый вопрос, как будто он на него еще не ответил. В хранящейся в Деле архим. Кронида справке на имя начальника Загорского районного отделения УНКВД, арестованного в 1939 году, имеется признание его подчиненных.
Так оперуполномоченный Васильев на допросе 5 марта 1939 года показывает: «Я лично видел, как Сахарчук, Бунтов и Хромов, заранее заготавливали протоколы допросов, которые передавали пожарному инспектору Малееву для предъявления и подписи обвиняемому». Архимандрит Кронид, уже совершенно ослепший, был расстрелян на Бутовском полигоне в 1937 году по обвинению в руководстве монархическо-контрреволюционной группой монахов и духовенства. Прославлен как новомученик в 2000 году.
Похожий прием был использован и в деле архиепископа Феодора Поздеевского. Татьяна Петрова, исследователь из Данилова монастыря, написала о фальсификации этого дела отдельную книгу «Последнее следственное дело архиепископа Феодора Позднеевского». «В книге наглядно показано, да и мне такое попадалось, как протоколы допроса целыми страницами без единой поправки повторяются в делах разных людей, — рассказывает Головкова. — То есть протоколы просто переписывались один с другого, потому что сочинять что-то новое и лень и некогда. В основном некогда».
НКВДшникам помогали работника ЗАГСов
В пик репрессий людей не хватало настолько, что к работе привлекали служащих других ведомств, в том числе пожарных и работников ЗАГСа. Вот, например, как описывает работу по изготовлению фальсифицированных протоколов в Кунцевском РО инструктор ЗАГСа Петушков, чьи слова приводит Головкова в статье: «Часть протоколов начальником Кунцевского РО Каретниковым писалась заранее. То есть они печатались на пишущей машинке под диктовку. А после он давал приказание работникам ЗАГСа переписывать с напечатанного в бланк протокола допроса. После этого вызывался арестованный, и ему предлагалось подписать написанный заранее протокол. В этом и заключалось следствие». Сотрудники ЗАГСа также самостоятельно изготавливали протоколы допросов по вопроснику, который предоставляли им сотрудники Кунцевского районного отделения УНКВД Каретников и Кузнецов.
Среди прочих отличалось Мытищинское районное отделение. Здесь проводили расследование в рекордные сроки – за одни сутки. «Фактически никаких допросов не было», — сообщает уполномоченный Мытищинского районного отделения УНКВД Петров в своих показаниях в одном из дел. Особенно преуспел в деле фальсификации следственных дел уполномоченный Прелов со своей группой. Когда пришли арестовывать его самого, он, прекрасно понимая, что его ждет, застрелился. Рассказывает начальник коломенского Районного отделения: «Протоколы писались в отсутствие обвиняемых специальной группой сотрудников, другая группа принуждала подписывать». Таким же образом, по признаю следователей, формировались собственноручные признания и даже протоколы очных ставок
Верить следственным делам – это безумие
«Есть отдельные дела, когда не приходится сомневаться, что протокол написан со слов самого обвиняемого или же им самим, — резюмирует Лидия Головкова. — Такие протоколы для исследователя может быть представляют самую большую ценность. Но это редчайшие случаи. А в основном мы абсолютно не можем отличить — где правда, а где нет. Конечно, какие-то дела могут быть сфальсифицированы больше, какие-то меньше. Но и этого мы доподлинно никогда не узнаем. Поэтому мне кажется просто безумием верить этим делам. Мы тем самым как бы продолжаем следовать логике гонителей. Речь ведь не о том, что людей мучили, и они выдерживали пытки. Речь идет о прямом обмане. Следственные дела тех лет – от первых слов до последних – появлялись на свет лишь для того, чтобы оболгать и опорочить ни в чем не повинных людей».
Кирилл МИЛОВИДОВ
