АКТУАЛЬНЫЕ НОВОСТИ

Митрополит Антоний: Исповедь - VII заповедь

Содержание материала

13. VII заповедь

Нужно ли говорить о том, что всего чаще и больше духовнику приходится выслушивать признания о грехах против целомудрия и давать советы о борьбе с ними. В настоящее время торжеству­ющего неверия и поругания веры на исповедь приходят только те, кто желает спасать душу. Если не большинство, то очень многие из этих мужественных душ, оставшихся верными Богу и Церкви, сами смирили себя пред Господом и никого не обижают, а стараются творить добро. Такие христиане, которые идут к Богу сами, обыкновенно бывают свободны от злобы, сребролю­бия и зависти, но искушения чувственные продолжают гнаться за ними даже в монастырь и пустыню, и если они свободны от прельщения женской красотою и обольстительным женским об­ществом, то грешное похотение является в самой грубой скотс­кой похоти, а если христианин совершенно удаляет себя от жен­щин, то в виде тайного греха и неестественных стремлений. Это тяготение не покидает и такого христианина и даже подвиж­ника, который напряженно борется с собою и от души ненавидит грех, пламенно желая вести совершенно целомудренную жизнь. Напрасно думают, будто супружество совершенно освобождает человека от этой борьбы. И там ограничения себя, связанные с родами и болезнями жены и с временной разлукой по делам службы или торговли, искушают супругов помыслами о незакон­ной связи, не говоря уже о разного рода излишествах во взаим­ных отношениях друг с другом. Вот почему в требниках ни на один грех нет столько вопросов и епитимий, как на грех нецело­мудрия. Будем различать грешников по степени их покаяния и по существу самых грехов. Начнем с тех, которые мучатся укорами совести, но не решаются сознаться в грехе. Особенно часто это случается, если священник им знаком и считал их за честных женщин, мужей, девиц или мальчиков. Также послушницы в оби­телях стыдятся признаваться своему духовнику в этих последних грехах; стыдятся супруги того и другого пола признаться в су­пру­жеских изменах, девицы, женщины  в вытравлении плода, а также в грехах неестественных, которые в настоящее время получили самое широкое распространение во всех слоях общества. Однако велик грех скрывающих грехи на исповеди: как мы сказали, мно­гие из таких грешников кончают земную жизнь самоубийством; но зло укрывательства заключается еще и в том, что пока хрис­тианин или христианка не исповедует своего падения, то будет вновь и вновь возвращаться к нему и постепенно впадет в полное отчаяние или, напротив, в безстыдство и безбожие и вовсе перестанет являться на исповедь. Посему, как ни тяжело духовнику допрашивать подобные вещи, но он не должен отпускать от себя исповедающегося, если имеет основание подозревать его в ук­рывательстве, пока не добьется от него полного призна­ния. Не отрадно и писать эти строки и эту главу, но нам хорошо известно, насколько духовники наши неопытны в своем делании и какие допускают ошибки в оценке грехов и в советах о борьбе с ними, а потому понуждаемся писать о них, что можно, прямо, а о прочем указывать главы в Номоканоне.

Итак, если ты узнал от юноши, или девицы, что они не со­грешили блудом, то спроси, не грешили ли они другим грехом, близким к тому и нарушающим седьмую заповедь. Тут нередко начинаются волнения, краска на щеках, тяжелые вздохи и иногда слезы. Меньшие грехи такого рода, с светской точки зрения, являются предметом мучительного стыда, а большие, т. е. блуд и прелюбодеяние – нередко предметом похвальбы. На оба эти явления указывает даже Лев Толстой в «Крейцеровой сонате».

Однако, опрашивая о сем своих духовных чад, детей, из коих очень, очень многие виноваты в тайных грехах (петербургские законоучители говорили мне, что виноваты 75%), духовник дол­жен опасаться, как бы не сообщить о способах подобного греха детям совершенно невинным и не знающим никаких пакостей. У детей, уже глубоко погрязших в порочные привычки, они отра­жаются на лицах: глаза их бывают мутные, щеки как бы мокрые (также руки), а центр лица, то есть нижняя часть лба и верхняя часть щек вместе с глазами, представляются как бы мерт­венны­ми, вроде маски серого цвета, прикрывшей лицо ребенка или подростка. Иногда он допускает греховные действия, совершенно не зная, что это грешно и разрушительно для здоровья. Таких начинай сперва спрашивать, не читают ли они неприличных книжек, не любят ли разсматривать такие же картинки, не допус­кают ли прикосновения пальцами чего не следует и т. д.

Если подросток, мальчик или девочка, заметит, что ты гово­ришь им с сочувствием, а не для того, чтобы обругать их и уни­зить, то уже и сами они предупредят твои дальнейшие во­просы и хотя с внутренней мукой, но, не щадя себя, разскажут свои грехи. Слушай их спокойно и терпеливо; не покажи негодования, если услышишь то, чего не ожидал, – взаимную малакию, мужелож­ство, кровосмешение, скотоложство и птицеложство. Все это слу­чается именно там, где дети и даже подростки не знают, что греш­но и что не грешно, а видя то, что делают животные, подражают им, а затем, не встретив вовремя духовника, который бы сумел принять их исповедь, носят на своем сердце тяжелый камень со­деянного греха, и сперва молчат о нем по незнанию, а потом, вы­росши и сделавшись самолюбивыми, уже просто стыдятся при­знаться в своих неразумных делах, но в то же время носят в себе мысль, что они осквернены на всю жизнь, и приобретают унылое и раздражительное настроение души. Однако здесь еще не конец их духовному бедствию; другой помысл говорит им: все равно ты уже мужеложник или кровосмесник; нечего тебе останавливать­ся пред меньшим грехом блуда и подобными; так и увядает мо­лодая душа, не встретившая себе духовной опоры.

Когда же ты, любезный духовник, узнаешь, в чем грех твоего духовного чада, то, если оно знает качество этого греха, тогда, смотря по тому, близок ли он к унынию, либо, напротив, настро­ен весьма безпечно, сообразно с его настроением увещевай его. В первом случае, покажи ему по требнику, что обычный у детей и подростков грех, хотя и противен Богу, но наказывается далеко не столь тяжкими епитимиями, как блуд; грехи же, допущенные в очень молодом возрасте по неведению, хотя бы были и очень преступны, не вменяются как тяжкие, лишь бы они не повторя­лись уже сознательно; наконец, поясни им, что отвратительный грех содомский, в коем многие почти невинные мальчики и под­ростки ошибочно считают себя виноватыми, есть вовсе не то, чем они полусознательно или вовсе безсознательно грешили. Они были вероятно в том грехе, который упоминается в 29-м и 30-м правиле Номоканона, а тот тяжкий грех – в 28, 185 и 186, где описана и разница по степени виновности между этими грехами. К сожалению, и большинство духовников этого не зна­ют, и повергают, напр., послушниц, признающихся в том меньшем грехе, такому же осуждению, какое положено за самый тяжкий, а поэтому укрывание грехов на исповеди в женских монастырях и общинах есть явление не очень редкое.

Итак, когда молодая душа, пораженная стыдом и унынием, предстоит тебе после своего признания, утешай ее, как Бог тебе поможет, утешай, но и устраняй от дальнейших падений. Скажи, что ты или другие старцы знали многих долго рабствовавших гре­ховной привычке, но чрез таинство покаяния и причащения со­вершенно от нее освободившихся, – что в таком еще не зрелом возрасте, не тело человека влечет его ко греху, ибо оно даже не созрело для этого, – а извращенная мечтательность души. По­этому, если он душу свою отвратит от греха с ненавистью к пос­леднему, то тело его не будет привлекать его на злое; но если он закоснеет в своем грехе, то став уже мужчиной (или зрелой де­вой), он окажется связанным вдвойне тяжкими узами, ибо тогда к похоти души присоединятся и половые потребности тела: грех будет усиливаться, падения учащаться, а кара Божия не замед­лит в виде чахотки или неврастении, или неспособности к брач­ной жизни, или даже идиотства и эпилепсии.

Последнего рода картины с особою силою предначертай тем молодым людям, детям, юношам и девицам подросткам, которые, живя среди подобных же товарищей или товарок, смотрят на свои грехи очень легко. Им должно объяснять, что так легко терпимый совестью грех, – особенно грех плотский, не останавливается в своем греховном росте, но влечет человека на худшее и преступ­ное. Деторастлители, скотоложники, публичные женщины и аль­фонсы не родились такими, а вступали в бездонную пропасть сво­их падений постепенно; в ранней молодости у них были те же, сравнительно небольшие грешки, как у тех сверстников, которые прожили жизнь, как честные люди и добрые христиане, но они отличались от последних тем, что не каялись в своих падениях, смеялись над увещаниями и не укоряли себя за грехи; потом, ког­да они ожесточились в них, то им приходилось приносить позднее, но безплодное раскаяние в гниющем от сифилиса теле или в по­ложении пансионера дома умалишенных, или в звании спившего­ся золоторотца, отщепенца общества, как не способного уже ни к какой работе, или наконец выгнанной из всех притонов нищей, состарившейся проститутки. Теперь, пока ты еще так молод (или молода), тебе не трудно избежать этой гибельной пропасти, если возненавидишь и свои грехи, и свое легкомысленное настроение души и вступишь в борьбу со своими, уже начавшимися привыч­ками. А как привлекателен, как прекрасен тип человека, мужчи­ны или женщины, не подпавших искушениям распутства! Вид их бодрый, лицо моложавое, взор смелый и спокойный. Как благо­дарны они Богу, что своевременно побороли искушение.

Как же вступить в борьбу с этими грехами? – Различно, смотря по тому, творится ли твой грех секретно от всех наеди­не, или вместе с кем-либо другим. Если последнее, то прежде всего удаляйся решительно и резко от своих союзников в грехе. Заяви им о сем прямо и открыто, и заранее обреки себя на то, чтобы претерпеть насмешку или обиду; те скоро откажутся от тебя и навсегда, ибо тоже будут бояться общественного стыда или наказания.

Если же грех твой совершается наедине, то больше всего бой­ся его первой ступени. Что это значит? А то, что душа, принес­шая покаяние, освятившаяся таинством, молящаяся и желающая жить чистой жизнью, не может обратиться к греховному делу сразу, без предварительных, посредствующих ступеней. Подвиж­ники учат нас непременно утром и вечером собрать свои мысли, вспомнить о главной у каждого страсти, о главной помехе его спасению, возненавидеть ее в душе и, так настроив себя, произ­нести трижды, сознательно и не торопясь: «Сподоби, Господи, в день сей или в нощь сию без греха сохранитися мне». И на сей день и на сию нощь Бог тебя непременно сохранит, если ты ска­зал эту молитву искренно и без колебаний.

Мы упомянули о первой ступени греха. В чем она заключает­ся? В самообмане. Грех не овладевал бы душою человека, если бы не поучали его прибегать к лжи перед самим собою: вот почему диавол и называется в слове Божием: «ложь и отец лжи». Не только в описываемой нами порочной привычке, но и в самых мелких страстишках, морфинизме, а тем более – в пьянстве подверженный им человек, борясь с собой, в то же время так обманывает себя: – «Я не буду творить сегодня своего скверного греха, но позволю себе припомнить подробнее: как это было в прошлый раз? Или вот дозволю себе прочитать еще раз ту грязную книжонку, или пойду вечером на улицу посмот­реть прохожих красавиц, или пойду посмотреть такую-то опе­рет­ку». Все это опасно и вредно даже для целомудренной души, но душа, уже зараженная греховной привычкой, только на то время и может не поддаваться ей снова, пока решительно удаляет от себя все соблазняющее, пока не воспроизводит около себя той обстановки, в которой обыкновенно предается греху. Для одних грешников в этом смысле гибельна известная компания, для дру­гих – напротив, пребывание наедине. Когда ты находишься в бодром и добром настроении души, то признайся себе, что такие-то и такие-то мысли, состояния души и тела, такие-то предметы, книжки, зрелища, иногда даже –– запахи неудержимо влекут тебя ко греху и что бороться с последним ты не можешь, если будешь подаваться на эту первую ступень, а твое решение оста­новиться на ней и не идти дальше есть самообман, ибо остано­виться на ней ты не можешь, если уже на нее вступил. Точно также от курева или от морфинизма отстанет только тот, кто выбро­сил совсем от себя эти снадобья и не будет к ним прикасаться. Однако и этого пожалуй еще мало: чтобы очистить душу, засо­ренную скверною чувственною страстью, должно наполнять ее лучшим облагораживающим занятием – одушевляющим трудом, физическим или умственным; затем окружить себя облагоражива­ющим обществом или дружбою с добрым товарищем, или близо­стью к старшему родственнику и откровенностью с ним, или с нею – начиная с родной матери; самое же главное – должно стать ближе к нашему Небесному Отцу и прибегать к Нему с молитвою. В этом случае духовник может с успехом посоветовать кающемуся приобрести себе канонник или молитвослов. В других обстоятельствах любой подросток тебя и не послушает, а в своем горе и стыде – послушает; если имеешь возможность, то сам подари ему молитвенник. Кстати прибавим, что духовные лица часто представить себе не могут, какое огромное значение имеет для мирянина нахождение у него молитвенника. Священник, вы­шедший сам из духовной семьи, готов думать, что подобная книж­ка есть столь же необходимый предмет во всяком доме, как стол и кровать, но пусть он знает, что в огромном большинстве се­мейств интеллигентных, а также у селян, нет ни Нового Завета, ни молитвослова и что последний представляет из себя диковину и имеет самое благодатное значение для одичавшего от веры со­временного общества. Пусть даже по нему и не молится ежеднев­но его владелец; пусть целыми месяцами никто в семействе к нему не прикоснется, но если хоть несколько раз в год кто-либо в доме подержит его в руках и что-нибудь почитает, и то прольет благо­детельный свет в потемневшие души. И притом знай, что наверно хоть временами там будут по нему и молиться, и вообще знако­миться с молитвословиями Св. Церкви.

Насколько смутно и подавлено бывает настроение изобра­женных выше молодых грешников и грешниц, настолько безстыд­но и далеко от покаянной настроенности оказывается по большей части обращение более взрослых юношей с продажными девица­ми или распутными женщинами зрелого возраста, их соблазнив­шими на грех. Мы уже упоминали в своем месте, что эпоха по­добных падений в учащемся юношестве совпадает с потерею ими веры, а в юношестве деревенском с упадком благочестия и с по­рывами кощунства, в последнее же время  с таким же дерзким отрицанием, как и у студентов. Вникнем в эту печальную связь нецеломудрия с неверием внимательнее. В созревшем мужском организме пробужденное самодовольное чувство молодого самца; оно под­держивается и переменой общественного по­ложе­ния юноши: в обществе он становится лицом самостоятель­ным – студентом, или в качестве старшего гимназиста готовится вступить в эту, совершенно ничем не стесняемую, среду; в этой среде он чувствует себя женихом, выходит из-под постоянной опеки родителей; сам себе что-нибудь зарабатывает и вообще получает условия, благоприятные для самодовольного настрое­ния. С своей стороны пробудившаяся половая похоть имеет нечто общее с таким настроением и вот ему желательно жить без вся­кого стеснения; он мысленно говорит себе: веселись, юноша, в юности твоей; «и ходи по путям сердца твоего и по видению очей твоих»; но дальнейшие слова Екклезиаста, хотя бы он никогда не читал этой свящ. книги, будучи предъявляемы ему голосом совести, производят в нем сильное раздражение и возбуждают враждебное чувство против Бога и благочестия. Вот эти слова: «только знай, что за все это Бог приведет тебя на суд» (11,9). Правда, не столько будущий суд страшит его и сердит, сколько сознание запрещенности его грехов, их осужденности и Богом, и родителями, и старшими, и их наказуемостью самой природой в виде венерических болезней, угрожающих своим жертвам внешним уродством и сумасшествием. Между тем проникнуться сознанием своей виновности, своей греховности он вовсе не склонен при своем торжествующем самодовольстве, и вот он становится в противление или оппозицию и Богу, и священнику, и Церкви, и старшим, и общественным убеждениям, и приличиям. Отсюда и рождается интеллигентный нигилизм и простонародное хулиганство. Чтобы успешнее зажи­мать уста своей совести, молодежь прибегает к помощи вина, иногда грубой ругани и даже богохульства, дерз­ких ответов старшим, дабы оградить себя со всех сторон от пробуждения со­вести. Но самую ценную услугу для греха оказывают книж­ки, отрицающие истины св. веры и высмеивающие их. Вместе с книжками и картинками и безнравственными зрелищами, да еще при помощи товарищества с совершенно развратившимися и неверующими людьми, эти средства одурманения самих себя и являются причиной тому, что юношество забывает дорогу в храм Божий и к духовному отцу. Но это еще не все. Революция созда­ла еще одно средство для окончательного усыпления своей совести: жестокие казни людей невинных, соединенные с истяза­ниями и издевательствами, а также грубые кощунства над церковными святынями и молитвою людей верующих. На все эти ужасные злодеяния, от которых приходила в ужас вся вселенная, находилось однако довольно охотников, побуждаемых, конечно, ничем иным, как желанием убить в себе голос безпощадно бичу­ющей их совести и навсегда от нее отвязаться. Это же побужде­ние, иногда почти несознаваемое юношами и девицами, – а под­час и людьми пожилыми – понуждает их жадно отыскивать и читать все, что печатается против Бога, Церкви и заповедей Божиих, и гневно отворачиваться от всякой предложенной их вни­манию книги или беседы, защищающей истины веры. Зато с ка­ким доверием и без всякой проверки вслушивается молодежь в речи своих более самоуверенных товарищей, а иногда и потерявших совесть врачей о том будто блудные дела являются неодоли­мою потребностью для физически созревшего человека, без удов­летворения которой он будет болеть или даже сойдет с ума.

Но если бы пришлось кому-либо из настроенных подобным образом молодых людей, говорящих самоуверенно и авторитетно, раскрыть глаза на их подлинное душевное состояние, исполнен­ное самообмана и самых низких побуждений, то они и дослушать вас не пожелают, но перебьют грубою бранью, или насмешками. Что же делать с ними духовному отцу? Конечно, далеко не при всяких обстоятельствах возможно и полезно даже заговаривать с ними о предметах веры и совести. Но ведь мы разумеем здесь по преимуществу беседу на исповеди. Сюда эти «овцы заколения» или вовсе не придут, или придут либо с покаянием, по­двигнутые к нему, напр., болезнью, карающею распутство, либо в со­стоянии тяжелой душевной борьбы, ужаснувшись какой-либо допущенною крайнею мерзостию или несчастием, бедой, вроде самоубийства или детоубийства обманутой ими девушки, или в страхе пред каким-либо уголовным наказанием, или под вли­яни­ем свободно проснувшейся совести, или, наконец, по особым об­стоятельствам, например, пред вступлением в брак или отправле­нием на войну. Во всех подобных случаях и блудный юноша или сбившаяся с толку девица все-та­ки являются несколько нрав­ственно отрезвив­шимися и способными слушать и принимать к сердцу слово, исполненное любви и сожаления о них.

Не будем развивать подробнее сказанное уже о связи между неверием и развратом, а скажем теперь о борьбе с последним. Прежде всего должно разубедить грешника в том, будто разврат есть необходимая потребность взрослого человека. Каждый свя­щенник-духовник знает немало людей, соблюдавших девство до брака, в который они вступили значительно старше того возрас­та, в коем исповедывающийся лишился невинности; знает духов­ник и таких людей, которые сохранили девство до смерти и одна­ко были здоровы.

Понятие телесной потребности весьма неопределенное, и граница между последнею и простою похотью весьма неустой­чивая. Возьмите, напр., потребность уже совершенно безспорную – потребность питания; степень ее прину­дительно­сти находится в теснейшей зависимости от убеждения.Не­вольника можно заморить голодом до смерти в 3-4 су­ток, заперев его без пищи, а добровольные постники не едят вовсе целую седмицу и более. Понятие недоедания и страдания от недоедания тоже определяются тем, привык ли человек ку­шать хорошо и много и не встречать помехи своим пожеланиям или имеет готовность и даже желание подвизаться в посте и молитве.

Должно различать страдание, причиняемое самим телом, от страдания, происходящего отдушевного, от неудовольствияили гнева на невозможность достать себе то, что приятно и об­любовано в желаниях человека. Последнего рода страдания не­сравненно тяжелее переносятся, чем первые, даже в том слу­чае, когда чисто физические страдания ничтожны. Если же физические страдания дают себя чувствовать, а душа человека признает законность и полезность их перенесения, то таковые страдания вовсе не тяжелы, почти не ощущаются и скоро про­ходят сами собою. Приставляемый вам горчичник крепко жжет вам всю кожу, но, зная, что он даст вам к вечеру здоровье, вы нисколько не мучитесь душою от такого страдания и готовы увеличить срок его прикосновения. Напротив, если при голов­ной боли вас тревожит громкий разговор детей, а кроме того вы чувствуете крайнюю досаду на их неделикатность, то вам ка­жется, что голова ваша раскалывается от боли, а возрастающее чувство гнева, будучи само страданием, является большим сла­гаемым в сумме неприятных ощущений. Но вот ваши досадители вдруг вспомнили, что они вас тревожат, застыдились и лас­каются к вам, прося прощения. Они тронули ваше сердце своей чистотою и ласкою, развеселили вас и вы почти не чувствуете уже головной боли.

Если чисто физические ощущения и потребности находятся в такой тесной зависимости от душевных пожеланий и настрое­ния человека, то в гораздо теснейшей зависимости находится жизнь половая. Отчего это кажущаяся столь сильной похоть покидает самого здорового и молодого человека, когда он пре­бывает в глубокой горести или сильно озабочен и т. п.? Итак, она не столько в теле человека, сколько в душе. Конечно, чело­век, привыкший следовать всякому своему пожеланию, лишен­ный правила различать желания законные от незаконных и скверных, предающийся скверным и сладострастным мечтам и разыскивающий всюду возбуждающих впечатлений, – конечно, такой человек почитает половую похоть самою гнетущею потребностию, а неудовлетворение похоти принимает, как тяж­кое страдание; но ведь едва ли меньше страдает честолюбивый человек, не получив в срок ожидаемой звезды, а ведь нельзя же назвать получение звезды человеческою потребностью? Итак, не девственная жизнь, а развратная мечта и непримиренность с какими-либо лишениями является причиною тех страданий, яко­бы физических, которыми оправдывает блудник свое распут­ство. Но разве целомудренные душою девственники не испыты­вают страданий? Возможно, что иногда чувствуют некоторую тяжесть в голове, но все это легко проходит в глубоком сне, если душа человека остается свободна от порабощений сквер­ной похотью и исполнена желанием хранить чистоту совести хотя бы ценой лишений.

Внушая такие истины кающимся, духовный отец если и не удержит их на будущее время от падений, то принесет великую пользу их душам, приведя их к сознанию греховности своей жиз­ни и лишив их того беззаботного и самоуверенного настроения, в котором они пребывали. Вдобавок необходимо им указывать на то, что обращающиеся с блудницами являются участниками и в нравственном, и в физическом медленном умерщвлении этих не­счастных существ, а прелюбодеи и соблазнители делают несчас­тными целые семейства и бывают виновниками детоубийства или вы­травления плода, которое по правилам Вселенских Соборов вменяется одинаково, как дето­убийство, и обрекает виновницу пре­ступления и участников его на лишение св. причащения на срок от 10 до 20 лет. Если такое преступление теперь стало модным, то это нисколько не ослабляет виновно­сти его совершителей.

Область возможных предостережений и вразумлений блудникам, конечно, очень обширна, ибо эти грехи разоряют и душу че­ловека, делая ее холодной и безучастной к высшим во­просам и стремлениям, разрушают и семью и общество. Но в полноте и перечислить этих бед невозможно, да и без того мы остановились на сем вопросе очень долго. Следует только прибавить совет не­воздержанным холостым людям сочетаться законным браком, а их отговорки и ссылки на свою необезпеченность опровергать указанием на то, что распутство более разоряет людей, чем се­мья, да если бы ради последней и пришлось претерпевать бедность, то чистая совесть дороже, чем отравленное развратом себялюбивое благополучие*.

_________________

* Замечательные слова Пушкина, вложенные им в уста царя Бориса, именно в его заве­щании сыну Феодору:

«Храни, храни святую чистоту

Невинности и гордую стыдливость:

Кто чувствами в порочных наслажденьях

В младые дни привыкнул утопать,

Тот, возмужав, угрюм и кровожаден,

     И ум его безвременно темнеет».

Еще более настойчиво должен духовник вразумлять и при­стыжать супругов, изменяющих друг другу и обманывающих. Им должно напомнить слова Христовы: «якоже хощете да творят вам человецы, и вы творите им такожде». –  Было ли бы таким людям приятно, если бы и ему также изменяли в су­п­ружеском союзе, как изменял он или она? Как ни естествен та­кой запрос совести, но сами прелюбодеи и прелюбодейки редко задают его себе. Также редко думают они о том, какое развраща­ющее влияние будут иметь или уже имеют их проступки на их детей: дети, потеряв к родителям уважение, нередко почти во­все теряют различие между дозволенным и греховным, честным и нечестным и вырастают негодяями. Известны страшные слова Спасителя о том, кто соблазнит единаго от малых сих.

Заключая речь о борьбе с таким грехом ответом на вопрос грешника, как избавиться от него, должно припомнить то, что говорилось о борьбе с грехами тайными, юношескими, ибо все это имеет приложение и к страстям людей взрослых. Пусть они также перестанут верить мирским повестям или романам, по ко­торым незаконная любовь, напр., к чужой жене или чужому мужу или родственнику представляется каким-то невольным наитием, с которым будто бы невозможно бороться. Все это ложь, все эти влюбленности плод развращенного или праздного воображения, которого не знали наши предки, воспитывавшиеся не на романах, а на священных книгах. Должно наполнять душу свою иным, лучшим содержанием, должно любить Христа, роди­ну, науку, школу, тем более – Церковь, родителей, со­товари­щей по делу, которому ты посвятил свою жизнь, – а подругу жизни выбирай такую, с которой можно на всю жизнь заключить брачный союз и воспитывать детей. Всякую другую любовь считай недозволенной, если хочешь спасти душу и если имеешь к тому склонность, то борись со страстью решительно. Прежде всего прекрати сразу такое знакомство, навсегда и безусловно. Чтобы спасти себя от укоренившейся уже страсти, должно даже оставить место, учительство, не отвечать на письма и занять свой ум и свои руки разумною работой, имея около себя родителей и друзей. Это, конечно, самые общие приемы борьбы с собою, но обстоятельства бывают столь разнообразны, что решение подобных затруднений должно быть предоставлено благоразумию самого духовника.
Во всяком случае духовник должен пояснить совершенную незаконность смешанных браков по 72 правилу
VI Вселенского собора и 52-му Номоканона, также браков с родственниками в запрещенных степенях. Правда, каноны церковные мало почитаются подобными женихами и невестами, но их должно предупреждать о крайней непрочности таких браков, которые, в последнее особенно время, очень скоро кончают разводом, т.е. донесением на самих себя о незаконности брака при первой же неприятности между супругами. Только глубокое сознание святости брачного союза понуждает супругов поступаться собою во взаимной уступчивости и охранять свой союз. Но, когда и муж и жена будут сознавать, что союз сей и не священный, и даже проклятый Церковью, то, конечно, никакого побуждения для охранения союза не останется, тогда, при неизбежных ссорах, взаимное чувство потускнеет, и супруги начнут тяготиться друг другом. Впрочем, если духовник пользуется уважением последних, то без особенного труда он может убедить инославного супруга принять православие, изложив общие доводы в пользу последнего, а затем указав на невозможность воспитания детей в обычаях и убеждениях, чуждых их отцу или матери.

Печать E-mail