(RSS)
Пути этого превращения различны и многообразны, и не все дороги жизни заслуживают особого описания. Трагедия голода, безработицы и отчаяния; трагикомедия паники, безволия и безличности; комедия глупости, хитрости и невежества - понятны. Их не надо разъяснять.
"О, дивное чудо! источник жизни во гробе
полагается, и лествица к небеси гроб бывает".
(Стихира на Успение).
Его Высокопреосвященству, высокопреосвященнейшему Аверкию, Архиепископу Сиракузскому и Троицкому
14/27.XI.70
Письмо митрополита Ленинградского Иосифа архимандриту Льву (Егорову)Дорогой Отче!
До последнего времени я думал, что мой спор с Митрополитом Сергием окончен и что, отказавшись дать принести себя в жертву грубой политике, интриганству и проискам врагов и предателей Церкви, я смогу отойти спокойно в сторону, добровольно принеся себя в лучшую жертву протеста и борьбы против этой гнусной политики произвола.
Я был совершенно искренен, когда думал и говорил, что «ни на какой раскол я не пойду и подчинюсь беззаконной расправе со мной - вплоть до запрещения и отлучения, уповая на одну правду Божию». Но оказалось, что жизнь церковная стоит не на точке замерзания, а клокочет и пенится выше точки простого кипения. Мое маленькое «дело» вскоре оказалось лишь малой крупицей столь чудовищного произвола человекоугодничества и предательства Церкви интересам безбожия и разрушения этой Церкви, что мне осталось удивляться отселе не только одному своему покою и терпению, но теперь уже приходится удивляться и равнодушию и слепоте тех и других, которые еще полагают, что попустители и творцы этого безобразия творят дело Божие, «спасают Церковь», управляют Ею, а не грубо оскорбляют Ее, издеваются над Нею, вписывают себя в число Ее врагов, себя откалывают от Нее, а не они откалывают тех, которые не могут терпеть долее этой вакханалии грубого насилия и безобразно кощунственной политики. Может быть я терпел бы и это. Моя-де хата с краю, как теперь Ваша. Но, дорогой Отче, я вдруг с особой болью стал чувствовать себя в значительной мере ответственным за нечестия Церкви. Ведь как Вам небезызвестно, я один из Заместителей Патриаршего Местоблюстителя, который связан страдальческим долгом не просто заменить арестованного предшественника, но быть ему и свободным предостережением на случай замены при возможности его духовного падения. Конечно, такое падение должно бы в нормальных условиях жизни церковной сопровождаться и судом и соборным решением. Но какой суд и соборное решение возможны теперь, при настоящих условиях? И каким судом и соборным решением с архиереем, со мной, учинена расправа, допустимая по правилам лишь при большом грехе с моей стороны? Почему же, требуя суда и соборного решения в одном случае. Вы допускаете отсутствие их в другом? Не есть ли такой аргумент тоже благодарный материал для отдела несообразностей в логическом задачнике? Погодите, придет — мы надеемся - время, когда будут говорить о наших событиях и суд[ах]. И кто тогда будет более обвиняемым, еще большой вопрос. А пока дело обстоит так: мы не даем Церкви в жертву и расправу предателям и гнусным политиканам и агентам безбожия и разрушения. И этим протестом не сами откалываемся от Нее, а их откалываем от себя и дерзновенно говорим: не только не выходили, не выходим и никогда не выйдем из недр истинной Православной Церкви, а врагами Ее, предателями и убийцами Ее считаем тех, кто не с нами и за нас, а против нас; не мы уходим в раскол, не подчиняясь Митр[ополиту] Сергию, а Вы, ему послушные, идете за ним в пропасть Церковного осуждения.
Мы зовем вас и укрепляем ваши силы на борьбу за независимость Церкви, только совсем не так, как вы полагаете должным: не согласием с поработителями этой Церкви и убийцами Ее Святой независимости, выявляющейся сейчас в Ее святом бесправии, а громким и решительным протестом против всякого соглашательства, лицемерных и лживых компромиссов и предательства интересов Ее интересам безбожного мракобесия и ожесточенной борьбы со Христом и его Церковью. Ужели Вы не видите несогласимое ничем противоречие и не соображаете в Вашей дилемме: «Снимаете ли Вы с нас послушание Вам тем, что уходите в раскол или, подчиняясь Преосв. Сергию, укрепляете и в нас силы на борьбу за независимость Святой Церкви?» Я ухожу в раскол? Подчинение Сергию - борьба за независимость Церкви? Милый мой! Да над этим посмеется любая ленинградская старуха! Может быть не скоро: вас пока больше, чем нас. И пусть за мной нет «большой массы», как Вы говорите... Но я не сочту себя никогда раскольником, хотя бы оставался в единственном числе, как некогда один из святых исповедников. Дело вовсе не в количестве, не забудьте ни на минуту этого: «Сын Божий, когда вновь придет, найдет ли вообще верных на земле?» И может быть последние «бунтовщики» против предателей Церкви и пособников Ее разорения будут не только не епископы и не протоиереи, а самые простые смертные, как и у Креста Христова Его последний страдальческий вздох приняли немногие близкие Ему простые души.
Итак, дорогой Отче! Не судите меня так строго, особенно Вашим Вальсамоном. Полагаю, что он был далеко не то, что сами авторы Святых правил в понятном каждому смысле и без особых толкований. Не потому ли в моей книге правил и не упомянуто никакого Вальсамона и что во всяком случае этот Вальсамон не может быть авторитетным и верным толкователем наших событий, не предусмотренных никакими толкованиями и правилами.
Не судите же меня строго и четко усвойте следующее:
1) Я отнюдь не раскольник и зову не к расколу, а к очищению Церкви от сеющих истинный раскол и вызывающих его.
2) Указание другому его заблуждений и неправоты не есть раскол, а, попросту говоря, введение в оглобли разнуздавшегося коня.
3) Отказ принять здравые упреки и указания есть действительно раскол и попрание истины.
4) В строении церковной жизни участники - не одни только верхушки, а все Тело церковное, и раскольник тот, кто присваивает себе права, превышающие его полномочия, и от имени Церкви дерзает говорить то, что не разделяют остальные его собратия.
5) Таким раскольником показал себя Митр. Сергий, далеко превысив свои полномочия и отвергнув, и презрев голос многих других святителей, в среде коих сохранится чистая истина.
Вскользь Вы упоминаете, что в числе путей к истине «Христос указал нам еще один новый путь: да любите друг друга», каковой путь, по-видимому, Вы считаете мною упущенным из виду при моих действиях, на это я Вам напоминаю, Отче, дивное заключение Митрополита Филарета в слове о любви к врагам: «Гнушайтесь убо врагами Божиими, поражайте врагов Отечества, любите враги ваша». (Том I стр.285. Слово в нед.19 по Пятид.) Сравните] еще Апостола любви (II Иоанна I, 10-11).
Защитники Сергия говорят, что Каноны позволяют отлагаться от Епископа только за ересь, осужденную Собором, против этого возражают, что деяния М[итрополита] Сергия достаточно подводятся и под это условие, если иметь в виду столь явное нарушение им свободы и достоинства Церкви Единой, Святой и Апостольской.
А сверх того, Каноны ведь многое не могли предусматривать. А можно ли спорить о том, что хуже и вреднее всякой ереси, когда вонзают нож в самое сердце Церкви, Ее свободу и достоинство? Что вреднее? Еретик или убийца? (Да не утратим помалу, неприметно тоя свободы, которую даровал нам Кровию Своею Господь наш Иисус Христос, Освободитель всех человеков) (8-ое Прав. III Всел. Собора.)
WДНИВО, ф.9323, оп.2, д.П-24705, т.7, л.83-84. Рукопись.
24 августа (н. ст.) 2014 г., в воскресенье, в Никольском кафедральном соборе Ахарне (Аттика, ИПЦ Греции) митрополит Хризостом Аттикийский и Беотийский отслужил Параклис Пресвятой Богородице (молебный канон).
Представитель Константинопольского патриарха митр. Эммануил отказался участвовать в обряде интронизации нового предстоятеля УПЦ.
Москва. 21 августа. ИНТЕРФАКС - Торжества в честь святителя Петра, митрополита Киевского и всея Руси, пройдут в Москве 6 сентября, в День города.
20 августа 2014 г. представители Синода ИПЦ Греции совершили паломничество по святым местам Румынии. Они посетили многие святые места, и особенно исторический Нямецкий Свято-Вознесенский монастырь, где почивают святые мощи прп. Паисия Величковского.
Также гости побывали в церкви Св. Константина (Фэлтичени), Покровском и Пантелеимоновском монастырях (Мойша); в Покровском монастыре в Нямце.
5/18 августа 2014 г. на Престольный Праздник в Преображенский монастырь (Румынская Православная Старостильная Церковь) в Слатиоара съехались представители Синода ИПЦ Греции и Старостильной Румынской Церкви.
_jpg.jpeg/w590.jpg)
Напомним, что в Донецк со Святой горы Афон прибыли список Иверской иконы Божией Матери, икона Креста Животворящего с частичкой древа Креста Господня, икона Пантелеймона целителя.
В 1913 году типографией Почаевской Лавры были издана небольшая книга, под заглавием „Распоряжения Высокопреосвященнейшего Антония Архиепископа Волынского и Житомирского с мая месяца 1902 г. по октябрь 1913 г.” Выдержки из некоторых из этих распоряжений мы приводили при описании жизни и деятельности владыки Антония: при управлении им Волынской епархией в томе 2-м „Жизнеописания”, но теперь считаем необходимым, в виду обще-церковного значения этих распоряжений, важнейшие из них привести полностью, так как помянутая книга является в настоящее время библиографической редкостью.
Мы знаем из святого Евангелия о том, какой трепет, какой страх охватил святых Апостолов на Фаворской горе, когда их осенило облако, а из облака они услышали тот глас, который тварь не может слышать, без содрогания, глас своего Творца, глас Бога Отца, Который свидетельствовал о Сыне Своем.
Но не только страх испытывали Апостолы: только что в Евангелии мы слышали слова Апостола Петра: "Господи, добро нам здесь быти" (хорошо нам тут быть) и мы сотворим здесь три палатки: Тебе, Моисею и Илии. Этот возглас вырвался из глубины души Апостола, охваченного духовным восторгом и радостью и в этот момент Апостол Петр и не помышлял о том, что действительно могло получиться если бы они там остались на горе, причем евангелисты отмечают, что Петр "не ведующи что глаголаше", т.е. не отдавал себе полного отчета в том, что он говорил, а только выражал свое непосредственное ощущение и радость. Это то блаженное ощущение Божия присутствия, о котором свидетельствовали те двое, которых Господь призвал: одного из загробного мира, а другого из таинственного потустороннего мира: пророк и боговидец Моисей и пророк и боговидец Илия.
Помните, как видел Его пророк и боговидец Моисей? Господь беседовал с ним, как с другом Своим, и сказал ему "Я знаю тебя" (вем тя) больше всех", — ты Мне ближе всех. И тогда Моисей дерзнул вопросить: "покажи мне славу Твою". И на это, милостиво отозвался Господь. Он только указал Своему верному слуге, что человек не может лицом к лицу стать со славою Божиею, видеть лице Божие и остаться в живых (ибо человеком тогда овладел бы такой восторг и радость, и трепет, что его состав разрушился бы, растаял, как тает воск от лица огня). Поэтому Господь сказал: "Лица Моего ты не можешь увидеть; человек не может увидеть Мое лицо и остаться в живых; но, говорит Господь, здесь есть место, стань в этом месте, этой расщелине, и Я тебя покрою Моею рукою, когда буду проходить, а когда пройду, то ты можешь встать и посмотреть вслед Мне (увидеть отблеск славы Моей) — только сзади увидишь Меня, когда Я буду удаляться.
Так и было: Святая Библия говорит, что после того, как Моисей поглядел вслед удалявшемуся Господу, то после этого, лицо его сияло всегда как солнце, так что невозможно было на него смотреть и когда он был с людьми, то полагал на лицо покрывало, и только тогда, когда молился Богу или был один, это покрывало снимал. Причем, по толкованию святых отцов, Тот, Кто явился ему, там, на этой горе и Кому он вслед посмотрел, был Господь Бог, второе Лицо Святой Троицы — Сын Божий.
Там увидал Его так Моисей, а потом удостоился лицом к лицу узреть Его на Фаворе, когда и сам Моисей явился уже во славе.
Пророк и боговидец Илия. Не так давно Церковь вспоминала его. Вот и сегодня читалось, как он сподобился ощутить блаженное Божие присутствие. Великий подвиг он совершил: привел Израиль к истинной вере; но возненавидела его злая царица Иезавель и стала ему грозить смертью. Устрашился Илия и удалился. Было бы ошибкой думать, что он удалился потому, что устрашился за себя лично, и испугался смерти. Это была бы ошибка. Мы знаем, что когда он ушел в пустыню, то он у Господа просил именно смерти: он говорил: "довольно мне Господи, я не лучше отцов моих". Он как бы говорил: я измучился до предела — возьми меня, я не лучше моих отцов. Он просит смерти, — следовательно, он ее не боялся, но боялся того, что если бы Иезавель схватила его и казнила, то получилось бы, что его дело получило нехороший конец; могло создаться впечатление, что он сделал что-то дурное, за что его заслуженно казнили. И чтобы не осталось у тех, кого он привел к Богу такого впечатления, он и скрылся от гнева злочестивой царицы.
Но там в пустыне ангел сказал ему, чтобы он вышел утром из пещеры, в которой он покоил себя, и стал у входа.
Вот — Илья в пещере. Он слышит, как проносятся бушующие стихии мира: и страшный ураган, и грозное землетрясение и опаляющий огонь, — "но не тамо Господь", коротко и многозначительно говорит Святая Библия. И когда после всего этого повеял "глас хлада тонка", тихий, умиротворяющий, освежающий ветерок — именно в нем удостоился Илия этого чудесного таинственного ощущения Божия присутствия — "и тамо Господь…"
Так и он удостоился стать перед Творцом своим в этом боговидении и беседовать с Ним; а сегодня, на горе Фавор он, как и Моисей, уже лицом к лицу предстал пред преобразившимся Господом.
Вообще для твари, а тем более для человека, не может быть большего блаженства, чем удостоиться непосредственно предстать пред лице Творца своего, — в той мере, в какой он может это вынести, чтобы не разрушился его состав. Почему Церковь и поет в праздник Преображения, что Господь показал ученикам славу Свою "яко же можаху", насколько они могли ее воспринять. Не всю Свою страшную и нестерпимую славу, которой и ангелы трепещут и лицезреть не могут, а только часть славы Своей, которую могли восприять и пророки и апостолы.
А ведь первые люди в раю имели это блаженство: как Отец являлся им Господь, как с детьми беседовал с ними в раю. И только тогда они поняли, что они имели и что потеряли, — когда сбылось над ними то, о чем говорила поговорка, которую и теперь русские часто повторяют: "что имеем не храним, потерявши плачем…"
Но помните, что Господь каждого призывает к вечной жизни. Там, когда человеческая душа перейдет в область вечности, она сподобится в меру свою — этого блаженства, ибо вечное блаженство, блаженство небесного царствия, в том и будет заключаться, что человек всегда уже будет с Богом и у Бога. А это, конечно, нам напоминает, как и всегда должно напоминать, о наших грехах и о нашем несовершенстве. Ничто нечистое и скверное не войдет в царствие Божие и поэтому каждый должен здесь себя очищать от всякой скверны плоти и духа, как говорит священное писание, иначе он не узрит славы Божией, и душа его пребудет в вечном мраке и отчуждении от Бога, от чего Господь да избавит нас грешных. Каждый из нас грешен и многогрешен, но все же мы уповаем, что Господь по милости Своей, и нас не лишит Своего небесного царствия. Аминь.
Первоиерархом Русской Зарубежной Церкви Митрополитом Агафангелом принят русский приход в честь Святителя Спиридона Тримифунтского в городе Киринее в Турецкой Республике Северного Кипра (ТРСК). Для служения в этом приходе Митрополитом Агафангелом, в Одессе, в Архангело-Михайловском храме, в Праздник Успения Божией Матери, в сан священника рукоположен диакон Алексий Иванов.
В ходе работ на Соловках археологи сделали стало сразу несколько открытий, в числе которых неизвестный ранее ученым водовод гидросистемы на территории Соловецкого монастыря.
Так, при уточнении трассы Поваренного канала Соловецкого монастыря были обнаружены фрагменты неизвестной ранее древней водопроводной системы. В частности, колодец, который, судя по обугленным останкам, был заброшен после сильного пожара.
Схимонах Илья из Российской Федерации с позывным "Сталин" исполняет песнь собственного сочинения.
Житель Москвы Игорь Геннадиевич с позывным "Ведун", предлагает устроиться на бесплатную работу в спецбатальоне "Леший" механиков-водителей танков.
(Написано митрополитом Иосифом (Петровых) в Казахстанской ссылке, вероятно, в 1934 г. Подлинник письма не сохранился. Переписанные копии хранились в иосифлянских общинах.)
Душе, тоскующей среди невзгод и бурь
нынешнего житейского моря.
Не ложно слово Господа, обещавшего пребывать с нами до скончания века и сохранять Церковь Свою неодолеваемою вратами ада, то есть и на краю погибели. Да, сейчас мы на краю погибели, и многие, быть может, погибнут; Церковь Христова умалится, быть может, опять до 12_и, как в начале своего основания. Ведь не могут не исполниться и такие слова Господа: «Сын Человеческий пришед обрящет ли веру на земли?» Все делается по предведению Господню, люди тут не могут ни прибавить, ни убавить ни на одну йоту. Нежелающие погибнуть — более застрахованы от гибели, и можно сказать: ад будет только для тех, которые сами желают его. Так эта истина да пребудет прежде всего утешением и подбодрением для унывающих от событий мира сего. Лишение храмов Божиих и подобных прежнему пышных Богослужений с обилием молящихся, блестящими сонмами священнослужителей, ангельски подобным пением хоров и т. п. — конечно, печально и жалости достойно, но от нас не отнято внутреннее служение Богу в тихости и умиленности, и сосредоточенности в себе духа. Подобно тому, как известные челюскинцы, лишенные носившего их корабля, не погибли, а сумели создать себе сносную жизнь и на обломках обманчивой плавучей льдины, пока не были вознесены от грозившей поглотить их пучины на крыльях самолетов, так и мы, после жалостного крушения наших духовных кораблей, не должны предаваться панике и терять самообладание и надежду на спасение, а должны спокойно начать приспособляться к новой обстановке и изощряться на все способы, хотя и в менее пышных формах, продолжать свой молитвенный труд служения Господу и наслаждения Им «во псалмах и пениях и песнях духовных», как молились первое время Апостолы и все верующие христиане.
Разве были тогда наши величественные храмы, колокола и пышные службы? И разве отсутствие всего такого мешало возгораться такою любовию к Господу, какой не достигали все последующие века? А пустынники и пустынницы, добровольно проводившие вдали от храмов Божиих десятки лет, разве не более заслуживают нашей святой зависти, чем живущие среди храмов и пышных Богослужений и при всем том не достигшие такой близости к Богу и наслаждения Им?
Вы, лишенные недавних радостей молитвы в храмах Божиих, помните — вы не освобождены от обязанности молитвенно устроять свою жизнь и не лишены возможности этого, помимо возможности иметь около себя постоянных служителей Христовых и пользоваться их духовной поддержкою и окормлением. Вы и без них должны проводить жизнь так, как бы сами были своими жрецами, закалая свою жизнь в жертву Господу терпением всех скорбей и лишений, непрестанною к Нему молитвою души, памятованием о Нем с любовию и благодарностью за все Его милости и скорби, и радости, и жаждать Его спасения, когда Он пошлет Ангелов Своих восхитить Ваши души от земных горестей и опасностей и на крылах вознести вас к Себе, где не будет «ни болезни, ни печали, ни воздыхания». А до того и для того обзаводитесь все печатными и письменными Богослужебными и молитвенными книгами и «пойте Богу нашему», пойте разумно, как умеете и сколько успеете в молитвах своих молитвенных домов, углов в особо посвященное Ему время, свободное от других забот и трудов.
Богослужебные наши книги — неисчерпаемый источник утешений духовных, и кто же не имеет возможности пользоваться ими?
Одна Псалтирь чего стоит: она пронизывает собою, как канва, все другие наши молитвенные книги и песнопения. Не ослабевайте же, не падайте духом, и благодать Божия с вами.
Аминь.
Митрополит Иосиф
Источник: М.С. Сахаров. Л.Е. Сикорская. Священномученик Иосиф Митрополит Петроградский. Жизнеописание и труды. 2006. Стр. 202-203.
В Одесском Архангело-Михайловском храме Митрополит Агафангел за воскресной Божественной Литургией постриг во чтеца, хиротенисал в иподиакона и рукоположил в сан диакона Алексея Сергеевича Иванова.
Раздвоение
Странное впечатление производит одна из последних статей публициста Михаила Назарова «Меньшее зло?» в московском «историческом» журнале «Родина» (№11, 97). Это юбилейный номер, посвященный 80-й годовщине «Великого Октября», в густом обрамлении красных знамен, весь испещренный портретами «вождей» (на одной только 4-й странице сразу 5 портретов Сталина). На странице 10 опус под трогательным заголовком «Володя Ленин и Коля Романов» (о двух семьях, не имеющих, правда отношения к историческим личностям, однако же вот живущих в мире и согласии в соседних деревнях где-то за Уралом). «Толстый намек» на «тонкие обстоятельства»! Далее идет «Диалог» известного вольнодумца и диалектика Л. Аннинского (способного с «легкостью необыкновенной» доказать вам все, что угодно) с солидным, знающим В. Кожиновым, находящим, однако, «…много общего между Православием и Коммунизмом» и ссылающимся при этом на авторитет М. Назарова, основательно, по его мнению, обосновывающего эту мысль в своих работах. А через несколько страниц и статья самого М. Назарова, вышеназванная. И после нее, на этом же «развороте», снова незабвенный Иосиф Виссарионович, теперь уже в обществе моряков на каком-то краснознаменном крейсере!
Что сказать о замысле, о главной идее статьи М. Назарова: меньшим или большим злом была борьба основной массы русских эмигрантов с оружием в руках боровшихся (в силу обстоятельств) на стороне Германии против тех, кто растоптал их родину? Самый вопрос этот выглядит риторическим, а лучше сказать, лукавым. Конечно, можно было и не бороться, а сразу же «задрать кверху лапки», но тогда не надо было и эмигрировать, не правда ли? Собственно, статья в значительной своей части посвящена Русской Зарубежной Церкви (о чем говорит и ее подзаголовок). Но и вопрос этот, обращенный к ней, кажется не менее бессмысленным. То есть, как же это она могла не возвысить своего голоса против сатанинской власти? Против супостатов! Русская Православная Церковь была разгромлена большевиками, лишь незначительной части ее духовенства удалось спастись заграницу, где она и стала называться Русской Зарубежной Церковью (право, мне неловко все это повторять). Заграницей к ней, по крайней мере, отнеслись уважительно (могли ведь и не принять и не дать статуса). Между прочим, в Германии она не была запрещена и в годы войны (а перед самой войной, как сообщает нам автор, ее правительство сделало даже «щедрое пожертвование на постройку православного собора в Берлине»). Это в то время, когда у нас не оседали дым и кирпичная пыль от рушившихся православных храмов. Так вот М. Назаров защищает Русскую Зарубежную Церковь. От кого? Их, наверное, стыдно и назвать.
Фразеология автора, его «клише», кавычки, «идиоматические обороты», фигуры умолчания, весьма характерны для известно ориентированной прессы, к которой он и не принадлежит, но арсеналом «художественных средств» которой пользуется.
Тут и «само собой разумеющаяся» легкая ирония: «…народ, помня «культурных» немцев по прежней войне, нередко встречал «освободителей хлебом-солью!» Ну, конечно же, как не пнуть лишний раз ногой этих немцев, где уж там им быть культурными (когда бы то ни было!) – а тем более освободителями! Даже интернациональная клика-комарилья, надругавшаяся над нашей страной и залившая ее кровью, по-видимому предпочтительнее? Хотели «…превратить «унтерменшей-славян» в рабов, а Россию в колонию». Автору как-то не приходит в голову, что нельзя превратить в колонию страну, находившуюся (по степени произвола и насилия) неизмеримо ниже всякой колонии! Что же, власть Ленина и Берии можно сравнить с какой угодно западной колониальной администрации?! Книжные это, кабинетные, академические выражения и представления. Вот сегодня это там, в РФ, хорошо просматривается, то есть, насчет колонии…А насчет «унтерменшей» один неглупый человек в свое время сказал: «унтерменши есть в каждом народе. Только у нас они сидят в тюрьме, а у вас управляют государством».
А вы говорите: славян! «Россию»! Да вы попробуйте еще назвать ее так хотя бы в XXI-ом веке, попробуйте! Попробуйте снять сатанинские звезды с башен Кремля, убрать с Красной Площади труп Предтечи Антихриста. «В своей стране я иностранец» сказал самый русский поэт Сергей Есенин. Лучше не скажешь и сегодня! «Произвол над населением оккупированных территорий…» Да простит меня М. Назаров за резкие слова: об этом, наконец, имеет право говорить лишь тот, кто жил тогда на этих территориях.
Это было лет 30 тому назад. Я жил тогда в Москве. В тот день я оказался на какой-то выставке «Достижений народного хозяйства ГДР». Помню, я зашел в отдел сельского хозяйства. Голубоглазый немец из Веймара (как потом узналось) примерно моих лет, неплохо владел русским. Слово за слово и я узнал, между прочим, что он был участником событий на Курской Дуге летом 1943 года. Я никогда не был в тех краях и спросил: – А как к вам относилось местное население? – О, нас так любили! – воскликнул он, по-видимому не задумываясь, отдаваясь внезапно нахлынувшим воспоминаниям…Он вспомнил, как их «обшивали» наши женщины. Я сам жил на оккупированной территории, но и меня поразили его слова. – Да, прибавил он, – Вы не можете себе представить, что стало с людьми после войны. Да что говорить! Мои однополчане убеждены, что мы зверствовали. Я им говорю: – Да вы что! Вспомните, кого из мирных жителей мы когда-нибудь обидели? Тут в их глазах обычно появляется растерянное выражение, как это бывает у людей, приходящих в себя после обморока, но следом они продолжают долдонить свое: – Ведь об этом же писали…
Каков гипноз! Они забыли собственное поведение и помнят только то, что им внушалось. Внушалось, конечно, ежедневно и на протяжении многих лет, а теперь уже внушено их детям и внукам, к числу которых кстати, принадлежит и наш автор, М. Назаров (рождения 1948 года).
«На стороне защищавших сталинский режим оказалась важная правда – они защищали родную землю. Их героизм, их жертвы навсегда останутся в русской истории». Возникла и мысль «…о возможной эволюции сталинского режима в сторону патриотизма». Да, возникла и, прежде всего, у самого Сталина, когда тюрьма его затрещала и он понял, что на интернациональных соплях далеко не уедешь. А жертвы?! Они действительно неисчислимы, как песок морской, тем более, что приносились хозяевами, глубоко равнодушными к тому народу, за счет которого приносились. Чего стоит один Берлин, который, будучи блокированным, мог упасть перезревшей грушей к ногам победителей, однако ради своего престижа Сталин (вместе с Жуковым) засыпал страну «похоронками» через две недели после окончания войны!
Насчет героизма дело обстоит сложнее… Правильно говорит сам же автор в другом месте, что «армия не была готова умирать за сталинский режим». Но будешь героем, если в спину тебе уткнули ствол автомата люди Берии из заградотряда. Если командующий армией боялся у себя в штабе сидевшего в отдельной комнате капитана-особиста («Особый отдел»). «Родную землю!» Было как раз то время, когда под окном своей хаты селянин не мог высадить и цветочка. Не было у народа никакой земли, кроме той, которой засыпают могилы… Поэтому и встречали «освободителей» с цветами и хлебом-солью, как вы совершенно справедливо пишите. «Бесчеловечное отношение к пленным». А кто положил начало этой трагедии? Не усатый ли батька, не пожелавший «обменять» даже родного сына, так и погибшего в плену (в отчаянии Яков бросился на колючую проволоку и тут же был застрелян). А кто после войны, в 47-ом году, стал снова морить голодом «свой» народ, «славян»? И в который раз?! Пишущий эти строки умирал от голода после победоносной войны на хлеборобном Ставрополье. Чего же вы хотели от немцев зимой 41-го года, когда перед их глазами маячила судьба наполеоновской армии и когда их собственная армия не превышала количества наших военнопленных. Правильно вы пишите дальше: «Уже к лету положение заметно улучшилось».
«Крестовый поход Европы», к которому призывал еще великий И. Бунин у вас, конечно, закавычен. Смешное и нелепое словосочетание! Да? Ах, как вы любите закавычивать все, что у нас отнюдь не вызывает иронического отношения, что для нас свято! «Эта война была тяжелейшим испытанием для всего нашего народа. Разделенные линией фронта, разные ее части имели разные возможности действий для защиты России от разных ее врагов. Поэтому и проблема меньшего зла решалась ими по-разному!» Она зависела от «…целей Гитлера, террора Сталина, возможности эволюции коммунистической власти в сторону патриотизма»!!! (выделено мною Ю.Ш.). Мне тогда было 23 года, когда умер Сталин. Но и после этого и до этого, всегда и всюду я слышал только о «советском патриотизме», о другом патриотизме никто и не подозревал. Как видите, все сложено автором в одну кучу, спутано и перемешано: «…побежденные заплатили слишком дорогую цену. Как, впрочем, и победители». Не сказано только, кто же оказался победителем – русский народ?! И мученик ХХ века, христов воин Петр Николаевич Краснов и большевик Жуков (с физиономией питекантропа) по М. Назарову, очевидно, оба русские патриоты? Эти «блестки» объективности, эта обтекаемость формулировок не для тех, кто сражался и умирал за Святую Русь, и не для их сынов и внуков.
При всем этом, М. Назаров называет себя сторонником православной монархии.
Жить среди кумачей, дышать одним воздухом с советскими патриотами, выступая и в их инфернальных изданиях и оставаться при этом истинным монархистом? Две вещи несовместные! Идти одновременно направо и налево…К чему же это может привести?
Ю.В. Шилов (Мюнхен)
Юрий Васильевич Шилов, из рода терских казаков, поэт, видный публицист русского национального направления. По своим политическим взглядам является убежденным сторонником Самодержавной России и последовательным противником богоборческой большевистской идеологии. Его родной дядя по отцу был участником Русского Освободительного Движения, в конце войны оказался в рядах Казачьего Стана, погиб в Лиенце. В начале 90-х годов Юрий Васильевич перебирается с семьей в Германию, Предлагаемая статья, раскрывающая облик советского провокатора Михаила Назарова, впервые была опубликована в отдельном сборнике его стихов и прозы «Улица ночи», вышедшем в свет в Санкт-Петербурге в 2001 году. В 2002 году она была помещена в 3-ем Выпуске «Имперского Слова» – информационно-аналитического обозрения Имперского Авангарда, в деятельности которого Ю.В. Шилов принимал активное участие, будучи соратником Генерального Представительства в Германии.
Отправленные в Пермь мощи Преподобного Кукши Одесского решено не возвращать. Об этом сообщает российский сайт «59.ru«, со ссылкой на пресс-службу местного губернатора.
Очень торжественно прошла праздничная Божественная Литургия в Преображенском монастыре (Слатиоара, Старостильная Румыния) в день Преображения Господня, 6/19 августа 2014 г. Архиереи Синода ИПЦ Греции сослужили Предстоятелю Румынской Православной Старостильной Церкви - Митрополиту Власию.
По окончании Божественной Литургии состоялся крестный ход с мощами святого исповедника румынского Гликерия вокруг главного монастырского храма.
Эта и следующая главы практически полностью написаны по материалам следственных дел, и лишь незначительная их часть сопоставлена со сведениями из других источников, поэтому здесь могут содержаться неточности, характерные для документов репрессивных органов.На фото - священномученик Иосиф (Петровых)
Большое значение для определения расстановки сил в Русской Православной Церкви в целом имела ситуация на Украине. В этой республике иосифлянство получило меньшее распространение, чем в России. Однако и здесь существовали свои центры, прежде всего Киев и Харьков. В этих городах были сконцентрированы монашество и церковная интеллигенция, значительную часть населения составляли русские. Истинно-православная Церковь получила гораздо большее распространение в восточной, левобережной более русифицированной части Украины. Как отмечал один из руководителей киевских иосифлян о.Димитрий Иванов, украинскому крестьянству были мало интересны воззвания Архиеп.Димитрия, Митр.Иосифа и др., написанные чуждым для них языком.[1] В иосифлянском движении приняли участие и отдельные, небольшие по численности, группы украинофильско настроенных священнослужителей и мирян.
В Киеве не оказалось ни одного епископа, примкнувшего к ИПЦ. Жившие в городе пять архиереев неодобрительно отнеслись к Декларации 1927 и вошли в украинскую группу непоминающих, не порвавшую формально с митр.Сергием. Они выступали за легализацию Церкви в советском государстве, но с минимальными уступками властям.
Когда митр.Киевский и Галицкий Михаил (Ермаков) поддержал действия митр.Сергия и выпустил свою, составленную в том же духе Декларацию, украинские непоминающие приняли меры, чтобы она не дошла целиком до мирян. По свидетельству проф. В.И.Воловика, «...с этой целью во многих общинах декларация не объявлялась даже членам пятидесяток и вообще верующим, а если и объявлялась, места, в которых шла речь о контакте с Советской властью, сознательно пропускались. Поэтому ни епископ Георгий Делиев, никто другой из киевского епископата не дали твёрдой директивы зачитывать эту декларацию».[2]
Ленинградские иосифляне возлагали надежды на настоятеля Киево-Печерской Лавры архим.Ермогена (Голубева). Он присутствовал на первом собрании иосифлян в декабре 1927 на квартире прот.Феодора Андреева, однако на все уговоры присоединиться ответил решительным отказом, хотя также отрицательно оценивал Декларацию 1927. Архим.Ермоген и в 1928 поддерживал отношения с о.Феодором Андреевым, Еп.Марком (Новосёловым), в частности встречался с приезжавшим в Киев ленинградским преподавателем И.М.Андреевским, но от митр.Сергия так и не отделился, оставшись до ареста 28 января 1931 непоминающим.[3]
Первоначально возглавил киевских истинно-православных вдохновенный пастырь о.Анатолий Жураковский, с 1922 окормлявший сплочённую общину своих духовных детей, в основном представителей научной интеллигенции и студенчества. Его таланты проповедника и церковного писателя и в конце 1920-х продолжал высоко ценить ставший сергианцем митр.Михаил (Ермаков).
О.Анатолий являлся автором «Ответа востязующим» — разъяснения церковной позиции в отношении Декларации митр.Сергия. Скорее всего, он же написал и широко известное антисергианское «Киевское воззвание»,[4]* которое кроме него подписали священники Андрей Бойчук, Димитрий Иванов, Евгений Лукьянов, Борис Квасницкий, архимандрит Спиридон (Кисляков) и многие другие.
* Большинство исследователей относит авторство этого воззвания к Вл.Дамаскину.
В середине октября 1928 о.Анатолий приезжал в Ленинград, Еп.Димитрий был тогда в отъезде, и он встречался с прот.Феодором Андреевым. Оказавшись в квартире о.Феодора в то время, когда того пришли арестовывать, о.Анатолий не был замечен.
До конца 1928 о.Анатолий служил в небольшой церкви Св.вмч.Варвары в колокольне храма Николы Доброго на Подоле, настоятелем которого был известный протоиерей, профессор Духовной академии о.Александр Глаголев, присоединившийся к украинской группе непоминающих.
О.Анатолий перешёл в Преображенскую церковь на Павловской улице. По вторникам после вечернего богослужения он читал в храме проповеди — почти все они были застенографированы общинниками и позднее частично опубликованы. В своих проповедях и беседах о.Анатолий разъяснял молящимся положение Церкви, призывал их не нарушать чистоту Православия. Так, 21 октября 1928 он говорил: «...того, что происходит сейчас в истории церковной жизни, ещё не было. Церковь лишена всякой свободы... Представители наши церковные, на обязанности которых лежало охранение верности и чистоты Евангельской истины, грубо ей изменили... Мы твёрдо можем сказать, что мы в нашей малочисленной Церкви не одиноки. Мы получили благословение архипастырское, и много епископов высказались против деятельности и угодничества высших представителей Церкви. Следовательно, наша Церковь является единой, преемственной, получившей благодать от Святого Духа... Все мы предстанем перед судом Единого Властителя, Повелителя, Архипастыря нашего Иисуса Христа. Мы предстанем пред Ним с единым лишь оправданием, что мы не исказили Его учения, свои преступления и грехи мы не возлагали на Него, мы не забрызгали грязью Его учение...»[5]
Общинная молодежь во главе с о.Анатолием Жураковским совершала паломничества (в Дивеевский, Саровский и др.монастыри), временами выезжали в п.Ирпень вблизи Киева «на криничку», к явленному колодцу, чтимому местным православным населением. Настоятелем в Преображенской церкви был архим.Спиридон (Кисляков), бывший Афонский монах, он стремился к возрождению в Церкви древнехристианских норм жизни; после Октябрьской революции основал в Киеве братство Сладчайшего Иисуса, занимался миссионерством, пастырством, широкой благотворительностью, религиозно-публицистическим творчеством, опубликовал несколько своих книг. По личному благословению Патр.Тихона архимандрит Спиридон служил с открытыми Царскими вратами. Уже осенью 1927 он активно выступил против политики митр.Сергия.
Первым же из киевского духовенства формально отделился от заместителя патриаршего местоблюстителя проживавший в Ирпени о.Димитрий Иванов, бывший настоятель храма Покровского женского монастыря. В июле 1928 года он поехал в Ленинград и встретился с Вл.Димитрием и прот.Феодором Андреевым. О.Димитрий, являясь представителем ирпеньского и части гомельского духовенства, письменно оформил их присоединение к ИПЦ. В Ирпени за ним последовали священник местной церкви Виктор Давидович и инокини существовавшей в посёлке монашеской общины.[6]
О.Анатолий Жураковский к этому времени уже имел тесные контакты с ленинградскими иосифлянами, активно переписывался, но официально ещё не входил в общение с ними. Ситуация изменилась в сентябре 1928. Шесть киевских священнослужителей обратились с коллективным письмом к митр.Михаилу, протестуя против его Декларации и заявляя, что порывают с ним и вступают в общение с Еп.Димитрием. Поездка о.Анатолия в Ленинград оказалась неудачной, хотя он и вернулся с письменными полномочиями на включение в движение священников. В конце октября состоялась ещё одна поездка в Ленинград — о.Андрея Бойчука, который отвёз письменное прошение о духовном окормлении Еп.Димитрием киевских иосифлян. На этот раз посланцу удалось встретиться с Владыкой и получить его согласие. С тех пор киевляне стали поминать Еп.Димитрия в храмах, ездить к нему за Св.Миром, назначениями в церкви, рукоположениями и др.[7]
Постепенно в Киеве и пригородах сложились четыре иосифлянские общины вокруг храмов: ирпеньской Троицкой церкви, Преображенской на Павловской улице, где служили архим.Спиридон, А.Жураковский, Е.Лукьянов и А.Бойчук, Покровской на Подоле и Ильинской. Особой активностью отличалась община Покровской церкви, настоятелем которой являлся о.Леонид Рохлиц. В храме также служили священники Анатолий Бобров и Борис Квасницкий, 20 сентября 1928 изгнанный из церкви Введенского женского монастыря за резко негативное отношение к декларациям митрополитов Сергия и Михаила. В Покровский храм перешла и часть монахов Киево-Печерской Лавры. Сама Лавра была уже закрыта, но её иноки образовали общину при Ольгинской церкви во главе с архим.Ермогеном (Голубевым). Большая часть их осталась верна настоятелю. Отделились и стали иосифлянами иеромонахи Агапит (Жиденко), Еразм (Прокопенко), Мартирий (Слободянко), Феогний (Деркач), Аполлоний (Канонский), монахи Кондрат (Речка), Патрикий (Недроль), Виктор (Емельянский) и др. Они признавали настоятелем Лавры высланного в Харьков ещё в 1925 архим.Климента (Жеретиенко). Немаловажную роль играл активный иосифлянин игум.Клавдий (Савинский), служивший в ленинградском подворье. Он каждое лето на несколько месяцев приезжал в Киев и привозил послания, воззвания, письма Архиеп.Димитрия.
При Покровской церкви существовали и две женские монашеские общины, в которые входили отошедшие от митр.Сергия многие инокини Введенской, Фроловской и Покровской обителей. В следственных документах их деятельность была охарактеризована следующим образом: «Часть монашек, пришедших из Киевского Введенского монастыря в Покровскую церковь вместе со своим священником Б.Квасницким, получила структуры от Димитрия Гдовского через Квасницкого. Они тайно имеют свою начальницу, казначейшу и т.п. ...Иеромонах Еразм вокруг себя завёл тайную женскую обитель, сам постригал их в монашество и воспитывал в них и во многих людях, приходивших к нему тайно, ненависть к существующему государственному режиму...» (протокол допроса о.Леонида Рохлица; февраль 1931).[8]
Следует упомянуть и некоторых мирян — прихожан Покровского храма: преподавателя школы связи Е.Витошинского, автора нескольких работ эсхатологического содержания дворянина С.А.Нилуса, келейника Еп.Дамаскина (Цедрика) Михаила и бывшего председателя приходского совета храмов Киево-Печерской Лавры юриста И.П.Мельникова.
Ильинская церковь на окраине Киева стала иосифлянской только в августе 1930. Её настоятель о.Василий Конский, проезжая через Харьков, встретился там с Вл.Павлом (Кратировым) и присоединился к нему.
Иосифлянские священнослужители Киева вели проповедническую деятельность. Так, о.Борис Квасницкий пользовался авторитетом в Подольской епархии, Васильковском и Белоцерковском районах Киевского окр. В 1929-1930 под его влиянием присоединились к иосифлянам настоятель церкви с.Старые Поздняки о.Никита Смолий, сельские священники из-под Чернобыля и Радомысля Николай Соколовский и о.Евфиний, о.Димитрий из Василькова и о.Иоанн из Курска.
С Подольской епархией поддерживал отношения о.Леонид Рохлиц, по его рекомендации был направлен на приход в с.Клебань Тульчинского окр. о.Иларион Подопригора. Истинно-православные монахи Лавры вели агитацию в сельской местности и она нашла отклик у верующих Гуты, Косачовки и ряда других сёл Киевской епархии.
О.Анатолий Жураковский был популярен в среде интеллигенции, о.Василий Конский — у мещан и торговцев, архим.Спиридон (Кисляков) — среди городских низов. О.Димитрий Иванов неоднократно ездил в Ленинград и Москву, а к нему в Ирпень приезжали и подолгу жили — игум.Рафаила из Гомеля, игум.Валерия из Ржищева, монахини из Дивеева, Шабордина и Оренбурга, насельницы Киево-Покровского и Межигорского монастырей. В январе 1929 о.Димитрий привлёк к своей деятельности мон.Афанасию из Славянска, а затем мон.Ирину (Гладышеву) из Оренбурга, они поселились в Ирпени. Летом 1929 к нему приезжала большая группа паломников во главе с архим.Иларионом — инокини закрытых кавказских монастырей. О.Димитрий Иванов — автор нескольких антисергианских листовок. Их размножали на пишущей машинке в Ирпени, как и произведения о.Анатолия Жураковского, о.Андрея Бойчука, запись беседы представителей киевских иосифлян с митр.Михаилом и др.[9]
Первоначально, как уже отмечалось, руководителем всех истинно-православных в Киеве являлся о.Анатолий Жураковский. Но постепенно у него стали возникать противоречия с о.Леонидом Рохлицем и о.Борисом Квасницким. Последний в мае 1929 поехал в Ленинград, причём ему якобы давали «политические задания»: вести борьбу с советским безбожием, агитировать против комсомола, бороться с коллективизацией, машинизацией (протокол допроса Квасницкого). В июне 1929 в Ленинград ездил о.Андрей Бойчук. В результате бесед с ними Архиеп.Димитрий назначил своим уполномоченным (благочинным) о.Димитрия Иванова. Это вызвало некоторое несогласие со стороны о.Анатолия Жураковского и архим.Спиридона (Кислякова). Квасницкому и Бойчуку пришлось вновь поехать в Ленинград. На некоторое время был достигнут компромисс — принята формулировка, чтобы о.Димитрий в частном порядке, по мере надобности, привлекался к руководству всеми общинами. Архиеп.Димитрий предоставил о.Анатолию Жураковскому, о.Андрею Бойчуку, о.Леониду Рохлицу и о.Димитрию Иванову право принимать духовных лиц в Истинно-Православную Церковь.
После временного урегулирования конфликта состоялись совещания киевского истинно-православного духовенства. Первое прошло в конце июня 1929 на квартире о.Леонида Рохлица — обсуждалось присоединение священника Щербатова. Через две недели на втором собрании рассматривалось предложение Архиеп.Димитрия установить контакт с Еп.Павлом (Кратировым). На совещании 25 июля у Квасницкого о.Димитрию Иванову было поручено посетить непоминающего Еп.Дамаскина (Цедрика) в Стародубе и выяснить его позицию. На четвёртом собрании, в августе, обсуждались результаты этой поездки. Еп.Дамаскин в это время не примыкал открыто ни к одному из течений. Его не удовлетворяла позиция митр.Сергия, и он постепенно отходил от неё, ища законные основания для разрыва. Поэтому Владыка настойчиво пытался установить контакты с патриаршим местоблюстителем Митр.Петром. Но в материалах следственного дела позиция Еп.Дамаскина была выведена как иосифлянская, так, в протоколе допроса о.Димитрия Иванова, значится, что хоть он, Еп.Дамаскин, и вёл лишь «подготовительную работу» к разрыву с митр.Сергием, но «настолько приобщился к нашей организации, что его даже считали вступившим в неё».[10] В сентябре на квартире у о.Леонида Рохлица состоялось последнее совещание.
В октябре 1929 отношения большинства киевских иосифлян с группой о.Анатолия Жураковского и архим.Спиридона (Кислякова) вновь обострились. Причина заключалась в том, что архимандрит допускал осуждённые Поместным Собором 1917-1918 нововведения литургического характера, служил на русском языке, ему не могли простить и якобы «еретические» сочинения прошлых лет. О.Димитрий Иванов возбудил соответствующее дело перед Митр.Иосифом. И хотя архим.Спиридон уже приносил в 1923 покаяние Патр.Тихону и был прощён, Митр.Иосиф потребовал, чтобы он ещё раз раскаялся перед истинно-православным архиереем и понёс епитимью — временное (в течение года) прекращение служения при открытых Царских вратах. О.Анатолий Жураковский с этим не согласился и через некоторое время обратился к Еп.Павлу (Кратирову). Дело в том, что Архиеп.Димитрий был уже (в ноябре 1929) арестован, и киевские иосифляне стали в 1930 окормляться у Еп.Павла. Однако этот архиерей занял нейтральную позицию и порекомендовал выполнить требование Митр.Иосифа. Архим.Спиридон решил ехать для объяснений к месту ссылки митрополита, но 11 сентября 1930 скончался от сердечного приступа.
Множество киевлян, в основном представителей неимущих слоёв населения, пришли проститься с ним, похоронная процессия растянулась на несколько километров, от Соломенского базара до Соломенского кладбища. 16 сентября в проповеди, сказанной после погребения архим.Спиридона, о.Анатолий Жураковский говорил: «В это воскресенье пришлось быть свидетелями и участниками необычайного: эта толпа, тысячи людей, вышедших навстречу гробу священника, — необычайна, эти люди, стоявшие около церкви в течение многих часов, встречавшие на улице, на окраине города, пришли не ради любопытства, суетной мысли, пришли хоронить своего священника, вождя, друга, научившего их верить, любить, молиться. Всё было необычайно: толпа, цветы, венок, который несли нищие, толпы детей... Может быть, когда-нибудь город наш видел более торжественные, многолюдные похороны, но не было более необычайного, чем это погребение, необычайного потому, что человек. которого мы провожали, был необычайным, не похожим на других...»[11]
Вскоре после кончины архим.Спиридона закрыли Преображенскую церковь. О.Анатолий был арестован 4 октября 1930, 23 ноября перевезен в московскую Бутырскую тюрьму. Постановлением Коллегии ОГПУ от 03.09.1931 по делу всесоюзного центра «Истинное Православие» о.Анатолий был приговорён к ВМН с заменой на 10 лет лагерей.[12]
По одному делу с ним проходила и жена, Нина Сергеевна, арестованная 19 февраля 1931 в Москве. Почти все члены общины о.Анатолия также были арестованы. В настоящее время жива лишь одна из них — Валентина Николаевна Яснопольская, написавшая «Воспоминания иосифлянки» (не изданы).
После ареста о.Анатолия Жураковского благочинным стал о.Димитрий Иванов, собрания истинно-православного духовенства происходили на квартире о.Бориса Квасницкого. Причём там якобы, по материалам следствия, обсуждались вопросы борьбы с коллективизацией, агитации подростков против вступления в комсомол, пионерскую организацию и т.п. Существовали определённые отношения с эмигрантским духовенством, от которого поступала церковная литература, а также через духовного сына о.Анатолия Жураковского, врача Георгия Косткевича, с польским консульством. Ещё в апреле 1930 о.Анатолий при его посредничестве переслал за границу материал о существовании движения истинного православия в СССР. Позднее непоминающий киевский протоиерей Михаил Едлинский передал Г.Косткевичу собранные данные о закрытии в епархии храмов и монастырей. Косткевич был арестован 18 августа 1931 и по делу «Киевского областного центра действия» приговорён к высшей мере наказания с заменой 10 годами заключения.[13]
К этому времени иосифлянское движение в Киеве было уже в основном разгромлено. 15 января 1931 в рамках общей кампании уничтожения ИПЦ на Украине оказались арестованы все истинно-православные священники города, а также некоторые представители монашества и мирян. Волна арестов продолжалась до весны. Так, иеромон.Агапит (Жиденко), пытаясь скрыться, 20 марта уехал из Киева, но был арестован 22 марта в с.Солоницы Харьковского района. Вскоре власти закрыли все иосифлянские храмы города.
Другим важным центром антисергианского движения на Украине стал Харьков — тогдашняя столица республики. В конце 1920-х в этом городе проживало много ссыльных священнослужителей. Именно из их среды вышли руководители местных иосифлян. На положении ссыльного с подпиской о невыезде с весны 1925 жил в Харькове и еп. Старобельский Павел (Кратиров). Он не признавал митр.Сергия ещё до опубликования Декларации, считая его захватчиком высшей церковной власти, которая с 1926 должна принадлежать митр. Ярославскому Агафангелу, и за это был запрещён в священнослужении экзархом Украины митр.Михаилом (Ермаковым). Резко отрицательно Еп.Павел встретил и Декларацию митр.Сергия. Он отправил в конце 1927 письмо к Митр.Агафангелу и остался вполне удовлетворён ответом, так как ярославский митрополит назвал Сергия «узурпировавшим церковную власть». Увидев поддержку своим действиям, Еп.Павел в апреле 1928 отослал Заместителю Патриаршего Местоблюстителя официальное заявление об отделении от него. В том же месяце он был запрещён в священнослужении постановлением Синода.[14]
Еп. Старобельский выступил прежде всего как сильный идейный оппонент митр.Сергия. Он стал автором трёх широко разошедшихся по стране произведений. Первое из них было написано в феврале 1928 и называлось «Наши критические замечания по поводу второго послания митрополита Сергия». Вл.Павел указывал, что нижегородский митрополит открыто боролся за власть в Церкви, получив же её, самовольно вступил на новый курс и, призывая всех к миру, начал налагать на не согласных с ним церковные прещения. «Если бы митрополит Сергий действительно желал до Собора сохранить “единство Духа в союзе мира”, “чтобы не разрывать хитона Христова”, как он выражается, то, оказавшись всякими неправдами и правдами во главе церковного управления, он не пугал бы напрасно церковными канонами не признающих его, как это делает он всё время с большим усердием; не налагал бы единолично запрещений на десятки не согласных с ним епископов, а с должным смирением, поставивши собственную каноничность под знаком вопроса “в единстве Духа и в союзе мира”, ожидал бы будущаго Собора, который разобрался бы в том, кто прав и кто виноват в церковных смутах, и каждому воздаст по делам его».[15] Еп.Павел призвал митр.Сергия раскаяться: «Мы же горячо убеждаем его самого принести, во имя блага Церкви, в жертву своё самолюбие и властолюбие, которыми он до сих пор руководился больше, чем боголюбием, и снова чистосердечно покаяться во всех своих церковных прегрешениях, а управление Церковью предоставить тому, у кого оно было им отнято».[16]
В мае 1928 еп. Старобельский написал открытое письмо «О модернизированной Церкви, или О Сергиевском православии» неизвестному «брату о Христе», в котором доказывал, что Декларация затрагивает саму суть православно-церковного вероучения: «Ведь митр.Сергий вводит в церковное богослужение неслыханную в истории Церкви ересь модернизированного богоотступничества, естественным последствием которой явилась церковная смута и раскол... Митр.Сергий своей суемудреной и злочестивой декларацией и последующей антицерковной работой создал новый обновленческий раскол или сергиевское обновление... Тем, кто поплёлся за митр.Сергием, возвращение на путь истины — задача трудная, сопряжённая с немалыми скорбями и лишениями. Но я, грешный, вижу всё и живу надеждой на Бога, Милующего, Умудряющего и Укрепляющего немощных...»[17]
Ещё одно послание, «Первое письмо епископа» от 3/16 апреля 1928, судя по ряду признаков, несомненно, принадлежало перу Вл.Павла. Оно обращено к безымянному иерарху, поддерживающему митр.Сергия. Автор говорил о том, что не надо опасаться разделений в церковной среде, и, напротив, приветствовал протест «грозной работе митрополита Сергия». В послании утверждалось, что «Церковь Христова это не что иное, как Царство Божие, а оно, по словам Спасителя, внутри нас. Неужели же это Царство Божие внутри нас нуждается во всей этой мерзостной системе, которую допускает митрополит Сергий во взаимоотношениях со внешними. Неужели же из-за сохранения церковно-хозяйственного имущества (храмы, здания, утварь), канцелярии и её принадлежности можно продать Христа и Царство Божие?.. Сергиевская Церковь, подобно обновленческой, теперь свирепствует, господствует, запрещает, высылает и через это являет себя цезаро-папистской организацией в самом гнуснейшем смысле слова. А посему я ухожу в пустыню, в той надежде, что в данное время только пустынная, лягальная (от слова “лягать”, то есть поносимая) Церковь может указывать тот истинный путь к вечному спасению, по которому должно идти христианину... Легализация Церкви Христовой или Царства Божия в наших условиях равно, что говорить о круглом квадрате или о тёмном свете, горячем льде и т.п... По всему видно, что из пустыни мне уже не выбраться пока, да и я сам спешу туда, чтобы укрыться там, пока пройдёт гнев Божий. Скорблю только о том, что среди архипастырей Русской Церкви нашлось немало последователей практически — смрадного сергиевского блудословия. Прости и молись за меня и покайся, пока не поздно. Позже тебе уже не удастся выскочить, сам знаешь почему».[18]
Всего Еп.Павел написал, по его словам, четыре послания — «рассуждения» на тему, кто должен управлять Русской Церковью, два обращения к советской власти и письмо старобельским благочинным в ответ на их коллективное обращение с упрёком о непризнании митр.Сергия. Со всеми своими сочинениями Владыка знакомил священников и мирян.
От известного харьковского протоиерея иосифлянина Николая Загоровского, проживавшего в тот период в Ленинграде, Еп.Павел узнал о Еп.Димитрии (Любимове) и в июне 1928 отправил ему письмо с сообщением, что ещё в 1926 вышел из ведения митр.Сергия и просьбой принять его в молитвенное общение. Еп.Димитрий запросил соответствующие документы и объяснения и после их получения прислал благожелательный ответ с предложением Еп.Павлу окормлять ближайшие истинно-православные общины. С этого времени между архиереями установилась переписка. Например, летом 1928 еп. Старобельский в одном из своих писем просил разъяснений и руководящих указаний по поводу следующих вопросов: как относиться к запрещениям, наложенным митр.Сергием, существуют ли планы организовать новое церковное управление и легализовать его перед гражданской властью. В письме также подчеркивалось: «Не поставлены ли мы долгом своего служения пастырского в необходимость препятствовать на каждом шагу существующей власти в её работе. Разве можем мы одобрять безбожное воспитание в современных школах. Разве допустима классовая борьба и даже угнетение одного класса другим... Не более ли достойно нашего великого служения прямо и откровенно засвидетельствовать власти, что пути наши идут в разных направлениях и что мы можем говорить только о своём желании быть лояльными, но делами своими свидетельствовать свою лояльность не можем. Разве можем одобрять вступление в коммунистическую партию...»[19]
Из Ленинграда к Еп.Павлу приезжали с посланиями игум.Клавдий (Савинский), монахиня Раздобаровского монастыря Антония и сын настоятеля собора Воскресения Христова (Спаса-на-Крови) инженер Илья Верюжский, в 1929—1930 работавший в Харькове. Еп. Старобельский обращался к Еп.Димитрию за Святым Миром, антиминсами, посылал к нему несколько раз представителей своей паствы для совершения хиротоний.
С лета 1928 Еп.Павел начал вполне легальную деятельность в качестве правящего истинно-православного архиерея. Владыку вызвали в ОГПУ, спросили об отношении к Декларации митр.Сергия и разрешили делать выезды для служения в храмах, которые к нему присоединятся. Власти до определённых пределов не мешали расколам и разъединениям, ослаблявшим авторитет религии.
К этому моменту в качестве иосифлянского экзарха Украины уже действовал Еп.Алексий (Буй). Как отмечалось, с 18 марта 1928 он окормлял приходы в Харьковском, Полтавском, Купянском, Сумском и Изюмском округах, переданные ему еп. Майкопским Варлаамом (Лазаренко). Еп.Алексий настороженно относился к Еп.Павлу из-за того, что тот отошёл от митр.Сергия задолго до появления Истинно-Православной Церкви. Отношения между ними попытался урегулировать Вл.Димитрий. Характерно, что в сентябре 1928 в Ленинграде еп. Гдовский в беседе с представителем «буевцев» священником Степановым категорически опроверг слухи о «неправославности» Еп.Павла и заявил, что тот «по-настоящему православный и подлинный» иосифлянин. Еп.Димитрий отправил Вл.Алексию (Бую) письмо с советом передать окормляемые им приходы в Харьковской епархии новому иосифлянскому архиерею. Еп.Алексий дал своё принципиальное согласие, но с условием учёта желаний самих приходов (в результате состоялся переход только одной общины в Красном Лимане). Он отправил Еп.Павлу три записки, и в январе 1929, телеграмму с указанием срочно приехать для встречи и урегулирования неотложных вопросов в Елец. Начальственный тон этих посланий не понравился Еп.Павлу, лишь позднее узнавшему, что Еп.Алексий имел полномочия экзарха, и он отказался отправиться в Елец, настаивая на приезде представителей управляющего Воронежской епархии в Харьков. Эти настороженные отношения порой влияли и на позицию «буевских» украинских общин, в частности тех, которые возглавлял в Изюмском окр. благочинный прот.Григорий Попов.
Так, когда настоятель окормляемого Еп.Павлом храма в с.Петровском о.Иоанн Лисицкий приехал на праздник в с.Карповку, ему не позволили служить в местной «буевской» церкви.[20]
За короткий срок — лето 1928 — к Еп.Павлу перешло около двадцати сергианских общин. Первым был приход церкви в Дергачах, затем собора в Золочёве, храмов в Балаклее, четырёх сёл Богодуховского района, двух сёл Ахтырского района (Сумской епархии) и т.д. Своим Владыкой Еп.Павла (Кратирова) признали и четыре сельских прихода Екатеринославской (Днепропетровской) епархии. От всех общин он требовал законно принятого постановления о присоединении к нему.
Затем к Еп.Павлу обратился один из старобельских благочинных, прот.Антоний Попов, чтобы перейти к нему со всеми приходами своего округа. В конце июля — начале августа Вл.Павел служил в храмах Изюмского окр., но после жалобы сергианского еп.Константина (Дьякова) был вызван в местное отделение ОГПУ; затем в Харьковском ОГПУ от него потребовали перестать возносить имя Патриаршего Местоблюстителя Митр.Петра. После его отказа последовал запрет административных органов на дальние поездки и дальнейшее присоединение приходов. Еп.Павел подчинился и ответил при встрече прот.Антонию Попову, что больше общин не принимает. Однако последний всё же прислал Владыке постановления своего и соседнего прихода о присоединении к нему. Прот.Антоний Попов оказался в критическом положении, так как к Еп.Алексию (Бую) идти не хотел, а Митр.Агафангел (Преображенский) на запрос ответил, что вновь вошёл в общение с митр.Сергием. Вскоре о.Антоний был арестован и сослан в Бийск. Подобные репрессии были не единичны. Так, прот.Петропавлов из Екатеринославской епархии лишился храма и был арестован после подачи заявления сергианскому епископу Августину (Вербицкому) о переходе к Еп.Павлу.
В конце сентября 1928 Еп.Павла (Кратирова) вновь вызвали в ОГПУ и разрешили дальние поездки, каждый раз с особого разрешения, но в марте 1929 последовал окончательный запрет. Выезжать на службы в другие города Еп.Павел перестал, хотя принимать под своё окормление общины продолжал, и не только в Харьковской и Сумской епархиях.
Так, в 1930 к нему перешли иосифлянские приходы Киева, бывшие сергианские общины Ананьева Одесской епархии, Глухова Черниговской епархии, Курска, сл.Засосной Острогожского окр., с.Нескучное Липецкого окр., в январе 1931 — с.Мелекино Мантушского района Мариупольского окр. и др. После ареста Архиеп.Димитрия Еп.Павел поддерживал отношения с еп. Нарвским Сергием (Дружининым) — писал ему, посылал в Ленинград несколько человек для рукоположения. Так как часть иосифлянских общин относилась к Еп.Сергию с недоверием и не признавала в качестве руководителя движения, он был обрадован благожелательной позицией Еп.Павла.[21]
С 1925 в Харькове жили четыре высланных киевских архимандрита, двум из них, признававшим Декларацию было разрешено вернуться в Киев, а другие — бывший настоятель Киево-Печерской Лавры Климент (Жеретиенко) и её наместник Макарий (Величко) — остались в Харькове. Вместе с игум.Евстратием (Грумковым) и четырьмя монахами они образовали общину и служили тайно на квартирах. Архимандриты Климент, Макарий и игум.Евстратий написали митр.Сергию о своём отходе от него и были запрещены в священнослужении. С начала 1928 они окормлялись у Еп.Димитрия, а осенью при посредничестве игум.Клавдия (Савинского) перешли к Еп.Павлу. Так же поступил и ряд приходов Харьковской епархии.
Далеко не такие хорошие отношения установились у Еп.Павла с двумя очень авторитетными на Украине истинно-православными священнослужителями — прот.Григорием Селецким и игум.Варсонофием (Юрченко). Управляющий Елисаветградской (Зиновьевской) епископией прот.Григорий Селецкий, в 1926 высланный в Харьков, ещё в ноябре 1927 открыто выступил против деклараций митр.Сергия и митр.Михаила (Ермакова). В Киеве и Харькове он тогда не нашёл прямой поддержки, поэтому поехал в Москву. Попытка повлиять на митр.Сергия при личной встрече оказалась безуспешной. Большое значение имела беседа с М.А.Новосёловым, который резко отзывался о Заместителе Местоблюстителя и говорил о необходимости отхода. О.Григорий Селецкий встречался также с проф. А.Ф.Лосевым, протоиереями Сергием Мечевым и Владимиром Воробьёвым. В результате он окончательно решил отделиться от митр.Сергия и летом 1928 вместе с прот.Николаем Виноградовым отвёз письменное ходатайство духовенства Зиновьевской епископии Еп.Димитрию (Любимову) о принятии под окормление. Вл.Димитрий согласился, но посоветовал в необходимых случаях окормляться у Еп.Павла как ближайшего иосифлянского архиерея. Интересно, что о.Григорий привёз из Ленинграда полученное от прот.Феодора Андреева послание главы Зарубежного Синода Митр.Антония (Храповицкого).[22]
О.Николай Виноградов и живший в Харькове игум.Варсонофий (Юрченко) посетили Еп.Павла, но в ходе беседы выразили сомнения в его православности, и Владыка даже отказал им в благословении. У группы Селецкого — игум.Варсонофия сложились хорошие взаимоотношения с Еп.Дамаскином (Цедриком). Летом 1929 о.Григорий посетил последнего в Стародубе и установил, что у них существует лишь незначительная разница во взглядах. Выяснилось, что расхождения еп. Стародубского Дамаскина с иосифлянами основаны, по словам Селецкого, «главным образом на недоразумении», так как Владыка ошибочно думал, что Архиеп.Димитрий считает всех не принадлежащих к ИПЦ, в том числе и не согласных с митр.Сергием, безблагодатными. Во время приезда о.Григория Еп.Дамаскин как раз отправил своего посланца в п.Хэ, к месту ссылки Митр.Петра. Известно, что Патриарший Местоблюститель не передал с ним письменного ответа, хотя оценил, по словам Еп.Дамаскина, церковную ситуацию в том же духе, что и он. В октябре 1929 еп. Стародубский был арестован и отправлен в Соловецкий лагерь. После его ареста игум.Варсонофий организовал оказание материальной помощи Владыке.[23]
Харьковские иосифляне и сами пытались установить отношения с Митр.Петром, рассчитывая добиться от него решительного слова по поводу Декларации 1927 и назначения вместо митр.Сергия другого Заместителя Местоблюстителя. Однако отправленный ими в 1928 белгородский священник был по пути арестован. Позднее о.Григорий Селецкий и киевский иосифлянин Г.Косткевич предлагали поехать к месту ссылки Митр.Петра одной из посыльных ИПЦ О.И.Лекторской, но она в конце концов отказалась. Из киевлян о.Григорий был наиболее близок с о.Анатолием Жураковским, хотя их взгляды не во всем совпадали. Так, когда о.Анатолий в беседе с ним поднял вопрос «о необходимости организационного оформления общин, порвавших с Сергием», в самостоятельную церковную структуру и об объявлении Митр.Иосифом себя Заместителем Местоблюстителя, о.Григорий отнёсся к этому отрицательно.[24]
Видную роль играл игум.Варсонофий (Юрченко), в 1926 высланный в Харьков из Одесской епархии, где он был благочинным Первомайского окр. В конце 1927—1928 вокруг него сложилась большая тайная община из жителей Харькова и верующих Донбасса, Кубани, Белоруссии, Полтавского, Херсонского, Одесского округов. Окормлял о.Варсонофий и своих бывших прихожан в Первомайске и Александрии (Елисаветградской епархии). Посещали игумена, ставшего центром определённого церковного круга, и насельники разогнанных украинских монастырей, послушниц он постригал в монахини.[25] Иосифляне не имели в Харькове своего храма, и на квартире игум.Варсонофия постоянно проводились тайные службы.
В протоколе допроса одного из мирян, входивших в харьковскую общину о.Григория Селецкого, сказано: «Особое место в контрреволюционной деятельности Юрченко занимала периферия. Сферой его деятельности являлась территория быв.округов — Первомайского, Зиновьевского, Александрийского и Кременчугского. Эта территория обслуживалась через специально назначенных лиц... Все эти лица приезжали в Харьков к Юрченко и получали от него конкретные указания и политическую установку деятельности... Последний год вопросы практического руководства периферией касались главным образом текущих политических событий — коллективизации, раскулачивания, налогов и др.» (протокол допроса И.Чубцова; февраль 1931).[26]
Массовые аресты харьковских иосифлян прошли в ночь с 16 на 17 января 1931. Еп.Павел (Кратиров) 5 января 1932 скончался в тюремной больнице, архим.Макарий (Величко) и игум.Евстратий (Грумков) были приговорены к 5 годам заключения и погибли в Свирских лагерях. Прот.Григорий Селецкий был приговорён к 10 годам лишения свободы, в заключении находился в Темниковском, а затем в Беломорском лагерях.[27]
Значительное распространение в Харьковской и Сумской епархиях имело так называемое стефановское, или «подгорновское», движение. Все его участники были убеждёнными противниками митр.Сергия и окормлялись иосифлянскими архиереями — последовательно Еп.Варлаамом (Лазаренко), Еп.Алексием (Буем) и Еп.Павлом (Кратировым). Возникло движение ещё в 1912 среди духовных детей монаха Спасо-Евфимьевского Суздальского монастыря Стефана (Подгорного).
Стефановцы практически ничем не отличались от остальных православных, кроме почитания старца и исполнения его заветов: не пить, не курить, святить питьевую воду и т.п. Движение получило наибольшее распространение на юге Курской губ. — родине старца, где жили его родственники, в том числе сын и внук.
Как раз его внук Василий Подгорный и стал в 1920-е годы руководителем стефановцев. Он служил в деникинской армии, затем в РККА, 19 марта 1922 был рукоположен Еп.Корнилием в Сумах во диакона, а 20 сентября 1922 тем же епископом, уже перешедшим в обновленчество, во священника. После освобождения Патр.Тихона о.Василий ездил к нему, принёс покаяние и был принят в сущем сане. Движение оформилось к 1924. По инициативе бывшего иеромонаха Суздальского монастыря Исайи (Кушнарёва) в декабре в с.Дроновка Курской губ. состоялось собрание последователей старца Стефана. Проходило оно без разрешения властей. Вопрос о епископе был не решён, но благочинным или духовником всех стефановцев избрали о.Василия, а уполномоченным — иеромон.Исайю. Толчком для организационного объединения стала резолюция митр.Назария, в которой участники движения назывались сектантами. В начале 1925 делегация стефановцев ездила к управляющему Харьковской епархией еп.Константину (Дьякову), но он не принял её. А вот его помощник еп. Лебединский Варлаам (Лазаренко) отнёсся очень благожелательно и даже рукоположил одного стефановца во священника. После назначения Еп.Варлаама в Майкоп о.Василий Подгорный ездил к митр.Сергию (Страгородскому) в Нижний Новгород с жалобой на еп.Константина и просьбой дать им другого архиерея. Заместитель Местоблюстителя отдельного епископа стефановцам не назначил, но подчинил их общины в Курской губ. еп. Рыльскому Павлину (Крошечкину), а в Харьковской губ. — еп.Константину (Дьякову), написав последнему, чтобы он изменил своё отношение к последователям старца Стефана.[28]
После опубликования Декларации о.Василий Подгорный сразу же поехал к Еп.Варлааму (Лазаренко), жившему в горах под Майкопом. Владыка также отрицательно отнёсся к Декларации, решил не подчиняться митр.Сергию и отправиться по просьбе стефановцев на Украину, чтобы рукоположить для них несколько священников. В конце августа Еп.Варлаам поселился в с.Угроеды Сумского окр., а затем переехал в с.Русская Березовка Белгородского окр. (к этому времени южная часть Курской губ. была разделена между этими двумя округами). Владыка с разрешения Грайворонского райадмотдела служил в церкви Русской Березовки до 10 декабря 1927. Затем его вызвали в ОГПУ, но епископ скрылся и, перейдя на нелегальное положение, поселился в с.Дроновка. В феврале — начале марта 1928 Еп.Варлаам встретился в Ленинграде с Вл.Димитрием и получил, по свидетельству о.Василия Подгорного, указание передать стефановские общины ближайшему иосифлянскому архиерею — Еп.Алексию (Бую). 18 марта такая передача состоялась, и Еп.Варлаам уехал в Майкоп, но отношения с «подгорновцами» продолжал поддерживать вплоть до своего ареста в сентябре 1929.[29]
Первоначально Еп.Алексий назначил о.Василия Подгорного благочинным Всея Украины и Кавказа, но уже вскоре — лишь благочинным Сумского церковного округа (включавшего Сумской, Харьковский, Артёмовский, Белгородский и Владимирский округа, где также существовали стефановские общины). Кроме того, он в марте 1928 перевёл его из Ильинской церкви с.Угроеды в Андреевскую г.Сумы. В 1928 стефановцы провели второе собрание, на котором избрали благочиннический совет в составе свящ.Василия Подгорного, иеромон.Иоасафа (Черченко) и мирян А.В.Пономарёва, И.Ф.Кондратенко. Этот совет тоже периодически проводил свои заседания. Движение постепенно получало всё большее распространение, охватив Купянский окр., Донбасс; даже в Таганроге появился стефановский молитвенный дом со священником. Только в Сумской области существовало около двадцати приходов: в Сумах, Ахтырке, сл.Большая Писаревка, на ст.Краснополье, в сёлах Вольное, Яблочное, Радомля, Вязомля, Тростянец, Криничное и др.
После ареста Еп.Алексия (Буя) в апреле 1929 стефановские общины обратились с просьбой к Еп.Павлу (Кратирову) принять их. Владыка соглашался принять их не в качестве единой «подгорновской» общины, а как отдельные приходы. Поэтому присоединение не состоялось, хотя Еп.Павел фактически окормлял их: давал архиерейские советы, улаживал различные конфликты в общинах, направлял несколько раз их кандидатов для рукоположения к Архиеп.Димитрию в Ленинград и даже посылал священнослужителей, переходящих из других течений, к о.Василию Подгорному как благочинному Сумского округа. Еп.Павел вообще очень благожелательно относился к стефановцам и защищал перед Вл.Димитрием, которому далеко не всё нравилось в них (некоторые ленинградские иосифляне считали последователей старца Стефана чуть ли не сектантами).[30]
«Подгорновские» общины состояли в основном из зажиточного крестьянства и отрицательно относились ко многим мероприятиям государственных органов. Тем более что существовало пророчество старца, что советская власть падёт в 1933. Особенно обстановка накалилась в 1930 в связи с проведением массовой коллективизации; в сёлах, где были стефановцы, она осуществлялась с большим трудом. Так, по данным следствия, председатель церковного совета Тростянецкого прихода И.Кондратенко публично заявлял: «Грабят и грабят крестьян без конца, а крестьяне-дурни ещё и хлеб добровольно сдают. Не надо сдавать хлеб антихристу, ибо наш хлеб — это наша кровь, которую антихрист пьёт вместо вина, как написано в наших святых книгах».[31]
Летом 1930 волна антиколхозных выступлений прокатилась по сёлам Больше-Писарёвского, Богодуховского и Ахтырского районов, почти исключительно там, где существовали стефановские общины. Поляное, Люджа, Верхняя Люджа, Вольное, Верхняя Пожня, Добринское, Солдатское, Корбины Иваны, Большие Иваны, Сенное и Бахиревка. Из протокола допроса о.Василия Подгорного: «Мне известна попытка Кушнарёва Исайи, иеромонаха хут.Высокого Ахтырского р-на, поднять народ на “крестовый поход” против советской власти в с.Никитовке Тростянецкого р-на. Летом 1930 г... с этой целью он выступил в церкви с проповедью против советской власти и предложил верующим двинуться против неё “крестовым походом”... У него был план двинуться вместе с народом на Тростянец. Но эта попытка потерпела неудачу». В протоколе допроса иеромон.Исайи сказано, что, следуя его призывам, никто из членов общины не вступал в колхоз и другие советские организации. В обвинительном заключении стефановцев значатся два вооруженных восстания под руководством Фомы Трохова и Петра Змиевского: 8 июля в с.Корбины Иваны и 10 августа в с.Вольном. Именно эти выступления послужили единственным аргументом ОГПУ для того, чтобы все иосифлянское движение охарактеризовать как «повстанческую, террористическую организацию». На самом деле указанные восстания были подняты даже без одобрения благочиннического совета стефановцев. Ф.Трохов пытался получить благословение о.Василия Подгорного, говорил, что его выбор — «зелёная армия», но поддержки не нашёл.[32]
Вскоре после подавления волнений в сёлах Сумского и Харьковского округов — 16 октября 1930 — были арестованы 13 стефановцев, в том числе о.Василий Подгорный и ещё два члена благочиннического совета. Аресты остальных стефановских священников проводились позднее, в декабре 1930 — январе 1931. Настоятель церкви Архангела Михаила г.Ахтырки о.Филипп Назарчук был арестован после того, как 7 декабря отказался дать в милиции подписку, что не будет препятствовать снятию колоколов.
17 октября 1930 был арестован руководитель стефановских общин в Донбассе о.Феодор Павлов. Он служил настоятелем Крестовоздвиженского молитвенного дома в Дебальцево и, кроме того, окормлял общины в городах Макеевке, Сталино, Славянске, Верхнянске, Артёмовске, Ровенеках, сёлах Фащевка, Чернухино, Константиновка, Никитовка. Верхнянская группа насчитывала 200 человек, дебальцевская — 80, остальные были меньше (из протокола допроса о.Феодора Павлова). Стефановская община в Дебальцево была создана в конце 1927 иеромон.Исайей (Кушнарёвым), а в начале 1928 о.Василий Подгорный прислал в город о.Феодора Павлова. После ареста о.Феодора служб уже не было, хотя в Дебальцево приезжали священнослужители из соседнего иосифлянского прихода на ст.Ханжоновка — мон.Ананий (Чернов) и о.Митрофан Дусь. В общине были две монахини — Екатерина (Батюшкова) и Мария (Тараканова). Четыре члена приходского совета были арестованы 16 января 1931.[33]
Известно о существовании других истинно-православных общин в Донбассе. В Кадиевском окр. (с 1929) было три прихода: в с.Соколово Первомайского района (настоятель храма о.Сергий Петров), в с.Анненское Кадиевского района (о.Никифор Полоус) и в с.Троицкое Папаснянского района (о.Аркадий Соловьёв). Они окормлялись у Еп.Павла (Кратирова) и были арестованы в январе 1931.[34]
Большая группа иосифлянских общин существовала в Сталинском (Донецком) окр. во главе со священниками Серафимом Кирилловым и Николаем Толмачёвым. В неё входили приходы в Елизаветовке, Григорьевке-1, Григорьевке-2, Ясиноватой, Старо-Бешево, Рутченково, Андреевке, Ольговском и др. О.Серафим и о.Николай поддерживали отношения с Еп.Павлом с конца 1927, хотя официально присоединились к нему только в 1930. Они несколько раз проводили нелегальные собрания истинно-православного духовенства, например, в июле 1929 в с.Старо-Бешево. В протоколе допроса о.Николая Толмачёва сказано: «В 1927 г. я получил от Еп.Павла Кратирова в Харькове на его квартире предложение организовать подпольные “хатнические”* группы, которым уделялось исключительное внимание и на которые возлагались большие надежды. Эти подпольные группы, организованные по возможности в каждом селе, в каждой фабрично-заводской местности, по словам Павла Кратирова, должны были быть базой контрреволюции, активом самой жесточайшей непримиримой борьбы против советской власти».[35]
* Т.е. собиравшиеся на моления, собрания в хате (избе).
Среди донецких иосифлян были иоанниты. Их община, в частности, существовала в с.Ольговском. С ней постоянно поддерживал отношения один из руководителей иоаннитов на Западной Украине, о.Григорий Никитин. Тайные моления проходили в доме Д.Г.Шаховцова. Из Подольской епархии переехала в 1930 в Сталинский окр. иоаннитка монахиня Пелагея (Бойко). В январе 1931 были арестованы: о.Серафим Кириллов, о.Николай Толмачёв, священник Феодор Орловский, мон.Пелагея (Бойко), церковный регент П.А.Орловский и миряне Д.Г.Шаховцов и С.М.Шулина.
С Еп.Павлом (Кратировым) и о.Серафимом Кирилловым была связана и часть отделившихся от митр.Сергия священнослужителей Мариупольского окр. Антисергианские настроения в округе появились после того, как высланный в Сибирь еп. Мариупольский Антоний (Панкеев) был смещён в 1928 со своей кафедры Заместителем Местоблюстителя.
Недовольство выражали прежде всего члены братств и сестричеств, организованных еп.Антонием. В самом Мариуполе антисергианам некоторое время принадлежал греческий соборный храм, но с 1929 миряне, отделившиеся от митр.Сергия, собирались только в доме М.Е.Кузнецова, где жил истинно-православный монах Тихон (Даниленко). Кроме того, в округе было несколько сельских несергианских храмов: в с.Кирпичево (настоятель о.Иоанн), с.Петриковка (мон.Андрей), с.Мелекино (о.Симеон Романенко), на ст.Майорск (иеромон.Ананий Березовский). Некоторые из них в 1930 — январе 1931 перешли под окормление Еп.Павла. В начале 1931 по делу Истинно-Православной Церкви в Мариуполе было арестовано шесть человек.[36]
Часть иосифлянских приходов Донбасса окормлял ещё один украинский истинно-православный архиерей — еп. Бахмутский и Донецкий Иоасаф (Попов). В его ведении находилось несколько сельских храмов Артёмовского (Бахмутского) окр.: в с.Нижне-Дуванка с сентября 1929, в с.Индутном с апреля 1930, в с.Николаевка с сентября 1930, а также молитвенный дом на ст.Ханжоновка. С конца лета 1929 Еп.Иоасаф окормлял и иосифлянскую общину в Рыкове Сталинского окр. В этом городе в начале 1929 о.Иоанн Протопопов и иеромон.Алиподист отделились от митр.Сергия. Они служили в Покровском молитвенном доме и поминали епископов Павла (Кратирова) и Алексия (Буя), но вскоре молитвенный дом был закрыт, а священнослужители арестованы (о.Иоанн в 1930 расстрелян). В августе Еп.Иоасаф (Попов) приехал в Рыков и совершал требы. Осенью 1929 были арестованы несколько мирян, но вскоре освобождены, иосифлянская община просуществовала в городе ещё несколько лет. Вл.Иоасаф недоброжелательно относился к стефановцам, и по просьбе их донбасских общин Еп.Варлаам (Лазаренко) написал ему в 1929 письмо в защиту последователей старца Стефана. Правда, послание было перехвачено ОГПУ, и этот конфликт так и не был полностью улажен.
С 1925, после ухода на покой, Еп.Иоасаф жил не в Донбассе, а в Новомосковске Днепропетровского окр. В ноябре 1928 после поездки в Ленинград и встречи с Еп.Димитрием он присоединился к иосифлянам.[37] Вернувшись на Украину, Владыка ещё несколько месяцев оставался на покое, а затем перешёл к активной деятельности, В мае 1929 он поехал служить в Артемьевск. Через несколько дней епископа вызвали в Харьковское ОГПУ и предложили условия легальной деятельности в качестве правящего архиерея: когда у Владыки наберётся 10-15 признающих его приходов, представить их список для регистрации, после чего будет выдано официальное удостоверение с правом посещения этих общин (здесь вновь проявилась или политика использования любых форм разделения в Русской Церкви, либо желание выявить неугодных лиц). Еп.Иоасаф отказался, заявив, что не собирается управлять епархией. Однако уже в июне он снова поехал в Ленинград, где пробыл восемь дней, пытаясь убедить Архиеп.Димитрия передать под его окормление иосифлянские приходы Артёмовского и Донецкого (Сталинского) округов. Еп.Димитрий отказал ему.
Через два месяца ситуация изменилась. В августе 1929 к Еп.Иоасафу, как уже отмечалось, обратилась часть «буевских» приходов Воронежской епархии с просьбой принять под своё окормление, а в декабре Еп.Алексий (Буй) формально передал ему и остальные свои общины.[38] С этого времени к еп. Бахмутскому стали один за другим переходить приходы Донецкой, Днепропетровской, Подольской епархий и Северного Кавказа. В 1930 их число, по данным ГПУ, приближалось к 70, в том числе 23 — на Украине. Владыка рукоположил около десяти священников, из них троих — по просьбе Еп.Павла (Кратирова). Еп. Бахмутский Иоасаф назначал благочинных. Осуществлял он свою деятельность полулегально, так и не явившись в ОГПУ регистрировать приходы. Характерны его ответы на письменный запрос благочинного Борисоглебского окр о.Феодора Андреева — правда ли, что Митр.Иосиф образовал в Уфе Синод и принял какие-то решения, нужно ли ему регистрироваться в качестве истинно-православного благочинного, поминать ли арестованного Еп.Алексия (Буя), так как из-за этого возникают конфликты с властями и т.п. Относительно Митр.Иосифа Еп.Иоасаф ничего не ответил, но порекомендовал зарегистрироваться и разрешил не поминать Еп.Алексия там, где это вызывает осложнения.[39]
В самом Новомосковске к Владыке открыто присоединился только один священник — о.Иоанн Добринский, а архимандриты Пётр (Полознюк) и Серафим (Кравцов), формально не отделяясь от митр.Сергия, негативно отнеслись к Декларации и не служили в храмах. В Новомосковском районе в сёлах Карабиновка и Казначеевка приходы в течение двух месяцев 1930 окормлялись Еп.Иоасафом, но затем вновь стали сергианскими. Таким образом, в Екатеринославской (Днепропетровской) епархии у Владыки остался один приход — община храма св.Александра Невского в Синельниково, присоединившаяся к нему в августе 1930 (настоятель о.Пётр Стрельников). Сам Еп.Иоасаф чаще всего служил в своей домовой церкви. 16 января 1931 в Новомосковске были арестованы архимандриты Пётр и Серафим, Еп.Иоасаф, его келейник Василий Дворченко и миряне.
На Подолье, в Тульчинском окр., Еп.Иоасаф (Попов) окормлял 15 приходов. Следует отметить, что Подолье стало единственным местом на Западной Украине, где иосифлянская активность получила определённое распространение. Первые общины ИПЦ возникли там в 1928 под влиянием киевских священников о.Леонида Рохлица и о.Бориса Квасницкого. Активную роль в развитии движения играли иоанниты. Они появились на Подолье ещё до Октябрьской революции, признавали Патр.Тихона, но после его смерти перестали посещать храмы. В 1925 в с.Паланка Тростянецкого района подольские иоанниты образовали скит, в котором жили 40 человек, оттуда расходились проповедники по всем окрестным сёлам. Иоанниты были принципиальными противниками советской власти, в политическом отношении они придерживались идеи единой неделимой Российской империи и выступали против украинизации (даже чтения Евангелия на украинском языке). В 1927 в Паланке были арестованы и высланы шесть человек. Однако руководителю — о.Григорию Никитину, монахиням Марии (Гусак), Анне (Шитько), Пелагее (Бойко) и другим удалось скрыться.[40]
В 1928 иоанниты сблизились с настоятелем церкви в сл.Ладыжинской о.Ферапонтом Подолянским и под его влиянием снова стали посещать храмы. На квартире о.Ферапонта в 1928-1929 проходили тайные собрания антисергианского духовенства. Он посылал мон.Анну (Шитько) к Архиеп.Димитрию и Митр.Иосифу, получал от них послания, которые распространялись среди верующих. Осенью 1929 от о.Григория Никитина подольские иосифляне узнали о Еп.Иоасафе (Попове). В октябре о.Ферапонт Подолянский с мон.Пелагеей (Бойко) поехал к Владыке с просьбой принять возглавляемую им группу духовенства из пятерых священников под своё окормление. Епископ согласился и назначил о.Ферапонта благочинным.
В марте 1930, во время нелегального собрания церковного актива сл.Ладыжинской, были арестованы, а затем сосланы о.Ферапонт Подолянский и о.Александр Лотоцкий. Еп.Иоасаф назначил новым благочинным о.Макария Нечиевского, приезжавшего к нему в Новомосковск вместе с мон.Анной (Шитько). О.Макарий Нечиевский привлёк к участию в движении чрезвычайно деятельного настоятеля церкви с.Ладыжино о.Макария Лесика. Он также ездил в Новомосковск и был в июле 1930 назначен благочинным вместо о.Макария Нечиевского. Число иосифлянских приходов на Подолье быстро росло — с пяти в начале 1930 до 15 в конце года: в сл.Ладыжинской, сёлах Паланка, Белоусовка, Ладыжино, Маньковка Тростянецкого района, Лукашевка. Коровки, Степашки, Ярмолинцы Гайсинского района, Ульяновцы, Клебань, Гута, Кинашево, Киркасовка Тульчинского района, Скрыцкое Брацлавского района.
В октябре 1930 в Тульчинский окр. приезжал из Новомосковска брат Еп.Иоасафа, о.Андрей Попов. Он служил несколько дней в храмах сёл Лукашевка и Кирсановка, а затем уехал на Кавказ. Владыка неоднократно отправлял в Ладыжинское благочиние свои послания, в том числе в сентябре 1930 воззвание, в котором говорилось, «чтобы верующие стояли на защите Православной Церкви, чтобы были верны ей и когда наступят трудные дни, чтобы верующие и пастыри Православной Церкви выступили на защиту Православия». Еп.Иоасаф считал, что иоанниты являются сектантами, и хотя соглашался окормлять их, пытался убедить рукоположенного им во священника о.Григория Никитина и приезжавших к нему монахинь в том, что они заблуждаются. К использованию украинского языка в богослужении Владыка (как и окормляемые им подольские приходы) относился резко отрицательно.[41]
В связи с введением пятидневной рабочей недели истинно-православные Подолья стали говорить, что советская власть начинает «уничтожать религию», в воскресные и праздничные дни заставляет верующих работать, а не подчиняющихся высылает на Север. Из этого делался вывод, что наступило «царство антихриста», против которого нужно бороться. В то же время в период перевыборов в Советы церковный актив в некоторых сёлах (например, в с.Маньковка) выставлял свои кандидатуры в члены сельсоветов. В 1930 — начале 1931 подольские иосифляне по-прежнему продолжали поддерживать отношения с киевскими. Так, иеромонах Киевского Феофановского монастыря Паладий (Гичка) с лета стал служить в храме с.Лукашевка. Он часто ездил в Киев и встречался с о.Леонидом Рохлицем и о.Анатолием Жураковским. Ездила к о.Леониду и мон.Мария (Гусак).
Аресты подольских иосифлян происходили с 18 января по 17 февраля 1931; девятерых руководителей поместили в Винницкую тюрьму, среди них священников о.Макария Лесика, о.Макария Нечиевского, Стефана Дзюбинского, Павла Юсупова, иеромонахов Тихона (Бурдейного), Паладия (Гичку), мон.Марию (Гусак). Однако многим, в том числе священникам Василию Дубинюку, Павлу Мацкевичу, Илариону Подопригоре, мон.Анне (Шитько), удалось скрыться.
Независимо от Еп.Иоасафа (Попова) на западе Днепропетровской епархии, в Криворожском окр., существовала ещё одна большая группа иосифлянских приходов — два благочиния. Первое из них — Ингулецкое — возглавлял свящ.Николай Фоменко, с 1923 благочинный бывшего Криворожского викариатства. 13 января 1929 он вошёл в контакт с Еп.Алексием (Буем), присоединился к нему и получил благословение на служение в частном доме, так как его храм в с.Искровка был закрыт. Вскоре о.Николай Фоменко перешёл служить в Покровскую церковь с.Гуровка Долинского района. В его благочинии было 17 приходов, в том числе четыре — в районном центре с.Петрово. О.Николай посылал Григория Пржегалинского к Еп.Алексию для рукоположения во священника. После ареста Владыки несколько месяцев Ингулецкое благочиние оставалось без окормления.
В июне 1929 о.Николай Фоменко с псаломщиком Гавриилом Вдовиченко приехал в Ленинград к Архиеп.Димитрию. Они подали Владыке заявление о присоединении благочиния. Архиепископ сначала рекомендовал им войти в отношения с Еп.Павлом (Кратировым) или Еп.Иоасафом (Поповым) как ближайшими, но в конце концов согласился принять их и рукоположил Гавриила Вдовиченко во диакона. В ноябре 1929, после ареста Еп.Димитрия, Ингулецкое благочиние перешло на самостоятельное управление, хотя поддерживало отношения с другими украинскими иосифлянами. В 1930 о.Николай Фоменко два раза посылал в Киев членов приходского совета с.Гуровка, чтобы они привезли свечи и пригласили истинно-православных священников в пустующие храмы благочиния.[42]
Осенью 1930 в сёлах Липовке и Анновке Пятихатского района произошло вооруженное выступление крестьян, якобы подготовленное организацией «Сыны Украины». Волнения вспыхнули на почве хлебозаготовительной кампании. Вскоре они перекинулись на с.Боковое Долинского района, где в это время местный иосифлянский священник Ипполит Самолюк проводил беспрерывное сорокадневное церковное служение (сорокоуст). Следственные органы сделали вывод, что именно он играл одну из руководящих ролей в выступлении крестьян. Репрессии затронули и соседнее иосифлянское Братолюбовское благочиние, которое возглавлял настоятель церкви с.Варваровка Долинского района о.Максим Журавлёв. Он был избран благочинным съездом духовенства и мирян Братолюбовского окр. ещё 13 августа 1923. В январе 1929 о.Максим со своим благочинием, состоящим из шести приходов, присоединился к Еп.Алексию (Бую). Он направлял к Владыке для рукоположения во священника диакона церкви с.Софиевка Сергия Синицкого. После ареста Еп.Алексия о.Максим Журавлёв наладил отношения с еп. Серпуховским Максимом (Жижиленко), а затем с Архиеп.Димитрием. 16 января 1931 в Криворожском окр. были арестованы иосифляне, в том числе священники о.Николай Фоменко, о.Максим Журавлёв, о.Ипполит Самолюк, о.Михаил Вдовиченко, о.Иоанн Швидченко. Однако многие истинно-православные священнослужители округа тогда ещё оставались на свободе.
Остальные украинские иосифляне, прежде всего в Полтавской, Зиновьевской и Одесской епархиях, находились под влиянием прот.Григория Селецкого и архим.Варсонофия (Юрченко). В Полтаве иосифлянских храмов не было, однако в начале 1928 сложилась небольшая группа истинно-православных мирян. Состояла она в основном из бывших прихожан Троицкой церкви, где до ареста в 1926 служил еп. Прилукский Василий (Зеленцов). Возглавляли эту группу духовная дочь Еп.Василия Ольга Лекторская и арендатор мельницы Иван Авилов.
Во второй половине 1927 О.И.Лекторская неоднократно встречалась с жившим в ссылке сначала в Харькове, а затем в Воронеже прот.Николаем Пискановским, получала от него антисергианскую литературу, ездила к Архиеп.Серафиму (Самойловичу) в Углич. Именно о.Николай познакомил её с о.Григорием Селецким. К весне 1928 полтавские иосифляне подготовили и отправили митр.Сергию своё обращение с резкой критикой Декларации. Под этим документом подписались несколько уважаемых в городе мирян. До приезда в Полтаву о.Николая Пискановского они изредка ходили в сергианские храмы, но затем перестали. Неоднократно приезжал в город и о.Григорий Селецкий.[43]
Поддерживали полтавские иосифляне отношения и с Еп.Василием (Зеленцовым), взгляды которого претерпевали сложную эволюцию. В январе-феврале 1928 О.И.Лекторская получила от Владыки из Соловецкого лагеря посылку с рукописью «Моё завещание», в которой содержались наставления его прилукской пастве в отношении деятельности митр.Сергия и советской власти. Владыка осуждал как Декларацию, так и «Завещание» Патр.Тихона 1925, указывал, что Церковь не должна признавать существующую безбожную власть, писал и о «сатанинском происхождении» Ленина. В другом его письме, разосланном ранее окормляемому Еп.Василием духовенству говорилось: «В каждом месте все твёрдые в преданности Христу пусть организуются в местные общества “друзей господних”».[44] Однако в ноябре 1928 во время свидания с О.И.Лекторской в ленинградской пересыльной тюрьме (по дороге из Соловков в сибирскую ссылку) Владыка высказал иную точку зрения. Он осудил Еп.Димитрия, назвав его раскольником, и передал своей духовной дочери письмо, в котором говорилось, что митр.Сергия нельзя осуждать за его Декларацию и оппозиция должна примириться с ним, а не устраивать раздоров в тяжёлое для Церкви время. Видимо, здесь сказались убеждения группы лояльных к Заместителю Местоблюстителя соловецких архиереев, прежде всего Архиеп.Илариона (Троицкого). Однако через несколько месяцев в сибирской ссылке Владыка вновь пересмотрел свою позицию. В июле 1929 он послал О.И.Лекторской письмо, в котором сообщал, что вскоре собирается отправить митр.Сергию «увещевание», чтобы тот до 25 декабря отказался от Декларации. Если же Заместитель Местоблюстителя не откажется и не покается, то его следует считать раскольником и он, Еп.Василий, проклянёт митр.Сергия.
В августе О.И.Лекторская действительно получила по почте рукопись объёмом в 100 страниц, которую Владыка просил переслать Заместителю Местоблюстителя. В этом произведении, помимо прочего, говорилось о необходимости борьбы с советской властью всеми возможными способами вплоть до террора и вооруженных восстаний. О.И.Лекторская не решилась отправить его в Москву и показала о.Григорию Селецкому. О.Григорий одобрил идейное содержание рукописи, но категорически не согласился с предложенными методами борьбы, заявив, что сражаться нужно исключительно духовно, а не оружием. Он скопировал произведение и также посоветовал не отправлять его в столицу из-за чрезвычайной резкости. Однако Еп.Василий в ещё одном письме пригрозил О.И.Лекторской, что проклянет её за неисполнение своей просьбы, и она в октябре 1929 переслала рукопись митр.Сергию. В то же время еп. Прилукский был арестован, отправлен в Москву, приговорён к высшей мере наказания и 4 апреля (по другим данным — 7 февраля) 1930 расстрелян.
Следует отметить, что в 1929 группа полтавских иосифлян считала Еп.Василия близким по взглядам, помогала ему материально, а в сентябре отправила Владыке целую посылку истинно-православной литературы с целью окончательно убедить в необходимости присоединения к иосифлянам. Возможно, изъятие этой литературы на обыске сыграло роль при аресте Еп.Василия. Первые 20-30 антисергианских воззваний и посланий полтавцы получили ещё от прот.Николая Пискановского, затем около десяти — от священника церкви с.Мозолеевка Кременчугского окр. о.Александра Дубины.
В дальнейшем документами их снабжал в основном о.Григорий Селецкий. Например, в 1928 он передал О.И.Лекторской «Письма к друзьям» прот.Валентина Свенцицкого.* В свою очередь, полтавцы распространяли произведения Еп.Василия. Так, они были изъяты у арестованного в январе 1931 в Богодухове иосифлянского священника о.Петра Петина.[46]
* Скорее всего, здесь допущена ошибка, поскольку известно, что «Письма к друзьям» написаны Вл.Марком (ред.)
В Полтаву неоднократно приезжали служить на квартирах местных иосифлян истинно-православные священники из Харькова, Киева, Воронежа. В то же время О.И.Лекторская по заданиям о.Григория Селецкого и о.Николая Пискановского ездила в Москву, Ленинград, Воронеж, Углич, Киев и Сочи, а И.Ф.Авилов поддерживал отношения с Архиеп.Димитрием. Помимо полтавской, в епархии были и другие общины иосифлян — в Кременчуге и две сельские во главе со священниками Владимиром Трипольским и Александром Дубиной (арестован и сослан в 1930). Аресты в Полтаве шли с 16 января по 5 апреля 1931, пять человек прошло по групповому делу Истинно-Православной Церкви на Украине. Почти все рукописи Еп.Василия были изъяты при обыске у О.И.Лекторской и приобщены в качестве вещественных доказательств.
Наибольшим влиянием о.Григорий Селецкий и архим.Варсонофий (Юрченко) пользовались в Зиновьевской (Елисаветградской) епархии, в местах прежней службы. Так, после того как был выслан управляющий епископией еп.Онуфрий, а затем и его заместитель еп.Макарий, в мае 1927 нелегально приехавший из Харькова архим.Варсонофий собрал местное духовенство. В протоколе говорится о том, что права управления епископией, в соответствии с пожеланием еп.Онуфрия, передаются прот.Григорию Селецкому.
Вскоре после опубликования Декларации, в сентябре 1927, митр.Сергий прибыл в Зиновьевск и провёл собрание священнослужителей на квартире благочинного прот.Николая Виноградова. О.Григорий Селецкий резко осудил указанный документ, но его поддержали только трое из шестерых присутствовавших священников. Так наметилось будущее разделение.[47]
Уже в декабре 1927, после выхода декларации экзарха Украины митр.Михаила (Ермакова), все три зиновьевских прихода Московской Патриархии фактически отошли от Заместителя Местоблюстителя. Сказался авторитет о.Григория Селецкого. Ситуация изменилась к весне 1928. Была закрыта Знаменская «Быковская» церковь, затем был передан обновленцам Покровский храм на Ковалёвке, настоятелем которого ранее служил о.Григорий Селецкий. В оставшейся Петропавловской церкви в мае произошёл раскол — священники о.Василий Соколов, М.И.Романовский и С.П.Ковалёв ушли из неё, признав Декларацию митр.Сергия. В январе 1929 им удалось организовать свою общину и получить Скорбященскую церковь в Николаевской слободке. Всё иосифлянское духовенство Зиновьевска перешло в Петропавловский храм: протоиереи Николай Виноградов и Платон Купчевский, священники Павел Дашкеев, Иоанн Любавский, Виктор Огневцев, диаконы Михаил Донне, Азбукин.
Летом 1928 (по другим сведениям — в январе 1929) о.Николай Виноградов с о.Григорием Селецким ездил к Архиеп.Димитрию в Ленинград. Владыка согласился принять приходы Зиновьевской епископии, выдал об этом документ и назначил о.Николая своим благочинным. В дальнейшем Архиеп.Димитрий рукополагал священников (например, диакона Сосновской церкви Гавриила Бандурко), освящал антиминсы, налагал церковные епитимьи. Назначениями и перемещениями он не занимался, поручив это о.Николаю. Кандидаты на священнические должности перед поездкой к Владыке всегда должны были получить от благочинного необходимую рекомендацию. Следует отметить, что о.Николай был духовником о.Григория Селецкого и пользовался большим авторитетом в сельских приходах Зиновьевского окр.[48]
В его благочиние в 1928-1930 входило 14 храмов: в Бобринце и сёлах Савичёвка, Кампанеевка, Леляковка, Большая Выска, Оситняжки, Красновершка, Сасовка, Губовка, Севериновка, Гильния, Фёдоровка, Орлово-Балка, Палиевка. Кроме того, в январе 1929 к иосифлянам перешли приходы в сёлах Тарасовка и Калиновка, причём в последнем миряне изгнали сергианского священника. Также в 1929 самостоятельно решила перейти к Архиеп.Димитрию группа священников Благодатского района: Иосиф Корольчук, Макарий Цыкин, Молодченко и Найдовский, служившие в храмах сёл Благодатное, Семёновка и др. Владыка, получив от них прошение, послал запрос о.Николаю Виноградову и в дальнейшем поручил их его ведению. В Зиновьевском окр. существовало ещё одно самостоятельное иосифлянское благочиние — Елисаветградовское, которое возглавлял прот.Николай Россинский. Он служил настоятелем Казанской церкви в с.Елисаветградовка и присоединился к Архиеп.Димитрию при содействии о.Григория Селецкого и о.Николая Виноградова. В благочинии о.Николая Россинского было несколько приходов: в сёлах Дмитриевка, Красноселье, Казарни, Долино-Каменка Знаменского района, Михайловка, Верхние Байраки Елисаветградовского района и др.
Власти пытались помешать дальнейшему распространению иосифлянской активности в округе: ещё в 1928 был арестован и выслан в Сибирь настоятель церкви с.Оситняжки о.Сергий Ивахнюк, его сменил о.Иоанн Мельников. В 1930 были расстреляны о.Иоанн и о.Пётр Матковские из Елисаветградовского благочиния, высланы священник Тарасов, о.Сергий Ненко, псаломщик церкви с.Акимовка Хмелевского района Борис Егоров. И всё же переход сергианских священнослужителей Зиновьевского окр. в ИПЦ продолжался. Он сопровождался специальной процедурой — принесением покаяния. Подобное покаяние в 1930 принесли священники Односум, Василий Алексеев, Василий Кравченко и другие. О.Василий Соколов после интервью митр.Сергия корреспондентам газет «Известия» и «Беднота» 15 февраля 1930 возмутился отрицанием Заместителя Местоблюстителя факта гонений на церковь в СССР и решил вновь отделиться от него. 22 мая 1930 он встретился в Харькове с Еп.Павлом (Кратировым) и изложил свои взгляды на сергианских иерархов как подлежащих церковному суду, но не лишённых благодати (как считали зиновьевские иосифляне). Владыка поддержал о.Василия и принял его в общение. О.Василий Соколов ушёл из Скорбященской церкви, но в причт иосифлянской Петропавловской его не приняли, требуя всенародного покаяния. О.Василий с таким условием не согласился и до ареста в январе 1931 совершал службы на квартирах. Кроме Еп.Павла, он поддерживал отношения с киевлянами: о.Анатолием Жураковским, профессорами Экземплярским и Кудрявцевым.[49]
В случае с о.Василием Соколовым определённую роль сыграли и напряжённые отношения о.Григория Селецкого и архим.Варсонофия (Юрченко) с Еп.Павлом. В то же время с «буевцами» контакты были вполне дружественными. Так, с лета 1930 в церковной сторожке Петропавловского храма жил о.Гавриил Губаревский, высланный из Центрально-Чернозёмной области. Он выполнял работы по расчистке посадок и изредка служил в церкви. В связи с тем, что зиновьевские иосифляне не признавали Еп.Павла (Кратирова), после ареста Архиеп.Димитрия они остались без архиерея. Возник план избрать тайным епископом о.Григория Селецкого. В мае 1930 в Зиновьевск приехал архим.Варсонофий с о.Никитой Ольшанским из Александрийского округа для обсуждения необходимости избрания и рукоположения нового истинно-православного архиерея для епископии. Тайное собрание, на котором присутствовало всё иосифлянское духовенство города, постановило избрать о.Григория Селецкого. Правда, о.Николай Виноградов, желая оставаться в рамках легальности, отказывался иметь тайного епископа, но архим.Варсонофий в сентябре 1930 вновь приезжал в Зиновьевск, настаивая на кандидатуре о.Григория. Осуществить хиротонию не удалось из-за массовых арестов в январе 1931.[50]
15 января в Зиновьевском окр. были арестованы 16 священнослужителей, тринадцать из них прошли по делу Истинно-Православной Церкви на Украине. Параллельно было сфабриковано второе дело «Зиновьевской военно-офицерской контрреволюционной организации», которая якобы существовала с 1924 во главе с полковником А.С.Карпенко. Уже с момента возникновения организации в ней будто бы состоял о.Михаил Романовский, который весной 1927 привлёк в неё ещё шестерых священнослужителей — о.Симеона Ковалёва, о.Николая Виноградова, о.Василия Соколова, о.Павла Дашкеева, о.Платона Купчевского и о.Иоанна Любавского. Таким образом, по поручению Карпенко была создана церковная антисоветская ячейка. Впоследствии она разделилась на сергиан и иосифлян. Уже одно это свидетельствует о невозможности её существования и деятельности в рамках «военно-офицерской организации» до января 1931, как пыталось доказать ОГПУ. Всего по второму делу в округе был арестован 81 человек.[51]
Не менее сильным, чем в Зиновьевском, было иосифлянское движение в другом округе епархии — Александрийском. В Александрии благочинным служил родственник о.Николая Пискановского, прот.Антоний Котович. В марте 1928 его жена Нина Феофиловна привезла к Еп.Алексию (Бую) в Воронеж ходатайство о принятии александрийских приходов. О.Антоний публично заявил в Покровской церкви, где служил, о выходе из подчинения экзарху Украины митр.Михаилу (Ермакову). Вскоре о.Антоний был уволен из храма и от должности благочинного. Подавляющая часть приходов благочиния последовала за ним: в сёлах Пустельниково, Головковка, Звенигородок, Марто-Ивановка, Ивановка, Березовка, Новая Прага, Недогарок, Красная Каменка, Войновка, Счастливое, Куколовка и Новостародуб. Сергианскими остались только Покровская церковь в Александрии и храм с.Протопоповка, а затем и протопоповский приход присоединился к иосифлянам. Правда, в самом городе истинно-православного храма не было, и священники — о.Иоанн Швачко, о.Антоний Котович, о.Никифор Брюховицкий — служили на квартирах.[52]
После ареста Еп.Алексия (Буя) о.Антоний Котович установил контакты с еп. Серпуховским Максимом (Жижиленко), но вскоре сам был арестован. Поводом для ареста была изъятая при обыске у Глинского благочинного о.Симеона Рябова антисергианская литература, присланная ему о.Антонием. После тюремного заключения о.Антоний был выслан в Енисейск и во второй половине І930-х расстрелян.[53] На должности иосифлянского благочинного его сменил настоятель церкви с.Красная Каменка о.Иларион Генкин, помощником благочинного стал священник храма с.Войновка о.Никита Ольшанский. В июне 1929 о.Иларион с Ингулецким благочинным о.Николаем Фоменко ездил в Ленинград и был принят Архиеп.Димитрием в его ведение. Владык Алексия (Буя) и Димитрия (Любимова) александрийские иосифляне поминали вплоть до 1931. Практически жизнью благочиния во многом руководил архим.Варсонофий (Юрченко), служивший в нём в середине 1920-х.
В Александрийском округе не было иосифлянских монастырей, но существовали сестричества. А в 1929 настоятель церкви с.Березовка иеромон.Аверкий (Орленко) попытался организовать с частью своих прихожан тайный скит в Сибири. Правда, эта попытка не удалась, и он вернулся обратно.
В 1930 о.Иларион Генкин находился под следствием по обвинению в «агитации против снятия колоколов». 16 января 1931 было арестовано семь александрийских священников: Г.Р.Бублик, о.Иларион Генкин, о.Никита Ольшанский, И.С.Жушман, о.Иоанн Швачко, Д.А.Оратовский, Ф.В.Белинский, диакон и три мирянина, в том числе Н.Ф.Котович. Все они прошли по делу Истинно-Православной Церкви на Украине.[54]
Относительно Одесской епархии пока известно немного. В самой Одессе иосифлянской была «Ботаническая» церковь, в которой служил прот.Александр Введенский. В Ананьеве в окормлении у Архиеп.Димитрия находился о.Венедикт Корольчук, который в 1929 со своей общиной перешёл к Еп.Павлу (Кратирову). В церкви с.Мутыхи Шевченковского района служил иеромон.Фаддей (Тарасенко), общину ИПХ в с.Матьясы возглавляли иеромонахи Гудаил и Досифей, летом 1930 приезжавший в Херсон к местным антисергианам.
Известно также, что в конце 1927-1931 действовала тайная церковь в с.Бельведеры Новоархангельского района. Иосифлянским благочинным в Одессе был священник Орлов.[55]
Первомайский округ на севере Николаевской епархии находился под влиянием архим.Варсонофия (Юрченко), который в 1926, перед высылкой в Харьков, служил там благочинным. В Первомайске с ним поддерживал отношения диакон Пётр Чернобыль, неоднократно приезжавший в Харьков. Диак.Пётр был арестован 16 января 1931 вместе с александрийскими иосифлянами и по делу Истинно-Православной Церкви на Украине приговорён к 3 годам концлагеря. Кроме того, в с.Ольшанка Первомайского района жил бывший афонский монах Алексий. Он поминал только Митр.Петра и в сентябре 1929 привозил в Зиновьевск о.Платону Купчевскому воззвания с анафемой митрополитам Сергию и Михаилу (Ермакову), якобы (по данным следствия) доставленные из Греции от настоятеля русского монастыря на св.горе Афон.[56]
Существовавшее же на остальной части Николаевской и в Херсонской епархии антисергианское движение, строго говоря, нельзя назвать иосифлянским. Возникло оно в конце 1927—1928 и было в значительной степени вызвано смещением митр.Сергием архиеп. Херсонского Прокопия (Титова) с занимаемой им кафедры. Вл.Прокопий после ареста в 1925 находился в Соловецком лагере (до ноября 1928), а затем в Тобольской ссылке. В октябре 1927 временно управляющим Херсонской и Николаевской епархиями вместо него был назначен архиеп. Одесский Анатолий (Грисюк). Акт вызвал недовольство у многих священнослужителей епархии, особенно не согласных с текстом Декларации 1927. Осенью же 1928 семнадцать украинских архиереев (находящихся под следствием или в заключении) были лишены своих кафедр указом митр.Сергия и его Синода. Подобная акция вызвала усиление антисергианских настроений на Украине. Не случайно многие приходы там стали иосифлянскими именно осенью 1928. Даже экзарх Украины митр.Михаил (Ермаков) в беседе с николаевским прот.Григорием Синицким назвал этот указ «грубой ошибкой».[57]
В сентябре 1928 был смещён со своей кафедры и Архиеп.Прокопий (Титов), а Херсонская и Николаевская епархии присоединялись к Одесской. Авторитетный в Николаеве прот.Григорий Синицкий 1 октября отделился от архиеп.Анатолия (Грисюка) и митр.Сергия. В 1922 — начале 1923 он единственный в городе вёл открытую активную борьбу с обновленцами. О.Григорий ушёл из Скорбященской «Новокупеческой» церкви и стал служить на квартирах. За ним последовали диакон Николаевской церкви Иоанн Павловский и много мирян. Вскоре о.Григорий был запрещён в священнослужении. В 1929 он ездил к Еп.Дамаскину в Стародуб, переписывался с Архиеп.Прокопием, который хотя и выпустил послание, осуждавшее Декларацию, не отделился от митр.Сергия и не одобрял этого шага о.Григория.* Вл.Прокопий сообщил в Николаев, что до августа 1930 он состоял в переписке с Патриаршим Местоблюстителем Митр.Петром.[58]
* Это утверждение автор ничем не подтвержает (ред.)
О.Григорий Синицкий поддерживал отношения и с иосифлянами Зиновьевска и Харькова (в частности с о.Григорием Селецким). От них он получил воззвание «Церковь в пустыне», копию которого отправил в Херсон. Однако когда Архиеп.Димитрий прислал ему письмо с предложением перейти в его ведение, о.Григорий отказался. Община о.Григория Синицкого существовала до января 1931. Один из её членов, С.Ф.Воробьёв, был обвинён в том, что 2 декабря 1930 руководил забастовкой на заводе № 61 и призывал рабочих к расправе с коммунистами. Сам о.Григорий, по показаниям свидетелей, молился о Николае II и на собраниях общины говорил: «Чем ночь темнее, тем ярче звёзды, чем глубже скорбь, тем ближе Бог, мы накануне последних времён антихриста».[59]
С о.Григорием Синицким поддерживал отношения настоятель церкви с.Пересадовка Николаевского окр. о.Илия Таковила, также поминавший лишь Архиеп.Прокопия (Титова) и Митр.Петра. 15 января 1931 в Николаеве были арестованы 11 человек, дело на пятерых из них выделено в отдельное производство, а остальные шестеро обвиняемых, в том числе о.Григорий Синицкий, о.Иоанн Павловский, С.Ф.Воробьёв, прошли по коллективному делу Истинно-Православной Церкви на Украине.[60]
Похожая ситуация существовала в Херсоне. Там часть духовенства ещё раньше, сразу же после назначения архиеп.Анатолия (Грисюка) временно управляющим епархией, отделилась от него и митр.Сергия. Когда архиеп.Анатолий 26 октября 1927 впервые приехал в Херсон, благочинный прот.Иоанн Скадовский, протодиак.Михаил Захаров, священник Димитрий Мирошкун и иеромон.Афанасий его не признали. В беседе с Владыкой они отвергли его права на управление Херсонскую и Николаевскую епархии как неканонические. Архиеп.Анатолий несколько месяцев ждал обещанных письменных объяснений, но не дождался и запретил «бунтовщиков» в священнослужении в пределах епархии. О.Иоанн Скадовский и о.Михаил Захаров были изгнаны из кафедрального собора и стали служить на квартирах. Они пытались добиться у властей выделения им церкви как «особому независимому течению», но получили отказ.[61]
Община о.Иоанна Скадовского в Херсоне насчитывала около ста человек, он выезжал служить в окрестные сёла. Антисергианские настроения получили распространение в Херсонском, Голопристанском и Цюрупинском районах, среди большинства монахинь Успенского в Алешках и Благовещенского монастырей. К 1928 эти обители были уже закрыты и их насельницы проживали в разных сёлах округа, прежде всего в с.Арнаутки и с.Алешки. Так, мон.Мария (Ходанович) из Арнауток жила в Херсоне, монахини Ипполита (Барковская) и Филарета, а также мон.Анна (Кулида) и мон.Митродора (Кобылкина) — в с.Малые Копани. Настоятелем церкви с.Малые Копани служил отделившийся от митр.Сергия о.Димитрий Мирошкун. В 1930 о.Димитрий был арестован и приговорён к высшей мере наказания. Храм был передан сергианам, и монахини перестали в него ходить. Известно также, что к январю 1931 настоятелем храма в с.Архангельское Херсонского окр. был иосифлянский священник о.Константин Пароконев, ранее служивший в Зиновьевском окр.[62]
О.Иоанн Скадовский постоянно общался с Архиеп.Прокопием и прот.Григорием Синицким, который был его духовником. О.Иоанн ездил на свидания с Владыкой в лагерь в 1926 и 1928, а его жена Екатерина ездила к месту ссылки архиепископа в Обдорск в конце 1928 и 1930. В конце 1930 на обратном пути около Тобольска она была арестована и в Херсон не вернулась. Протодиак.Михаил Захаров, в свою очередь, переписывался с Архиеп.Прокопием, игум.Варсонофием (Юрченко) и епископами Дамаскином и Нектарием. О.Иоанн Скадовский оставался в подчинении Вл.Прокопию и отказывался признать Архиеп.Димитрия. Следует отметить, что в общине о.Иоанна Скадовского были и отдельные иоанниты, например П.П.Письменный. Херсонское управление ОГПУ с октября 1929 осуществляло слежку за местными антисергианами, но аресты прошли только 15 января 1931 — в Херсоне и в сёлах Арнаутки и Малые Копаны. Семь человек из задержанных — о.Иоанн Скадовский, о.Михаил Захаров, монахини Мария (Ходанович), Анна (Кулида), Митродора (Кобылкина) и миряне К.Я.Кулида, Д.Г.Клименко — прошли по делу Истинно-Православной Церкви на Украине.[63]
Это дело было сфабриковано ГПУ УССР в январе-июне 1931. В качестве обвиняемых было привлечено 140 иосифлян: два епископа, 52 священника, 19 монашествующих, семь диаконов и псаломщиков, 60 мирян. В обвинительном заключении утверждалось, что «контрреволюционная организация церковников “Истинно-православная церковь” была широко разветвлена и охватывала своими филиалами весь Советский Союз», в том числе Украину. В республике якобы существовала жёстко организованная сеть групп и ячеек ИПЦ, непосредственно управляемая Ленинградским и Московским центрами. Эта сеть, по версии ГПУ, состояла из трёх филиалов: Харьковского во главе с Еп.Павлом (Кратировым), Днепропетровского, руководимого Еп.Иоасафом (Поповым), и Одесского, возглавляемого о.Григорием Селецким и игум.Варсонофием (Юрченко). В первый филиал входило одиннадцать групп: Харьковская, Сумская, Сталинская, Киевская, Дебальцевская, Кадиевская, Мариупольская, Попаснянская, Бердянская, Славянская, Краснолучинская; во второй филиал — три: Новомосковская, Криворожская, Ладыжинская; в третий филиал — пять: Полтавская, Зиновьевская, Александрийская, Николаевская и Херсонская. Они, в свою очередь, состояли из ячеек: «каждая группа и ячейка имели своих непосредственных руководителей из особо доверенных и надёжных лиц, связанных с руководителями филиалов... Благодаря постоянным связям центров с филиалами, было обеспечено систематическое руководство контрреволюционной деятельностью периферийных ответвлений контрреволюционной организации».[64] Как видно из сказанного выше, иосифляне в разных населённых пунктах Украины зачастую не только не поддерживали «постоянную связь», но и находились в напряжённых отношениях.
Постановлением Особого совещания при КОГПУ от 14 декабря 1931 53 человека были приговорены к 3 годам концлагеря, 58 — к высылке в Северный край на 3 года, пять — к лишению права проживания в 12 населённых пунктах с прикреплением к определённому месту жительства на 3 года, и десять были освобождены из-под стражи. Постановлением Коллегии ОГПУ от 2 января 1932 Еп.Павел (Кратиров), о.Василий Подгорный и о.Григорий Селецкий были приговорены к 10 годам концлагеря, а Еп.Иоасаф (Попов), игум.Варсонофий (Юрченко), игум.Евстратий (Грумков), архим.Макарий (Величко), А.И.Краснокутский, о.Николай Толмачев, о.Феодор Павлов, о.Димитрий Иванов, о.Борис Квасницкий, С.П.Лабинский и о.Иоанн Скадовский — к 5 годам концлагеря.[65]
Репрессии 1931 не смогли полностью уничтожить иосифлянскую активность на Украине. После закрытия всех храмов истинно-православных в Киеве тайные службы совершались в пригородном посёлке Ирпень, где на даче Е.Д.Бабенко продолжала существовать женская монашеская община. Известно, что 5 октября 1932 из Киева к «буевцам» в с.Углянец под Воронежем приехали 25 иосифлянских монахинь, но уже через несколько недель и там начались аресты. Монашеская община в Ирпени прекратила существование только после арестов в июле 1937. Один из семи обвиняемых по этому делу был расстрелян, а 4 сентября 1937 остальные шесть приговорены к 8-10 годам лагерей. Они были отправлены под Магадан в лагерь Молга. Елене Бабенко удалось отправить об этом телеграмму бывшим инокиням Покровского монастыря, тайно жившим в Киеве.[66]
В середине 1930-х, после почти пятилетнего пребывания в заключении, был освобождён ставший инвалидом игум.Варсонофий (Юрченко). Он вернулся в Харьков и вновь начал совершать тайные службы на квартирах. О.Варсонофий ездил окормлять свою паству в разные города Украины, Белоруссии, Кубани. Во время одной из таких поездок в 1936 в Одессе он был арестован и отправлен в колымские лагеря.[67]
13 июля 1935 в Киеве были арестованы три иосифлянских священнослужителя: иеромон.Каленик (Хоменко), священники о.Димитрий Шпаковский и о.Игнатий Шпаков. Каждый из них окормлял тайную общину истинно-православных мирян. При аресте о.Димитрия Шпаковского было найдено послание Еп.Дамаскина, грамота о награждении им о.Димитрия золотым наперсным крестом. Ещё в 1930 о.Димитрий Шпаковский перешёл под окормление Еп.Павла (Кратирова), после его ареста пытался связаться с находящимся в заключении Архиеп.Димитрием, а с 1934 наладил общение с Еп.Дамаскиным, который в это время окончательно присоединился к иосифлянам и даже возглавил несколько приходов в России и на Украине. Владыка назначил о.Димитрия Шпаковского киевским благочинным, хотя фактически его полномочия были шире. Так, в 1934 о.Димитрий назначил приехавшего из Ленинграда иосифлянского иеромонаха Варсонофия (Юшкова) настоятелем церкви с.Болотня Могилев-Подольского округа. В сентябре 1934 Еп.Дамаскин был арестован в Херсоне и сослан в Северный край. Оттуда он отправил о.Димитрию послание от 23 июня 1935 о необходимости окончательного перехода священников ИПЦ на нелегальное положение. Это послание было обнаружено на одном из обысков и приобщено к делу. Все, кто был арестован в июле 1935, 19 ноября были приговорены к 3 годам ссылки в Северный край.[68]
6 июля 1933 был освобождён из Белбалтлага о.Евгений Лукьянов, вернулся в Киев и устроился работать печником. Он четыре года вёл активную нелегальную церковную деятельность, окормляя бывших членов общины о.Анатолия Жураковского, тайно служил на квартирах, на Соломенском кладбище, ежегодно совершал панихиды по архим.Спиридону (Кислякову), отпел иосифлянина Александра Косткевича в апреле 1937.
О.Евгений переписывался с бывшими в ссылке о.Анатолием Жураковским и о.Андреем Бойчуком. Он по-прежнему резко негативно относился к митр.Сергию, «так как Сергий... в контакте с большевиками стремится уничтожить православную веру». О.Евгений Лукьянов был арестован 12 июня 1937. Постановлением Тройки Киевского областного управления НКВД УССР от 9 октября 1937 он был приговорён к высшей мере наказания и 16 октября расстрелян. Уже после ареста о.Евгения на квартире его жены Софьи Лукиничны продолжались тайные собрания и службы иосифлян.[69]
В начале июня 1939 возвратился в Киев из ссылки о.Андрей Бойчук. В столице Украины жить ему было запрещено, и о.Андрей с 15 июня до 9 декабря 1939 работал в Белой Церкви, сначала сторожем больницы, а затем весовщиком птицекомбината. В этот период к нему приезжали из Киева иосифляне мон.Каленик (Хоменко) и У.Квасницкий. В декабре 1939 о.Андрей оставил работу и переехал в Днепропетровск, где прожил полтора года на нелегальном положении. Ночевал он на квартирах у монахинь Наталии, Феодоры, бывшей певчей Покровской церкви Фени и других, отправлял требы на киевских кладбищах. О.Андрей поддерживал отношения со схимон.Еразмом (Прокопенко) и бывшим псаломщиком Преображенской церкви, преподавателем математики и физики на медицинских курсах Красного Креста Алексеем Глаголевым, который ранее был духовным сыном о.Анатолия Жураковского. О.Андрей Бойчук неоднократно совершал тайные службы на квартире Алексея Глаголева, который и сам хотел принять священнический сан. В 1940 он посетил проживавшего в Киеве престарелого схиархп.Антония (Абашидзе) и просил рукоположить его во священника, но Владыка отказался. О.Андрей Бойчук был арестован незадолго до начала войны, 7 мая 1941. Обвинительное заключение было составлено 25 июня, а 7 июля 1941 постановлением НКВД и прокурора УССР он был приговорён к высшей мере наказания и в тот же день расстрелян.[70]
Некоторые украинские иосифляне всё же уцелели к началу Великой Отечественной войны. Так, бывший харьковский прот.Николай Загоровский, отбывший пятилетний срок заключения на Соловках, в 1941 жил в Обояни Курской области. После взятия города немцами он возвратился в Харьков, где совершал богослужения в собственном доме. В 1943 о.Николай оставил город вместе с отступавшими германскими войсками и скончался на границе с Польшей, в Перемышле. Таким образом, иосифлянство на Украине прослеживается до 1940-х.
Патриархи четырех старейших Церквей мира и Предстоятель автокефальной Церкви Кипра призвали Русскую Православную Церковь придерживаться своей канонической территории.
6/19 августа 2014 г. Праздник Преображения Господня торжественно прошел в Свято-Троицком храме в Астории (США, РПЦЗ). Богослужение возглавил настоятель храма - протоиерей Всеволод Дутиков, ему сослужил протоиерей Виктор Добров.
По окончании Божественной Литургии в храме были освящены плоды - виноград, яблоки и другие фрукты, которые принесли прихожане.
Церковные песнопения нынешнего дня убеждают нас, братие, в том, что Господь явил свое чудное преображение с тою именно целью, чтобы убедить своих последователей, как могут и они сами, украсив свой внутренний облик добродетелью, просиять некогда и внешнею духовною красотой.
