Из воспоминаний о приезде прп. Амвросия Оптинского в Шамордино в 1888 году
... Во второй раз увидела я батюшку в Шамордине в 1888 году, где он прожил при мне девять дней с половиной, от 19 июля вторника (св. преп. Макрины) и до 28-го, четверга (апп. Прохора и Никанора). Батюшка сам говорил потом: "Я прожил в Шамордине девять с половиною дней, и так было тепло и хорошо, а сюда приехал — опять холода". Я в это время гостила в Шамордине. Долго мы ожидали батюшку, еще в первых числах июля прошел слух, что он собирается к нам, но мы от радости и верили и не верили и боялись даже говорить об этом, особенно страшились перемены погоды. Главным образом его задерживали оптинские гости: Соломон, министр Тизенгаузен и другие важные особы, которые давно не видели батюшку и приехали с этой целью и гостили в Оптине, так что нас в это время и не пускали туда. Да и на самом деле батюшка был очень занят: летом народу в монастыре вообще бывает больше, особенно простого классу, и батюшка всех принимает без разбору.
Но не забыл и нас батюшка и исполнил свое обещание и давнишнее желание опять побывать в своей [Шамординской] обители. И вот, наконец наступил желанный, радостный, незабвенный для нас день. С утра приехал кто-то из наших из Оптина [монастыря] и объявил, что батюшка сегодня выезжает и будет у нас часам к пяти или шести. Началось волнение, все радуются, бегают, суетятся; погода, как нарочно для батюшки, стоит прекрасная: на небе ни облачка, жарко — одним словом, все ожидает батюшку и радуется. Комната для него уже готова в церковном доме, вся убрана коврами, поставлен маленький иконостасец. Готова комната и для о. Иосифа, которого также ждут. Из батюшкиной комнаты отворена дверь в коридор, ведущий в церковь, и поставлено кресло в коридоре, чтобы батюшке удобно было сидеть во время службы и видеть всю церковь и все слышать.
Церковь убрана цветами, колонны обвиты гирляндами из зелени и зажжена люстра, а нам всем велено собраться около церкви к четырем часам. Около пяти вечера прискакал верховой из Полошкова, посланный туда с утра, и возвестил: "Едет!". Что мы в это время почувствовали — передать за всех это состояние не могу, скажу только про себя, — это была радость несказанная, какая-то благодатная, и радоваться и плакать вместе хотелось! Все уже было готово к встрече, мы в полном порядке выстроились от святых ворот и до самой церкви по обеим сторонам ковровой дорожки, по которой должен был проходить дорогой гость. Впереди всех за воротами при въезде стояла матушка игумения [1] с образом чудотворной иконы Казанской Божией Матери, рядом с ней казначея с хлебом и солью, потом певчие, затем старшие монахини и так далее по порядку, и в конце — приют детский, тут и меня с ними поставили, так как я жила почти что в приюте.
Начали трезвонить, из-за лесочка показалась карета — и вот подъехал родной и вышел с противоположной стороны кареты (где успел переодеться с помощью о. Иосифа) уже в мантии и в крестах, а за ним о. Иосиф; на глазах у батюшки были слезы. Певчие запели: "Днесь благодать Святаго Духа нас собра и вси вземши крест свой глаголем: благословен грядый во имя Господне". Батюшка сделал три поклона перед образом Царицы Небесной, приложился к кресту, взял икону и в сопровождении матушки игумении пошел с иконой к церкви, а певчие запели и пели не переставая. Мы поклонились старцу до земли, почти все плакали, но тихо, и никто не смел к нему подойти, слышно было только одно стройное пение встречного гимна. Батюшка прошел между нами твердой, свободной походкой и с таким выражением лица, которого я никогда не забуду: его лицо было радостное и молящееся одновременно. Никогда я не видала батюшку таким торжественным. Одним словом, все кругом было одно торжество из торжеств, да и как же иначе — живой угодник Божий прибыл в нашу обитель!!! Когда он вошел в церковь, певчие запели "Достойно есть", затем следовала ектения и так далее — как вообще принимают великих посетителей. Батюшка прошел прямо в алтарь, передал икону, сделал несколько поклонов, приложился к престолу и пошел прямо на могилку к покойной матушке Софии. Там помолился, поклонился три раза, перекрестил могилку (и так он поступал каждый раз после обедни, показывая и нам пример делать то же); тут также батюшка прослезился.
Вернувшись с могилки, он приложился к Спасу Нерукотворенному, а потом сел на игуменское место, и мы все стали подходить к нему под благословение, но чинно и по порядку, как никогда, сперва монашки, а потом мирские, которых, надо заметить, наехало очень много: и простых, и привилегированного сословия. Батюшка никого не оставлял, со всеми занимался...