|
 Потрясения, пережитые старейшим иерархом Русской Церкви весной—летом 1926 года, заставили его на время отойти от активной церковной деятельности. В информационной сводке местного представительства ОГПУ от 1 августа 1926 года о церковных делах в Ярославской епархии было сказано: «В жизни духовенства необходимо, прежде всего, отметить поражение Агафангела в его притязаниях на место патриаршего местоблюстителя. Его соперник Сергеи<так> Нижегородский одержал верх, и митрополиту Агафангелу пришлось удовлетвориться Ярославской епархией. Потерпев неудачу в своих планах, Агафангел затих и занялся исключительно служением торжественных богослужений в г. Ярославле и губернии по приглашению общин»1.
1 Акты... С. 572.
Согласно показаниям протоиерея Димитрия Смирнова (письмоводителя Ярославской митрополии с конца 1926 года), степень отстранения Ярославского святителя от дел в тот момент была еще большей:« Поскольку Агафангел увидел, что против него Сергий и другие, расстроился и, отказавшись стать главой Тихоновской церкви, уехал из Ярославля в деревню и до конца 1926 года не показывался и в Ярославль»2.
Причина отъезда митрополита Агафангела, однако, заключалась не только в его« расстройстве». Тому, чтобы он «затих», прямо способствовали сами органы ОГПУ. Планы Тучкова по его использованию в деле организации нового церковного раскола не осуществились, в том же, чтобы дать ему возможность нормального епархиального служения, власти явно заинтересованы не были. В результате, не получив прописки в Ярославле, святитель Агафангел был вынужден удалиться из своего кафедрального города и поселиться в одной из окрестных деревень3.
Митрополит Сергий, убедивший тогда основную часть российского епископата в том, что он сможет управлять Церковью более эффективно, чем митрополит Агафангел, престарелого Ярославского святителя, похоже, всерьез уже не воспринимал и иронически именовал его в своем кругу «Агафьей». Такое прозвище даже вызвало подозрения у бдительно следивших за внутренней церковной жизнью сотрудников 6-го отделения СО ОГПУ. На допросе 20 декабря 1926 года уполномоченный отделения А. В. Казанский спрашивал митрополита Сергия: «Почему и Вы, и <архиепископ> Корнилий <Соболев>называли митрополита Агафангела "Агафьей"? Не является ли это секретной кличкой?» Ответ Заместителя был таким: «Нет, это просто шутка, так прозвал его какой-то сибирский епископ»4. Видимо, суровая обстановка тех лет многих приучила к тому, что стоящий во главе церковного управления иерарх должен уметь действовать очень решительно, если не сказать — жестко. Митрополит Агафангел в событиях 1926 года повел себя иначе и в результате стал объектом таких «шуток».
1 ЦДНИ Ярославской обл. Ф. 1. Оп. 27. Д. 2377. Л. 178. (Материалы книги «Ради мира церковного». Текст документа предоставлен Е. В. Большаковой (Ярославль).)
1Архив УФСБ РФ по Ивановской обл. Д. 9974-П. Т. 1.Л. 111.
См.: Новомученики и исповедники Ярославской епархии. Ч. 1: Митрополит Ярославский и Ростовский Агафангел (Преображенский) / Под ред. прот. Н. Лихоманова. Тутаев: Правосл. Братство св. блгв. кн. Бориса и Глеба, 2000. С. 51—52.
4 ЦА ФСБ РФ. Д. Р-31639. Л. 58.
Когда в конце того же года митрополит Сергий, не оставив себе заместителя, был арестован, святитель Агафангел не стал использовать, казалось бы, удобный момент для того, чтобы снова заявить о своих правах на возглавление Русской Церкви. Он не возражал против вступления в должность Заместителя Патриаршего Местоблюстителя сначала своего бывшего викария архиепископа Иосифа (ставшего к тому времени уже митрополитом Ленинградским), а затем уже викария действительного — архиепископа Серафима (Самойловича). Есть основания думать о наличии у ОГПУ расчетов спровоцировать трения между ними. В конце декабря 1926 года святитель Агафангел, получив разрешение властей, вернулся из своего деревенского полу затвора в Ярославль и приступил к непосредственному управлению епархией1. С канонической точки зрения, отношения между ним и архиепископом Серафимом в тот момент стали крайне двусмысленными. Мог возникнуть вопрос, кто кому должен подчиняться в Ярославской епархии. Как прокомментировал сложившееся тогда положение протоиерей Д. Смирнов, «снова в Ярославле получился курьез»2. Однако оба святителя в этой непростой ситуации повели себя очень тактично, и никаких осложнений между ними не возникло. Это видно даже из информационной сводки, подготовленной для Ярославского губкома партии местными органами ОГПУ (у которых не было никаких резонов замалчивать внутрицерковные проблемы). В сводке от 15 февраля 1927 года говорилось: «В связи с назначением Серафима Угличского на пост заместителя местоблюстителя патриаршего престола среди тихоновского духовенства идут разные толки и разговоры, в большинстве своем такого сорта, что местоблюстителем нужно быть Агафангелу, а не Серафиму, который молод, высшего духовного образования не имеет, человек слабовольный и авторитетом не пользуется. Митрополит Агафангел на разговоры о назначении Серафима отвечает с улыбкой, из чего можно заключить, что в душе он остался недоволен этим назначением, считая Серафима неподходящим, а себя обиженным. Из разговоров Агафангела также видно, что Серафим просил его о помощи в деле управления церковью и что часто обращается к нему за советами. Отсюда можно понять, что фактически церковью управляет Агафангел, а Серафим является не больше как ширмой»1.
1 См.: Новомученики и исповедники Ярославской епархии. Ч. 1. С. 52.
2 Архив УФСБ РФ по Ивановской обл. Д. 9974-П. Т. 1. Л. 111.
1 ЦДНИ Ярославской обл. Ф. 1. Оп. 27. Д. 2380. Л. 259. (Материалы книги «Ради мира церковного». Текст документа предоставлен Е. В. Большаковой (Ярославль).)
Сотрудники центрального аппарата ОГПУ, составлявшие информационные обзоры уже для высшего партийного руководства, пытались, было, изобразить, что в Русской Церкви назревает новый конфликт, но и они не смогли найти повод развить всерьез эту тему. Так, в обзоре политического состояния СССР за январь 1927 года сообщалось: «Часть Тихоновцев по-прежнему отрицательно относится к временному местоблюстителю Серафиму Угличскому, считая, что викарный епископ (Серафим) не должен властвовать над епархиальным (Агафангел) и что положение церкви теперь хуже и безнадежнее, чем это было во время ареста Петра Крутицкого»1. В следующем же обзоре, за февраль, было сказано: «Отношение белого духовенства и епископата к митрополиту Агафангелу несколько изменилось в более благоприятную для последнего сторону. Так, некоторые реакционные епископы обратились к исполняющему должность местоблюстителя Серафиму с предложением передать власть Агафангелу. Серафим уступить власть отказался, однако пытается наладить хорошие отношения с Агафангелом»'
Существует свидетельство, что в тот момент святителя Агафангела в своих интересах вновь пытался использовать Е. А. Тучков, предложив ему встать во главе Русской Церкви при условии подчинения ее внутренней жизни контролю ОГПУ. Сообщение об этом содержится в очерке Е. В. Апушкиной «Крестный путь преосвященного Афанасия (Сахарова)»: «Перед тем как митрополит Сергий стал заместителем Местоблюстителя, его роль Тучков предлагал тем архиереям, имена которых стояли в завещании Патриарха, т. е. митрополитам Агафангелу и Кириллу. Рассказывали, что митрополиту Агафангелу запретила идти на это одна блаженная (слепая Ксения) из г. Рыбинска, которую он очень почитал, сказав: "Если согласишься, то потеряешь все, что раньше приобрел.
1 «Совершенно секретно»: Лубянка — Сталину... Т. 5. С. 47.
2 Там же. С. 156.
' Вестник РСХД. 1973. № 1 (107). С. 187; ср.: Молитва всех вас спасет. С. 44. Речь здесь идет о монахине Ксении (Красавиной), которую многие в Ярославской епархии в 1920—1930 годы почитали прозорливой и искали у нее совета. В 1934 году слепая и полуглухая старица Ксения бьиа арестована. В протоколе ее допроса от 27 апреля 1934 года содержатся следующие примечательные сведения о ней: «Я происхожу из д. Ларионовская Мышкинского района Ивановской] Промышленной] обл. Возраст мой — 86 лет. Родители были крестьяне. До 19-летнего возраста я работала в своем хозяйстве и по найму у других крестьян. С 19лет ушла в лес "спасать душу и тело ". В лесу прожила 30 лет, в землянке, питалась чем придется. Землянка моя находилась неподалеку от д. Рудина Слободка, в 20 верстах от г. Мышкина. Тогда ко мне приезжал из Петербурга два раза отец Иоанн Кронштадтский и ближайший его последователь — свящ[енник] села Тимохово Зеленецкий Михаил. Они одобряли мою жизнь. При Соввласти я жила на родине в д. Ларионовская, в выстроенной бане келье. За все это время ко мне приходило много народа за разными наставления-
Поскольку факт ведения Тучковым переговоров со священномучеником Кириллом о судьбе высшего церковного управления в начале 1927 года подтверждается документально', свидетельство о его аналогичном обращении к святителю Агафангелу кажется вполне правдоподобным.
Митрополит Сергий между тем, как известно, согласился с условиями Тучкова (в противном случае из заключения он бы так скоро не вышел) и, вернувшись в апреле 1927 года к церковной власти, принялся претворять их в жизнь. Изменение курса церковной политики, предпринятое под давлением ОГПУ митрополитом Сергием, многих из тех, кто активно поддерживал его в период его первого заместительства, привело в замешательство. Так, например, с серьезными недоумениями по поводу июльской Декларации обратился к митрополиту Сергию архиепископ Серафим, почитавший его ранее как «мудрого кормчего в Церкви» и, по собственному признанию, «с радостию» передавший ему управление Церковью после его освобождения весной 1927 года. Митрополит Сергий писал в ответ о своей вере в то, что избранный им путь принесет мир Церкви, обещал вырывать по два, по три страдальца и возвращать их к обществу верных2. Однако надежды митрополита Сергия на то, что его политика принесет мир Церкви, не оправдывались, церковные нестроения, вызванные этой политикой, нарастали.
В сентябре 1927 года начал развиваться конфликт между митрополитами Сергием и Иосифом. Поводом здесь, как известно, послужило перемещение митрополита Иосифа с Ленинградской кафедры на Одесскую — перемещение, им отвергнутое как «противо-каноническое, недобросовестное, угождающее злой интриге». Влияние митрополита Иосифа при этом сказывалось не только в Ленинградской, но и в Ярославской епархии, поскольку местом его пребывания оставался его бывший кафедральный город — Ростов Великий (за вычетом периода с декабря 1926 года по сентябрь 1927 года, когда он находился в ссылке в Моденском монастыре Новгородской епархии)4.
Сведения о настроениях самого митрополита Агафангела в этот период (до начала 1928 года) весьма скудны. Против самой по себе легализации церковного управления он, очевидно, ничего не имел.
' См.: «Это есть скорбь для Церкви, но не смерть ее...». С. 345.
'Акты... С. 571.
' Там же. С. 524.
' Сахаров М. С. Жизнь и деятельность митрополита Иосифа (Петровых). С. 23.
Конечно, могли возникнуть подозрения насчет того, какова была цена этой легализации (неприятный опыт общения с Тучковым у святителя Агафангела был, и он знал, чего тот добивался). Но какое-то время еще могли оставаться надежды на то, что искусный в дипломатии Нижегородский митрополит смог найти более или менее приемлемый для Церкви вариант компромисса с властью. По этой причине постановление Заместителя от 27 мая 1927 года, предписывавшее всем епархиальным Преосвященным подать заявления в органы местной власти о их регистрации1, святителем Агафангелом было без промедления принято к исполнению. В июне 1927 года им было подано в Административный отдел Ярославского губисполкома заявление о регистрации его самого в качестве митрополита Ярославской епархии и епархиального совета при нем. По этому поводу из Ярославского Адмотдела был послан срочный запрос в центр о том, «допустима ли данная регистрация». Прошло более месяца, прежде чем ответ из Центрального Административного управления НКВД был получен. Смысл его заключался в том, что торопиться с регистрацией епархиальных управлений «Тихоновской ориентации» не следует, нужно ждать, когда «по этому вопросу, по согласовании его с ОГПУ, на места будут преподаны от НКВД исчерпывающие указания и распоряжения»2. Политика ОГПУ очевидным образом состояла не в том, чтобы просто взять и зарегистрировать епархиальные управления такими, как их предложат сами«Тихоновские» архиереи, а в том, чтобы навязать им такой состав этих управлений, который будет, прежде всего, отвечать собственным интересам ОГПУ3.
Принудив митрополита Сергия к ведению просоветской политики, власти внимательно следили за реакцией на его действия со стороны церковных кругов. Конечно, не обойден был вниманием и старейший иерарх Русской Церкви. В составленном ОГПУ для Политбюро обзоре политического состояния СССР за июнь 1927 года (датированном серединой августа) митрополит Агафангел упоминался в числе не согласных с новой политикой Заместителя: «С выдвигаемым митрополитом Сергием положением "лояльность к советской власти не есть измена православию " многие церковники не согласны, как, например, "непримиримые", группа Агафангела, ссыльные епископы, группа Новоселова. Эти группы держатся пока выжидательно».
1 См.: Акты... С. 499—500.
! Русская Православная Церковь и коммунистическое государство. С. 223—224.
В этом можно удостовериться на примере документов ОГПУ, касающихся вопроса регистрации Ленинградского епархиального управления (см.: «Сов. секретно. Срочно. Лично. Тов. Тучкову» // Богословский сборник. Вып. 10. С. 365-366).
Очевидно, что Ярославский святитель уже тогда вполне мог в частных беседах выражать сомнения в правильности курса, взятого Заместителем. Посредством своих осведомителей ОГПУ все это отслеживало. Но открыто своего несогласия с митрополитом Сергием митрополит Агафангел никак не обнаруживал, держался выжидательно, настороженно наблюдая за дальнейшим развитием событий.
Согласно свидетельству протоиерея Димитрия Смирнова, июльскую Декларацию святитель Агафангел воспринял спокойно. «В июле 1927года, — показал протоиерей Димитрий, — появляется в газетах известная декларация митрополита Сергия, и Агафангел послал меня в Ярославский Гублит испросить разрешение на размножение этой декларации. Гублит не возражал, но с условием напечатать комментарии к декларации в духе общегражданском. Агафангел на это не согласился, и декларация не перепечаталась. Затем уже в конце года Агафангел получил в Москве несколько экземпляров и сам раздавал кому находил нужным»2. Обращает на себя внимание отказ святителя Агафангела составить свой, угодный властям, комментарий к Декларации митрополита Сергия («в духе общегражданском»). Еще не выступая против политики Заместителя, становиться ее активным соучастником и пропагандистом митрополит Агафангел явно не хотел. Вскоре власти сами напечатали Декларацию митрополита Сергия многомиллионным тиражом в газете «Известия», сопроводив ее таким комментарием, который им был наиболее угоден3.
То, что позиция святителя Агафангела по отношению к июльской Декларации была именно такой, как она изображена в показаниях протоиерея Димитрия, подтверждает докладная записка в Главлит ярославского инспектора по делам печати и зрелищ: «Запрещение полных изданий было одно — ярославскому епископу Агафангелу не разрешено издание листовки "Обращение Временного Патриаршего Синода " в количестве 200 экземпляров, текст которого был помещен в Известиях ВЦИКот 19 августа с. г., которую предполагалось разослать подведомственным советам. Издать эту листовку он хотел без каких-либо комментариев в советском духе, как это было сделано в Известиях ВЦИК»'.
1 «Совершенно секретно»: Лубянка — Сталину... Т. 5. С. 443.
2 Архив УФСБ РФ по Ивановской обл. Д. 9974-П. Т. 1. Л. 111 об.
В сопроводительной статье к Декларации митрополита Сергия говорилось:«Только наиболее тупые и заскорузлые представители духовенства неспособны были понять и увидеть, что политическое равнение по пастве, по трудовому народу — необходимое условие сохранения за церковью того, что у нее еще осталось, и прежде всего сохранения тех доходов, которые простодушная паства еще им доставляет» (Среди церковников// Известия ВЦИК. 1927. 19авг.№ 188(3122)).
Дополнительные подробности о том, как восприняли июльскую Декларацию в Ярославской епархии и какое она получила там распространение, можно найти в показаниях архиепископа Варлаама (Ряшенцева) от 18 сентября 1929 года:«Относительно моего отношения к декларации митрополита Сергия, то я и все епископы Ярославские вполне разделяли ее политическую часть, но не во всем соглашались в церковной. Эта декларация в количестве 100 экземпляров была разослана по епархии и местами была расклеена в храмах. Специально она не разъяснялась верующим потому лишь, чтобы не вызвать разных кривотолков среди верующих»2. 100 экземпляров на всю Ярославскую епархию. Много это или мало, можно понять, если учесть, что только в ее Любимском и Ростовском викариатствах, согласно показаниям того же архиепископа Варлаама, в 1929 году было приблизительно 300 общин православных3.
В отношении же указа митрополита Сергия о поминовении за богослужениями от 21 октября 1927 года можно с уверенностью говорить, что он в Ярославской епархии при митрополите Агафангеле вообще хода не получил. «Указа о молении за гражданскую власть я не получал от Агафангела и вообще его не видал», — показал протоиерей Димитрий Смирнов. Если этого указа не видал митрополичий письмоводитель, то тем более его не посылали рядовым клирикам епархии. Это подтверждается и всем дальнейшим ходом ярославских событий конца 1920-х годов.
Ситуация между тем все более обострялась. В показаниях протоиерея Д. Смирнова на этот счет говорилось: «Примерно в конце 1927 г. стали ходить слухи, что митрополит Сергий смещает и увольняет архиереев, на что и Ярославские архиереи насторожились и чувствовалось недовольство к Сергию, но еще никаких протестов не предпринималось»*.
Как известно, Ярославский протест был громко заявлен только 6 февраля 1928 года — заявлен возглавляемой святителем Агафангелом группой иерархов, в которую кроме него вошли митрополит Иосиф, архиепископы Серафим и Варлаам и епископ Евгений
1 ЦДНИ Ярославской обл. Ф. 1. Оп. 27. Д. 2986. Л. 304. (Материалы книги «Ради мира церковного». Текст документа предоставлен Е. В. Большаковой (Ярославль).) 1Архив УФСБ РФ по Ивановской обл. Д. 9974-П. Т. 1. Л. 14. Там же. Л. 7 об. ' Там же. Л. 111 об.
(Кобранов). Однако вопрос о том, как готовилось это выступление, кто какую роль сыграл при этом, — вопрос этот является весьма непростым. Разными заинтересованными лицами, участниками событий и их наблюдателями, на него давались практически противоположные ответы. Понять, хотя бы отчасти, как в действительности обстояло дело, можно лишь сопоставив имеющиеся свидетельства и приняв во внимание исторический контекст их появления.
Стоит начать с дневника архиепископа Серафима. Святитель в нем, правда, был весьма немногословен. О подготовке коллективного протеста в начале 1928 года в дневнике почти ничего не говорится. Можно отметить только три краткие записи, имеющие определенное отношение к делу. За 24 января (по новому стилю; сам архиепископ Серафим использовал в дневнике старый стиль): «Был у митрополита Агафангела. В этот же день случайно видел митрополита Иосифа и виделся с архиепископом Варлаамом». За 5 февраля: «Служил с митрополитом Агафангелом литургию в Крестовоздвиженской церкви в день ангела митрополита Агафангела. Сказал ему приветственное слово. Скромный обед был у митрополита Агафангела». И, наконец, за 6 февраля:« Был приглашен в гости. В этот же день подписал отделение от митрополита Сергия». Складывается впечатление, что участие Угличского архиепископа в подготовке Ярославского выступления было минимальным. Это впечатление усиливается от того, что, как видно из дневника, в тот момент святитель Серафим столкнулся еще и с серьезными личными проблемами. 25 января ему был поставлен тяжелый диагноз (впоследствии, правда, не подтвердившийся) — рак губы. Владыка готовился к операции. Кроме того, в самом начале февраля ему пришлось на два дня съездить к родственникам в Дарницу (под Киевом) для решения семейных проблем. Понятно, что все это не способствовало активной церковной деятельности.
Были, однако, очевидцы, считавшие, что архиепископ Серафим сыграл в ярославских событиях едва ли не главную роль. Так, протоиерей Димитрий Смирнов в своих показаниях от 18 сентября 1929 года описал эти события следующим образом: «Помню, в начале января 1928 г. я зашел по делам к Агафангелу и встретил там Серафима и Иосифа. Я заметил их как будто возбужденными. На мое приветствие Серафим сказал, что приехал к врачу, а Иосиф сообщил, что уходит на покой и приехал проститься к Агафангелу. Я, конечно, не вступал в дальнейшие разговоры и ушел. После отъезда Серафима с Агафангелом получился сердечный припадок. Очевидно, у них был какой-то крупный разговор. 5/II1928 г., в день именин Агафангела приехали с поздравлениями епископы Евгений, Серафим и Варлаам. Приходили приветствовать и местные священники. Я тоже был. Ничего необычного я не заметил в тот день. После именин, т. е. 6/Н-28 г., Агафангел передал мне письменную декларацию о том, что Ярославская епархия отделяется в административном отношении от Сергия. Декларация была подписана Агафангелом, Варлаамом, Иосифом, Евгением и Серафимом. Декларацию я по просьбе Агафангела снес в местное ГПУ и раздал благочинным. О подготовке этой декларации я совсем не знал и думаю, что из рядового духовенства г. Ярославля никто не знал. Мое мнение, что Агафангел пошел на этот шаг под давлением Серафима, Угличского викария»1.
1 «Год скорби и печали». С. 37.
Здесь следует учесть одну немаловажную деталь: после кончины святителя Агафангела протоиерей Димитрий, как это следует из его же показаний, сохранил свою должность письмоводителя Ярославского архиерея. А как известно, этим архиереем стал архиепископ Павел (Борисовский) — бессменный член Синода при митрополите Сергии и один из самых активных апологетов его политики. Неудивительно поэтому, что, излагая свое мнение об оказанном на митрополита Агафангела давлении, протоиерей Димитрий во многом выражал официальную версию об обстоятельствах выступления ярославцев, хотя и с небезынтересными подробностями, о которых мало кто еще мог знать (как, например, о доставке им экземпляра Ярославской декларации в местное ГПУ).
Главным же популяризатором официальной версии о Ярославском выступлении в конце 1920-х — начале 1930-х годов был митрополит Елевферий (Богоявленский). По его собственному признанию, писал он в соответствии с тем, как ему «выяснил историю этого откола» митрополит Сергий2. Согласно этой версии митрополитов Сергия- Елевферия, ответственность за новое обострение отношений митрополита Агафангела с Заместителем нес, прежде всего, митрополит Иосиф, а также архиепископ Серафим и епископ Евгений. Эту версию митрополит Елевферий практически сразу же после своего возвращения из Московской Патриархии в декабре 1928 года изложил в докладе митрополиту Евлогию. Он писал тогда: «Положение Ярославского откола таково: в нем не столько виновен сам митрополит Агафангел, сколько митрополит Иосиф и викарные.
1 Архив УФСБ РФ по Ивановской обл. Д. 9974-П. Т. 1.Л. 111 об. — 112. :Митрополит Елевферий (Богоявленский). Неделя в Патриархии. С. 270.
Я не буду говорить об обстоятельствах, обусловливавших это грустное явление, но только замечу, что оно произошло после второго удара, бывшего с митрополитом Агафангелом, когда он уже не мог серьезно вдумываться в сущность дела, а доверялся окружавшим его иерархам, возглавившим его именем временный церковный откол» .
Через некоторое время в своей книге «Неделя в Патриархии» митрополит Елевферий счел необходимым поведать миру и об «обстоятельствах грустного явления»: «Откол от митрополита Сергия Ярославских иерархов, возглавлявшихся покойным митрополитом Агафангелом, не имел ничего принципиального, а всецело возник на личной почве по инициативе митрополита Иосифа, бывшего архиепископа Ростовского». (Можно вспомнить, что неодобрение деятельности Заместителя митрополитом Кириллом, согласно митрополиту Елевферию, также было «лишено канонической принципиальности» и объяснялось скорее «личным чувством».) Митрополит Иосиф, по объяснению митрополита Елевферия, не мог простить митрополиту Сергию «обиды и унижения» из-за перевода его в Одессу. Подобные объяснения находились и для других иерархов, подписавших Ярославское воззвание: «Не трудно было митрополиту Иосифу подсилить свою оппозицию Ярославскими викариями, ибо два из них едва ли были с надлежащими чувствами в отношении митрополита Сергия и до этой истории». Говоря об архиепископе Серафиме, митрополит Елевферий делал акцент на том, что он — бывший Заместитель Местоблюстителя, «освобожденный от сего митрополитом Сергием». Из-за этого освобождения от должности, по мысли Высокопреосвященного «сердцеведца» из Литвы, «у архиепископа Серафима могло залечь нечто греховное, которое могло побуждать его зорче следить за деятельностью митрополита Сергия и правильное действие последнего счесть за неправильное, поставить ему в вину». Далее митрополит Елевферий указывал на личные мотивы и у епископа Евгения: хиротонисанный во епископа Муромского, он «вдруг заявил, что в Муром не поедет, а желает остаться в Москве», и лишь после угрозы лишения сана «смирился и поехал». Единственным, о ком митрополит Елевферий замечал, что о нем «ничего не слышно с этой стороны» (то есть не усматривается личных обид на митрополита Сергия), был архиепископ Варлаам. Самого святителя Агафангела Литовский митрополит касался под конец и вскользь, поскольку, согласно предложенной версии, дело было вовсе не в нем: «И сам митрополит Агафангел, как известно, в свое время ошибочно считал себя обиженным митрополитом Сергием, будто бы незаконно воспринявшим права Местоблюстителя, принадлежавшие ему»'.
1 К спору о соловецких епископах: Доклад митрополита Елевферия митрополиту Евлогию (1928 г.) / Публ. Н. Струве// Вестник РХД. Париж; Нью-Йорк; М, 1990. № 1 (158). С. 289.
Таким образом, по митрополиту Елевферию, практически все сводилось к личным обидам. Особенно удобной была версия об обиде за понижение в должности, якобы двигавшей митрополитом Иосифом. Эта версия, распространению которой всячески содействовал митрополит Сергий, сразу же была принята многими. Например, епископ Сестрорецкий Николай (Клементьев) писал в феврале 1928 года: «Получается впечатление при чтении Иосифовских документов такое, что они не появились бы на свет, если бы автор их не был затронут служебным передвижением к некоторому понижению»1.Архиепископ Иларион (Троицкий) в июле того же года писал: «А осиповы письма уж очень не понравились. Будто и не он пишет вовсе. У него будто злоба какая. И самый главный грех тот, что его на другую должность перевели»3.
Насколько оправдан такой взгляд? Здесь нет возможности углубляться в рассмотрение обстоятельств назначения митрополита Иосифа на Ленинградскую кафедру и его последующего отрешения от нее, «в угоду злой интриге», как он сам считал. Видный Ленинградский протоиерей Михаил Чельцов (не отошедший с «иосифлянами» от митрополита Сергия) свидетельствовал о широком распространении среди ленинградского духовенства представления о том, что архиепископ Алексий (Симанский) действовал в Синоде против Иосифа в личную свою пользу. (Архиепископ Хутынский Алексий, хотя и был в 1926 году назначен управляющим Новгородской епархией, «исходатайствовал себе право остаться на жительство в Петрограде» и всячески стремился «послужить в кафедральном соборе Воскресения-на-крови <... >, куда его не пускали»4.)
Дело, однако, не в том, интриговал ли архиепископ Алексий против митрополита Иосифа, желая занять его место, или нет. При рассмотрении событий сквозь призму борьбы архиерейских честолюбий упускается из виду исторический контекст того времени. Сам по себе титул, носимый тогда архиереем, вовсе не гарантировал положения и почестей, подобающих этому титулу. Так и для митрополита Иосифа назначение на Ленинградскую кафедру очень скоро обернулось высылкой. Его перевод в Одессу, санкционированный ОГПУ, давал ему, сосланному в труднодоступный монастырь, сравнительную свободу и возможность реального использования своего митрополичьего положения. Отказываясь от предложенных ему митрополитом Сергием и Тучковым условий, митрополит Иосиф понимал, что за такую неуступчивость он может вскоре оказаться в месте еще более отдаленном, чем Моденский монастырь. В этом отказе правильнее видеть не проявление честолюбия со стороны митрополита Иосифа, а его нежелание становиться проводником навязанной ОГПУ политики митрополита Сергия.
1 Митрополит Елевферий (Богоявленский). Неделя в Патриархии. С. 270—271.
!Акты... С. 578.
'Тамже. С. 618-619.
' Протоиерей Михаил Чельцов. В чем причина церковной разрухи в 1920—1930 гг. / Публ. В.В. Антонова // Минувшее. Вып. 17. С. 459. В официальной биографии Патриарха Алексия (Симанского) ничего не говорится не только о его действиях в Синоде против митрополита Иосифа в 1927 году (что естественно), но и вообще о факте проживания и служения архиепископа Алексия в Ленинграде в то время (см.: Казем-Бек А. Л. Жизнеописание Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия I // Богословские труды. Юбилейный сборник: К 120-летию со дня рождения Святейшего Патриарха Алексия I; К 80-летию восстановления Патриаршества. Вып. 34. М.: Изд-во МП, 1998. С. 97—102).
Смещенный с кафедры, митрополит Иосиф не стал организовывать оппозицию и первоначально был готов устраниться от активного участия в церковной жизни. «Ни на какой раскол я не пойду и подчинюсь беззаконной расправе со мной —вплоть до запрещения и отлучения, уповая на одну правду Божию», — говорил он смущенным ленинградцам. Объясняя в связи с этим заявлением свой последующий отказ повиноваться митрополиту Сергию, митрополит Иосиф писал архимандриту Льву (Егорову): «Но оказалось, что жизнь церковная стоит не на точке замерзания, а клокочет и пенится выше точки простого кипения. Мое "маленькое дело " вскоре же оказалось лишь малой крупицей столь чудовищного произвола, человекоугодничества и предательства Церкви интересам безбожия и разрушения этой Церкви, что мне оставалось только удивляться отселе не только одному своему покою и терпению, но теперь уже приходится удивляться и равнодушию и слепоте тех других, которые полагают, что попустители и творцы этого безобразия творят дело Божие, "спасают " Церковь»'. Невозможность смириться с тем, в чем он видел «предательство Церкви интересам безбожия», — вот главный побудительный мотив выступления митрополита Иосифа, а не «обида» за перевод его в Одессу2.
1 Акты... С. 561; ШкаровскийМ. В. Иосифлянство... С. 219.
2 В книге «За Христа пострадавшие» на этот счет содержится следующее замечание: «Совершенно неосновательны обвинения в адрес митрополита Иосифа в раздражительности, корысти и честолюбии, из-за которых он будто бы отказывался от перемещения на Одесскую кафедру. Трудно представить себе большее непонимание его горячего, пылкого сердца. Образно говоря, он шел свидетельствовать Истину и умирать за Христа, что казалось ему единственно возможным и правильным в той ситуации, а его отсылали в тыл, чтобы он не мешал достижению компромисса, воспринимавшегося им как предательство» (Указ. соч. С. 521—522).
Что же касается архиепископа Серафима, то подозрения митрополита Елевферия о том, что у него «могло залечь нечто греховное» из-за того, что он был митрополитом Сергием освобожден от заместительства, — эти подозрения вообще ничем не обоснованы. Священномученик Серафим не был освобожден от своих полномочий, а сам передал их митрополиту Сергию, причем, как уже отмечалось, передал их с радостью. Причина того, что эта радость сменилась затем горечью, опять же лежала в неприятии взятого митрополитом Сергием курса церковной политики. «Раньше мы страдали и терпели молча, зная, что мы страдаем за Истину и что с нами несокрушимая никакими страданиями сила Божия, которая нас укрепляла и воодушевляла надеждою, что в срок, ведомый единому Богу, Истина Православия победит, ибо ей неложно обещана и, когда нужно, будет подана всесильная помощь Божия», — писал архиепископ Серафим митрополиту Сергию в письме от 6 февраля 1928 года и продолжал далее: «Своей декларацией и основанной на ней политикой Вы силитесь ввести нас в такую область, в которой мы уже лишаемся этой надежды, ибо отводите нас от служения Истине, а лжи Бог не помогает». Фактически святитель Серафим указывал на то, что путь Заместителя — это путь отступничества, и умолял его не идти самому и других не вести по этому пути. «Проявите мужество, сознайтесь в своей роковой ошибке», — писал он митрополиту Сергию1. Можно ли в свете таких писем говорить, что «откол от митрополита Сергия Ярославских иерархов не имел ничего принципиального, а всецело возник на личной почве»? Очевидно, нет.
Только в отношении епископа Евгения версия о том, что в основе его участия в оппозиции Заместителю преобладала личная подоплека, не лишена правдоподобности. Вынести такое суждение можно потому, что сам епископ Евгений эту версию о себе подтверждал. Так, во время допроса 28 августа 1934 года он показал: «Ввиду того, что в 1928 году он, Сергий, оскорбил меня, не назначив викарным епископом московской кафедры, я вступил в дружеские связи с митрополитом Агафангелом, Иосифом и другими, которые были в оппозиции к митрополиту Сергию. С группой Агафангела. в последующем Иосифа, я был в общении по 1932 год включительно. Примерно к году 1930—31 я осознал, что группа митрополита Иосифа в оппозиии к Сергию находится по чисто политическим причинам, что группа Иосифа по отношению к советской власти была не лояльна, но я продолжал оставаться среди нее не по политическим соображениям, а по мотивам личного характера, не хотел первый обратиться к Сергию с просьбой о принятии в свое общение».
1 Акты... С. 571-572.
Здесь, правда, следует иметь в виду, что в показаниях следствию епископ Евгений мог умышленно вывести на передний план тему личного оскорбления, чтобы не говорить о более принципиальных мотивах расхождения с митрополитом Сергием — мотивах, бывших преступными в глазах ОГПУ. В показаниях 1937 года, после того как епископ Евгений согласился (очевидно, в результате особых мер воздействия) «встать на путь откровенности», он уже не говорил о мотивах личного характера. На допросе 29 июля 1937 года он признал, что «состоял в контрреволюционной организации церковников». «К этой организации, — показал он далее, — примкнул я в феврале 1928 г., подписав вместе с Иосифом Петровых, Варлаамом Ряшенцевым, Серафимом Самойловичем и Кириллом Смирновым ярославскую декларацию протеста против позиции, занятой митрополитом Сергием по отношению к сов.власти. К этому меня привело то, что я под влиянием специального богословского образования сделал своим политическим кредо единство и независимость православной церкви по типу средневекового папства или допетровского патриаршества, тем самым встал на путь а/с. к/р.деятельности»2. Очевидно, что и в этих показаниях нельзя видеть исчерпывающий ответ на вопрос о мотивах участия епископа Евгения в оппозиции Заместителю. Показания писались следователем в угодном ему ключе (отсюда появление в них имени митрополита Кирилла, который, как известно, никакого отношения к Ярославской декларации не имел), и личные счеты епископа Евгения с митрополитом Сергием его не интересовали, как не относившиеся к фабрикуемому делу. Однако слова о средневековом папстве и допетровском патриаршестве, равно как и ссылка на специальное богословское образование, явно принадлежали не следователю, а самому епископу Евгению. Отсюда видно, что в основе протокола допроса действительно лежали его собственные показания. Установить же в точности соотношение личных и принципиальных мотивов его действий, по всей видимости, не удастся. Но ясно, что даже в случае с епископом Евгением нельзя рассматривать проблему так упрощенно, как это делал митрополит Елевферий.
Вообще, чтобы правильнее оценить версию Литовского митрополита о причинах выступления ярославцев, следует принять во внимание, в какой конкретно ситуации в конце ноября — начале декабря 1928 года митрополит Сергий «выяснял» ему историю недавних событий.
1 Архив УФСБ РФ по Вологодской обл. Д. П—15385. Л. 18. Подчеркивания даны в соответствии с источником.
2 Архив ДКНБ РК по Чимкентской обл. Ф. 1. Д. 02455. Л. 59—60. Выписки из дела предос
тавлены В. В. Королевой (Алма-Ата).
Митрополит Агафангел к тому времени уже скончался, по официальной версии полностью примирившись перед смертью с Патриархией. Любое акцентирование его роли в февральском выступлении было этой официальной версии явно не на пользу. Архиепископ Варлаам был единственным из подписавших обращение от 6 февраля, кто оставался тогда в Ярославле и вроде бы подчинился митрополиту Сергию и присланному им архиепископу Павлу. В распространении о нем какой-то негативной информации Заместитель также в тот момент не был заинтересован. В отношении высланных архиепископа Серафима и епископа Евгения ситуация тогда была не вполне определенной. Что же касается митрополита Иосифа, то он, напротив, в своем отмежевании от заместителя продвинулся к тому времени уже столь далеко, что можно было без опасения повредить церковной дипломатии возложить основную ответственность за ярославский инцидент именно на него. Так утвердилась официальная версия о том, что инициатива выступления Ярославских иерархов принадлежала «обиженному» митрополиту Иосифу и, в меньшей степени, архиепископу Серафиму, а митрополит Агафангел лишь пассивно следовал за ними. Когда в 1932 году другой зарубежный апологет митрополита Сергия — И. А. Стратонов — выпустил книгу «Русская церковная смута (1921—1931)», он придерживался этой же версии (хотя и без деталей): «Противно всяким канонам епископы, проживающие в Ярославской епархии, отделились от митрополита Сергия и образовали самостоятельную церковную область. Это была новая форма церковного разделения. Увлечен был в это предприятие и митрополит Агафангел»1. Именно так, в страдательном залоге: «был увлечен».
1 Стратонов И. А. Русская церковная смута. С. 155.
В 1960-е годы архимандрит (впоследствии митрополит) Иоанн (Снычев) позволил себе несколько отойти от версии митрополитов Сергия- Елевферия и охарактеризовал положение с выступлением ярославцев так: «Ясно, конечно, что митрополит Агафангел, смотревший на церковные события под углом зрения синодального периода и народной психологии и видя возникавшее смущение среди своей паствы, не мог не смутиться и сам от предпринятой митрополитом Сергием церковной политики и не вызвать в своем сердце чувство самосохранения, самоограждения от влияния этой политики <... >. Вставши на этот путь, он расположил к этому и своих викариев, выразивших свое полное согласие с его мнением»1
1 (Церковные расколы... С. 149).
Таким образом, по митрополиту Иоанну, инициатива ярославского выступления принадлежала самому митрополиту Агафангелу, убедившему викариев присоединиться к нему.Точка зрения митрополита Иоанна, однако, не утвердилась, и в 1990-е годы проанализировавший ярославские события иеромонах Дамаскин (Орловский) вернулся к версии, изложенной в свое время митрополитом Елевферием, дополнив лишь ее сведениями из показаний протоиерея Димитрия Смирнова. Главным действующим лицом вновь оказался «оставшийся без кафедры, с неясной перспективой относительно своего места в церковной иерархии» митрополит Иосиф, который-де «готов был пойти на крайние действия»1
1 (Мученики, исповедники... Кн. 2. С. 393).
Нужно, однако, иметь в виду, что до кончины святителя Агафангела, когда ситуация была иной, митрополит Сергий в своих оценках Ярославского выступления расставлял акценты по-другому. В марте 1928 года, когда с митрополитом Агафангелом только еще велись переговоры о примирении и вопрос, казалось, мог упереться в позицию архиепископа Серафима, Заместитель писал Ярославскому святителю: «Я же позволяю себе думать, что архиепископ Серафим, подписавший заявление вслед за Вами, еще с большей готовностью последует за Вами в Вашем решении исправить допущенное». То есть, по логике этого рассуждения, не митрополит Агафангел следовал за викариями, а они за ним. Через полгода с небольшим митрополит Сергий «выяснял» митрополиту Елевферию, что все было наоборот.
Если же теперь обратиться к свидетельствам митрополита Иосифа, то можно увидеть, что и он интерпретировал ситуацию по-своему и также не всегда одинаково. Так, в своем обращении от 8 февраля 1928 года он писал: «Архипастыри Ярославской церковной области <...> особым актом объявили о своем ОТДЕЛЕНИИ от митрополита Сергия и о самостоятельном от него управлении вверенными им от Бога паствами. Акт, подписанный 24-го января<ст. ст.> с. г., настолько вызывается обстоятельствами времени и настроением верующих масс народа и настолько обстоятельно обосновывает означенное отделение, что и я, проживающий в Ярославской области, принял в нем участие и скрепил своею подписью. Таким образом, все распоряжения митрополита Сергия отныне для нас не имеют никакой силы»1. Как видно, согласно этому письму митрополита Иосифа, Ярославские архипастыри сами составили свой акт, а он лишь «принял в нем участие и скрепил своею подписью».
Существует и значительно более подробное свидетельство митрополита Иосифа об обстоятельствах появления Ярославского воззвания от 6 февраля 1928 года. Не имеющие точной датировки показания митрополита Иосифа «Об Ярославской декларации» содержатся в следственном деле «Всесоюзной организации ИПЦ» 1930—1931 годов. В этих показаниях митрополит Иосиф сообщал, что после заявления им протеста по поводу его перемещения в
1 Акты... С. 604.
1Архив УФСБ РФ по Санкт-Петербургу и Ленинградской обл. Д. П-83017. Т. 6. Л. 19. Копия, заверенная лично епископом Димитрием (Любимовым); ср.: Акты... С. 575, 585.
Одессу он, «с разрешения Москвы, отбыл в Ростов Ярославский, где жил зиму 1927 года, служа в Яковлевском монастыре и не проявляя близкого участия в церковных делах». Указав на свою отрешенность от церковных дел, митрополит Иосиф затем следующим образом изложил ход событий, предшествовавших обнародованию Ярославской декларации: «Мне известны следующие обстоятельства, сопровождавшие отложение Ярославля от Сергия. Вызвав однажды меня в Ярославль, митрополит Агафангел сообщил мне, что деяния митрополита Сергия и его произвол в управлении вызывают настолько серьезное против него возбуждение, что он (Агафангел) завален и телеграфными, и письменными просьбами и требованиями взять бразды правления в свои руки и избавить их, таким образом, от всякой зависимости от Сергия, каждому начавшего угрожать запрещениями и др. репрессиями. Далее, митрополит Агафангел сообщил, что у него имеется также проект собственной декларации, которым он предполагает выступить против Сергия, что эта декларация одобряется всеми Ярославскими архиереями и что и я приглашаюсь присоединиться к ней, как проживающий в пределах Ярославской епархии и обязанный этим самым к единомыслию с местными иерархами, среди коих я нашел убежище в своем изгнании. Я попросил разрешения ознакомиться с текстом этой декларации, и митрополит Агафангел обещал мне прислать ее с нарочным сразу, как только ее подпишет арxuenucкon Варлаам, который был в отлучке и к которому она была послана для подписи также с нарочным. Вернувшись в Ростов после этой беседы, я через несколько дней получил эту декларацию, уже подписанную тремя архиереями, и, найдя ее соответствующей требованию момента, также подписал ее. Затем подписал ее и Ростовский епископ Евгений. Всего было 5 подписей — проживавших в епархии архиереев. Кем составлена эта декларация, с кем она обсуждалась у митрополита Агафангела, были ли у него какие собрания, я не знаю — в составлении ее я не принимал ни малейшего участия»1.
Как видно, согласно этим показаниям митрополита Иосифа, главную роль в отложении Ярославля сыграл вовсе не он, а именно митрополит Агафангел. В других своих показаниях (от 22 сентября 1930 года) митрополит Иосиф еще более подчеркивал значение Ярославского митрополита в антисергиевском движении: «Дело мое, по которому я привлекаюсь, как мне представляется, зиждется на мнении обо мне как лидере особого течения в нашей церкви, возникшего 4 года тому назад в связи с декларацией митрополита Сергия, грубо нарушившего, по убеждению верующих, глубочайшие основы строя церковной жизни и управления. Это течение совершенно несправедливо окрещено "иосифлянами" <...>. Гораздо основательнее оно должно быть названо вообще "антисергианским ". А так как первый протест против Сергия был громко провозглашен не мною, а митрополитом Агафангелом Ярославским, то справедливее было бы именовать это течение "агафангелизмом " или как-либо еще в этом роде, а уж никак не "иосифлянством "»'
1 «Я иду только за Христом...» С. 407—408.
Можно сразу заметить, что первый протест против Сергия был громко провозглашен, конечно, не митрополитом Агафангелом (если только не брать за точку отсчета его выступление 1926 года, которое было попыткой вступить в управление Русской Церковью, а не протестом против политики Заместителя, ассоциируемой с июльской Декларацией). После издания Декларации митрополита Сергия первый громкий протест, сопровождавшийся отходом от него, был заявлен в Окружном послании Архиерейского Синода РПЦЗ от 9 сентября 1927 года. В России выступлению группы митрополита Агафангела предшествовал целый ряд заявлений архиереев об отделении от Заместителя: епископа Виктора (Островидова), двух Ленинградских викариев — епископов Димитрия (Любимова) и Сергия (Дружинина), епископа Алексия (Буя) и др. Ставить во главу «антисергианского течения» митрополита Агафангела, а тем более изобретать термины вроде «агафангелизм», конечно, некорректно. Сам же митрополит Иосиф в других своих показаниях (от 30 сентября 1930 года) свидетельствовал, что «связь <антисергианского течения> с митрополитами Петром, Кириллом, Агафангелом и другими лицами вначале была совершенно неощутительна»2.
Показания митрополита Иосифа о митрополите Агафангеле становятся более понятными, если учесть обстановку, в которой они появились. Реальное руководство антисергиевским движением бывшему Ленинградскому митрополиту, действительно, не принадлежало. Гораздо более активную роль играл его викарий, епископ Димитрий, и органам ОГПУ это было хорошо известно. Однако лишний раз подчеркивать роль епископа Димитрия и тем самым осложнять его положение митрополиту Иосифу, проходившему с ним тогда по одному делу, очевидно, не хотелось. Показания же о митрополите Агафангеле повредить никому не могли, поскольку прошло уже два года, как он скончался. Оснований приуменьшать его роль в оппозиции митрополиту Сергию (участие в которой расценивалась ОГПУ как преступление), с точки зрения подследственного, не было. Это, конечно, прямо влияло на характер этих показаний.
1 Там же. С. 383—384. 'Тамже. С. 397.
Сопоставляя время различных антисергиевских выступлений, митрополит Елевферий замечал о Ярославском обращении, что «последнее было не самодовлеющим церковным актом, а ответом на действия митрополита Сергия в отношении петроградских бесчинников, сторонников митрополита Иосифа. Оно стоит в связи с петроградскою смутою, исключительно вышедшею из личного чувства митрополита Иосифа»1. Что касается темы «личного чувства», то выше уже на этот счет было сказано достаточно. Однако следует согласиться с митрополитом Елевферием в том, что Ярославское выступление нельзя рассматривать в отрыве от ленинградских событий.
Акт отхода от митрополита Сергия двумя Ленинградскими викариями был подписан, как известно, 26 декабря 1927 года2. Практически сразу же после этого, а именно 30 декабря, епископы Димитрий и Сергий были запрещены Заместителем и его Синодом в священнослужении3. Спустя примерно еще неделю митрополит Иосиф наложил на докладе запрещенных викариев резолюцию, в которой полностью поддержал их действия. «Отмежевываясь от митрополита Сергия и его деяний, мы не отмежевываемся от нашего законного первосвятителя митрополита Петра», — писал он 5-го или 7-го (сведения разнятся) января 1928 года4. Обращает на себя внимание слово «мы». Можно говорить в связи с этим, что о своем отмежевании от митрополита Сергия митрополит Иосиф фактически заявил уже в начале января 1928 года. Сведения о его резолюции на докладе викариев довольно быстро дошли до самого Заместителя, который своим постановлением от 25 января 1928 года потребовал от митрополита Иосифа объяснений на этот счет5. За разъяснениями 2 февраля к нему в Ростов прибыли два члена Синода митрополита Сергия — архиепископы Сильвестр (Братановский) и Анатолий (Грисюк). Согласно постановлению Заместителя от 11 апреля 1928 года, митрополит Иосиф тогда ответил им, что он «решительно отходит и отмежевывается от митрополита Сергия, игнорирует его распоряжения» . В данном случае не имеет существенного значения, с буквальной ли точностью переданы в этом постановлении слова митрополита Иосифа. Ясно, что миссия членов Синода оказалась неудачной. После разговора с визитерами из Москвы митрополит Иосиф со дня на день мог ждать наложения на него прещений.
1 Митрополит Елевферий (Богоявленский). Неделя в Патриархии. С. 298. 'См.: Акты... С. 544-545.
! См.: «Сов. секретно. Срочно. Лично. Тов. Тучкову». С. 369—370. Примеч. Акты... С. 552; ср.: Протопресвитер Михаил Польский. Новые мученики Российские. Кн. 2. С. 5.
'См.: Акты... С. 566.
Все эти обстоятельства, конечно, следует иметь в виду при рассмотрении того, как назревало Ярославское выступление. Кажется, что сама сложившаяся ситуация требовала от митрополита Иосифа проявления особой активности. Трудно представить, что он выступал лишь в роли отстраненного наблюдателя подготовки Ярославских иерархов к заявлению об отходе от Заместителя и присоединился к ним только тогда, когда все уже было готово. Однако каких-либо достоверных (не основанных на одних предположениях) свидетельств о том, что он обращался к митрополиту Агафангелу и его викариям с инициативой вместе отделиться от митрополита Сергия, — таких свидетельств пока нет, и не исключено, что и не будет.
Можно резюмировать, что обе приведенные здесь версии — и изложенная митрополитом Елевферием версия митрополита Сергия, и версия митрополита Иосифа — нуждаются в корректировке (что касается архиепископа Серафима, то он, по сути дела, никакой версии не представил). Крайняя напряженность ситуации вокруг митрополита Иосифа и его ленинградских единомышленников, несомненно, накладывала свой отпечаток на действия Ярославских иерархов, катализировала процесс их размежевания с Заместителем. Однако из этого еще не следует, что митрополит Иосиф был инициатором их выступления. Что же касается составления самого обращения от 6 февраля, то оно, действительно, могло быть осуществлено без его непосредственного участия. В пользу этого говорит и порядок подписей под обращением. Понятно, что, в любом случае, первой под ним должна была стоять подпись митрополита Агафангела. Но если бы в его написании участвовал митрополит Иосиф, то было бы естественным вторым подписаться ему, а не архиепископу Серафиму, который был младше его во всех отношениях: и по хиротонии, и по сану, и по порядку получения прав на высшее управление Русской Церковью. Таким образом, не стоит как преувеличивать влияние митрополита Иосифа на ход дел в Ярославской епархии в конце 1927-го — начале 1928 года, так и преуменьшать его.
1 Там же. С. 607
Вывод о том, какую роль мог играть в ярославских событиях митрополит Иосиф, конечно, следует иметь в виду. Однако здесь более важным представляется другое: митрополит Агафангел в составлении Ярославского воззвания, несомненно, участие принял, причем весьма активное. В этом можно убедиться путем анализа содержания этого документа — уже первых его слов.
Обращение Ярославских иерархов к митрополиту Сергию начиналось так: «Хотя ни церковные каноны, ни практика Кафолической Церкви Православной, ни постановления Всероссийского Церковного Собора 1917—1918 гг. далеко не оправдывают Вашего стояния у кормила высшего управления нашею отечественною Церковью, мы, нижеподписавшиеся епископы ярославской церковной области, ради блага и мира церковного считали долгом своей совести быть в единении и в иерархическом Вам подчинении».
Именно святитель Агафангел, а не его викарии, последовательно утверждал, что возглавление митрополитом Сергием Русской Церкви канонически не оправдано, и лишь ради мира церковного соглашался на подчинение ему. История событий 1926 года, подробно рассмотренная выше, подтверждает это вполне. Достаточно вспомнить письмо Ярославского митрополита от 24 мая 1926 года, в котором он свой отказ от местоблюстительства объяснял не чем иным, как заботой о мире церковном. Что же касается митрополита Иосифа и архиепископа Серафима, то трудно представить, что инициатива указать Заместителю на каноническую ущербность его правления исходила от них. Они не только не высказывали ранее никаких сомнений на этот счет, но и сами некоторое время управляли Русской Церковью на тех же основаниях, что и митрополит Сергий (причем святитель Серафим — на основаниях еще более, с формальной точки зрения, сомнительных). Если бы в составлении Ярославской декларации митрополит Агафангел не принял активное участие, едва ли в ней сразу же и столь сильно была бы так акцентирована неполноценность возглавления Церкви не Патриаршим Местоблюстителем, а его заместителем.
Митрополит Иосиф и архиепископ Серафим, подписывая составленное таким образом воззвание, давали другой стороне прекрасный повод обвинить их в противоречии самим себе, что, конечно, митрополитом Сергием и было сделано. В своем Деянии от 29 марта 1928 года он не без пафоса замечал: «Кстати, обратите внимание и на подписи под Ярославским заявлением. Один подписывается: "Серафим, архиепископ Угличский, викарий Ярославской епархии, бывший Заместитель Патриаршего Местоблюстителя ", а другой: "митрополит Иосиф, 3-й из указанных Патриаршим Местоблюстителем Заместителей ". Архиепископ Серафим восприял в свое время права от митрополита Иосифа, а Иосиф от митрополита Петра в таком порядке, как и митрополит Сергий. Так где же правда, где же совесть?»*
После указания на каноническую неоправданность стояния Заместителя у кормила высшего управления Церковью — указания, по мнению митрополита Сергия, столь «неправедного и бессовестного», — авторы Ярославского воззвания сочли необходимым дополнительно разъяснить, почему они до той поры все же считали долгом своей совести быть в единении и в иерархическом подчинении Заместителю: «Мы ободряли и утешали себя молитвенным упованием, что Вы, с Божией помощью и при содействии мудрейших и авторитетнейших из собратий наших во Христе — епископов, охраните церковный корабль от грозящих ему со всех сторон в переживаемое нами трудное для Церкви время опасностей и приведете его неповрежденным к спасительной пристани — Собору, который уврачует живое и жизнеспособное Тело Церковное от постигших его, по попущению Промысла Божия, недугов и восстановит надлежащий канонический порядок церковной жизни и управления.
Но заветные чаяния и надежды наши не сбылись.» В этом объяснении уже может быть услышан голос митрополита Иосифа и особенно архиепископа Серафима. Они, действительно, ранее считали, что митрополит Сергий сумеет, быть может, лучше, чем кто-либо еще, охранить церковный корабль от грозящих ему со всех сторон опасностей. Что же касается святителя Агафангела, то он, как можно было увидеть из описания событий 1926 года, с самого начала никаких особых чаяний и надежд с митрополитом Сергием не связывал, потому и рекомендовал митрополиту Петру передать местоблюстительство либо митрополиту Кириллу, либо митрополиту Арсению.
В следующем абзаце обращения снова подхватывалась мысль, уже прозвучавшая в самом его начале: «Сознавая всю незаконность своего единоличного управления Церковью, управления, никаким соборным актом не санкционированного, Вы организуете при себе "Патриарший Синод "».
Надо отметить, что, вообще говоря, такая постановка вопроса для кругов «правой» оппозиции была не характерна. Так, например, в приписываемой протоиерею Феодору Андрееву и мученику Михаилу Новоселову брошюре «Беседа двух друзей» по этому поводу говорилось: «Спрашивается, с какого времени единоличное управление Русской Церкви стало неканоничным: с момента ли роспуска избранного Всероссийским Собором 1917 г. Синода при Патриархе, или с момента смерти Святейшего Патриарха Тихона и принятия власти Местоблюстителем митрополитом Петром Крутицким, или с момента принятия митрополитом Сергием прав и обязанностей заместителя Патриаршего местоблюстителя, т. е. с 6 декабря 1925 г.? Если считать неканоничность единоличного возглавления Русской Церкви с момента сих трех событий, то это неправильно, т. к. на это единоличное назначение и возглавление было закрытое постановление Всероссийского Собора, как это разъяснил в момент спора между митрополитом Сергием и архиепископом Григорием, председателем ВВЦС, за права Местоблюстителя в 1926 г. Василий (Зеленцов), епископ Прилуцкий, бывший на том закрытом заседании, на котором давалось Патриарху полномочие от собора: "в виду исключительности переживаемого времени, избрать себе единоличного заместителя ". Что Патриарх и исполнил в мае 1922 г., передав права и власть патриаршую митрополиту Агафангелу, а перед смертью актом от 25 декабря 1924 г. / 7 января 1925 г. единолично назначил себе трех местоблюстителей; митрополит Петр Крутицкий в свою очередь единолично актом от 6 декабря 1925 г. свои права и власть передал митрополиту Сергию. Точно так же поступил и митрополит Сергий в декабре 1926 г., и митрополит Иосиф, передавший власть архиепископу Серафиму Угличскому. Следовательно, с этого момента считать неканоничность митрополита Сергия не приходится, а если считать с момента освобождения митрополита Сергия, — это будет нелогично».
В связи с этим по поводу слов Ярославского обращения о неканоничности единоличного управления Церковью в «Беседе двух друзей» замечалось: «Это темное место заявления многих верующих привело в смущение и наступило минусом к выступлению ярославских архипастырей»1.
1 Там же. С. 590.
Есть все основания полагать, что и это, столь непопулярное («темное»), место в Ярославском заявлении появилось, прежде всего, благодаря митрополиту Агафангелу. Ничто не указывает на то, что митрополит Иосиф и архиепископ Серафим единоличное управление Церковью считали незаконным. Первый, едва став в конце 1926 года Заместителем Местоблюстителя, составил весьма развернутое завещательное распоряжение о преемстве именно единоличной высшей церковной власти, в котором ни о каком Синоде не было и речи'.
1 Протоиерей Феодор Андреев, Новоселов М. А. Беседа двух друзей // Православная жизнь. 1999. № 6. С. 16-17.
Второй после этого в течение трех месяцев сам управлял Церковью единолично. Митрополит Елевферий по этому поводу в своем разборе Ярославского обращения резонно замечал: «А архиепископ Серафим в пору своего заместительства, разве он управлял Церковью при существовании при нем указанных Московским Собором1917—1918 гг. церковных учреждений, избранных Собором?»2 Напротив, представление митрополита Агафангела о том, что при Первоиерархе обязательно должен функционировать Синод, было прямо засвидетельствовано еще в его Пермском послании 1926 года. Тогда он призвал всех «объединиться вокруг восстанавливаемого <...> "Патриаршего Священного Синода ", получившего свое бытие от 1-го Всероссийского Поместного Собора (1917—1918 гг.) и, следовательно, власти законной и канонической»*. Более того, есть сведения (о них шла речь в предшествующем разделе), что вопрос о Синоде во время переговоров с Тучковым в апреле 1926 года митрополитом Агафангелом был поставлен первым (к немалому удивлению лубянского деятеля). При этом важно, что каноничным святитель Агафангел считал только тот Синод, который был сформирован Собором, а не как-то иначе. Отсюда логически вытекало продолжение мысли, выраженной в Ярославской декларации: «Но ни порядок организации этого "Синода ", Вами единолично учрежденного и от Вас получающего свои полномочия, ни личный состав его из людей случайных, доверием епископата не пользующихся <...>, не могут быть квалифицированы иначе, как только явления определенно противоканонические».
Что касается личного состава Синода, то его неприятие, конечно, было характерным не только для митрополита Агафангела, а являлось общим для всей оппозиции митрополиту Сергию. Так, например, еще до отхода от Заместителя делегация ленинградцев во главе с епископом Димитрием (Любимовым) требовала от митрополита Сергия «удалить из состава Синода пререкаемых лиц»4. Существует свидетельство о том, что архиепископу Серафиму, в бытность его Заместителем Местоблюстителя, власти также предлагали учредить при себе Синод, причем из тех же самых членов, которые затем вошли в Синод при митрополите Сергии. Священномученик Серафим, по воспоминаниям его келейника (дошедшим, правда, не через самого беспристрастного посредника), не согласился с предложенными ему кандидатурами и выдвинул собственные, в том числе кандидатуру митрополита Кирилла1. Видно, однако, что и ленинградцами, и другими оппозиционерами выражалось несогласие с присутствием в Синоде ряда конкретных фигур, навязанных ОГПУ (таких, как митрополит Серафим (Александров), прозванный в народе «Лубянским»1). Против же самого по себе единоличного учреждения Синода, получающего свои полномочия от Заместителя, большинство представителей «правой» церковной оппозиции не выступало. Против этого выступал митрополит Агафангел.
1 См.: Акты... С. 489—490.
' Митрополит Елевферий (Богоявленский). Неделя в Патриархии. С. 301.
'Акты... С. 453.
4 Там же. С. 539.
Можно, таким образом, заметить, что, по крайней мере, в разобранной части обращения Ярославских иерархов от 6 февраля рука святителя Агафангела просматривается совершенно явственно.
Вопросы каноничности или неканоничности положения и деяний митрополита Сергия, конечно, были весьма важными, однако не они в наибольшей степени волновали церковную оппозицию. Ярославские иерархи не были исключением. Вслед за первой, вводной, частью их обращения (не самой убедительной, по отзывам ряда современников) шло весьма откровенное изложение главных мотивов неприятия политики Заместителя: «В своем обращении к чадам Православной Церкви 29.07.1927г. Вы в категорической форме объявляете такую программу Вашей будущей руководящей деятельности, осуществление которой неминуемо принесло бы Церкви новые бедствия, усугубило бы обдержащие Ее недуги и страдания. По Вашей программе начало духовное и Божественное в домостроительстве церковном всецело подчиняется началу мирскому и земному; во главу угла полагается не всемерное попечение об ограждении истинной веры, а никому и ничему не нужное угодничество "внешним ", не оставляющее места для важного условия устроения церковной жизни по заветам Христа и Евангелия — свободы, дарованной Церкви Ее Небесным Основателем и присущей самой природе Ее — Церкви».
Процитированный фрагмент, вероятно, являлся самым выразительным во всем Ярославском воззвании. В нем, как видно, речь шла не о частностях, вроде состава Синода, а о сути расхождения с митрополитом Сергием. Заместителево угодничество «внешним», не оставляющее места для свободы Церкви, претило, безусловно, всем представителям «правой» церковной оппозиции. Но далеко не все с такой прямотой
об этом заявляли вслух. Возникает вопрос, в какой мере святитель Агафангел был причастен к составлению этой части воззванию
1 См.: Воспоминания М. Н. Ярославского (в записи священника Михаила Ардова) // Надежда: Душеполезное чтение. Вып. 18. Базель-М., 1994. С. 167.
2 См.: ИеромонахДамаскин (Орловский). Мученики, исповедники... Кн. 2. С. 489.
Как известно, архиепископ Серафим, подписав общее обращение, направил митрополиту Сергию и личное письмо. В нем со всей ясностью выражалась та же мысль, что и в процитированном выше абзаце общего воззвания: «Факты чуть ли не ежедневно свидетельствуют, что еще труднее стало жить православно верующим людям. Но особенно тяжело, прямо мучительно им сознавать, что Вы приносите в жертву кому-то и чему-то внутреннюю свободу Церкви. До слез горько сознавать, что Вы, так мудро и твердо державший знамя Православия в первый период своего заместительства, теперь свернули с прямого пути и пошли по дороге компромиссов, противных Истине»1.
С еще большей горячностью в защиту внутренней церковной свободы писал митрополит Иосиф в письме архимандриту Льву (на данный момент установить, когда было написано это письмо — до или после Ярославского воззвания, — не удалось): «Мы зовем вас и укрепляем ваши силы на борьбу за независимость Церкви, только совсем не так, как Вы полагаете должным: не согласием с поработителями этой Церкви и убийцами Ее святой независимости, выявляющейся сейчас в Ее святом бесправии, а громким и решительным протестом против всякого соглашательства и лживых компромиссов и предательства интересов Ее интересам безбожного мракобесия и ожесточенной борьбы со Христом и Его Церковью»1.
Тема отказа митрополита Сергия от борьбы за внутреннюю свободу или независимость Церкви в известных письмах самого митрополита Агафангела в таком заостренном виде не поднималась. Однако это еще не означает, что слова в защиту этой свободы появились в воззвании без его участия. Он мог даже отчетливее других представлять, какую цену заплатил митрополит Сергий за легализацию своего церковного управления. Как было сказано, Тучков на рубеже 1926—1927 годов предлагал святителю Агафангелу возглавить подобное легализованное управление при условии подчинения внутренней жизни Церкви контролю со стороны ОГПУ. Он отказался от такой сомнительной чести. Программу всецелого подчинения начала духовного и Божественного в домостроительстве церковном началу мирскому и земному Ярославский святитель отверг. Подписаться под воззванием, в котором такая программа осуждалась во всеуслышание, было для него вполне естественным.
1 Акты... С. 570-571.
2 Шкаровский М. В. Иосифлянство. С. 220; Акты... С. 562.
Далее в Ярославском обращении говорилось о требовании лояльного отношения к гражданской власти. «Мы приветствуем это требование, — писали Ярославские иерархи, — и свидетельствуем, что мы всегда были, есть и будем лояльны и послушны гражданской власти; всегда были, есть и будем истинными и добросовестными гражданами нашей родной страны, но это, полагаем, не имеет ничего общего с навязываемыми Вами политиканством и заигрыванием и не обязывает чад Церкви к добровольному отказу от тех прав свободного устроения внутренней религиозной жизни церковного общества, которые даны ему самою гражданскою властью (избрание общинами верующих духовных руководителей себе)».
Появление в обращении этих фраз сразу же за словами о попираемой внутрицерковной свободе кажется несколько неожиданным. Очевидно, оно было вызвано желанием составителей воззвания не дать повода в их словах о «никому и ничему не нужном угодничестве "внешним"» усмотреть выражение гражданской нелояльности. Митрополит Сергий, как известно, начиная с июля 1927 года довольно активно использовал такойприем,когданесогласиесегополитикойобъявлялосьследствиемконтрреволюционной настроенности протестующих1. В результате эти протестующие автоматически ставились под удар ОГПУ. На самом же деле дилемма — либо принять политику Заместителя, либо расписаться в своей принадлежности к контрреволюции (со всеми вытекающими последствиями) — создавалась искусственно. Вопрос стоял иначе.
Выступления большинства оппонентов Заместителя были направлены не против гражданской лояльности, а против услужливости власти. Святитель Серафим (Самойлович) писал в своем личном письме митрополиту Сергию от 6 февраля: «Мы — лояльные граждане СССР, покорно исполняем все веления советской власти, никогда не собирались и не собираемся бунтовать против нее, но хотим быть честными и правдивыми членами и Церкви Христовой на земле и не "перекрашиваться в советские цвета "2, потому что знаем,
1 В Декларации от 29 июля 1927 года Заместитель уже наперед объявил несогласных с ним людьми, не желающими понять «знамений времени», которым «и может казаться, что нельзя порвать с прежним режимом и даже с монархией, не порывая с православием» (Акты... С. 512).
2 Можно напомнить, что фраза «и Тихоновцам пришлось перекрашиваться в советские цвета» содержалась в глумливом комментарии к Декларации митрополита Сергия, которым сопроводил ее публикацию редактор «Известий» (см.: Среди церковников // Известия ВЦИК. 1927 г. № 188(3122). 19авг. С. 4).
что это бесполезно и этому люди серьезные и правдивые не поверят» 1. Ту же мысль, только в более резких словах, выражал и митрополит Иосиф в своих собственноручных показаниях от 27 сентября 1930 года об отношении к современным ему церковным событиям: «Лакейский подход Сергия к Власти в его церковной политике — факт неопровержимый. И вся Советская печать гораздо злее и ядовитее нас высмеяла это лакейство и в стихах, и особых фельетонах, и юмористических иллюстрациях. Почему же нам это воспрещено? <...> Сергий хочет быть лакеем Сов. Власти, мы — хотим быть честными, лояльными гражданами Сов. Республики с правами человека, а не лакея, и только»1.
Как видно, лояльность здесь понималась как отказ от участия в политической борьбе с советской властью, как нейтралитет по отношению к ней. Митрополит Сергий же, с точки зрения его оппонентов, перешел с позиции нейтралитета, занятой еще святителем Тихоном в годы гражданской войны, на позицию политической солидарности с властью, стал служить ей. Это-то и вызывало возмущения, а не просто лояльность (в смысле аполитичности Церкви). По этой причине заявления оппозиционных митрополиту Сергию епископов о лояльности советской власти были достаточно обычным явлением3. Неудивительно, что такое заявление оказалось и в Ярославском воззвании, и довольно трудно определить, кому именно могла принадлежать инициатива включения его туда.
Что же касается попутной апелляции к гражданскому законодательству (праву избрания общинами верующих духовных руководителей себе), то она, с точки зрения церковного сознания, была, вероятно, самым неудачным местом во всем обращении. Было ясно, что советские законы о религиозных организациях принимались не для того, чтобы оградить внутрицерковную свободу, а для того, чтобы способствовать дроблению и ослаблению Церкви. В письмах представителям власти, в показаниях на следствии и других подобных документах ссылки представителей «правой» церковной оппозиции на советские законы встречаются нередко4. Но в церковном документе, каковым является Ярославское воззвание, они, конечно, не могли не резать слух. Крайне жестко прокомментировал это место в
1 Акты... С. 571.
2«Я иду только за Христом...» С. 393—394. Подчеркнуто митрополитом Иосифом.
3 См., например, составленный епископом Василием (Зеленцовым) отклик соловецких епископов на июльскую Декларацию (Акты... С. 515—516).
' См., например, показания митрополита Иосифа от 22 сентября 1930 года («Я иду только за Христом...» С. 386).
своем разборе обращения Ярославских иерархов митрополит Елевферий: «Не прибавляй они последних слов о даровании советской властию "чадам Церкви " "права свободного устроения внутренней религиозной жизни церковного общества " в выборе себе духовных руководителей, еще можно было бы читать те строки с доверием к искренности составителей их. Тут изнутри смотрит и страх, страх естественный перед дателями церковных прав, и тонкое, но большее политиканство, чем то, если бы кто-либо хотел найти таковое в послании митрополита Сергия»1. Вероятно, и сами Ярославские иерархи понимали, что не вполне искренняя ссылка на советские законы может скомпрометировать их выступление в глазах церковного общества. Ниже будет показано, что епископ Евгений (Кобранов) в попытках опереться во внутрицерковной полемике на гражданское законодательство шел еще дальше. Возможно, что и в общее воззвание Ярославских иерархов ссылка на это законодательство (антицерковное по своей сути) была внесена по его инициативе. Но, может быть, инициатором этого был и кто-то другой.
«На место возвещенной Христом внутрицерковной свободы, — продолжали авторы обращения к митрополиту Сергию, — Вами вводится административный произвол, от которого много потерпела Церковь и раньше». Далее говорилось о том, в чем этот произвол прежде всего проявлялся: «По личному своему усмотрению Вы практикуете бесцельное, ничем не оправдываемое перемещение епископов, часто вопреки желанию их самих и их паствы, назначение викариев, без ведома епархиальных архиереев, запрещение неугодных Вам епископов в священнослужении и т. п.»
Митрополит Елевферий в своем разборе дал этому месту следующий комментарий: «Конкретизация обобщенных указаний якобы неканонических деяний митрополита Сергия, вероятнее всего, имела место только в Ярославской и Петроградской епархиях в связи с назначением архиепископа Иосифа Петроградским митрополитом, ибо действия митрополита Сергия и Синода в этой области в отношении других епархий, за отсутствием специального осведомительного о них органа, едва ли были известны ярославским иерархам»2. Не вызывает сомнения то, что Ярославские иерархи здесь действительно в первую очередь имели в виду перемещение митрополита Иосифа (только не на Петроградскую кафедру, а на Одесскую) и запрещение в служении двух его викариев. Эти действия митрополита Сергия вызвали наиболее заметный резонанс и были известны лучше, чем другие, им подобные.
1 Митрополит Елевферий (Богоявленский). Неделя в Патриархии. С. 308. ;
Там же. С. 310.
Однако было много и других случаев сомнительных, с точки зрения церковной пользы, перемещений архиереев, о которых в церковной среде знали и без «специального осведомительного органа», типа «ЖМП» (митрополит Елевферий почему-то не принимал в расчет существование весьма интенсивной переписки, которую вели даже ссыльные иерархи, не говоря уже о находившихся на свободе). На слуху, например, была история, связанная с выступлением епископа Виктора (Островидова) — выступлением, поводом к которому также послужило его перемещение на другую кафедру1. В каноническом обосновании «иосифлянами» своего отхода от Заместителя, написанном вскоре после выхода в свет Ярославского воззвания, говорилось об одновременном переводе свыше сорока епископов1. Подсчет, произведенный автором настоящей работы, показал, что это число не было завышено (правда, следует оговориться, что понимать под одновременностью перевода). По этому подсчету, в период с начала апреля 1927 года (времени возвращения митрополита Сергия к управлению Русской Церковью) по начало февраля 1928 года (времени обнародования Ярославского воззвания) новые назначения на кафедры получили сорок пять православных российских архиереев3 (не считая вновь хиротонисанных и принятых из обновленческого и григорианского расколов), причем некоторые из них даже не по одному разу4. Таким образом, в указании воззвания на бесцельные перемещения епископов видеть вслед за митрополитом Елевферием лишь «прозрачное отображение петроградской смуты» было бы неправильно.
1 Об этом выступлении речь заходила даже в беседе митрополита Сергия с делегацией ленинградских оппозиционеров в декабре 1927 года. «Ничего вам не будет, — сказал тогда Заместитель ленинградцам по поводу возможных гонений на них. — Вот епископ Виктор открыто выступал против меня и благополучно сидит, никто не трогает его» (Протоиерей Владислав Цыпин. Русская Православная Церковь: 1925-1938. С. 152).
! См.: Акты... С. 585.
' Митрополит Иосиф (Петровых), архиепископы Арсений (Смоленец), Борис (Шипулин), Варлаам (Ряшенцев), Гавриил (Воеводин), Дамиан (Воскресенский), Иннокентий (Ястребов), Киприан (Комаровский), Константин (Дьяков), Серафим (Остроумов), Фаддей (Успенский), Феофан (Туляков), епископы Алексий (Готовцев), Алексий (Орлов), Андрей (Комаров), Василий (Беляев), Виктор (Островидов), Георгий (Анисимов), Евгений (Кобранов), Иаков (Маска-ев), Иннокентий (Летяев), Иоанн (Братолюбов), Иоасаф (Шишковский-Дрылевский), Кирилл (Соколов), Лука (Войно-Ясенецкий), Макарий (Звездов), Митрофан (Гринев), Никита (Делек-торский), Николай (Амассийский), Николай (Ипатов), Николай (Могилевский), Николай (Никольский), Никон (Дегтяренко), Нифонт (Фомин), Павел (Введенский), Павел (Вильков-ский), Павел (Гальковский), Павел (Флоринский), Павлин (Крошечкин), Серафим (Силичев), Софроний (Арефьев), Стефан (Виноградов), Стефан (Знамировский), Филипп (Гумилевский), Флавиан (Сорокин). Сведения об их перемещениях (возможно, неполные и не во всем точные) почерпнуты из приложения к книге «Акты Святейшего Патриарха Тихона» (С. 957—996).
4 Святитель Лука (Войно-Ясенецкий), например, будучи епископом Ташкентским, в сентябре 1927 года получил с коротким интервалом подряд три указа о переводе его на другие кафедры. По его собственному признанию, он «хотел безропотно подчиниться этим переводам», но бывший с ним в дружбе митрополит Арсений (Стадницкий) ему «настойчиво советовал никуда не ехать, а подать прошение об увольнении на покой» (что епископ Лука и сделал) (Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий).1
1 «Я полюбил страдание...»: Автобиография. М: Русский хронограф, 1995. С. 67).
В наибольшей мере влияние митрополита Иосифа может быть усмотрено в последней, «резолютивной» части воззвания: «Мы, епископы Ярославской церковной области, сознавая лежащую на нас ответственность перед Богом за вверенных нашему пастырскому руководству духовных чад наших и почитая священным долгом своим всемерно охранять чистоту Святой Православной веры и завещанную Христом свободу устроения внутренней религиозной церковной жизни, в целях успокоения смущенной совести верующих, за неимением другого выхода из создавшегося рокового для Церкви положения отныне отделяемся от Вас и отказываемся признавать за Вами и за Вашим Синодом право на высшее управление Церковью». Что означают слова: «мы отделяемся от Вас», митрополиту Агафангелу и его викариям затем пришлось истолковывать особо. Причем истолкование было таким, что становилось ясно: в понятие «отделение» Ярославские иерархи вкладывали несколько иной смысл, нежели митрополит Иосиф и его ленинградские единомышленники (об этом еще пойдет речь ниже).
Свое отделение от митрополита Сергия ярославцы (как, впрочем, и ленинградцы) не мыслили как создание какой-то новой церковной юрисдикции. «Мы остаемся, — заявляли они, — во всем верными и послушными чадами Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви, неизменно пребываем в иерархическом подчинении Местоблюстителю Патриаршего Престола Высокопреосвященному Петру, митрополиту Крутицкому, и через него сохраняем каноническое и молитвенное общение со всеми Восточными Православными Церквами. Оставаясь незыблемо на таком твердом основании, мы будем управлять Ярославской церковной областью и руководить своими паствами в деле угождения Богу и душевного спасения САМОСТОЯТЕЛЬНО — в строгом согласии с Словом Божиим, общецерковными канонами, правилами и преданиями, с постановлениями Всероссийского Собора 1917—1918 гг., с неотмененными распоряжениями Высшей Церковной Власти предсоборного периода, а также с распоряжениями Святейшего Патриарха Тихона, его Синода и Совета».
В конце воззвания оговаривалось время, в течение которого должно было продолжаться самоуправление Ярославской епархии: «Настоящее решение наше остается в силе впредь или до сознания Вами неправильности Ваших руководственных действий и мероприятий и открытого раскаяния в Ваших заблуждениях, или до возвращения к власти Высокопреосвященного митрополита Петра»1. В этих заключительных словах обращения можно увидеть и его, вероятно, главную цель: побудить митрополита Сергия к открытому раскаянию.
В целом, анализ содержания Ярославского обращения приводит к выводу, что оно явилось результатом именно коллективного труда, причем митрополит Агафангел в его составлении сыграл одну из ведущих ролей (а в составлении его первой части, без сомнения, главную роль).
Кроме того, следует иметь в виду, что к его составлению могли быть (и скорее всего, были) причастны и не только лица, его подписавшие. Митрополит Иосиф, например, свидетельствовал о влиянии, оказанном на ярославцев мучеником Михаилом Новоселовым. Так, на допросе 19 ноября 1930 года он показал: «Новоселов больше говорил и влиял на митрополита Агафангела и <...> на архиепископа Серафима. Ко мне Новоселов приезжал один раз вместе с Серафимом. На отход Агафангела и его группы, на их оформление в самостоятельное течение — он повлиял в том смысле, что подлил, как говорится, масла в огонь: он подтолкнул их на том пути — на котором они уже стояли»1.
Существует и не менее важное свидетельство митрополита Иосифа о своеобразной причастности к появлению на свет Ярославской декларации еще одного весьма «заинтересованного» лица. «Прежде чем эта декларация получила широкую огласку, — показывал митрополит Иосиф на следствии в 1930 году, — митрополит Агафангел и я были неожиданно вызваны в Ярославское ГПУ, где нас принял приехавший из Москвы товарищ Тучков (пославший также и за митрополитом Агафангелом). Тучков задал Агафангелу вопрос, что такое затевается в Ярославле против Сергия, митрополит Агафангел сообщил сущность своей декларации и при этом спросил: как вы посмотрите на это выступление, не находите ли его контрреволюционным, долженствующим вызвать с вашей стороны какие-либо неприятности (репрессии) для нас, или нет. Товарищ Тучков заявил, что этого он не думает, и никакого вмешательства в ваши дела со стороны ГПУ не предполагается. Затем, после некоторых разговоров о делах церковных оба мы были отпущены с миром»1.
1 Акты... С. 573-574.
1«Я иду только за Христом...» С. 416.
В показаниях митрополита Иосифа не сказано, но вполне вероятно, что Тучков не только осведомился о предполагаемом содержании Ярославского обращения, но и высказал какие-то свои «пожелания» на этот счет. Может быть, он и подал «идею» внести в текст обращения упоминание о советских законах, якобы давших Церкви столько прав, — упоминание, вызвавшее затем серьезные нарекания в церковной среде.
Повлиял ли Тучков каким-то образом на содержание Ярославского воззвания или нет — неизвестно, но само по себе свидетельство о том, что он, заранее узнав о готовящемся выступлении, ему не воспрепятствовал, — это свидетельство выглядит весьма правдоподобно (да и едва ли митрополит Иосиф стал бы на следствии сообщать о Тучкове что-либо, чего в действительности не было). В планы ОГПУ по уничтожению Русской Церкви по частям выступление ярославцев вполне вписывалось. Власти специально провоцировали появление внутрицерковной оппозиции с тем, чтобы, дав ей выступить, развернуть после этого против нее репрессии. Это может быть очень хорошо проиллюстрировано на примере внутренних документов ОГПУ, в которых шла речь о возникновении ленинградской оппозиции митрополиту Сергию2. И в случае с Ярославской епархией вскоре после обнародования антисергиевского воззвания два подписавших его архиерея, с точки зрения властей, очевидно, наиболее опасные, были без суда и следствия из нее высланы (об этом еще пойдет речь).
В отчете перед высшим партийно-государственным руководством органы ОГПУ о Ярославском выступлении не могли не упомянуть. В обзоре политического состояния СССР за февраль 1928 года о нем содержалось следующее сообщение:«В начале февраля группа ярославских церковников (Агафангел, Иосиф Петровых, Серафим Самойлович и др.) с целью порвать с митрополитом Сергием выпустила от своего имени обращение к Сергию: "Отныне отделяемся от Вас и отказываемся признавать за Вами и Вашим "синодом" права на высшее управление церковью ". Данное выступление реакционных церковников большого числа последователей, кроме оппозиционно настроенных епископов, не имело». О том, что предприняли сами органы ОГПУ, чтобы число последователей Ярославского выступления не стало большим, они в обзоре предпочли не распространяться.
'Там же. С. 408-409.
! См.: «Сов. секретно. Срочно. Лично. Тов. Тучкову» // Богословский сборник. Вып. 10. С. 362—385; «Сов. секретно. Срочно. Лично. Тов. Тучкову» и не только ему // Богословский сборник. Вып. 11- С. 330—367.
Оценивая в целом Ярославское выступление февраля 1928 года, можно сказать, что из всех антисергиевских заявлений конца 1920-х гг. оно явилось по-своему самым значимым: троим из пяти иерархов, принявших в нем участие, до этого довелось стоять во главе управления Русской Церкви (митрополит Агафангел в 1922 году замещал арестованного Патриарха Тихона, а Высокопреосвященные Иосиф и Серафим на рубеже 1926—1927 годов — Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра). Это обстоятельство некоторых наводило на мысль (хотя зачастую уже post factum) о возможности применения разработанной на Соборе 1917—1918 годов канонической процедуры увещания Первоиерарха и последующего предания его церковному суду. В статье 8-й соборного Определения «О правах и обязанностях Святейшего Патриарха Московского и всея России» от 8 декабря 1917 года говорилось: «При нарушении Патриархом его обязанностей, в зависимости от свойств этого нарушения, три старейших члена Священого Синода или члены Высшего Церковного Совета в архиерейском сане делают Патриарху братское представление; в случае безуспешности сего делают вторичное представление; при безуспешности же этого представления принимают дальнейшие меры согласно ст. 10». В 10-й статье речь уже шла о суде над Патриархом2.
- В антисергиевской полемике встречались прямые ссылки на эти статьи соборного определения, причем именно в контексте рассуждений о выступлении Ярославских иерархов. Так, в документе, озаглавленном «Голос верующего» (документ, правда, датирован неделей Торжества Православия 1929 года), цитировалась 8-я статья о действиях трех старейших иерархов, а далее следовало такое замечание: «Старейшими же иерархами в данном случае явились митрополит Ярославский Агафангел, митрополит Ленинградский Иосиф и архиепископ Угличский Серафим, не по рукоположению, а по степени каноничности своих прав, так как:
1.Митрополит Агафангел указан в патриаршем завещании от
25 декабря 1924 г. / 7января 1925 г., как второй местоблюститель.
2. Митрополит Иосиф указан актом от 6 декабря 1925 г., как
третий заместитель патриаршего местоблюстителя (второй заместитель экзарх Украины митрополит Михаил за написание своей декларации от 4/17 ноября 1927 г. потерял свои права на заместительство и в настоящее время доверием церкви не пользуется).
3. Архиепископ Серафим Угличский был назначен митрополитом Иосифом и управлял церковью во время изоляции митрополита Сергия»1.
1 «Совершенно секретно»: Лубянка — Сталину... Т. 6. С. 141.
2 Собрание определений и постановлений Священного Собора Православной Российской Церкви 1917-1918 гг. Вып. 1. С. 6.
В приписываемой протоиерею Феодору Андрееву и мученику Михаилу Новоселову брошюре «Беседа двух друзей» эта мысль развивалась дальше: «Протест старейших русских иерархов Русской Церкви митрополита Агафангела, митрополита Иосифа, архиепископа Серафима от 24 января / 6 февраля 1928 г. был сделан на основании ст. 8 соборного определения от 8 декабря 1917 г. Этот протест должен быть сделан вторично официальным путем и, если, после вторичного вразумления, митрополит Сергий не исправит своих ошибок, то, согласно ст. 10 того же соборного определения, епископат должен собрать 2/3 наличных епископских голосов и предать его (митрополита Сергия) церковному суду, заменив его другим заместителем»2.
В другом месте в брошюре говорилось: «Ярославские архипастыри допустили ошибку в том, что не сделали, согласно требованиям канонов Церкви, троекратного представления митрополиту Сергию его ошибок официальным путем, путь же неофициальный для этого недостаточен, т. к. о нем большинство епископата и верующих не знают, а посему никто и не последовал за ними. Т. е., другими словами, Ярославские архипастыри в точности не исполнили заповедь Христа о согрешившем брате (Мф. 18, 15—17), они обличили его наедине, но т. к. он не послушался, то им следовало бы поведать о том Церкви, но они этого не сделали, а прямо, хотя только административно, отделились от него»3.
Таким образом, по поводу выступления Ярославских иерархов выражалось сожаление, что они упустили возможность сразиться с Заместителем его же оружием — оружием формальных процедур. Надо думать, однако, что им с самого начала была понятна бесперспективность такого пути в условиях того времени.
1 ЦА ФСБ РФ. Д. Н-7377. Т. 9. Л. 77.
2 Протоиерей Феодор Андреев, Новоселов М. А. Беседа двух друзей. С. 30.
'Тамже. С. 15-16.
Вести неспешную официальную переписку с митрополитом Сергием, а затем начать собирать голоса епископов можно было лишь в том случае, если бы Церковь в СССР в решении своих внутренних проблем была предоставлена сама себе и над протестующими против политики Заместителя не висел бы меч репрессий со стороны ОГПУ. Кроме того, зная с кем они имели дело, Ярославские иерархи могли не сомневаться, что митрополит Сергий нашел бы в их «официальном» заявлении, будь оно сделано, множество слабых в формальном отношении мест (например, то, что в соборном определении шла речь о старейших членах Священного Синода или членах Высшего Церковного Совета в архиерейском сане, каковыми Ярославские иерархи не были; сами эти органы к тому времени либо прекратили свое существование, как ВЦС, либо были полностью видоизменены, как Синод). Наконец, общеизвестной была способность митрополита Сергия самих своих обвинителей быстро ставить в положение обвиняемых. Тем более что в отношении митрополита Иосифа необходимый для предания его суду обвинительный материал у Заместителя уже как будто бы имелся (обвинение в поддержке «учинивших раскол» Ленинградских викариев). Выдвинуть какое-нибудь подобное обвинение в отношении митрополита Агафангела и архиепископа Серафима при желании для митрополита Сергия также не составило бы большого труда.
Архиепископ Серафим писал в письме от 19 мая 1928 года Т. Л. Катуар по поводу рассуждений, подобным тем, что изложены в «Беседе двух друзей»: «Нас упрекают, что мы порвали с митрополитом Сергием, не употребив формы увещания. Но вы знаете, как много раз увещевал я, наш Авва, М. А., дядя и др. — а Е. Ник. даже до смерти»1. Все эти увещания мало действовали на Заместителя, повторять подобные опыты не имело особого смысла (хотя, как видно из следующих слов архиепископа Серафима, несмотря на это, он ради блага церковного согласен был писать и официальные формы увещания).
Однако и при всем своем неофициальном характере Ярославское воззвание имело огромное значение. Можно было оспорить, имели ли тогда Высокопреосвященные Агафангел, Иосиф и Серафим особые права старейших иерархов, но в любом случае это были иерархи очень известные в церковной среде и имевшие немалый авторитет.
1 ЦА ФСБ РФ. Д. Р-44340. Л. 51 об. — 52; «Послание ко всей Церкви» священномученика Серафима Угличского от 20 января 1929 года. С. 311—312. Предположительно, «наш Авва» — это архимандрит Неофит (Осипов), «М. А.»— митрополит Агафангел, «дядя» — мученик Михаил Новоселов, «Ж. Ник.» — епископ Николай (Никольский), скончавшийся вскоре после резкого разговора с Заместителем. Какие конкретно их увещания имел здесь в виду архиепископ Серафим, не совсем понятно.
Их нельзя было, как какого-нибудь епископа Алексия (Буя), просто взять и запретить в служении, объясняя при этом всем интересующимся, что, дескать, этот «действительный Буй» обманным путем «в годы церковной разрухи» добился «продвижения себя по иерархической лестнице» из келейников во епископы1. Ярославские святители себя по иерархической лестнице, да еще пользуясь церковной разрухой, не продвигали. Напротив, все знали, сколько усилий ими было приложено для преодоления этой разрухи.
Сложившаяся в феврале 1928 года ситуация для Заместителя была критической. Движение протеста против его политики достигло невиданных прежде масштабов. Если бы митрополит Агафангел, имевший не меньше, чем митрополит Сергий, прав на возглавление Русской Церкви, объявил, что готов вновь вступить в обязанности Патриаршего Местоблюстителя, не исключено, что Заместитель мог бы потерять контроль над положением. В отличие от ситуации 1926 года вокруг святителя Агафангела не было своего рода области отчуждения от него церковного общества. Напротив, область отчуждения разрасталась вокруг митрополита Сергия. В связи с этим архиепископ Серафим (Самойлович), например, писал митрополиту Сергию: «Мне кажется, что один из выходов из создавшегося положения — это обратить Вам и всем православно-мыслящим верующим нашей страны свои взоры к старейшему иерарху Российской Церкви Высокопреосвященному Агафангелу, митрополиту Ярославскому. <...> Протяните к нему свои братские руки, скажите ему свое теплое братское слово, попросите его помочь Вам выйти из ужасного тягостного положения и передайте ему заместительские права впредь до возвращения к власти Высокопреосвященного Петра, митрополитаКрутицкого»1.
К такому же выходу из создавшегося положения склонялись тогда и некоторые другие представители церковной оппозиции, в том числе один из самых активных ее деятелей — мученик Михаил Новоселов. Митрополитом Иосифом на этот счет в ноябре 1930 года были даны следующие показания: «Он<Новоселов>, передавая мне мнение какой-то "группы интеллигентных верующих" о необходимости
1 См.: Характеристика епископа Алексия (Буя), составленная канцелярией Патриаршего Священного Синода при Заместителе Патриаршего Местоблюстителя // Акты... С. 622. ; Там же. С. 572.
возглавления церковников, не согласных с политикой митрополита Сергия, только информировал меня о том, что решено митрополита Агафангела просить возглавить новую церковную организацию, которая, по существу, тогда только складывалась»1. Правда, из показаний того же митрополита Иосифа следует, что сам М. А. Новоселов предпочел бы видеть во главе оппозиции другого иерарха. «Позже, — показал митрополит Иосиф, — архиепископ Серафим Угличский показал мне, переслав, кажется, его, письмо Новоселова, в котором последний анализировал троих лиц с точки зрения пригодности их к возглавлению нового церковного течения. Относительно меня и Агафангела говорилось, что мы мало для этого пригодны: я — как склонный более к созерцательной жизни, а Агафангел — как престарелый. Называя Серафима "сынком ", Новоселов выдвигал на эту роль его, как более молодого и энергичного»2. Однако видно, что и М. А. Новоселов, вопреки личным предпочтениям, готов был в какой-то момент обратиться к митрополиту Агафангелу с призывом встать во главе отделившейся от Заместителя части Русской Церкви.
Письма, в которых выражалась готовность признать святителя Агафангела своим если не иерархическим, то, по крайней мере, духовным возглавителем, зимой—весной 1928 года поступали к нему из разных мест России. Так, например, в письме от представителей одной из церквей города Иркутска говорилось (письмо датировано днем 19 марта 1928 года): «Ваше Высокопреосвященство, Высокопреосвященнейший Владыко. Исторический акт, подписанный Вами и единомысленными с Вами архипастырями Ярославской церковной области 24 января <ст. ст> сего 1928 года достиг, наконец, и родного Вашему Высокопреосвященству Иркутска. До последней буквы разделяя роковую необходимость и своевременность такого выступления против создавшейся невыносимо тяжелой атмосферы в области высшего управления Российской Церковью, когда от личного произвола митрополита Сергия и его "Священного Патриаршего Синода" немало пострадала правда и в нашей Иркутской церкви, мы, нижеподписавшиеся, решили, в интересах защиты попранной правды, обратиться к Вашему Высокопреосвященству с настоящим нашим письмом».
Далее в письме перед митрополитом Агафангелом ставился ряд вопросов, в частности такие: «Можете ли Вы, Ваше Высокопреосвященство, принять Иркутскую Глазковскую Николо- Иннокентъевскую общину под свое духовное православное окормление на тех строго канонионических,
1 «Я иду только за Христом...» С. 417.
2 Там же. С. 416.
Православною Церковью содержащихся, началах, кои возвещены в подписанном Вашим Высокопреосвященством акте от 24января 1928 г., и <...>можете ли поручить непосредственное руководительство этой православною общиною проживающему в г. Иркутске единомысленному с Вами Преосвященному Венедикту <Плотникову>, епископу Кронштадтскому, или Преосвященному епископу Забайкальскому Евсевию < Рождественскому>, после заявленного им единомыслия на платформе акта 24 января»1.
Действительно ли названные епископы были тогда во всем единомысленны митрополиту Агафангелу, уверенности нет (впоследствии и тот и другой приняли назначения на кафедры от митрополита Сергия). Важно, однако, что предложения о принятии под духовное окормление от представителей других епархий к митрополиту Агафангелу поступали, и неизвестно, как стали бы разворачиваться события, если бы он во всеуслышание заявил, что готов их всех принять.
Святитель Агафангел таких заявлений делать не стал. Вероятно, сказались тяжелые воспоминания о событиях 1926 года. Он понимал, что в случае его выхода за границы полномочий епархиального архиерея Заместителем будут вновь подняты все те же аргументы, усугубленные к тому еще и ссылками на последовавший тогда со стороны митрополита Агафангела отказ от местоблюстительства и принятие этого отказа митрополитом Петром. Архиепископу Серафиму, призвавшему обратить взоры к митрополиту Агафангелу, равно как и всем, кто готов был это сделать, митрополит Сергий именно так затем и ответил, процитировав слова Патриаршего Местоблюстителя из его послания от 1 января 1927 года: «За отказом митрополита Агафангела —вопрос о его местоблюстителъстве отпадает сам собою. И посему подвергнутся строгому суду-осуждению те, кто, прикрываясь благами Церкви, станут употреблять усилия выдвинуть старца Божия на местоблюстительский пост, — они будут чинить тяжкое преступление пред Св. Церковью»1. Это предостережение митрополита Петра, обращенное тогда, прежде всего, против раскольников-григориан, пытавшихся вовлечь Ярославского святителя в свои интриги, оказывалось теперь для митрополита Сергия как нельзя более кстати.
Однако и в том случае, если бы митрополит Агафангел не стал претендовать на пост Местоблюстителя (что и произошло), его пример объявления о самостоятельном управлении епархией был для Заместителя крайне опасен.
1 ЦА ФСБ РФ. Д. Н-7377. Т. 4. Л. 508-509.
2 Акты...С. 590.
Могла начаться цепная реакция в других епархиях. Были иерархи, желавшие последовать за ярославцами. В качестве иллюстрации можно привести показания управлявшего до февраля 1928 года Каргопольской и Олонецкой епархиями епископа Василия (Докторова) (фигурирующий в его показаниях Большаков Иван Евграфович — в прошлом видный хлеботорговец, а в конце 1920-х годов активный прихожанин и член двадцатки одного из храмов Ленинграда): «С момента выпуска митрополитом Сергием декларации я от Большакова стал получать письма, в которых он писал, что митрополит Сергий продался большевикам, выпустил воззвание и указ о молении за власть. Предупреждал меня не входить в общение с митрополитом Сергием и присоединиться к митрополиту Иосифу и Ленинградскому епископу Дмитрию Любимову. При своих письмах Большаков присылал документы, написанные в защиту отхода от митрополита Сергия многих епископов и духовенства».
Епископ Василий не уточнял, какие именно документы были ему присланы, но поскольку он говорил про отход от митрополита Сергия многих епископов, можно думать, что Ярославское воззвание было среди них. Во всяком случае, действия, которые он предпринял или собирался предпринять, были весьма похожи на действия Ярославских иерархов. «Я, — продолжал епископ Василий, — не зная сущности отхода, все же по присланным документам и письмам Большакова прекратил поминовение за службой митрополита Сергия и поминал только Петра Крутицкого. Боясь, что за прекращение поминовения я буду лишен епархии, я и хотел создать автокефалию с подчинением только Петру Крутицкому, т. е. фактически перейти на сторону истинно-православных, но, по-видимому, о моих действиях прослышал митрополит Сергий и указом от управления епархии меня устранил и прислал на мое место епископа Артемия. После этого я вынужден был поехать в Ленинград».Увольнение епископа Василия произошло 19 февраля 1928 года2, то есть через 13 дней после Ярославского акта. В случае с Каргопольским епископом митрополит Сергий успел предотвратить нежелательное для себя развитие событий. Но мог и не успеть.
1 Архив УФСБ РФ по Санкт-Петербургу и Ленинградской обл. Д. П-77463. Т. 3. Л. 7—7 об.; ЦА ФСБ РФ. Д. Н-7377. Т. 5. Л. 62-62 об.
' См.: Шкаровский М. В. Иосифлянство. С. 278.
Конечно, нельзя упускать из виду того, что многие архиереи (не менее сорока) за время, прошедшее с момента издания июльской Декларации, были перемещены Заместителем с кафедры на кафедру и, из послушания приняв от него назначения (согласованные с ОГПУ), оказались своего рода заложниками проводимой им политики. Они уже подчинились митрополиту Сергию, и выступать после этого с протестами против него им было трудно. (Отсюда такое нежелание митрополита Иосифа и некоторых других иерархов принимать после 1927 года назначения от Заместителя.) Однако митрополит Сергий был вынужден делать все больше уступок ОГПУ, а каких-то положительных для Церкви результатов от этого было все меньше. Смущение от происходившего вокруг нарастало и в среде тех, кто ранее оказывал Заместителю послушание. Гарантий того, что они и далее пребудут в послушании ему, что бы ни произошло, не было.
Заканчивая разговор об обстоятельствах и значении выступления Ярославской оппозиции в начале 1928 года, можно кратко суммировать сказанное в данном разделе следующим образом. Было бы ошибкой считать действия Ярославских иерархов (за исключением, быть может, младшего из них — епископа Евгения) следствием каких-то личных обид и недоразумений, ранее случавшихся у них с митрополитом Сергием. Конечно, их выступление нельзя рассматривать вне контекста предшествовавших ему церковно-исторических событий, в том числе и ленинградских событий, толчком к которым послужило смещение митрополита Иосифа с кафедры. Однако протест ярославцев был направлен не столько против конкретных административных действий Заместителя Местоблюстителя, сколько против его политики в целом. Главное обвинение, выдвигавшееся ими против митрополита Сергия, было прямо сформулировано в их обращении от 6 февраля 1928 года: «никому и ничему не нужное угодничество "внешним", не оставляющее места для важного условия устроения церковной жизни по заветам Христа и Евангелия — свободы, дарованной Церкви Ее Небесным Основателем и присущей самой природе Ее — Церкви». В составлении этого обращения, ставшего кульминационным актом Ярославского выступления, как показывает анализ его содержания, святитель Агафангел принял весьма активное участие. Говорить, что он лишь пассивно следовал за своими викариями, нельзя. Выступление Ярославских архиереев во главе со святителем Агафангелом, в силу того места, которое они занимали в ряду Российской иерархии, было чрезвычайно важным. Для митрополита Сергия сложилась критическая ситуация: оппозиция ему приобрела небывалую силу и грозила усилиться еще более. Если бы митрополит Агафангел и его единомышленники имели своей целью добиться перехода к ним церковной власти, они вполне могли бы рассчитывать на успех (при условии, конечно, невмешательства ОГПУ в церковные дела). Однако цель у них была другая: не произвести «переворот» в Церкви, а побудить митрополита Сергия к открытому покаянию.
Автор Иерей Александр Мазырин: Высшие иерархи о преемстве власти в Русской Православной Церкви в 1920-х- 1930-х годах.
Источник.
|
Однако найти менее подходящую кандидатуру на роль «кровожадного чеченского боевика» нежели Яценюк при всем богатстве воображения было сложно. И эта находка выставила следственные органы РФ в совершенно неприглядном комическом свете. А в интернете массово разошлись всевозможные коллажи и карикатуры, высмеивающие откровение СК РФ.
Престольный Праздник Покрова Божией Матери прошел в Аргентине - Трес Капонес (Мисионес, РПЦЗ).
Архимандрит Константин (Зайцев)
Первое по освобождении святителя Агафангела серьезное разногласие между ним и митрополитом Сергием произошло в 1926 году. Это недоразумение не имеет прямого отношения к возникновению «правой» церковной оппозиции. Однако события 1926 года и хронологически, и по составу действующих лиц очень близки к событиям 1927—1928 годов, поэтому без рассмотрения их хода и значения было бы довольно трудно разобраться в последующем конфликте.
Еще один важный и плодотворный пастырский визит в Святую Епархию Стокгольма, 18-23 сентября 2015 г. (по старому стилю).
2/15 мая 1993 года Архиерейским Собором Русской Православной Церкви Заграницей было принято решение причислить к лику святых архиепископа Иоанна Шанхайского и Сан-Францисского.
Преподобный ЕФРЕМ СИРИН
Архиепископ Аверкий (Таушев)
Статистические данные о количестве жертв сталинских репрессий и искусственно вызванного голода на Украине в первой половине 30-х годов расходятся. Комитет доктора Амменда из Вены говорил о том, что только за зиму 1932-33 г. и весну 1933 г. на Украине умерло от голода и болезней, связанных с недоеданием от 5 до 6 миллионов людей. Энциклопедия Брокгауз приводит данные потерь: от 4 до 7 миллионов человек. Продразверстки («хлебозаготовки») и общее уничтожение сельского хозяйства неминуемо вызвали массовый голод, который обрушился на Восточную Украину, в том числе и на Донецкую область.
Примечательно, что Олег Сенцов, будучи этнически русским, не владеет даже украинским языком, но при этом категорически выступил против военного вторжения со стороны РФ, сохранив верность Украинскому государству. На собственные средства он покупал и развозил продукты и предметы первой необходимости украинским воинским частям в Крыму, которые были заблокированы. Этого оказалось достаточным, чтобы по сфабрикованному обвинению он оказался за решеткой. Ему было силой навязано российское гражданство, несмотря на то, что он, будучи гражданином Украины от него никогда не отказывался.