Иван Ильин: О "богоустановленности" советской власти (1936)
С тяжёлым чувством берусь я за газетное перо после долгого девятимесячного перерыва. Не с чувством любви и гордости, чтобы воздать должное русскому таланту или гению, но с чувством сдержанного стыда и духовного негодования, чтобы указать на ложное и соблазнительное учение. Это учение должно быть обличено и опровергнуто. Его нельзя замалчивать, его невозможно обходить. Нельзя даже оставаться с колеблющимся, неясным, двоящимся ответом на вопрос, который оно выдвигает и разрешает. Ибо этот вопрос касается судьбы России, её крушения, её муки и её возрождения. И разрешается он в сторону погибели. И ещё он касается самого основного существа исповедуемого нами Православия; и разрешается он в сторону формального законничества и последовательного непротивленчества. В общем, всё сводится к тому, что советская власть установлена Христом, Сыном Божиим; что коммунисты суть слуги Божии и исполняют волю Бога; и что поэтому не только предписывается повиноваться им за совесть, но воспрещается и осуждать их.
После всего того, что мы видели и слышали за последние двадцать лет великой всероссийской и мировой смуты, нам пора было бы приготовиться ко всему и не удивляться ничему. Но учение, о котором мне необходимо высказаться, особенное.
Оно выдвинуто православным иерархом, митрополитом Литовским и Виленским, Елевферием, в двух книжках: "Неделя в Патриархии. Впечатления и наблюдения от поездки в Москву" (Православное издательство, Париж, 1933) и "Мой ответ митрополиту Антонию" (Ковно, июнь 1935) [В дальнейшем я буду обозначать первый источник римской цифрой I, а второй — римской цифрой II — прим. Ильина].
Тот факт, что нашёлся пребывающий на свободе и ничем ни от кого не угрожаемый православный епископ, который не только высказывает устно и печатно такие суждения, но ещё пытается уверить нас, будто он этим "выражает волю Божию, возвещённую нам в Божественном Откровении" (II, стр.66), — несомненно, будет отмечен в истории русской смуты и революции. Но мы, русские православные учёные за рубежом, решительно не считаем возможным, чтобы историк добавил к этому: "сие воззрение было выслушано национальной эмиграцией и никаких существенных возражений не встретило"…
Я знаю и разумею, что автор этого воззрения носит сан православного епископа. Поэтому я буду говорить не об авторе, а только о его теории, однако, именно в том виде её, в каком она изложена в двух указанных источниках. Я никак и ничем не позволю себе коснуться сана или персоны автора; я совершенно обойду молчанием вопрос о его личных свойствах и о мотивах его выступления. Но печатно высказанное им учение стало системою соблазнительных идей в Русском Православии; и от этой теории, пытающейся предписать нам совершенно определённую, религиозную, нравственную и политическую практику, мы обязаны отмежеваться — духовно, религиозно и практически. Сан даёт учительный авторитет: но он не даёт права на безаппеляционность и не возлагает на других обязанность некритически принимать соблазнительное учение. История Церкви знает епископов, впадавших в ересь и осуждавшихся на соборах. Ещё будучи в России, мы видели живоцерковцев и обновленцев, носивших епископский сан: что же, мы были обязаны благоговейно склоняться и перед всем тем, что они тогда и там утверждали? Нет, во имя Христа, во имя Церкви, во имя собственной совести — мы должны обличать их кривые воззрения и их кривые дела. Мы решительно отказываемся признавать, что епископский сан прикрывает все и всякие воззрения, все и всякие дела. Мы достаточно видели, страдали и думали за последние двадцать лет и постигли опытом последних крушений и бед церковных, что означают слова Апостола Иоанна: "не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они" (1Ин 4.1).
Итак, да будет сану — подобающий почёт, а соблазну — подобающее обличение.
Учение о богоустановленности советской власти, выдвигаемое м. Елевферием, состоит в следующем:
Перед самым своим вознесением Христос Сын Божий сказал: "Дана Мне всякая власть на небе и на земле" (Мф 28.18). Это означает, что "полнота власти — у Христа и всякая власть, как "кесарево" исходит от Него и служит спасению людей" (I, 3; II, 61). Пока это спасение не совершено, власть над спасаемым миром неизменно и неотъемлемо будет принадлежать Ему (I, 4). Поэтому "всякая власть на земле, как власть — Христа" (II, 62). Она Христом "даётся" (II, 13); от Него исходит (II, 61); устанавливается Им, согласно Его, нам "неведомым", "спасительным планам" (I, 4). Какова бы ни была эта власть, — власть ассирийского царя Сеннахерима, или власть персидского царя Кира, или власть Навуходоносора, или власть римских императоров-гонителей, или же советская власть, — безразлично: она "исполняет волю Бога" (II, 64); и христианин должен не только разуметь это, но и делать практические выводы из этого. "Роль власти, как Божьего слуги, должна определяться … в связи с длительным процессом религиозно-нравственной жизни народа" (II, 64). В Писании сказано: "Ибо только Я знаю намерения, какие имею о вас, говорит Господь, намерения во благо, а не на зло, чтобы дать вам будущность и надежду" (Иер 29.11; Елевферий II, 64).
Этому, полагает м.Елевферий, соответствует и учение ап.Павла: "Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены, Посему противящийся власти [Митр.Елевферий считает возможным цитировать Писание неточно, произвольно внося множественное число вместо единственного и переставляя слова. — прим.Ильина ] противится Божию установлению; а противящиеся сами навлекут на себя осуждение (Рим 13.1-2). "Что здесь можно возразить?", — спрашивает автор (II, 62). А в другом месте поясняет: "Колебать абсолютность этой Божественной воли, которая должна быть фактом христианской веры, ограничивать её какими бы то ни было человеческими соображениями значило бы только свидетельствовать о своём невхождении сознанием в эту Божественную волю…" (I, 4). Предоставлять личному человеческому усмотрению "определение качества власти, законности или незаконности её" значит оставить "жизнь человечества" "без воли Божией", поставить её на пустоту, отдать постоянному хаосу; тогда как "весь созданный Богом мир в порядке и целесообразности жизни держится данным ему Творцом законом, волею Его", а человечество есть "венец Божия творения" (II, 66). "Произвольное отношение" к "установившейся на земле власти" (II, 60-61) — недопустимо; оно осуждено христианским Откровением.
Отсюда необходимость повиноваться советской власти и утверждать её законность. "Стать во враждебные отношения" к ней — значит "выступить против воли Божией" (II, 65). Повиноваться же ей надлежит "с доброю совестью" (II, 67), как писал м. Елевферий — "не только из страха, но и по совести" (II, 69), как призывал митр. Сергий, ссылаясь на ап. Павла: "Неужели Христос, призывая "отдавать кесарево кесарю" (Мф 22.21), "учил льстивому исполнению гражданских обязанностей?" (II, 69). И ап. Павел "неужели учил лицемерию"..? (II, 69). Это исключено. Посему все христиане должны повиноваться советской власти — добровольно и чистосердечно. "Богу — всё не только духовное, спасительное и спасающее, но и по совести исполнение гражданских обязанностей, поскольку в этом есть воля Божия, а гражданской власти только последнее, поскольку она не касается веры, спасительного пути" (II, 72).
Но и этого мало. Христиане должны помнить, что Апостолы "строго обличали тех", которые "идут вслед скверных похотей плоти [Эти слова почему-то не включены автором в цитату. — прим. Ильина], презирают начальства, дерзки, своевольны [Эти два слова у автора произвольно выпущены. — прим. Ильина] и не страшатся злословить высших, тогда как и Ангелы, превосходя их крепостью и силой, не произносят на них пред Господом [У автора произвольная перестановка слов. — прим. Ильина] укоризненного суда" (2Пет 2.10-11, у автора II, 65). В послании же ап. Иуды прямо указуется, что как блудодействовавшие Содом и Гоморра подверглись казни огня вечного — "так точно будет и с сими мечтателями, которые оскверняют плоть, отвергают начальства и злословят высокие власти. Михаил Архангел, когда говорил с диаволом, споря о Моисеевом теле, не смел произнести укоризненного суда, но сказал: "да запретит тебе Господь". А сии злословят то, чего не знают; что же по природе, как бессловесные животные, знают, тем растлевают себя" (Иуд 1.8-10, у автора II, 65).
Отсюда ясно, что Господь возбраняет православным людям презирать советскую власть, злословить её, отвергать её и произносить над ней укоризненный суд. Допустимо только беспрекословное повиновение за совесть, "в согласии с заповедями Божиими", дабы советская власть "видела это, и Дух Божий возглаголил бы чрез неё благая о Церкви Святой" (II, 67) [Последние слова приводятся митр. Елевферием из послания Местоблюстителя митрополита Петра. — прим. Ильина].
Необходимо отметить, что м. Елевферий не считает себя сторонником "безбожной советской власти"; для него, "русского иерарха, она тяжела, ибо под нею тяжко страдают и Церковь наша, и родина" (II, 66). Однажды у него срывается даже такое признание, что "безбожные коммунисты" "в религиозной сфере действуют по вдохновению сатаны"; но и тут оказывается, что у них будто бы "есть предел, всегда живой, который был указан Богом дьяволу, когда он просил дать ему власть над Иовом"; "он в руке твоей, только души его не касайся" (Иов 2.6) [Цитата из Св. Писания опять неполная. В Библии стоит: "только душу его сбереги", — прим. Ильина]. Этих прав никто не может отнять у христиан" … "Только сам человек может потерять их, сделавшись богоотступником" (II, 18).
Но как бы то ни было, автор убеждён, что верно "выражает волю Божию, возвещённую нам в Божественном Откровении" (II, 66), и что вся русская православная эмиграция, мыслящая иначе, идёт по ложному пути.
В противовес этому мы утверждаем и исповедуем, что вся изложенная только что доктрина зовёт на ложный и соблазнительный путь, чуждый православному христианству и зловредный для русского национально-патриотического дела. И ещё мы утверждаем и исповедуем, что эта доктрина основана не только на неверном истолковании отдельных мест Св. Писания, но и в особенности на неверном понимании основного учения христианства о свободе.
Начнём с того, что слова Христа при вознесении, приведённые у Матфея, автор совершенно произвольно и неубедительно толкует в государственно-политическом смысле: "Дана мне всякая власть на небе и на земле". Всякое такое толкование, изымающее отдельные фразы из текста и придающее им наиболее элементарное и "подходящее к случаю" толкование, бывает отсечённым от Духа. Св. Писание Нового Завета изобилует местами, говорящими о полновластии Христа (например: Мф 11.27; Лк 1.32, Ин 3.31-35; 13.3; 17.2; 1Пет 3.22; Рим 14.9; Ефес 16.10, Флп 2.9, Кол 1.13-18; 2.15; Евр 2.8; Откр 19.16). Но нигде, решительно нигде это полновластие не понимается в смысле установления всемирной государственной власти. Под "властью" разумеется или известный ранг бесплотных сил небесных ("престолы ли, господства ли, начальства ли, власти ли"); или же облечённость Христа, Сына Божия, в победную силу по отношению ко греху, к закону природы, к смерти, к ветхозаветной букве, к дьяволу и адским "преисподним" силам; или же обладание Им всей полнотой откровения и всей мощью душеспасения; или, наконец, эсхатологическая власть его на Страшном Суде и в Вечном Царствии. Но представлять Христа, Царство которого "не от мира сего" (Ин 19.36), как небесного суверена, назначающего всех земных правителей, всех "кесарей", не исключая и сатанински одержимых злодеев, — значит поистине искажать православное учение о Христе, в действительности возглавляющем единую Церковь, но отнюдь не множество земных государств. К тому же внимательное чтение греческого подлинника Нового Завета быстро убедило бы всякого, что "духовные власти", побеждённые Христом и подчинившиеся Ему, обычно обозначаются в Писании иными терминами (экзусиай, дюнамейс, архай), чем власти государственно-политические (гегемон, базилеус, кюриотэс). Только термин "экзусиа" встречается иногда и в значении государственной власти; но тогда это бывает ясно из контекста.
Но допустим на миг, вопреки всему, что Христос действительно стал устанавливать правительства во всех странах и государствах. Казалось бы, что такой божественный и радостный порядок мироустроения, устраняющий из политики человеческую свободу, человеческий произвол, человеческую корысть и злобу, должен был бы воздвигнуть всюду мудрых, благих и кротких правителей, умирить нашу жизнь и водворить везде справедливость и изобилие. Но на самом деле мы видим в истории нечто иное, и очень часто — прямо противоположное этому, в политике царят именно произвол и своекорыстие. Вокруг правителей кипит зависть и интрига; карьеризм и предательство возводят людей к власти; благих царей и законнейших правителей убивают и замучивают; злодеи и тираны захватывают в свои руки бразды правления и развращают народы безбожием и бессовестностью. Казалось бы, одно это зрелище политических смут и мерзостей должно было бы навести христианина на мысль о том, что не всякая власть исходит от Христа; что, наоборот, водворение власти в стране есть дело человеческой свободы, а потому и человеческих страстей, грехов и произволений. Казалось бы, что может быть религиозно противоестественней и непозволительней, чем видеть океан злобы, низости и безбожия, проистекающий от какой-нибудь власти, и потому именно стремиться возвести её ко Христу, изобразить эту власть осуществительницей воли Сына Божия и потребовать от терзаемых и духовно-развращаемых ею народов — беспрекословного неосуждающего подчинения ей за совесть?!
Признаюсь открыто, что, читая книжки м. Елевферия, я всё время боролся со странным и страшным воспоминанием. В 1489 году в католических странах Европы была выпущена книга "Молот ведьм" (Malleus Malleficarum); её составили два инквизитора — Шпренгер и Инститорис. В этой книге содержится учение о том, как надлежит замучивать пытками и доканывать насмерть больных, истерически галлюцинирующих женщин, в качестве "ведьм" якобы имеющих сношение с дьяволами. Всё это — на основании Св. Писания Ветхого и Нового Завета. Кто читал эту кошмарную книгу, тот никогда её не забудет. Она учит мучительству и ссылается на Христа; она видит болезнь, предлагает чудовищный по жестокости способ обхождения с ней и возводит всё это к Сыну Божию, прикрывая всё Его именем.
Читая книжки м. Елевферия, я боролся с этим воспоминанием, указывая сам себе на отсутствие полного сходства между обеими теориями. Но чувство говорило мне иное: вот опять антихристово дело прикрывается именем Христа! В иной связи, иначе; но уже не от лица католика, а от лица православного епископа… который при этом от времени до времени торжествующе вопрошает: "что здесь можно возразить?"…
"Здесь" должно привести в возражение всё Св. Писание Нового Завета, но взятое не в отсечении от Духа; не в букве отдельных фраз, а в его истинном, духовном смысле. Антихристово дело не может проистекать от Христа; сатанинские правители, дьявольски губящие народ и растлевающие его дух — не могут "исполнять волю Бога", но могут исполнять лишь волю сатаны. Именно это дело и такое дело совершается ныне в России. Следовательно, оно не от Бога. И никакие ссылки на "недоведомые" планы Божии — не помогут соблазну. Ибо если эти планы кому-нибудь "недоведомы", то он их не ведает и не разумеет; как же он дерзает ссылаться на них? Как он дерзает говорить: вот явное дело сатаны: но на самом деле — оно есть дело Христа, а потому надо повиноваться сатане как слуге Божьему… И кто произносит это учение? Православный епископ. И за что он выдаёт это своё учение? За подлинное учение Христа и Церкви!..
Дух сатаны у коммунистов он признаёт; но только "в религиозной сфере" (II, 18). Что же касается иных мероприятий советской власти, то их он возводит ко Христу, как например, всеобщее изъятие собственности: ибо, думает он, "земные блага" "почти всегда" "ведут к понижению веры" "до потери её", они становятся "уже узлом", которые "в спасительных путях Божиих требует упразднения совершающегося Христом через властей"… (II, 63. Подчёркнуто мной — И.И.). Что же касается стремления коммунистов "вытравить веру и нравственность" в "жителях", то он признаёт, что это "прискорбно" и "тяжко", но склонен думать, что это тоже "ко спасению" (II, 63-64).
Итак, коммунисты оказываются отчасти "слугами Божьими", отчасти же слугами сатаны; но и тут им, согласно вымыслу автора, якобы заповедан предел — "не касаться души" русского народа и блюсти его права, и "эти права" русского народа "сам Господь хранит и укрепляет" (II, 18)…
Но что же делать, если этот "предел" давно уже с самого начала попран коммунистами и если вот уже 18 лет именно к ним применимы слова Писания: "бойтесь более того, кто и душу, и тело погубит в геенне" (Мф 10.28)?
Ведь замысел коммунистов един и целен; и весь целиком направлен против Христа, против Духа, против свободной религиозной личности, против православной России. Ведь сам митрополит Сергий свидетельствует открыто о коммунистах в своём послании: "Они ставят своей задачею борьбу с Богом и его властью в сердцах народа" (II, 70). Душерастление оказалось их главной задачей: люди твердокаменные и костоломные, они вот уже 18 лет изощряются в изобретении всё новых и новых приёмов для вытравливания духовности, веры, совести и чести из человеческих душ, не соблюдая никаких, неправдиво приписываемых им "пределов"…
Изъятие собственности должно было сделать всех зависимыми нищими и поставить коммунистическую власть в положение монопольного работодателя; а эта монополия над нищими есть орудие всеобщего порабощения — телесного (голод), душевного (страх) и духовного (приспособление к безбожникам и мучителям). Так это всё и совершилось. А м. Елевферий пытается уверить нас, что это сам Христос сделал это дело через коммунистов?! И что Господь таким способом "сам хранит и укрепляет" права русского народа на религиозную свободу?!
Нет — сатанинский план коммунистов един и целен. Изъятие собственности и вытравливание веры и нравственности — есть единое дело. Коллективизация крестьян и взрыв соборов динамитом — единое дело. Разрешение кровосмешения и организация союза безбожников — единое дело. Разложение школы марксизмом и расстрел православных священников — единое дело. "Протаскивание" служащих женщин "через постель" и изъятие священных сосудов — единое дело. Растление детей и живоцерковство — единое дело. Здесь нет двух дел: внецерковного коммунизма, руководимого (прости Господи!) Христом; и церковных гонений, совершаемых "по вдохновению сатаны" (II, 18). Здесь единый сатанинский план — одурманивания, порабощения, растления, обезбожения великого православного народа. Здесь пришёл час взывать из глубины крушения и страданий наших, взывать к Богу любви, чтобы умилосердился над нами и помог нам освободиться из цепкой сатанинской руки. Это час молитвенных усилий. Час восстания во имя Божие. Но не час призыва к совестной покорности сатане; и не час возведения советской власти ко Христу, чьё дело она якобы творит.
Не так дело обстоит, что Христос поручил коммунистам вылечить русский народ бедностью — от маммонизма. Но так обстоит дело, что сатанинской стихии удалось соблазнить по-детски доверчивую и по-взрослому — страстную душу русского народа, поработить её соблазном, покорить завистью и страхом и повести её по путям растления и обезбожения. И всё это не проявление Христовой воли, но проявление человеческого произволения, во зло употреблённой свободы, греха и страстей. Восстанем ли мы от этого крушения? Верую, восстанем. Покорностью ли сатане во имя Христово? Нет, никогда. Но чем же? Неповиновением сатане во имя Христово. Но ведь ап. Павел сказал, что "существующие власти от Бога установлены"? Что же это — отвержение апостольского слова?
Я установил, что божественное полновластие Христа над вселенной не следует и невозможно толковать в смысле исхождения от Него и соответственного возведения к Нему всякой власти на земле или, в частности, всякой государственно-политической власти. Существенно отметить, что м. Елевферий настаивает именно на более широкой формуле, без оговорок, и говорит многократно о всякой власти, куда, очевидно, надо будет отнести и власть поляков в Московском Кремле в разгар русской Смуты, и власть Стеньки Разина, Пугачева, батьки Махно, и власть турок над балканскими славянами, и татарское иго в России, и далее — власть хунхузских шаек, власть рабовладельцев над рабами и т.д. Словом, где только человек угнетал в истории другого — произволом, насилием, страхом, мукою и эксплуатацией, там за этим гнетом стояла якобы верховная власть Христа, Сына Божия, "недоведомо" устанавливавшего эту власть ко спасению… Эти выводы являются для автора неизбежными.
Замечательно, что совсем иное толкование и понимание этого мы находим у ап. Павла в Послании к евреям. Здесь прямо указывается, что полновластие Христа следует относить не к настоящему, а к будущему. Цитируя псалом 8-ой, стих 5-7 "всё покорил под ноги его", ап. Павел поясняет: "Когда же покорил ему всё, то не оставил ничего не покорённым ему. Ныне же ещё не видим, чтобы всё было ему покорено, но видим, что за претерпение смерти увенчан славой и честью Иисус"; Он претерпел смерть, "дабы смертью лишить силы имеющего державу смерти, то есть дьявола, избавить тех, которые от страха смерти через всю жизнь были подвергнуты рабству"… (Евр 2.6-9,14-15). А это значит, что крестной смертью и воскресением Христос победил и подчинил себе не политических правителей вселенной, а наследственный грех, закон человеческой природы, смерть и дьявола.
Но если так, то как же надлежит понимать прославленное место из Послания ап. Павла к римлянам (13.1-6), на которое ссылается и м. Елевферий?
Приведём это место полностью.
"1. Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены. 2. Посему противящийся власти противится Божию установлению. А противящиеся сами навлекут на себя осуждение. 3. Ибо начальствующие страшны не для добрых дел, но для злых. Хочешь ли не бояться власти? Делай добро, и получишь похвалу от неё. 4. Ибо начальник есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое. 5. И потому надобно повиноваться не только из страха наказания, но и по совести. 6. Для сего вы и подати платите, ибо они Божии служители, сим самым постоянно занятые".
Есть два способа толкования текстов: буквенное законническое, формальное, выделяющее тезис, фиксирующее его отвлечённый смысл и на нём настаивающее. Этот способ всегда давал ложные выводы, — и в религии, и в юриспруденции, и в истории, и в литературе. Но есть другой способ толкования, идущий не от буквы к отвлечённому смыслу, не от части к целому, а от духа к букве и смыслу, от целого к части, от истока, корней, основ к практическим выводам.
Ап. Павел начинает своё изложение с практического правила (ст.1-2), потом переходит к обоснованию этого правила, к истокам его, к корням (ст.3-6) и, наконец, возвращается опять к правилу (ст.7). Позволительно ли отрывать внутренний смысл правила от его основания? Нет, не позволительно; поступать так значит загораживать себе доступ к верному пониманию правила. Ап. Павел, требуя лояльности к государственной власти, возводит эту власть к Богу; но он делает не только это, он недвусмысленно разъясняет, для чего власть установлена Богом, в чём именно проявляется эта богоустановленность и как именно человек может удостовериться в ней. Власть установлена Богом для того, чтобы начальник был Божьим слугой. Эта богоустановленность проявляется в том, что власть поощряет добро и пресекает зло. Удостовериться в этом можно как бы "экспериментально": "Хочешь не бояться власти? Делай добро и получишь похвалу от неё"; и обратно, "если же делаешь зло, бойся". Эта связь между начальным правилом и последующим обоснованием подчёркивается семь раз употреблённым "ибо" (по-гречески "гар"). "Начальник есть Божий слуга"; вот почему (по-гречески "дио") "надобно повиноваться не только из страха наказания, но и по совести". Начальники (по-гречески "архонты") есть служители Божии (по-гречески "диаконы", "литурги"). В этом их призвание; отсюда их право требовать от граждан "добросовестной лояльности" и "податей": они "постоянно заняты служением Богу", и в этом, очевидно, подобны служителям церкви, питающимся от дела своего.
Но что же, если оказывается, что водворилась власть, служащая не добру, а злу, и притом именно злу, а не просто "языческому пониманию добра"? Если оказывается, что властвуют люди, служащие не Богу, а сатане; сознательно и упорно искореняющие всякое благое дыхание, систематически пресекающие добро и поощряющие зло (а именно, ненависть, зависть, месть, мучительство, деторастление, кровосмешение, бесчестие, безбожие, попрание всех заповедей); подготовляющие духовное порабощение всего мира? Что тогда? Если всякое основание для советской лояльности отпало? Если истоки и корни правила попраны и обессмыслены? Что же, и тогда правило, практическое требование покорности — сохраняет свою силу?
И вот, буквенно-законническое, формальное толкование отвечает: "Да, всё-таки сохраняет; потому что сказано — нет власти не от Бога"… Однако сказанное не просто "сказано", а пояснено и раскрыто: совестная лояльность причитается Божиим слугам, а не слугам сатаны. Но до формалиста-законника это не доходит: "Сказано, что существующие власти от Бога установлены; сатанинская власть есть власть существующая; значит она тоже установлена от Бога; значит, Апостол проповедует добросовестно служить слугам сатаны"… Однако, ведь это значит добросовестно служить самому сатане. И вот законническое буквоедство, нисколько не пугаясь этого вывода, начинает доказывать, что известные действия сатаны производятся на самом деле Христом (например, всеобщее изъятие имущества) и что сатане приказано соблюдать права духовной свободы у обнищавших жителей…
Но и этого мало: вслед за тем буквенный формализм переходит в наступление и объявляет, что основное правило богоустановленности всякой власти — "абсолютно", "непоколебимо" и "неограничимо" никакими "человеческими соображениями" (I, 4), никаким "личным усмотрением" (II, 66); и что допускающий что-нибудь подобное оставляет "жизнь человечества" "без воли Божией", "ставит её на пустоту", "отдаёт постоянному хаосу" (II, 66).
Вот истинное проявление мёртвого законничества, вот подлинный дух ветхозаветного иудаизма и морально-юридического формализма: или буква закона, абсолютное правило, непоколебимое обобщение, неограничимый принцип, — или же ставка на произвол и пустоту, возстания против воли Божией, торжество хаоса. Третьего исхода нет.
Но Христос научил нас, христиан, именно третьему исходу; главному, верному, духовному пути — свободе. Это не свобода произвола, личного интереса, страсти, жадности и греха; не свобода пустоты и хаоса; но свобода христианская, свобода покаянием очищенной совести, свобода предметно созерцающего духа, свобода, насыщенная любовью к Богу. Именно об этой свободе читаем у апостола Павла: "но ныне, умерши для закона, которым были связаны, мы освободились от него, чтобы нам служить Богу, в обновлении духа, а не по ветхой букве" (Рим 7.6). А у ап. Иакова: "закон совершенный — закон свободы" (Иак 1.25); "так говорите и так поступайте, как имеющие быть судимы по закону свободы" (Иак 2.12). А у ап. Петра находим об этом исчерпывающе: "Итак, будьте покорны всякому человеческому начальству от Господа; царю ли, как верховной власти, правителям ли, как от него посылаемым для наказания преступников и для поощрения делающих добро, … как свободные, не как употребляющие свободу для прикрытия зла, но как рабы Божии" (1Пет 2.14-16).
Согласно этому и при таком понимании слова апостола Павла "нет власти не от Бога" означают не разнуздание власти, а связание и ограничение её. "Быть от Бога" значит быть призванным к служению Богу и нести это служение; это связывает и ограничивает саму власть. Это не значит, что власть свободна творить любые низости и мерзости, грехи и окаянства, и, что бы она не творила, — всё будет "исходить от Бога" и всё будет требовать от подданных, как бы гласом Божиим, совестного повиновения. Но это значит, что власть устанавливается Богом для делания добра и поборения зла; что она должна править именно так, а не иначе. И если она так правит, подданные обязаны повиноваться ей на совесть.
Таким образом, призванность власти Богом — становится для неё мерилом и обязанностью, как бы судом пред лицом Божиим. А совестное, свободное повиновение подданных оказывается закреплённым, но и ограниченным этим законом. Поскольку же "ограниченным"? Постольку, поскольку живущий в сердцах подданных закон христианской свободы зовёт их к лояльности или же возбраняет им эту лояльность.
И вот, именно к этой свободе, насыщенной любовью, совестью и предметным созерцанием, мы и должны обратиться за исходом, когда власть оказывается в руках сатаны, которому мы никак не можем и не хотим служить — ни за страх, ни за совесть. Служить мы можем и должны одному Богу, ибо мы "рабы Божии"; Ему мы призваны служить свободно, так говоря и так поступая, как имеющие быть судимыми не по букве Писания, а по закону свободы. И если оказывается, что по нашей свободной и предметной христианской совести (не по произволу и не по страсти!) — власть эта есть сатанинская, то мы призваны осудить её, отказать ей в повиновении и повести против неё борьбу словом и делом, отнюдь не употребляя нашу христианскую свободу для прикрытия зла, т.е. не искажая голоса своей христианской совести, не прикрашивая дел сатаны и не возводя их криводушно к самому Христу; с тем, чтобы теперь же принять на себя все последствия этой борьбы, а впоследствии ответить за каждый шаг наш со всем дерзновением и со всем смирением христианской свободы.
Это путь древний, православный. Впервые он был указан апостолами: "должно повиноваться больше Богу нежели человекам" (Деян 5.29). И затем на протяжении истории христианства этот путь был пройден многими святыми. Чтобы указать только на историю России, вспомним: преп. Сергия Радонежского, подвигающего Дмитрия Донского на татарскую власть, как не установленную Богом; патриарха Гермогена, поднимающего Россию на богопротивную власть поляков, засевших в Кремле; и, наконец, патриарха Тихона, дословно писавшего коммунистам 19 января 1918 года [Поучительно, что м. Елевферий умалчивает об этом послании патриарха Тихона так, как если бы его вовсе не было. — прим. Ильина]: "Властью, данной нам от Бога, запрещаем вам приступать к Тайнам Христовым, анафематствуем вас, если только вы носите ещё имена христианские и хотя по рождению своему принадлежите к Церкви Православной". "Опомнитесь, безумцы, прекратите ваши кровавые расправы". И, написав так в своём первом послании к пастве, св. патриарх Тихон в течение ряда лет пребыл верным своему слову, а в 1921 году повелел тогдашнему митрополиту Московскому организовать сопротивление властям в деле изъятия церковных ценностей.
Все эти церковные деятели, отцы русской Православной Церкви, знали Писание не хуже м. Елевферия; знали и Евангелие и Послания; и, в частности, Послание ап. Павла к римлянам. И вот, именно поэтому, они вступали на путь христианской свободы и возвышали свой голос, — то осуждая, то анафематствуя, то призывая прямо к борьбе не на жизнь, а на смерть; самостоятельно, но не произвольно решая вопрос о бого-не-установленности данной власти и не боясь "выступить против воли Божией". И голос их звучал отнюдь не из пустоты и отнюдь не звал к произволу, анархии и хаосу. И казалось бы, что православному епископу надлежало бы знать всё это и не отнимать у нас христианскую свободу законническим толкованием Писания, да и самому не "употреблять свободу для прикрытия зла".
Этой христианской свободе мы и должны учиться у Сергия, Филиппа и Гермогена. Она означает не безответственный произвол решений, а великое бремя ответственности. Она одновременно — великое религиозное право, право совестно и творчески созерцать и разуметь закон Божий и в то же время — великое религиозное бремя, бремя ответственного решения в творческом применении закона Божия к жизни. Но уклониться от этого бремени нельзя.
Ибо Священное Писание Нового Завета не даёт и никогда не стремилось дать исчерпывающий кодекс правил на все случаи жизни. Оно указует нам дух, в котором мы должны пребывать, дух веры, любви, молитвы, прощения, щедрости; и даёт несколько основных заповедей. Творить же жизнь из этого Духа мы, как христиане, призваны свободно. Огонь этого духа должен жечь наше сердце и светить нам. Но "абсолютные", "непоколебимые", "неограничимые" законы поведения — являются домыслом формального человеческого рассудка, заражённого иудаистическим законничеством.
И если так обстоит дело с учением Евангелия, то ещё более это относится к свв. канонам. Дух канонов мудр, чист и свят; читая их, изумляешься их верному видению, их свободной властности, их целеустремлённости, их (сразу) строгости и доброте. Но каноны не могут предвидеть всё и дать исчерпывающий кодекс правил и исключений (ибо справедливость всегда требует исключений!) [Срв. например, правила 69 и 88 шестого Вселенского Собора, устанавливающие прямые исключения из общего правила. — прим. Ильина] на все времена и обстоятельства.
В канонах живёт творческая свобода христианского духа, дух церковного самостроительства. Эта свобода не умерла и ныне. Эта творческая сила не покинула Церковь и теперь. И если история человечества несёт Церкви непредвиденные обстоятельства, крушения и осложнения, то надлежит не держаться за букву канонов, а возродить в Церкви их творческий дух; и выходить из непредвиденных бед, потрясений и искушений, следуя не букве канонов, а их живому церковному духу.
И в этом отношении вся позиция м. Елевферия является столь же формально-законнической, как и в других отношениях.
34-е апостольское правило, на которое он ссылается, гласит: "Епископам всякого народа подобает знати первого в них и признавать его яко главу и ничего превышающего их власть не творить без его рассуждения: творить же каждому только то, что касается до его епархии и до мест, к ней принадлежащих".
Согласно этому зарубежные иерархи должны, по-видимому, подчиниться митрополиту Сергию, на чем м. Елевферий и настаивает. Но если народом этим завладеет сатанинская власть с её никем и никогда не предвиденными приёмами всепроницающего сыска, лжи, угрозы, насилия и изоляции; и если часть народа рассеется по всей вселенной, спасая души свои, а первый епископ, как глава, окажется в плену у сатаны и лишённым свободы церковного изъявления — что же тогда? Это апостольское правило должно быть всё-таки формально-законнически соблюдено на всеобщий соблазн, и на разрушение, и на торжество пленившего сатаны, или же христианская совесть должна создать новые формы церковного устройства не по букве канонов, а в духе их? Митрополит Сергий высказался в своём нелегальном письме за дух, а не за букву. Но м. Елевферий стоит за букву, хотя бы следование ей вело к торжеству врага Церкви. Он даже пытается нас уверить, что подъяремная Церковь в России, которую он называет "патриаршеством", возрастает во внутренней благодатной свободе (II, 54-55), которую митрополит Сергий "всемерно охраняет" (56); мало того: — Русская Православная Церковь только при советской власти, перестав опираться на "кесарево", вкусила этой "канонической благодатной свободы" (II, 54), которой она была лишена в императорской России; и эту-то "каноническую свободу" (основанную на всепроницающем контроле коммунистов) должна воспринять от неё и зарубежная Церковь!..
Но каноническая свобода никогда не состояла и не будет состоять в том, что церкви даётся обманная видимость самоуправления при постоянном терроризирующем вмешательстве противоцерковных, сатанински вдохновляемых безбожных правителей. И как может православный епископ выдавать эту угнетённость Церкви, изнемогающей в оковах дьявола, эту неслыханную в мировой истории несвободность её, это кощунственное поругание свободы — за "благодатную внутреннюю каноническую свободу Матери-Церкви" (II, 54-56)?! Как могло его перо начертать эти слова над строем церковным, буквально изъеденным зубами сатаны?! Да, Православная Церковь в России не опирается более на "власть кесаря", но зато контролируется во всём властью, сатанински вдохновляемой в отношении церкви и религии. И это есть "каноническая свобода"? "благодатно возрастающая", "силою Духа Святаго"? И к этой "свободе" м. Елевферий дерзает звать Православную Церковь зарубежья?!.
Да не откликнется никто на его зов! Да не постигнет нас этот соблазн!
Ибо всё учение его о мнимой богоустановленности советской власти и о необходимости подчинения ей за совесть — построено на неправде и ведёт к величайшему соблазну.
И.А. Ильин.
Берлин, март 1936г.
Метки: рпцз, иван ильин