АКТУАЛЬНЫЕ НОВОСТИ

Митрополит Антоний: Вторая Неделя Великого Поста (Память Святителя Григория, Архиепископа Фессалоникийского, чудотворца)

Митрополит Антоний: Вера римского сотникаПрошлое воскресенье называется Неделей Торжества Православия и мы уже говорили о великом откровении, сделанном Спасителем людям через Нафанаила. Внешней причиной установления Праздника Торжества Православия было изгнание царем Михаилом еретиков иконоборцев, и мы празднуем победу над еретиками, которых истина "боязливыми бежателями сотвори".

Печать E-mail

Митрополит Филарет: Неделя 2-я Великого Поста: Св. Григорий Палама

Проповеди митрополита Филарета (Вознесенского)Неделя 2-я Великого Поста: Св. Григорий Палама


СЛОВО СВТ. ФИЛАРЕТА (ВОЗНЕСЕНСКОГО)

По церковному уставу, во второй воскресный день Великого Поста, Православная Церковь, помимо празднования воскресного дня, еще вспоминает одного из великих иерархов и проповедников чистого Православия, Святителя Григория Паламу, который был архиепископом города Солуни или иначе Фессалоник.

Святитель Григорий принадлежал к числу тех великих благовестников христианской истины, у которых дело с жизнью не расходилось, и поэтому, помимо тех богословских сокровищ знания, которые он оставил в изобилии, как наследство для Православной Церкви, он привлекал к себе души человеческие своею святою и подвижническою жизнью и, таким образом, его духовное воздействие было двойным: он учил и своим словом и самою жизнью своею.

Ему приходилось бороться с еретиками, которые искажали истину православия самыми различными способами.

Был один вопрос, чисто богословский, из-за которого у него была долгая борьба с исказителями истины. Когда Господь Иисус Христос преобразился на горе Фавор и просиял там, как солнце — по их утверждениям, этот чудесный свет, был обычным светом, какой мы постоянно видим в солнце и других источниках света — светом обычного порядка.

Святитель Григорий Палама, возражая на это, учил, что это был совсем иного порядка свет, ибо он указывал на слова апостольские "Бог есть Свет и нет в Нем никакой тьмы". А символ веры наш, как вы знаете, говоря о Сыне Божием, о Господе Иисусе Христе и Его воплощении на земле, гласит, что Он есть "Свет от Света, Бог истинный от Бога истинного". А о нашем обычном свете Библия говорит, что он не присущ Богу, как вечное свойство самой Его Природы, а сотворен Им во времени: "и сказал Бог, да будет свет — и стал свет" (Быт. 1:3). В конце концов, эта чисто православная точка зрения восторжествовала и противники святителя были посрамлены.

В наше время теперь часто говорят, что это "отвлеченно-богословская тема". Может быть, конечно, для наших теперешних современников это и так, потому что их обыкновенно интересуют совсем другие вопросы, а что касается истин бытия Божественного, истин духовного порядка, относящихся к тому, что невидимо и что вечно, это к сожалению теперь мало кого интересует.

Сейчас вообще, братие, когда мы наблюдаем окружающую жизнь, то мы видим, какие сбивчивые, какие неправильные представления об истине христианской наблюдаются у теперешних людей, у многих из тех, кто именует себя и может искренно считает себя верными чадами Православной Церкви. А в действительности, как приходится часто наблюдать, об православии, об основных истинах православия, они имеют самые сбивчивые и неясные понятия, а часто и вообще никаких не имеют.

Чтобы убедиться в этом в наше время, достаточно, например, задать православным христианам такой вопрос: назовите три главных догмата нашей православной веры (это — догматы Святой Троицы, воплощения Сына Божия и искупления). Многие ли смогут это сделать? А к сожалению, сейчас мы слышим и видим, как люди мало церковные и мало сведущие в истинах веры берутся рассуждать и о богословии и о церковной жизни, о том, как должна жить Церковь, и как нужно Церковью управлять; причем, говорят это они чрезвычайно самоуверенно, и чем меньше они в этом деле понимают, тем больше у них самоуверенности…

Справедливо было сказано несколько времени тому назад в одном православном органе печати, что в последние годы вдруг все себя возомнили знающими все — знающими и православную веру и богословские истины и все, что касается церковной жизни, и администрирования и т. д. Решили, что они все знают и все понимают и могут всех учить и наставлять. Потому то так много сейчас путаницы, неразберихи, и несогласий, внутри церковной ограды. Люди сами не знают и того, что они говорят. Эти слова не мне принадлежат; еще святой Апостол Павел говорил о том, что люди хотят быть учителями, но не понимают того о чем они говорят и не понимают как следует даже и того, что сами они говорят.

А когда звучит голос истины, то ему мало внимают.

Когда жил святитель Григорий Палама, было время иное. Это теперь людям кажется, что тот вопрос из-за которого он боролся с еретиками, был "отвлеченно богословский" вопрос; а тогда, все что относилось к истине Православия, живо интересовало людей — оно было близко их душе и сердцу, поэтому для них это не были отвлеченные споры. А теперь все это, к сожалению, далеко от сознания и сердца наших современников, поэтому они и считают что это какие-то оторванные от жизни теоретические положения, а никак не что-то такое, что может душу человека наполнить, заинтересовать и освятить. Но будем с вами помнить, что только Церковь Христова есть столп и утверждение истины, что только Господь Иисус Христос есть источник чистого, истинного учения. Он Сам о Себе сказал: "Я есмь путь и истина и жизнь". Он есть сама воплощенная истина. Только Пилат и ему подобные не умели и не умеют по своему равнодушию эту истину увидать, а тот, у кого очи открыты, чтобы видеть и уши отверсты, чтобы слышать, знает и чувствует душою своею, что действительно истина — это Христос. И потому-то, христианин должен всегда, когда он встречается с каким-либо учением, всегда проверить его истиною Христовою. То, что нас приводит ко Христу, истинно и благословенно, а то что нас отводит от Христа и от православия, есть только гибельный обман, в какие бы привлекательные виды ни облекался этот обман, и как бы красиво о нем ни говорилось. Еще раз повторяю: помните, все, что отводит нас от Христа Спасителя, от Его учения и чистой православной церковности, все это только заблуждение и гибель. Поэтому раз и навсегда скажи себе, душа христианская, "Не принимаю никакого учения, кроме Христова, и не знаю никакого другого учителя, кроме Христа Спасителя, — не знаю и знать не хочу…" Аминь. 

Св. мощи свт. Григория Паламы в Салониках (Греция)

Печать E-mail

Протоиерей Лев Лебедев: Мысли о богословии

Мысли о богословии

Что есть богословие? Дар Божий. Особая способность рассуждения о Божественных истинах, верного их восприятия и непогрешительного выражения. Кто такие основоположники богословия: апостолы, святые отцы и учители Церкви? Это не просто образованные, умные люди; это святые люди. И даже не просто святые, а особым образом богопросвещенные люди, Промыслом Божиим нарочито воздвигнутые в церковной истории для правильного изъяснения истин, содержащихся в Священном Писании и Предании Церкви, для утверждения правой веры в самых разных сторонах церковной жизни, не только в области умозрительных представлений.
 
Почему это так? Потому, что после грехопадения вся природа человеческая, в том числе – ум человека, оказалась глубоко помраченной грехом. Крещение дает благодатную возможность возрождения во Христе, очищения ума, но превратить эту возможность в действительность зависит от свободных усилий самого человека, от его духовного подвига борьбы с грехом и устроения своей души во образ Христов. Жизнь показывает, что такой подвиг есть дело очень трудное и в наиболее цельном и сильном виде может осуществляться в условиях иночества, монашества. Все святые отцы и учители Церкви древности – это, как правило, монахи. Вот почему для русских православных людей в древности, да и теперь, живым родником истинного богословия всегда было, есть и будет только то богословие, которое приемлется и исповедуется в недрах православного духоносного монашества, в тех его представителях, что не по внешности только монахи, но действительно подвизаются об очищении ума своего и сердца по правилам православной аскезы в духе «Добротолюбия», «Лествицы» и других подвижнических руководств. «Чистии сердцем Бога узрят». «Богослов тот, кто молиться умеет», – говорит преп. Серафим Саровский. Но даже в подлинно подвижнической монашеской среде богословом может быть не всякий, а лишь имеющий на то особый Божий дар и благословение опытных старцев. Но даже и таковой не гарантирован от ошибок по причине общечеловеческой ограниченности и неполной очищенности ума; даже святые Отцы и учители Церкви не во всем были точны, не всегда согласны в суждениях.
Есть в Церкви и другого рода богословие – школьное. Школьный богослов – учитель, преподающий своим ученикам то, что было сказано святыми отцами и учителями Церкви, труды которых он добросовестно изучил. Для чего он это преподает? Очевидно для того, чтобы его ученики могли то же самое потом преподавать другим своим ученикам или нести эти знания в народ в своей пастырско-проповеднической деятельности. Тогда все это верней было бы определить как церковную педагогику, обучительство, преподавательство. Это тоже дар Божий, но уже другой, не такой, какой получают те, кто имеет дерзновение впервые формулировать духовные истины, которые для Церкви нуждаются в особых формулировках.
Есть, наконец, и третий род богословия – опытного в широком смысле, как результат богообщения всего церковного народа. Каждый крещеный православный человек имеет способность в меру личных возможностей углубляться в познание Бога и божественных истин. Но Церковь при этом сразу же ставит человека перед необходимостью определенной аскезы ума. Только то понимание вещей может считаться допустимым, которое согласуется с соборным разумом Церкви, как он выражает себя в трудах апостолов, святых отцов и учителей, догматах и правилах общепризнанных соборов и других всецерковно одобренных учительных сочинений. Всякая же мысль, противоречащая тому, что искони содержалось в соборном разуме Церкви, должна быть человеком оставлена, как неверная. Не каждый следит за аскезой ума своего и потому «опытное» богословие в мирском смысле – это, в сущности, тоже Божий дар верного восприятия мира и истины. Весь исторический опыт русского православия свидетельствует, что когда верные чада Церкви, на путях правильного духовно-молитвенного сближения с Богом, прозревают в те или иные божественные предметы, то это их личное прозрение оказывается в точности соответствующим тому, что искони содержится в церковном учении. Такое широкое, опытное богословие народа смиренно, молчаливо, не претендует на учительство, редко выражает себя в словах и проявляется обычно лишь в периоды расколов, ересей и других церковных шатаний и нестроений. И хотя почти всегда личное восприятие человека открывает какие-то новые грани известных истин, но это лишь углубление и развитие того, что содержится Церковью, а не произвольное придумывание чего-то нового и небывалого. Вот почему и поныне в православном народе не утрачена способность отличать верное учительство тех, кто учит людей с амвонов, от учительства неверного, неправильного. Вот почему в православии хранителем веры признается не духовенство только, но весь православный народ. Вот почему Церковь возлагает на совесть каждого отдельного своего члена определение своего отношения к учительству того или иного священного лица, и дает право любому верующему выйти из послушания епископу, даже прежде соборного осуждения этого епископа, если он в своем учительстве проповедует ересь «осужденную святыми соборами, или отцами» (Константиноп. Двукратнаго 861 г. правило 15. Сравн. III Вселенского Собора правило 3).
Таким образом, в общем можно определить богословие как «ум Христов» (1 Кор. 2,16), сообщаемый Духом Святым Церкви в лице ее достойных представителей и как способность каждого члена Церкви пpиoбщаться этому уму в меру личных возможностей, стараясь хранить полученное ведение бережно и неискаженно, чтобы не выпасть из «ума Христова». Образно говоря, православное богословие нисходит «сверху», просвещая Церковь светом Христовой Истины. Основой метода такого богословия является созерцание истин в Боге, в Духе Святом, прямое и непосредственное вѝдениe сущности вещей, связанное с Божиим озарением ума человеческого.
Но вот в XVIII ст. у нас на Руси (а на Украине еще раньше, в XVII ст.) появляется так называемое «научное» богословие как заимствованное с Запада. Сначала оно успешно перенимает методику католической и протестантской схоластики, потом столь же успешно начинает ее преодолевать на путях сближения с современной секулярной наукой, «университетской наукой», объявляя это возвратом к патристике. Но средневековая схоластика – это не что иное, как попытка доказывать вероучительные истины с помощью языческих наук – философа Платона и Аристотеля, главным образом. Поэтому, когда современное научное богословие в праведном гневе отвергает схоластику, противопоставляя ей принципы исследовательской методики современных наук, оно не замечает, что под флагом «возврата к патристике», возвращается на самом деле именно к схоластике, только на новом уровне – уровне современной секулярной научности… При этом новоявленная схоластика частенько объявляет «схоластическим» в богословии как раз то, что является в подлинном смысле патристическим, о чем скажем ниже. А пока отметим одно в высшей степени важное обстоятельство.
Новое «научное богословие» вдохновлялось и вдохновляется тем же пафосом научного творчества, что и секулярное естествознание и гуманитарные науки. Этот пафос возгревается лживой, обманной «верой в человеческй разум», то есть гордостную претензию неочищенного ума на право быть мерилом истины и безнаказанно вторгаться в любые области бытия. Не случайно поэтому «научное богословие» появляется в истории одновременно с бурным развитием секулярных наук и развивается параллельно с ними. Может быть, потому и для того, чтобы показать ошибочность и опасность этих наук? Ничуть не бывало! Напротив, чтобы этими науками «обогатить» богословие… Но что же заложено в основе методологии, и методики современных секулярных наук? Принципиальная обезбоженность при подходе к событийным цепям и причинно-следственным связям в любых явлениях и процессах. Из этих цепей и связей заведомо и сознательно исключается Божие присутствие, Божие воздействие на них, зависимость этих процессов от чего-либо сверхъестественного, потустороннего, духовного. И это воспринимается как парадигма науки, признак научности, один из обязательных критериев научности. Руководствуясь такой методикой науки, уже докатились до явного и чудовищного абсурда атомной бомбы, угрозы экологической катастрофы, распада и кризиса духовно-нравственной жизни человечества, распада и кризиса культуры. «По плодам их узнаете их».
И вот с такой-то наукой сближается ныне наше академическое богоcлoвиe как с чем-то его обогащающим, содействующим его прогрессу. И что же получается? Получается, что богословие превращается в одну из человеческих «наук», такую же, как теоретическая физика, история или философия. Такое богословие уже не совпадает ни с опытным, ни с преподавательским, ни со святоотеческим богословием, о которых говорилось выше. Оно становится чем-то совсем другим, «научным». И научным для него является уже не то, чему научает Дух Святый, а то, чему сам человек научается в процессе своего «творческого поиска». Такое богословие – уже не «ум Христов», а ум человеческий, и исходит не «сверху», а «снизу». И основой его метода сказывается уже не созерцание, не Божие суждение, а субъективно-человеческое аналитическое изучение вопроса в духе методики секулярных наук. Современный ученый богослов – это уже не святой и даже не обязательно подвижник; это – интеллектуал, о коем обычно говорят: «Умный, образованный человек»… Более того, иной нынешний богослов сторонится истинного подвижника, как заведомого «ретрограда». А подвижник бежит от иного богослова, как от искушения…
Новоявленное «научное богословие», чтобы ему было где развернуться в своих дерзаниях и поисках, отвоевывает себе в удел почти все области церковной жизни, кроме догматов веры (хотя уже суемудрствуют и в области догматики). В глазах такого богословия целостности Церкви уже не существует, церковная жизнь рассекается и разделяется на отдельные, почти не связанные части (каноника, литургика, символика, церковное искусство), исследуя которые, богословская наука обнаруживает в них взаимодействие исторических, в сущности, случайных «факторов», «тенденций», «закономерностей внешнего порядка», «напластования» чисто человеческих узаконений, продиктованных требованиями и условиями той или иной эпохи. И оказывается, что ничего боговдохновенного, духовно-таинственного, вечного во всем этом почти и нет, а в основном – только человеческое, историческое… Это похоже на то, когда анатом, рассекая человеческое тело, не обнаруживает в нем никакой бессмертной души… Боговдохновенное нам милостиво позволяют видеть только в Священном Писании и догматах, да и то с бесчисленными и бесконечными «научно-богословскими» уточнениями, оговорками, поправками. Речь идет конечно, не о всех современных богословах, не о всех сочинениях, а только об определенной тенденции современного богословия, всем хорошо известной.
Выразители этой тенденции ныне столь же милостиво разрешают оставить в церковном Уставе, в веками сложившейся символике, в канонах только то, что, по их мнению, соответствует современным обстоятельствам, рационально-полезно в новых условиях для «адекватного свидетельства Христовой истины в изменившемся мире». Все остальное, как отжившее, устаревшее, предлагается оставить и заменить чем-то новым. Ход рассуждений «научного богословия», при этом, примерно таков: древняя Церковь говорила миpy на понятном для него тогда языке слов, образов, символов, ограждала церковную жизнь канонами, которые тогда имели значение в конкретно- исторической обстановке; почему же теперь в неизменности сохранять и консервировать всю эту древность, когда мир изменился, мир этого «языка» уже не понимает и для него, следовательно, нужно изменить и «язык» Церкви, и канонический строй, чтобы слово Христовой истины стало понятным и действенным в этом современном изменившемся миpе: это вытекает из самой сущности и назначения церковного апостольства (и следуют многие примеры из жизни апостолов и святых Отцов). По этому поводу необходимо сказать следующее.
1. Духовно-историческая ситуация времен апостолов или великих каппадокийцев отличается от современной не просто кое-чем, а радикально и принципиально. Если тогда мир еще не был оглашен словом Христовой истины, а языческие науки и искусства еще не оторваны от духовных корней, от верного даже в язычестве чувствования высшего, божественного происхождения вещей, то ныне мир, будучи давно оглашен Евангелием, уже отступил от него, приняв Христа, зная Его, добровольно отрекается от Него. Мирские науки теперь уже потеряли всякое представление о духовной и божественной основе вещей. Для такого миpa Тело Христово – Церковь, одетая в современные одежды, будет так же глубоко чужда и непонятна, как и в ризах древних облачений, хуже того — в нынешних одеждах только смех вызовет.
2. Действительно, «язык» Церкви, ризы ее образности и символики, ее каноническое ограждение формировались в эпоху определенной исторической культуры, но из этой культуры водительством Святого Духа были выбраны те элементы, которые соответствуют вечной и неизменной сущности Церкви, и потому сами стали вечными и неизменными. Ибо сотворивший внутреннее, духовное, сотворил и внешнее. Заглянем в Откровение Иоанна Богослова, и увидим, что Сидящий на небесном престоле, грядущий в конце времен судить живых и мертвых, облечен не в сюртук и не в джинсы, а в подир – длинное одеяние древних первосвященников и царей, увидим, что в небесном храме служение и предметы в точности соответствуют литургической символике византийского и русского православного богослужения. Следовательно, хотя в образно-символическом строе церковной жизни могут оказываться элементы исторически случайного, произвольного, чисто человеческого (и Церковь всегда умела это видеть и отличать), но, в общем и целом, в первооснове своей, каноны церковной литургики и символики боговдохновенны и вечны. И иначе в Церкви, которая есть Тело Христово и быть не может, если вдуматься! То же самое следует сказать и о канонических правилах Церкви: и те из них, которые имели значение только для определенных конкретных обстоятельств времени, и те, которые были рассчитаны на века, равно явились результатом не человеческого только, но Богочеловеческого делания («изволися Духу Святому и нам»), что тоже укоренено в Богочеловеческой природе Церкви.
3. Следовательно, в своей внутренней жизни, регулируемой святыми канонами, в своем богослужении и символике Православная Церковь должна остаться неизменной до Второго славного пришествия Христова. Если что и нужно здесь исправлять, так это порчу, которая была привнесена в последние три столетия, особенно в области иконописи и пения, в области жизни и мышления духовенства и верующих. Что же касается свидетельства внешнему миpy, то пусть оно осуществляется современными пастырями и богословами в проповедях и сочинениях самым адекватным образом, на современном языке, в понятных миру выражениях, которые, в частности смогли бы разъяснить и показать глубину духовно-таинственного смысла литургики, символики и каноники Церкви.
В противном же случае у современного научного богословия, особенно когда оно становится источником практических рекомендаций и советов, получается тот же результат, что и у секулярных наук – разложение и распад жизни, в данном случае – жизни церковной. Так что пришла пора во всеуслышание поставить вопрос об экологической защите церковной среды от разрушительного действия псевдобогословской псевдонауки, о сохранении древнерусских церковных устоев и традиций как живых корней, призванных питать и формировать современное церковное сознаниe. Важное значение в пагубных тенденциях богословия имеет так называемый исторический подход к изучению Церкви. К тому, что уже было сказано по этому поводу, нужно добавить еще кое-что. Историзма вообще не были чужды отцы и учители Церкви. Но в истории для них важнейшим было обнаружение внутреннего во внешнем, духовно-таинственного в явно видимом. Божественного в человеческом. Вопрос о том, как произошло то или иное, был важен постольку, поскольку помогал увидеть премудрость Божия Промысла в событии, выяснить, что оно означает в духовно-таинственном плане. Но историзм современного «научного богословия», унаследованный от «университетской науки», все чаще как бы переворачивает дело с ног на голову, и ответом на вопрос, как произошло, пытается подменить ответ на вопрос, что означает. Более того, устремленность к раскрытию внутреннего, прикровенного духовно- таинственного смысла вещей, образно символическое восприятие и толкование литургии объявляется иногда «схоластическим» подходом, хотя это подход именно патристический. Если говорить не о дурном мистицизме новомодных или доморощенных суемудрых мистиков, а о здоровом мистико-символическом мышлении Церкви, то оно свойственно Ареопагитикам, Василию Великому, Григopию Богослову, Иоанну Златоусту, Максиму Исповеднику, Патриарху Герману, Иоанну Дамаскину, Феодору Студиту, Симеону Солунскому и множеству других отцов; оно свойственно всей древнерусской иконописи, храмоздательству (даже – градостроительству), всему вообще мировосприятию Русской Православной Церкви на протяжении ее 1000-летнего бытия. Такой символизм является реальным и историческим по своему характеру и всегда умел отличать человечески случайное, от непреложно-божественного. Некоторые же современные литургисты рассуждают так: если можно выяснить, как исторически произошло введение в церковный обиход того или иного элемента (а это нередко происходило внешне случайно), то значит ничего мистического, священного и божественного в этом нет… Откуда такая неспособность видеть божественное в человеческом, промыслительное в случайном? Прежде всего, от порочной, обезбоженной методики исследовательского процесса.
Современное научное богословие как система образования и воспитания оказалась построенной не на отечественном, святорусском фундаменте, а на фундаменте западных форм и систем, как об этом говорят и сами современные богословы. Но вот парадокс: они это признают, даже скорбят об этом, но в то же время утверждают, что перенятие западных образцов систематического образования было неизбежностью, поскольку на Руси с X-го по XVII-й век вообще не было никакого систематического образования. Это большое заблуждение, происшедшее оттого, что наши маститые историки прошлого и нынешнего века считали образованием только такое, какое получили сами в гимназиях и университетах, училищах и академиях. То есть в учебных заведениях, построенных по западным образцам. Таких в древней Руси, действительно не было, но это не значит, что там не было вообще систематического образования. Оно на Руси было – и начальное, и среднее, и высшее. Только имело свои, русские, национальные формы и системы обучения. Начальное образование было почти всеобщим, особенно в городах и потому оставило о себе более всего упоминаний в источниках. Среднее – обеспечивало подготовку кандидатов в священство, причетников, служилых людей определенных рангов, мастеров-строителей и т.д. Высшее образование получали бояре и дьяки приказов, занимающиеся важными государственными делами, особенно посольского – дети князей, великих князей, царей, инженеры, градостроители, зодчие, а также все, кто имел Божие призвание и личное желание получить достаточно разностороннее образование. Центрами обучения были частные дома грамотных людей, приходы, монастыри, епископии, воеводства, приказы, княжеские и велико-княжеские дворы. Среднее и высшее образование не было стационарным и рассчитанным на анонимное обязательное количество учащихся. Оно осуществлялось персонально по отношению или к тем, кто по долгу службы или по положению обязан был его получить, или для тех, кто имел особое призвание к наукам. Древнерусский «университет» мог создаваться для одного, или нескольких учеников и распадаться после их обучения. В курс обучения входили как обязательные специальные дисциплины, так и добровольно избираемые. Учителями могли быть и свои специалисты, и иностранцы. Что же касается собственно богословского систематического образования, то оно имело на Руси достаточно мощную книжную базу из сочинений отцов и учителей Церкви, позднейших византийских и русских писателей, книги по всемирной истории, отечественные летописи, иногда включало в себя изучение античных авторов и языков, особенно греческого. Но ядром его, начиная еще с уровня начального обучения, являлся круг богослужебных книг: учительные Евангелия, Псалтири, Часословы, Минеи, Триоди, Октоихи. Они служили не просто пособиями, они при этом изъяснялись по толкованиям отцов и учителей Церкви. А в наших богослужебных книгах, в канонах, стихирах, тропарях и т.п. такая глубина всех пунктов догматического, нравственного, апологетического богословия, такая экзегетика, словесность, поэтика, что всего этого с лихвой достаточно для всех уровней образования. Древнерусское богословское систематическое образование представляло собой удивительно живую, гибкую систему, приспособленную к реальным конкретным запросам, и в наиболее оптимальной мере способствовало тому, что его получали те, кто действительно имел дар Божий к занятиям богословием.
Жалобы святителя Геннадия Новгородского и других деятелей Церкви на скудость образованных людей, решения Стоглавого Собора об учреждении особых стационарных школ свидетельствуют не об отсутствии систематического образования вообще, а о его недостаточности сравнительно с требованиями времени. А такая недостаточность может возникать в разные (любые) эпохи. У нас теперь тоже немало батюшек, которые «едва бредут по Псалтири».
Хотя в отдельные периоды в древней Руси до XVII в. могло и не хватать образованных людей, что бывает в любом обществе в любые эпохи, но, в общем и целом, русское национальное образование вполне обеспечивало нужды Церкви, общества и государства. Ибо на Руси с X-го по XVII-й век была создана и успешно развивалась поистине великая православная культура, культура дивных икон, изумительных по смысловому образно-символическому устройству храмов и монастырей, культура отличных переводчиков, строителей и зодчих, культура мощной государственности, премудрых книг: летописания, богословия Илариона Киевского, Кирилла Туровского, Нила Сорского, Макария, митрополита Московского, святителя Филиппа, Патpиapxa Никона. Чтобы вся эта прекрасная, духоносная всемирно-исторического значения культура могла быть создана при отсутствии систематического образования разных уровней – такая мысль просто невероятна! Это все равно, что утверждать, что все это возникло по мановению волшебной палочки…
Беда началась тогда, когда в XVIII веке свою исторически сложившуюся национальную систему образования насильственно оттеснили, разрушили и заменили западной, европейской системой.
Поэтому теперь, когда так много говорят о путях русского богословия и, кажется, ищут верного для него пути, ответ напрашивается сам собою. Не нужно уходить слишком далеко в путь веков и покидать при этом собственную родину. Нужно обращаться к тому богословию, которое искони было свойственно Русской Церкви. А это значит, что нужно сохранять святое православие во всей его целостности (а не только в области вероучительных истин); оно засвидетельствовано большой кровью мучеников и воинов, павших в боях за отечество и веру православную в надежде, что мы, их потомки, по крайней мере не разорим того, что они защищали ценой своей жизни. Это значит, что богословами должны становиться подлинные подвижники благочестия, способные стяжать необходимые дары Святого Духа для верного восприятия жизни, Церкви, истории. Это значит, что должна быть в корне пересмотрена вся система преподавания и устройства духовных школ, куда можно внести многое из древнерусской системы обучения. Должна быть изменена методика исследований, чтобы она не мешала, а помогала видеть Божественное в тварном, умея их и различать. Нужно, наконец, чтобы богословствовал в нашей Церкви не лжеименный душевный и плотской человеческий рассудок, претендующий на право вторгаться в любые области знаний без всякого особого Божия просвещения, а смиренный, очищаемый подвигом духовный разум, почерпающий ведение и видение вещей от Духа Святого, чтобы наши богословы могли сказать о себе вместе с апостолом Павлом: «И мы имеем ум Христов» (I Кор. 2,16).
 
 Протоиерей Лев ЛЕБЕДЕВ

24 марта, 1987г.

Печать E-mail

Память новосвященномученика Михаила Лисицына 22 февраля/ 7 марта

Иерей Лисицын Михаил Михайлович, 1862 года рождения - священник Усть-Лабинской войсковой казачьей Свято-Никольской церкви (разрушена в 1935 году). Церковь располагалась в центре существующего городского парка (на пересечении улиц Свободной и Красной (Ленина). Служил в Свято-Никольском храме с 1912 по 1918 гг.
Образование получил в Рязанской духовной семинарии в 1883 году. Рукоположен во священника в 1885 году. С 1885 по 1895 гг. служил в храмах Рязанской губернии. В этом же году определен в Крестовоздвиженский храм станицы Кисловодской, Ставропольской губернии.
Прибыл в станицу Усть-Лабинскую из станицы Кисловодской по резолюции Преосвященнейшего Агафадора архиепископа Ставропольского и Екатеринодарского для священнического служения в Николаевской церкви 25 июня 1912 года. Проживал с семьей в доме по нынешней улице Островского 99, (в этом здании размещается в настоящее время СОШ №35).
Супруга Михаила Михайловича – Евдокия Ивановна - уроженка Рязанской губернии, 27 февраля 1865 года рождения, умерла в 1959 году.
В священническом служении о. Михаила в Свято-Никольском храме ему помогали церковный староста Покровский Гавриил (по сведениям его дочери Покровской Марии Гавриловны похоронен на Пулковском кладбище г. Ленинграда в 1979 году) и регент церковного хора Стефан Иосифович Волик.
Усть-Лабинский Свято-Никольский храм славился великолепным певческим хором (клавиры песнопений до сих пор сохранились в семье Волик). Певчих хора Свято-Никольского храма приглашали в Кубанский войсковой певческий хор, созданный в 1901 году (г. Екатеринодар).
При храме действовала церковно-приходская школа.
Священник Михаил Лисицын помимо службы преподавал в 1-м Высшем одно классном министерском станичном училище, пользовался большим авторитетом и всеобщим уважением у станичников и казачества. Считалось хорошей приметой у него венчаться и крестить ребенка – счастливыми будут.
В храме служили и другие священники - о. Иоанн (Сальский), о. Алексей (Богданов) - благочинный 12 – го Усть-Лабинского округа. С ними служил псаломщик Иван Алексеевич Струков.
В феврале 1918 года в ст. Усть-Лабинскую прибыли красногвардейцы из соседнего с. Николаевского, чтобы учинить расправу над священниками и изъять церковные ценности. Ни у кого из местных большевиков, лично знавших о. Михаила, рука не поднялась на уважаемого в станице человека и священника. Его предупредили об опасности, предлагали спастись бегством или спрятаться, но он мужественно отказался и остался ожидать своих мучителей дома.…Перед убийством ему накинули на шею веревочную петлю, водили по станице, глумились и били его так, что под конец он уже сам умолял поскорее с ним покончить. Его мучили 3 дня - с пятницы по воскресенье, отрубили пальцы правой руки, чтобы он не смог совершать крестное знамение. Требовали отречься от православной веры, отдать церковную утварь из Свято-Никольского храма. 22 февраля его расстреляли на Войсковой площади, в 100 метрах от Свято-Никольского храма (у чугунных ворот сегодняшнего педучилища), один из красноармейцев сразу сошел с ума. « Священномученику Михаилу Лисицыну было 56 лет, на его теле было более 10 ран, голова изрублена в куски. Тело для устрашения населения запретили убирать. Супруга о. Михаила выкупила тело у большевиков за 600 рублей…» (газета «Православный Голос Кубани № 6 за 1996 год» и ПГК № 2 за 2004 год). Похоронили о. Михаила тайно, ночью.
О мученической смерти священника Михаила Лисицына я, Дмитренко Татьяна Ивановна (редактор районного радио), узнала из рассказов старожилов г. Усть-Лабинска, собирая материал по истории православия Усть-Лабинского района. В 2002 году в передачах районного радио я рассказала эту историю и спросила, не помнит ли кто места захоронения о. Михаила Лисицына.
Откликнулся его правнук – внук Серафимы Михайловны - Лисицын Геннадий Анатольевич, 1946 года рождения, проживает в г. Краснодаре. Он показал и описал место захоронения о. Михаила на территории городского парка, у восточной стены бывшего летнего кинотеатра «Буревестник». В период 1918 по 1925 гг. на этой территории располагалось церковное кладбище.
Внучка священника Михаила Лисицына – Нерсесова Тамара Акимовна, проживающая в настоящее время в г. Ростове - на Дону, написала мне, Савенко Сергею Михайловичу. О том, что ей рассказывала ее мама, Вера Михайловна Лисицына: «дедушку (священника Михаила Лисицына) сначала (в 1918 году) хоронили на станичном кладбище, а прихожане Свято-Никольского храма просили его перезахоронить к церковному кладбищу, где он служил. Бабушка не хотела, но ее уговорили. Она рассказывала мне, что через девять месяцев дедушка сохранился, будто его вчера похоронили. Не надо было этого делать, могилка бы первого захоронения была.
Свидетельство места последнего захоронения священномученика Михаила Лисицына, которое показал и описал его правнук Лисицын Геннадий Анатольевич со слов бабушки Серафимы Михайловны, подтвердил это ныне покойный Михаил Стефанович Волик -1912 года рождения (г. Усть-Лабинск, ул. Школьная 96). Имеется аудиозапись его воспоминаний.
Сведения о расправе над священником Михаилом Лисицыным предположительно находятся в архиве Ставропольской епархии.

Кроме того часть Доклада Особой комиссии при главнокомандующим вооруженными силами на Юге России А.И Деникина, опубликована в литературно-историческом журнале «Родная Кубань» № 4 за 1998 год, в материале П. Макаренко под названием «Прости нас, Господи!».
У священника Михаила Лисицына было четверо детей: сын – Василий Михайлович, родился 5 августа 1891 года, в будущем военный инженер, участвовал в героической обороне Брестской крепости в июне-июле 1941 года, где и погиб. Имя его увековечено на памятнике защитникам обороны крепости. Дочь – Наталья Михайловна, рож. 19 августа 1887 года, в 1916 году учительница одно классной Министерской станичной школы, впоследствии библиотекарь Усть-Лабинского педучилища. Дочь – Серафима Михайловна (17.01.1899 – 25.06. 1990), окончила в 1916 году Ставропольское епархиальное женское училище, работала бухгалтером в районном отделе образования ст. Усть-Лабинской, являлась председателем ревизионной комиссии в церковном совете Свято-Сергиевского храма г. Усть-Лабинска.
Дочери Наталья и Серафима похоронены на кладбище в г. Усть-Лабинске, по ул. Островского, по-видимому, под другими фамилиями.
Дочь - Вера Михайловна (23.09.1902 – 25.11.1971), в 1914-1916 гг. училась в гимназии в Ставропольском крае вместе с Серафимой. Работала учительницей в городах Шахты и Ростове-на - Дону. Ее дочь - Нерсесова Тамара Акимовна живет в г. Ростове-на-Дону, ей уже больше 80 лет. Она выслала нам семейную фотографию Лисицыных примерно 1900 года, где сфотографированы Михаил Михайлович Лисицын, его супруга Евдокия Ивановна, дочь Наталья и сын Василий, по-видимому, на крыльце дома в г. Кисловодске.
Двоюродный брат о. Михаила (Лисицына) – академик И.П. Павлов - лауреат Нобелевской премии по физиологии и медицине (1904 г.). Он приезжал в г. Кисловодск на отдых и лечение и гостил у священника Михаила Лисицына. Отец Ивана Петровича Павлова - Петр Дмитриевич служил настоятелем одного из лучших храмов города Рязани.

О разрушении Свято-Никольского храма в 1935 году рассказала жительница города Усть-Лабинска Носова Елена Дмитриевна 1922 года рождения: «Когда сбросили большой колокол с высокой звонницы, содрогнулась земля. За всем этим наблюдали учащиеся агропедагогического техникума и многочисленные жители близлежащих к храму домов. Многие плакали, ведь уничтожали первый храм станицы Усть-Лабинской, основанный казаками - переселенцами в далеком 1794 году. Один старик с палочкой тогда сказал такие слова: «Святое гнездо разорили, но Бог есть.
Меня уже не будет на свете, но Бог заставит их восстановить разрушенный храм».
21 мая 2010 года на месте мученической кончины иерея Михаила Лисицына, у входа в педагогический колледж, в 100 метрах от разрушенного Свято-Никольского храма, состоялось освящение памятной доски. К месту освящения множество жителей города шли крестным ходом. В торжественном Богослужении приняли участие два правнука: Николай Спивак и Геннадий Лисицын.
Автор публикации Савенко С.М.

 

 

Источник.

Печать E-mail

Письмо архиепископа Нафанаила (Львова) молодому человеку о Фрейде

Письмо молодому человеку о Фрейде

Дорогой Федя!

Хочется мне подробнее побеседовать с тобой на тему, о которой мы с тобой говорили в последний мой приезд. Ты рассказал мне о теории, явно основанной на учении Фрейда, о том, что психологической подосновой для монахов, идущих в монастырь, и для моряков, идущих в дальнее плавание и обрекающих таким образом себя на жизнь среди мужчин, без женщин, является подсознательный (или сознательный) гомосексуализм.

Я смутно слышал об этой теории раньше, но думал, что теории Фрейда отошли на второй план после того, как и Адлер и К. Юнг так всесторонне опровергали ее. К. Юнг давно уже упрекал Фрейда в том, что тот все богатейшее разнообразие человеческой психики сводит к сексуальным мотивам. Но и К. Юнг в качестве ключевых стимулов для человеческих действий выдвигал почти исключительно отрицательные мотивы: властолюбие, корысть и т.п.

С нашей христианской точки зрения на то и другое надо возражать одинаково. И то, и другое — бесовская клевета на человека. Диавол по-гречески и значит клеветник. Он все время клевещет на людей. Он знает в них только то, что сам в них посеял, т.е. злое, и не хочет видеть добро, которое вложил в них Господь.

Самой примитивной и распространенной формой такой клеветы на мотивы человеческих действий являются утверждения Маркса и Ленина о том, что религиозные, государственные и общественные движения были инспирируемы стремлениями к наживе и жаждой власти. Эти утверждения постоянно повторяются коммунистами. «Бога выдумали попы и генералы, чтобы держать в повиновении рабочих и крестьян и выжимать из них доходы.»

По существу теории Фрейда и Юнга являются тоже клеветой.

Только совсем не зная христианского монашества, можно утверждать, что в монахи шли активные или потенциальные гомосексуалисты.

У многих монахов всегда были половые искушения. Но они неизменно были гетеросексуальны. Вспомни искушения преподобного Антония, столь популярные в литературе. Прочти основные жития подвижников-монахов. Все это говорит о гетеросексуальной природе монашеских искушений. Да, у преп. Феодора Студита есть указания на опасность гомосексуальных искушений, но именно из-за отсутствия женщин, как на вторичные искушения.

Свои гетеросексуальные искушения монахи побеждали любовью к Богу, а не гомосексуализмом. От описания их жизней веет чистотой, а не грязью педерастии.

История говорит нам, что в до-монгольский период русский народ (как и древнегерманский) не знали педерастии совершенно. В Россию это пришло только с татарами. Да, за последнее время, перед революцией, во время упадка религии и нравственности во всем мире, были срывы, как гомосексуальные, так и гетеросексуальные, особенно в Южной России.

Коммунисты, захватив монастыри, с удовольствием зарегистрировали все это. Но в северных монастырях: в Соловецкой обители, в Белозерской, в вологодских монастырях, при всех их стараниях они не смогли отыскать никаких свидетельств о монашеском разврате.

И при этом надо отметить, что гомосексуализм существовал в монастырях совсем не потому, что кандидаты в монахи приходили в монастыри с гомосексуальными целями, а потому, что гомосексуализм распространялся главным образом заражением. Наличные гомосексуалисты привлекали к своему пороку новых адептов, которые не стали бы гомосексуалистами, если бы их не «обучили» этому.

В значительной степени то же можно сказать и о моряках. В моряки шли по самым разнообразным причинам: по семейной традиции, по интересу к заокеанским странам, по стремлению именно на этой нелегкой службе послужить своему государю. Ты сейчас не можешь и представить, как велика была преданность государю в России до нашей революции и во Франции до революции.

Да, среди моряков из-за отсутствия женщин в течение длительных сроков плавания на парусных судах бывали случаи гомосексуализма. Но это были исключения. В портах, куда приходили корабли, процветала женская проституция, а не мужская.

А была и высокая моральная чистота среди моряков. Жаль, что ты мало читаешь по-русски. А то я достал бы тебе повести К. Станюкевича, где приводятся разговоры моряков и их письма своим женам. Сколько в них любви и чистоты. Уже в советское время вышли биографии Лисянского и Лазарева. Там тоже приведены их письма. Из этих писем явно видно, как верны они были своим супругам. Не только гомосексуализма, но и малейшей неверности их женам в отношении других женщин, нельзя тут заподозрить.

Это наше время из-за упада религии и морали многие сексуально взбесились и не представляют себе возможности жизни без постоянного удовлетворения сексуальных порывов. Об этом за две тысячи лет предсказывал наш Господь, говоря:«Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на земле?» и еще: «Из-за умножения беззакония во многих охладеет любовь.» Времена же, когда религия была более влиятельной, знали мощную сублимацию, т.е. подъем телесных позывов на высокие ступени творческих и духовных устремлений.

Самым вредными последствиями фрейдизма и психоанализа является уничтожение им идеи греха, сознания человеком своей вины перед Богом.

В своем письме к англичанке г-же Н. от 9 апреля 1935 года Фрейд пишет о ее сыне гомосексуалисте: «Что касается пользы, которую психоанализ может принести вашему сыну, то, если он несчастен, раздираем конфликтами, затруднен в отношениях с другими людьми, психоанализ может дать ему гармонию, душевное спокойствие, полную эффективность, независимо от того, останется ли он гомосексуалистом или нет.» То есть, психоанализом будут устранены в этом юноше нравственно здоровые, но мучительные чувства вины, а с этим исчезнет в нем и желание избавиться от своего порока.

В том же письме Фрейд пишет: «В гомосексуализме нет ничего постыдного, он не порок и не унижение, невозможно его рассматривать и как болезнь, мы его считаем разновидностью сексуальной функции….» Между тем, по нашему христианскому учению гомосексуализм — тяжелый грех, который по учению святых отцов, приравнивается убийству.

Проблемы греха нельзя понять без веры в Бога. При отсутствии же веры в Бога — греха нет. Это еще Достоевский отметил: «Если Бога нет, то все позволено.»

Фрейд, как сознательный и законченный атеист, конечно, не мог понять проблемы греха. В своем письме к еврейской организации «Бнай Брит» Фрейд пишет: «Я всегда был неверующим и был воспитан без религии.» Но он на таком заявлении не останавливается. В письме к Л. Бинсвангеру он злобно и высокомерно замечает: «Для религии у меня найдено место, после того, как натолкнулся на категорию Коллективного Невроза.»

Клеветать на религию и хулить её сейчас может всякий, но этот презрительный диагноз Фрейда легко опровергается тем, что поколения верующих людей как раз менее всего страдали от невроза, а с умножением неверия процент невропатологических явлений умножился безмерно.

Но я еще не ответил на вопрос: что же такое грех?

Грех есть нарушение заповеди Божией. Когда человек любит и уважает другого человека, он охотно исполняет просьбы того, кого любит. Если же он не исполняет просьбы любимого человека, которую может исполнить, то это значит, что он самовлюбленный эгоист. Такова в существе своем и природа вины человека перед Богом, природа греха.

Свои заветы Господь прежде всего начертал в человеческой совести. Вот почему тот английский юноша, о котором Фрейд писал его матери, мучился сознанием своей вины. Едва ли он был церковным христианином, даже протестантом, но совесть в нем была.

Об этом естественно-моральном законе, заключающемся в совести, пишет ап. Павел: «Когда язычники, не имеющие закона, по природе законное делают, то не имея закона, они сами себе закон. Они показывают, что дело закона у них написано в сердцах, о чем свидетельствует совесть их и мысли их, то обвиняющие, то оправдывающие одна другую» (Рим. 2:14).

Вот от этого-то, Богом написанного в человеческих сердцах закона и берётся Фрейд «освободить» человека, — освободить его от совести. Преступление это много хуже убийства. Недаром известный аргентинский государственно-общественный деятель Вальдивия, в своей статье «Генерал Перон,» ставит вредность влияния фрейдизма на одну доску с влиянием марксизма. В. Вальдивия пишет: «Либеральные круги, придя к власти в 1955 году, не только устранили из университетов все национально мыслящие элементы, но и форсировали образование широких кадров марксистов и фрейдистов, с искусственным отсутствием всяких запретов в жизни. Отсюда идет организация терроризма.»

Причин и поводов для греха много, но особенно распространенной, особенно сильной причиной является сексуальность. При извращении человеческой природы первородным грехом ни в какую другую область зло не проникло так глубоко, как в эту — родовую, вероятно, потому, что это одно из самых мощных чувств в человеке.

Насколько это чувство мощно, можно наблюдать на животном мире. Человек, учит преп. Антоний Великий, сроден камням по телу, животным по душе живой, и ангелам по духу. Паук жертвует жизнью для секса. Угорь и многие другие рыбы идут на невообразимые трудности для его осуществления. Почти все животные идут на большие трудности и жертвы для того же.

Не исключение из этого и человек. Но в то время, как другие животные, обладающие душой, но не духом, никаким повелением Божиим не ограничиваются в осуществлении своих инстинктов — человек, обладатель богоподобного духа, призывается Богом к самоограничению.

Господь требует от человека, чтобы он ограничивал свои животные инстинкты повиновением Его законам. Как родители требуют повиновения от своих детей для их же блага, так и Господь даёт Свои заповеди с той же целью. Вступив в общение с людьми, как их Родитель (на это указывает и молитва «Отче наш,» и слова пророка Исаии: «Еда забудет жена отроча свое, но Я не забуду тебя, глаголет Господь»), Господь дает им Свои повеления для их же блага. Сначала Господь начертал Свой закон в сердцах людей, потом на Синайской горе дарует им закон, начертанный на каменных скрижалях, и, наконец, Сын Божий проповедует Новый Завет, укрепляя их к добродетельной жизни Своей благодатью.

Искони люди нарушали заповеди Божии, но голос совести обличал их. У языческих народов повиновение Божиему закону, вложенному в их сердца, было неравномерным: у одних народов большее осуждение вызывало одно нарушение Божьего закона, у других — другое.

Гомосексуализм и кровосмешение равно осуждалось почти у всех народов, многоженство же в языческих народах почти нигде не осуждалось.

Но главное то, что принцип сознания своей вины, а значит и возможность покаяния и через покаяние примирения с Богом, всегда существовали.

Поэтому-то так велика вина фрейдизма перед людьми, что он лишает человеческие души этого спасительного пути, этого отсвета богоподобия: нежелания примириться со своим грехом, жажды возвращения утерянного богоподобия и тоски по нему, которые способны очистить и возродить человека.

Поэтому к Фрейду со всей строгостью относятся слова пророка Исаии: «Горе тем, которые зло называют добром, и добро злом, тьму почитают светом, и свет тьмою.»

Если бы целью жизни являлось приятное существование, без забот и угрызений совести, то фрейдизм можно было бы приветствовать, так как он освобождает сознание человека от чувства вины, от укоров совести и связанных с этим неприятностей. Английские издатели книг Фрейда, имеющихся у меня, так и называют его: «Ученый, провидец, освободитель.»

Но жизнь в этом случае превращается в бессмыслицу. Тогда правы те, кто говорят, что если я стану неспособным овладевать женщиной или пить коньяк, то пущу себе пулю в лоб.

Если верить по-христиански в то, что жизнь нам дана для того, чтобы приготовить душу для Царства Небесного, то фрейдизм надо признать вреднейшим из всех заблуждений человеческой мысли, так как он пытается уничтожить в человеке то единственное, чем душа очищается от греха — сознание своей вины перед Богом.

Хочу дополнительно еще написать Тебе о нескольких вопросах, которые, может быть, возникнут у Тебя в связи с моим первым письмом.

Я пишу там: «Если бы целью жизни являлось только приятное существование, то фрейдизм можно было бы только приветствовать… Но жизнь в этом случае превратилась бы в бессмыслицу.»

Ты вправе задать вопрос — а где же доказательство, что это не так, что жизнь не бессмыслица, что есть Бог и вечная жизнь? — Доказательств рациональных нет и быть не может. Божией воле было угодно, чтобы Его и всё, относящееся к духовному миру, мы постигали не рациональным актом знания, а верой, которая от знания отличается тем, что в ней участвуют все три стороны человеческого духа: разум, чувства и воля.

В рационалистических доказательствах всегда есть элемент принуждения: хочу я или не хочу, дважды два все равно будет четыре, и моя воля в установлении этой истины не участвует. А Господь Бог, Который любит нас, хочет, чтобы в познании Его мы участвовали бы своей свободной волей.

Поэтому Господь требует веры от человека. Если бы вера не зависела от нашей воли, её нельзя было бы требовать от человека, как моральное обязательство. Нельзя предъявлять человеку моральное требование знать математику или физику, так как эти знания не зависят от него. А вера зависит от человека.

Истины веры нельзя доказать, т.е. извне насильственно навязать человеку, как навязываются истины знания. Веру дает Бог, но при непременном участии человеческой воли. Если я хочу верить, Господь даст мне веру, но потребует от меня, чтобы я и жил по вере. А если я не буду жить по вере, то Бог отнимет её от меня. Именно из-за извращения воли, а совсем не из-за развития науки, так умножилось безверие теперь. Люди не захотели жить по вере, которая налагает известные ограничения.

И вот, чтобы быть свободным от всяких моральных ограничений, люди отрекаются от веры, и нет никаких внешних принудительных доказательств, чтобы заставить их восстановить свою веру, кроме одного: без веры нравственные требования исчезают, и жизнь становится бессмысленной.

С точки зрения рационалистов это еще не доказательство, а с духовной и моральной — это очень важное доказательство.

Перед человеком ставится вопрос: чего ты хочешь? — Осмысленного мира, в котором царствует Бог, любящий и премудрый, дающий тебе определенную жизненную задачу, выполняя которую ты можешь наследовать радостную вечность, или мир, не имеющий смысла, который рано или поздно кончится, и всё, что в нем совершалось, исчезнет бесследно, как достаточно живописно рисует в своих работах и сам Фрейд?

Здесь повторяется то же, что в древности сказал Господь евреям при их вступлении в землю обетованную: «Вот Я предлагаю вам благословение или проклятие. Благословение, если послушаетесь заповедей Господа Бога, или проклятие, если не послушаетесь этих заповедей.»

И если человек, желая быть «свободным» от заповедей Господних, избирает жизненную бессмыслицу и безнравственность, он сам, по собственной воле, подписывает себе вечное осуждение. Он продает веру и упование за чечевичную похлебку удовлетворения своих чувственных наслаждений.

А если он избирает путь веры, если он сильно, решительно и горячо захочет приобрести её, то Господь даст ему веру, потому что этого больше всего хочет Бог в отношении человека: «Веруй и спасен будешь.»

И если человек утвердится в вере, главное, если будет жить по вере, не оставит свою веру бесплодной, то откроются ему внутри его сознания обширные горизонты, укрепляющие веру.

Увидит он и чудеса. Я думаю, что каждый верующий в тот или иной момент своей жизни был свидетелем чудес. Чудеса общественные, тем более государственные или национальные сейчас очень редки. Чудеса же частные, явные людям с чутким сердцем, случаются постоянно.

Думаю, это потому, что частная душевная жизнь отдельных верующих людей меньше развращена, чем жизнь общественная. Да, конечно, все мы духовно ослабели, как будто не стало богатырей духа, но коренная испорченность меньше наблюдается в отдельных душах, чем в обществе или государстве. И еще потому, что чудесные явления, явные только частным лицам, менее доступны профанации, ныне неизбежно сопутствующей каждому общественному явлению.

Я помню пошлую свистопляску, которую подняла мировая пресса в годы перед последней войной, когда в Румынии Господь явился простому благочестивому пастуху, Петру Лупу, и послал его проповедовать покаяние, предупреждая, что если румынский народ не покается, его ожидают страшные бедствия.

Господь дал при этом Петру Лупу силу творить чудеса: исцелять больных и предвидеть будущее. Корреспонденты со всего мира набросились на этого бедного пастуха. Из Америки приехали кинорепортеры. Какая-то американская кинозвезда снялась с Петром Лупу в купальном костюме под аншлагом: «С человеком, только что видевшим Господа Бога.»

Такой безудержный разлив пошлости — мерзость в очах Божиих, и Бог не может являть чудеса обществу, культивирующему такую пошлость.

Вторую добавку хочу сделать к предыдущему письму об Эдиповом комплексе. С ним Фрейд связывает свои по большей части кощунственные толкования религии. Вернее, он связывает религию с преодолением Эдипова комплекса.

Его толкование может быть соблазнительным, потому что во всех монотеистических религиях, и в христианстве особенно, представление о Боге, как об Отце Небесном, очень важно. Но, конечно, это не потому, как уверяет Фрейд (в Х гл. статьи «Массовая психология и анализ человеческого «Я»), что человек сам сделал себе бога из своего предка, а потому, что Господь, любя Свое создание — человека, принял на Себя отцовство или, вернее, Свое отношение к людям уподобил отношению отца (и матери) к своим детям.

Вредность учения Фрейда особенно пагубна потому, что включает в себя элементы истины. Это — излюбленный прием сатаны. Ведь и первых людей он соблазнил обещанием «будете, как боги,» зная, что Господь сотворил людей для богоуподобления, для того, чтобы в бесконечном, несущем безграничную радость процессе богоуподобления они становились все более и более подобными Ему.

Но Фрейд не брезгует и более примитивной и пошлой клеветой. В VII главе статьи «Будущее одной иллюзии» он пишет: «Русская психика вознеслась до заключения, что грех явно необходим, чтобы испытать все блаженство милосердия Божия.» Это перефразировка известной шутки, придуманной остряками из высшего петербургского общества по поводу Распутина: «Не согрешишь — не покаешься, не покаешься — не спасешься.»

Никогда, ни в Церкви, ни в серьезной русской мысли не было такого представления. Фрейд претендует на добросовестность и беспристрастность, но тут его прорывает. Так хочется ему высказать свое презрение к русским, свою ненависть к их вере, что он идет на недостойный подлог.

Не брезгует он и другими «остротами» для того, чтобы высказать свою ненависть к христианству, например, помещая в IX главе той же статьи стихотворение: «Ангелам и воробьям Мы уступаем небеса.»

И, наконец, еще одной проблемы хочу коснуться.

Как верующий христианин должен относиться к Фрейду и к его работе? Должен ли он полностью и совершенно отвергнуть эту работу из-за того, что Фрейд воинствующий безбожник и проповедник атеизма?

Нет, совершенное отрицание фрейдизма по религиозным мотивам, как и всякое отрицание той или другой научной теории по этим мотивам неправильно и обычно приносит вред церковному делу, как это было с Галилеем, с дарвинизмом, с открытием неандертальца или питекантропуса. В научной области, как и в иных областях вне церковной деятельности человека, например, политической, торговой.

Господь предоставил людям свободу мысли, свободу действий. Церковь не догматизирует в этих областях, как она догматизирует в чисто религиозных и нравственных сферах.

Никогда и ни при каких обстоятельствах Церковь не согласится, что Бог не всеведущ, не всеправеден, или, что Иисус Христос грешил, как не согласится с оправданием или узаконением убийства, аборта, воровства, гомосексуализма, многоженства и прочего в этом роде.

Но Церковь не предписывает, как надо торговать, как надо научно работать или как строить государство. Церковь в этих внешних областях требует от своих чад, чтобы они в своих трудах были честны и справедливы.

То, что в теориях Фрейда правильно, можно и нужно признавать. Сейчас нельзя серьезно заниматься психологией и психиатрией, не зная фрейдизма. Некоторые факты им открытые надо признавать, но с выводами его, проповедующими атеизм, соглашаться нельзя, а главное — нельзя поддаваться его антихристианскому влиянию.

Это нелегко, но возможно.

Как относится трезвый, серьезный социолог-христианин к Марксу? Ведь, как нельзя быть психиатром, не зная Фрейда, так нельзя быть социологом, не зная Маркса. Очень многое из его установок нельзя не принимать, но с выводами его, вроде «религия — опиум народа,» нельзя соглашаться. А Фрейд ведь утверждает то же. В IX главе уже цитированной его статьи «Будущее одной иллюзии» он говорит: «У верующих веру отнять нельзя. Кто десятилетиями принимал снотворное, не может спать, если лишить его этого средства.»

С Марксом разобраться легче, так как многие его прогнозы оказались неправильными, и многие его выводы опровергнуты. В отношении Фрейда кое-что сделано в этом направлении Юнгом и Адлером. Но, конечно, в истории человеческой мысли и Маркс и Фрейд останутся навсегда, как остались Эпикур, Демокрит, Левкипий, Лукреций и другие атеистические философы древности.

И в их трудах были ценные элементы, повлиявшие на дальнейшее развитие философии, а вредные выводы их были опровергнуты.

Не в такой мере, как у Фрейда, но были неверные нехристианские выводы у психологов и психиатров середины XIX века. Для православной русской мысли их опроверг и обработал крупный православный мыслитель XIX века И. В. Киреевский. Он учился в Москве, в Берлине и в Мюнхене и получил самое широкое образование. Он очень интересовался проблемами психологии и психиатрии, как они стояли тогда.

Вместе с тем, он был глубочайше начитан в святых отцах. И многие утверждения психологии он подтверждал и развивал на основании учения святых отцов, а иные опровергал, основываясь, опять же, на утверждениях святых отцов.


Архиепископ НАФАНАИЛ (Львов)
1974 г.


Беседы о Священном Писании и о вере и Церкви, Т. 5. Издание Комитета русской православной молодежи заграницей. Нью-Йорк, 1995 г. C. 167-173. 

 
Германия 1980г.: Архиепископ Павел, Архиепископ Нафанаил (Львов) и Епископ Марк

Печать E-mail

Митрополит Агафангел: Слово о смерти (ВИДЕО)

Митрополит Агафангел: Мы созданы Богом свободными людьми (ВИДЕО)

Глава РПЦЗ: смерть всегда была загадкой для человека

Печать E-mail

Протоиерей Лев Лебедев: Паче всего учитесь подклонять выю под иго послушания соборному разуму Церкви

Паче всего учитесь подклонять выю под иго послушания соборному разуму Церкви


Публикуемое ниже открытое письмо (от 1996 года) приснопамятного протоиерея Льва Лебедева обращено к определенному (и в некоторых кругах, довольно известному) лицу в России. Однако, мысли и доводы о. Льва настолько актуальны и важны для каждого православного христианина, что личность адресата может отвлечь читателя от самого главного. Нам кажется, что сила слов о. Льва не столько в критике взглядов адресата, сколько в ясном и глубоком изложении учения и мировоззрения Церкви. Поэтому мы предлагаем это письмо протоиерея Льва в обращении к анонимному адресату. Заглавие дано нами. Редакция.



Дорогой N,

Получил Ваше письмо, где вы вновь просите мне дать отзыв на Вашу очередную статью. Вы и ранее присылали мне свои опубликованные работы: «О благовестии», «О слове — от церковно-славянского языка к великорусскому языку» с тою же просьбой. И я уже имел случай в личном письме к Вам засвидетельствовать, что основные идеи этих публикаций носят явно еретический, сектантский характер.

И вот Вы вновь сперва публикуете статью определенно сектантского (баптистско-пятидесятнического) содержания, а потом просите меня дать отзыв! Тем самым Вы вынудили меня отозваться на эти публикации открытым письмом, чтобы оно могло дойти до Ваших читателей, слушателей, учеников. Поскольку Ваши взгляды Вы решились публиковать широко и открыто, то было бы честно с Вашей стороны самому представить Вашим ученикам и мой ответ.

Не будь Вы в нашей Церкви, я не тратил бы сил на разбор Вашего учения. Но Вы заявляете себя верным сыном Русской (!) Православной (!) Церкви заграницей, публикуете факсимиле благословения митрополита Виталия [Устинова – ред.] на самую широкую миссионерскую деятельность и фотографию, где Вы сняты вместе с Первоиерархом и епископом Иларионом [нынешним Первоиерархом Русской Зарубежной Церкви – ред.]. И под этой вывеской или оболочкой проповедуете идеи совершенно чуждые (заведомо (!) чуждые) православию и наипаче — русскому.

Эти идеи следующие:

1. Все христиане, по апостолу, суть «царственное священство», а потому каждый мирянин призван учить и проповедовать Слово Божие в Церкви и в мире, а не только иерархия. Более того, каноническая иерархия, запрещавшая (особенно с IV в. по Р.Х.) проповедь мирянам, навредила делу Божию из своих кастовых, корыстных интересов, что явилось причиной многих бед в церковной жизни;

2. В Церкви за богослужением употребляется «мертвый», «непонятный» церковно-славянский язык, которым иерархия, желая быть кастой знающих Истину, скрыла от народа Слово Божие, и это такое великое несчастье, что оно явилось главной причиной революции 1917 года и всего последующего атеистического безобразия. Поэтому немедля нужно все богослужение совершать только на «живом, разговорном» современном русском языке (иначе пропадем!);

3. Христианин не может быть воином, участвовать в военных действиях, не может он быть и патриотом своего земного отечества, но только Отечества Небесного. «Истинный христианин — это пацифист до смерти и космополит…» — пишите Вы;

4. Христианин также не может давать никакую клятву и приносить присягу, в том числе — и воинскую. «По учению святых Иоанна Златоуста, Василия Великого, Григория Богослова и других великих учителей Православной Церкви — любая клятва абсолютно, категорически и в любом выражении навсегда запрещена Богом», — заявляете Вы, не делая в этом случае никаких ссылок (каковых в иных случаях непременно стараетесь делать)! И это не случайно, т.к. в этом заявлении Вы попросту говорите неправду. Вам хорошо известно, что по учению святых Отцов и по правилам Православной Церкви клятва и присяга, установленные законом (т.е. Государю, суду и в иных случаях), абсолютно, категорически и всегда благословляются и допускаются! Свидетельством сему — весь исторический опыт Русской Православной Церкви.

Но в том-то все и дело, что Вы находитесь вне этого опыта; Вы не только мыслите вне русской истории и Русской Церкви — Вы этот исторический опыт сознательно отрицаете и объявляете ошибочным, что и привело, по Вашему мнению, Россию и Русскую Церковь к катастрофе 1917 года…

Как могло случиться, что Вы, член Русской (!) Православной (!) Церкви, мыслите и живете душой вне всего исторического опыта этой Церкви? Как могло случиться, что самыми злободневными темами для Вашей миссионерской проповеди оказались перечисленные выше темы, которые являются классическим, набившим уже оскомину, набором излюбленных тем, с которым разного рода еретики древности (богомилы, альбигойцы) и сектанты последних времен (баптисты, пятидесятники) выступают против православия, и на который дано уже столько подробных опровержений, что вся эта «муть зеленая» может приниматься лишь людьми, потерявшими всякое представление о православии?!

В этом наборе у Вас, кажется, отсутствует только еще одна классическая тема — опровержение иконопочитания (и всей символики) Церкви как «идолопоклонства». Но вот в статье «О слове» Вас «прорывает» выражением в адрес церковной иерархии: «Отгородились толстыми дубовыми иконостасами и не знают, не видят, во тьме ходят, — что случилось, от чего Церковь и мир не отличаются друг от друга…» А одно из значений иконостаса как раз и состоит в том, чтобы символически означать отличие Бога от творения, мира Небесного от мира земного, Царства Божия (каковое начинается в Церкви земной) от мира сего… Значит Вы не понимаете и смысла церковной символики. Тогда, быть может, нападки на иконопочитание у Вас еще впереди?

Мне сказали, что Вы происходите из семьи, принадлежавшей к секте пятидесятников. Если это правда, то этим и объясняются Ваши заблуждения. Но тогда почему, перейдя в православие, Вы их сохраняете? Или зачем переходили в православие, не отказавшись от этих заблуждений?

Предположим, однако, что ваши заблуждения в указанных темах вполне искренни. Основание для такого предположения я нахожу в Ваших письмах и статьях, проникнутых стремлением к правде во всем! Это дает мне возможность говорить с Вами пока по-братски, стараясь побудить Вас к поиску правды в тех вопросах, в которых Вы заблуждаетесь. Вам дан от рождения очень сильный дар слова. Читая Ваши обличения современного духовенства, я сам еще и еще раз содрогнулся сердцем при виде явного несоответствия того, кем я, как священник, должен быть, и кем являюсь на самом деле!.. Спасибо Вам за это! Многое в Ваших сочинениях заслуживает признания и благодарности. Тем более обидно, что рядом с этим у Вас такие суждения и мысли, которые вызывают соседствуют скорбь за Вас, Ваших учеников и заслуживают решительное осуждения. Смешение правды и лжи, православия и ереси — самая опасная вещь для неискушенных, доверчивых душ. Надеюсь, Вы не хотите погибели? Если так — начнем говорить по существу каждой из указанных тем, насколько позволяет объем письма (а он весьма ограничен).


О благовестии мирян

Читая Вашу статью по этому поводу, поначалу думаешь, что Вы просто ломитесь в открытые двери. Ибо Вы не можете не знать, что изначала и даже до сего дня любой мирянин, а в нашей российской современности — любая верующая мама, бабушка, тетка, сестра (мужчины, увы, гораздо реже!) всегда несли проповедь о Христе, истины Слова и Закона Божия своим детям, внукам, племянникам, братьям, соседям, сослуживцам, знакомым… И это подлинное апостольство мирян как началось со дней земной жизни Христа, так по сей день и идет, не прекращаясь, и не прекратится до Второго Пришествия! И на такое апостольство не требуется никакого особого благословения; оно естественно, т.к. это — потребность души каждого подлинно верующего человека. В этом — одно из проявлений всеобщего священства верных (другое в том, что основополагающее таинство Крещения в Православной Церкви, в определенных случаях может совершить любой мирянин, даже женщина!). Даже в храме за богослужением отдельным искусным в слове мирянам священник или епископ может благословить проповедь. И Вам, как Вы пишите, наш Первоиерарх и иные епископы благословляли проповедь в Церкви. Тогда из-за чего Вы копья ломаете? Что Вам не нравится?

А не нравится Вам то, что каноническая иерархия Церкви обязана надзирать за проповедью, так, чтобы учительство всех, в том числе и мирян, соответствовало православному учению. Прежде всего такая задача возлагается на епископа: он — первый учитель Церкви в том смысле, что и сам обязан постоянно учить, и обязан наблюдать за учительством священников и мирян, дабы не проникали в Церковь заблуждения и ереси. Насколько важно блюсти чистоту православного учения видно из того, что в случае, если сам епископ начнет отступать от него и проповедовать ересь, то и священники, и миряне обязаны выйти из послушания ему, даже прежде всякого соборного о нем определения (15-е правило Двукратного Собора). И в этом смысле хранителем веры в православии признается не только духовенство, но весь церковный народ в целом! Получается, что надзор обоюдный: епископы наблюдают за священниками и мирянами, а эти, в свою очередь, за епископами…

Почему это так? Поврежденный грехом ум человеческий способен ошибаться и заблуждаться. Если невольные ошибки в проповеди могут быть простительны, то сознательное уклонение в заблуждение — это уже порча Церкви и отпадение от Христа. Ошибаться могут все: и миряне, и священники, и епископы. Даже у святых Отцов и учителей Церкви бывали ошибки, даже святой апостол Петр ошибался кое в чем после Пятидесятницы, за что его упрекнул святой апостол Павел. На то и существует соборный разум Церкви, чтобы каждый мог сопоставить с ним свои собственные мысли по тем или иным богословским и церковным вопросам. Соборный разум — это совокупность Священного Писания и Священного Предания, всего святоотеческого учения, догматов и правил святых Соборов Церкви, творений признанных авторитетов всех времен, исконных общепризнанных традиций и обычаев Церкви (и отдельных Поместных Церквей). Поэтому, если православный епископ, как первый учитель и блюститель учительства видит, что кто-нибудь учит не тому, чему нужно, он обязан его вразумить, а если тот не слушается, то и запретить, или даже отлучить от Церкви.

Вот что Вам не нравится, потому что такой порядок не дает Вам возможности проповедовать многое из того, на чем Вы настаиваете!


О замене церковно-славянского языка русским

В частности, настаиваете Вы на том, что церковно-славянский язык должен быть упразднен, как непонятный, а заменен современным русским.

Не новая мысль. Все еретики и модернисты последних времен говорят то же самое. И на это уже было дано так много глубоких и точных опровержений, что мне нет нужды особенно стараться опровергать Вас. Но кое-что я все же скажу.

Вот пример современной речи: «…И вся Русь представляла странное зрелище; с котомками, с мешками, шли по всему миру, ища святости в людях и как следствие, потребовались святые места (хотя все и нужно было это), но не как подмена, но имея видимые святыни, “и того не оставлять” (Мф. 23, 23)…»

Вы можете мне перевести или истолковать, о чем здесь говорится? А ведь это выражение из статьи «О благовестии».

Или вот еще из Вашей статьи «А Я говорю вам… выражение: «Жития святых», как доказывают, были стилизованы под существующих правителей, их строй». Что это означает? Неграмотно употреблено слово «стилизованы» (кстати — нерусское слово), потому и все выражение нуждается в дополнительных разъяснениях.

В Ваших статьях много слов иностранных, которые не всякий человек может понять («статус», «муссировать», «русифицированный перевод», «алтарь евангелизации», «пацифизм» и т.д. и т.п.). Однако, у Вас дело неважно обстоит не только с тем русским языком, на котором Вы так настаиваете.

В статье «О слове» Вы восклицаете: «О если бы наш русский народ нашел для себя уже переведенное Слово Божие до 1917 года!» Но ведь немного выше Вы написали, что еще в 1876 году Священное Писание было переведено и издано на русском языке! Значит русский народ, по Вашим же данным, имел переведенное Слово Божие более чем за сорок лет до 1917 года…

Ляпсусы такого рода получаются у Вас от некоей труднообъяснимой истеричности, с которой Вы воинствуете за русский язык. А чем, как не истерикой, можно назвать такое Ваше восклицание по поводу Библии на церковно-славянском? «…Скрыли Библию, отняли любящего и любимого Бога, Отца, Учителя…»!

Немудрено, что в такой экзальтации Вас заносит и в прямые подлоги. Так, цитируя святителя Феофана Затворника, Вы говорите, что он пишет о «переводе службы на русский язык», и приводите тут же его слова: «Разумею новый упрощенный и уясненный перевод церковных богослужебных книг». То есть речь идет об упрощенном церковно-славянском языке, а вовсе не о современном русском! В этой же статье «О слове» Вы сами свидетельствуете, что святая Церковь «сто раз» переделывала первоначальный текст Священного Писания, дабы приблизить его к пониманию новых поколений. Ну, допустим, не сто раз. Но все же действительно, церковно-славянские тексты Библии и богослужебных книг время от времени подправлялись так, что из них убирались слишком устаревшие слова, облегчались слишком непонятные грамматические конструкции. И я вполне согласен с Вами, что и ныне некоторые слова можно было бы заменить («абие», «выну»; в иных случаях нужно слово «живот» заменить на «жизнь», тем паче, что последнее есть и в церковно-славянском языке, и т.д.). Но такого рода изменения Вас не устраивают. Вам подавай только современный русский язык, т.к. он якобы понятен!

А я говорю Вам, что Священное Писание и богослужебные тексты на самом современном русском языке совершенно непонятны современным людям! Ибо непонятен духовный смысл Слова Божия, непонятна духовная логика богослужения и устава. Это все приходится сто раз разъяснять и объяснять! На каждый стих Евангелия столько толкований у святых Отцов! А сам Господь Иисус Христос, говоря ученикам на совершенно понятном для них языке, сколько раз вынужден был терпеливо объяснять им смысл сказанного! Есть язык внешний, а есть внутренний; есть поверхностные смыслы выражений, а есть глубинные; есть многие смысловые уровни выражений и слов и разные стороны значения их. Язык — не простая система звуков, условно принятых для передачи информации. Он также есть система буквенных и словесных образов и символов, знаков, которые должны иметь подобие первообразам (архетипам), т.е. божественным и небесным явлениям, истинам и смыслам, чтобы благодатная сила первообразного могла воздействовать через образы на людей, восприниматься не только их внешним умом, но и внутренним (подсознанием), не только душевно, но и духовно. Язык всегда в общем и целом обусловлен духовным состоянием народа. Обмирщвленному, безрелигиозному состоянию современного «русскоязычного населения» соответствует и безрелигиозный язык, не способный выразить и малой доли того, что выражает церковно-славянский. Ибо последний — это язык религиозный в высшем смысле! Это великое и прекрасное достижение и сокровище Церкви!

Древние славяне до крещения, хотя и были язычниками, но не были безбожниками. И мышление их, восприятие мира, его явлений и объектов было религиозным. Соответственным этому был и их язык, в частности — древнерусский. Святые братья Кирилл и Мефодий не просто перевели Слово Божие и церковные книги на современный им славянский разговорный язык. Ничего подобного! Они, во-первых, очистили его от всего, что не может прикасаться к священному и божественному, а во-вторых, создали из звуков и выражений славянской речи как раз ту систему буквенно-словесных образов-знаков, с помощью которых люди могут непогрешительно общаться с Богом в молитве и воспринимать неискаженный смысл божественных и небесных истин и предметов. При этом воспринимать не только поверхностный смысл, но и духовно-таинственный, сокровенный, который, кстати сказать, совершенно пропадает при переводе на современный русский! Дело это было итогом не только человеческих способностей и усилий святых братьев, оно было следствием Божия научения, вдохновения Духа Святаго, Богочеловеческим делом, как и все в Богочеловеческом организме Церкви, как таинственном Теле Христове, глава коему — Сам Богочеловек Иисус Христос. Таким образом, церковно-славянский язык никогда не был разговорным, на нем изначала никто не говорил; он сразу стал языком молитвы, языком Церкви для славян, в том числе русских, изъятым из общего употребления, обихода. Подобно сему изъяты, как Вы знаете, из общего обихода священные сосуды и иные предметы церковные, богослужебные ризы духовенства — вся церковная символика, которая также, как церковно-славянский язык, кажется непонятной современному сознанию.

Непонятность именно кажущаяся. Ибо церковно-славянский язык (в отличие от латыни или греческого для древних славян) для нас, нынешних, не совершенно чужой и не совершенно непонятный! Даже для неподготовленных людей он отчасти понятен: они могут воспринимать богослужение на церковно-славянском. При этом лишь для внешнего, «душевного», поверхностного сознания многое поначалу не понятно. Но современному, как правило, грамотному человеку достаточно две-три недели позаниматься, и он будет понимать очень многое, самое главное. На это всегда были учебники, словари, устные пояснения. Уж если нынешние люди готовы месяцы и годы тратить на изучение иностранных языков (скажем, английского), чтобы быть «на уровне» мира сего, то неужто гораздо меньше времени и сил жаль потратить, чтобы стать на уровне церковного сознания Церкви, как «Царства не от мира сего»! И когда современный человек поднимается на этот церковный уровень, ему становится совершенно понятно, что как ризы, сосуды и иные предметы богослужения не должны быть обиходными, бытовыми, но — особыми, освященными, святыми и исполненным по древним образцам, — так подобным же, святым и древним, не бытовым, не обиходным должен быть язык богослужения и молитвы. А вот учительное изъяснение всего этого, в том числе и текстов Библии, читаемых за службами, должно вестись (и всегда велось!) на доступном людям русском языке, так что никакой проблемы понимания Священного Писания и богослужения никогда не было и нет! Это надуманная проблема. Нет, не по причине «непонятности» церковно-славянского языка идет на него атака всех еретических сил, а из стремления лишить русский народ боговдохновенного средства общения с Богом, постижения высших духовных истин и смыслов и той благодати Божией, какая подается через это средство!

Такая же атака шла (да и идет) и на каноническую (по древним образцам) иконопись, т.к. она будто бы непонятна, а на самом деле, потому что каноны ее, как и каноны во всех областях церковной символики и жизни — боговдохновенны! Отсечь Божественное в Церкви, оставить только человеческое, т.е. безблагодатное, уровнять Церковь с миром сим, смешать с ним — вот подлинная цель всех еретических нападок на православие, и в частности, на церковно-славянский язык. Вы назвали «мужами веры» тех, кто в XIX веке особенно старался перевести Библию на современный русский язык. Так вот один такой «муж веры», председатель Английского Библейского общества, еретик и масон, как и все руководители этой организации, по поводу создаваемого филиала этой организации в России писал: «Если мы хотим избавить этот (русский) народ от его пагубного суеверия (имеется в виду православная вера — прот. Л.) — нужно дать ему Священное Писание на его современном языке».

В Церкви, если уж обстоятельно говорить, современному человеку все непонятно, а потому все нуждается в правильных разъяснениях. Заповеди Божии очень непонятны! Как это можно любить(!) врагов, давать взаймы не ожидая возвращения долга, быть «нищим духом»?! Все нуждается в очень подробных объяснениях. Церковь таинственна (мистична), и сама есть тайноводство (Мистагогия) ко спасению. Таинства крещения, покаяния, причащения, священства и иные — решительно непонятны без подробных и глубоких объяснений. Другие священнодействия, их последовательность, слова «аминь», «аллилуйя», «осанна», мелодика песнопений — все непонятно, всему нужно учить! На то и поставлено духовенство в Церкви. И Вы говорите заведомую неправду в статье «О благовестии», когда утверждаете, что в первохристианской Церкви «не было разделения на клириков и мирян». Было! С самого начала! Апостолы поставляли епископов, пресвитеров и диаконов, с особой молитвой и возложением рук, иногда с постом, и при этом говорили, что не они, а «Дух Святый поставил таковых пасти Церковь». Вы же читали Деяния и Послания Апостольские.

Дальнейшие доводы полагаю излишними, поскольку все свои соображения о «непонятности» или «понятности» языка («Слова») Вы сами блистательно опровергли следующим своим рассуждением: «…Средний сектант знает Библию, ее содержание намного лучше, чем православные батюшки, семинаристы, не говоря о массе… прихожан».

Судите сами: если средний сектант знает Библию лучше православных и продолжает оставаться сектантом-еретиком, то какой же толк от знания Библии?! Нет никакого толка от знания поверхностного содержания и буквы, от рассудочного понимания Библии, богослужебных и молитвенных текстов! Все это надобно еще и правильно, духовно понимать, воспринимать сердцем, глубиной духа, что и достигается посредством церковно-славянского языка и при должном, святоотеческом изъяснении.


О воинской службе и присяге

В статье Вашей, озаглавленной словами Спасителя: «А Я говорю вам… любите врагов ваших», утверждается, и очень многословно, что христиане будто бы никогда ни под каким видом не должны воевать, быть воинами, приносить воинскую присягу (вообще давать какую-либо клятву или присягу!), что это будто бы соответствует заповеди «Не убий» (Исх. 20, 13), данной еще Моисею в Ветхом Завете… На все эти Ваши рассуждения, на всю Вашу статью следует ответить Вам тоже словами Христа Спасителя: «Заблуждаетесь, не зная Писаний, ни силы Божией» (Мф. 22, 29)!

Тот же Самый Господь Бог, давший Моисею заповедь «Не убий», дает ему и такие заповеди: «Кто злословит отца своего и мать ли свою, того должно предать смерти» (Исх. 21, 17); «Ворожей не оставляй в живых. Всякий скотоложник да будет предан смерти» (Исх. 18, 19). Сына египтянина, хулившего имя Господне, Бог повелевает побить камнями насмерть (Лев. 24, 10-16). И за кое-что другое Давший заповедь «Не убий» повелевает убивать. Господь Бог повелевает Моисею, а затем Иисусу Навину воевать с оружием в руках, истребляя враждебные народы, иной раз — поголовно. Особенно показательна битва при Гаваоне, когда по слову Иисуса Навина солнце остановилось, чтобы дать возможность его воинам перебить всех врагов, и Сам Господь «…бросал на них (врагов Израиля — прот. Л.) с небес большие камни (града)… и они умирали; больше было тех, которые умерли от камней града, нежели тех, которых умертвили сыны Израилевы мечом (на сражении)» (Нав. 10, 8-17). Сравните это со своими рассуждениями о том, что Сам Господь силен победить врагов народа, Отечества, что поэтому-де и не нужно защищаться оружием, и подумайте, зачем Израильтянам Бог велит воевать при Гаваоне, если Сам Он был в силах всех их врагов побить «камнями с неба»?..

Вы утверждаете, что применение меча (убиение на войне) было разрешено только в Ветхом Завете. Тогда почему же в том же Ветхом Завете дается заповедь «Не убий» (или по-русски «не убивай»)?! Как это согласовать? Очевидно, что сия заповедь не относится к случаям казни преступников и к поражению врагов на войне. Контекст «Десятословия» вполне ясно говорит, что оно, как и прочие предписания Закона, дается как норма поведения для каждого члена Церкви Божией, каковой тогда был избранный Израиль. Иными словами, «не убивай» — значит: не убивай своего, такого же члена Церкви, из ненависти, зависти, корысти и иных личных низменных побуждений, хотя бы он был твоим личным врагом (т.е. личного врага не убивай только потому, что он твой враг). Подобно сему и в Завете Новом Христос говорит: «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас» и т.д. (Мф. 5, 43-48), имея в виду личное духовное состояние верующего человека в отношении к его личным врагам и недоброжелателям, дабы каждый верный уподоблялся совершенству любви Отца Небесного. Но Спаситель вовсе не повелевает любить врагов Божиих или врагов своего народа, или Церкви или общества… И это совершенно естественно и понятно: каждый человек вправе простить личного врага, личную обиду, но просто не имеет никакого права прощать или не прощать зло или обиды, наносимые другим… поэтому и в Евангелии, и в истории Новозаветной Церкви никогда (!) не было и нет запрета на войны и воинскую службу! Когда к Иоанну Крестителю пришли воины, спрашивая «а что нам делать?», Предтеча Господень не сказал им: бросайте воинскую службу, а сказал только: «Никого не обижайте, не клевещите и довольствуйтесь своим жалованием» (Лк. 3, 14). Ибо в те времена воины исполняли и полицейские обязанности, сопряженные с соблазном обирать и обижать мирных граждан. Посылая апостола Петра благовестить Корнилию Сотнику, Господь Христос не повелел Петру запретить Корнилию воинскую службу, но только проповедать Евангелие (Деян. 10).

По внушению Духа Святаго составляли правила (каноны) Церкви святые Отцы, говоря, в частности: «Не позволительно убивать: но убивать врагов на брани и законно и похвалы достойно» (Книга правил. Послание Афанасия Великого к Аммуну). Или вот еще: «лице, вступившее в монашеский чин с целью избежать воинской повинности (а потом по прошествии опасности, отказавшееся от монашества), подвергается за издевательство (над чином) епитимьи на три четыредесятницы» (св. Никифора Исповедника правило 22). Только духовенству запрещается «в воинском деле упражняться», поскольку невозможно служение двум начальствам, «ибо кесарево кесареви и Божия Богови» (правило святых Апостол 83). Значит, по апостольским установлениям, служить кесарю в воинском звании (а это связано с поражением врагов на войне) для христианина вполне допустимо. Также допустимо и даже необходимо приносить воинскую присягу (или клятву верности) и любую иную узаконенную клятву. «Клятвопреступник десять лет да не приобщается…» (Василия Великого правило 64, сравнить его же правила 10, 29, 82, а также Апостольское правило 25).


Слово «клятва» имеет разный смысл

1. «Клятва» — то же, что заклятие в значении придания на гибель, и отсюда — дача чего-то очень великого и ценного в залог, чтобы в случае нарушения договора, эта ценность могла быть уничтожена. Поэтому клянущийся небом или землею, или своей жизнью, или матерью, или детьми и т.д. как бы говорит: «Пусть погибнет это или то, или пусть я погибну, если я лгу или если я нарушу обещание!» Против таких безумных клятв, творимых часто по самым суетным, ничтожным поводам Господь и говорит: «Не клянись вовсе: ни небом, потому что оно Престол Божий; ни землею, потому что она подножие ног Его; …ни головою твоею, потому что не можешь ни одного волоса сделать белым или черным» (т.е. и сам ты, и жизнь твоя — не твое творение и достояние, но Божие). И тут же Христос добавляет: «Но да будет слово ваше: да, да; нет, нет; а что сверх этого, то от лукавого» (Мф. 5, 34-37). А это значит, что Христос вовсе не против обещаний, обетов, скрепляемых твердыми словами.

2. Вот это и есть второе значение слова «клятва», а также слова «присяга» — обещание, обет. Мы все даем «обеты крещения», вступающие в брак дают обеты брачные (хранить супружескую верность), постригающиеся в монашество, напротив, дают обет безбрачия и иные обеты. И все это — пред Крестом и Евангелием, как правило — в храме. Почему же нельзя давать обет (присягу) на верность Царю или правительству, воинский обет, обет (присягу) в суде говорить только правду?! Можно. И такие обеты, называемые иногда присягами или клятвами, Православная Церковь всегда благословляла и благословляет, а клятвопреступников подвергала церковному наказанию. Когда Вы говорите, что современному молодому человеку следовало бы явиться в военкомат и отречься от принесенной воинской присяги, то нужно очень глубоко разобраться, что Вы имеете в виду? Я могу с Вами согласиться в том случае, если речь идет о человеке, который не из страха за себя, а из принципиального идейно-духовного побуждения отказывается воевать за правительство, руководимое из-за океана врагами Отечества и веры, т.е. из чувства патриотизма, любви к Родине и Церкви отказывается служить их явным и тайным врагам! Такого современного «отказника» я могу понять. Можно понять и тех древних «отказников», которые не желали служить императору-христоборцу, будучи им насильственно призываемы. Это все — подвиги. Но в то же время и такими же подвигами являются и безропотное подчинение призыву, и послушание начальству из желания соблюсти слова Спасителя: «…не противься злому… и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два» (Мф. 5, 38, 41). По слову того же святого Афанасия Великого, что в одних обстоятельствах благословляется, то в других запрещается, и наоборот. Поэтому многие правила имеют исключения и по-разному (в разных случаях) применяются, чего Вы никак не можете понять.

Впрочем, Вы и не пытаетесь понять. Ибо от еретических лжеучений взяли Вы идею, которую выражаете так: «…с распятия Христа наступило тысячелетнее царство Его на земле. Откр. 20, 4. “И волк будет жить вместе с ягненком, и барс будет лежать вместе с козленком” Ис. 11 глава. “…Не будут более учиться воевать” Ис. 2, 4; Мих. 4, 3».

Но с распятия Христа и по сей день волк не живет с ягненком, и люди не перестали воевать!.. Одно из двух: или тысячелетнее царство Христа не наступило, или Вы его неправильно понимаете. Скорей — последнее.

Вы исходите как будто из верного представления, что наше истинное Отечество — это Царство Небесное, область пакибытия, но доводите это представление до абсурда, т.е. до отрицания всякого значения для христианина Отечества земного, временного. Отсюда у Вас получается, что «истинный христианин — это пацифист… и космополит».

Тогда одно из двух: или не права искони вся Вселенская, в том числе с Х в. и по ХХ и вся Русская Православная Церковь, которая всегда в лице всех святых святителей – первоиерархов, многих преподобных (а не только Сергия Радонежского) благословляла православное воинство на битвы за Веру, Царя и Отечество, составила чины освящение оружия и воинских знамен, одобряла ратную доблесть всех (а не только Александра Невского), призывала (как в Смутное время патриарх Гергомен и монашеская братия Троицко-Сергиевой лавры) русских людей с оружием в руках подняться на спасение Церкви и Родины и т.д. и т.п., или не правы Вы…

Ясно, что слушаться мы будет Церковь, а не Вас. Но чтобы и Вас (а также тех, кто Вас слушает) не оставить без должного разъяснения сути вещей, продолжим еще немного наше слово. По разделении человечества на «языки» — народы — в итоге безумного Вавилонского столпотворения, каждому народу был дан свой «удел» — земля. Богом дан! Поэтому каждый народ даже в язычестве совершенно справедливо считал свой «удел» (землю) святым и священным Божиим наследием и даром, почему и воевать за него и его интересы значило не просто защищать и обогащать, а служить Богу, делать дело святое и священное. Отсюда и средство этого деяния — оружие, воспринималось не только утилитарно, но и сакрально как нечто священное, и по возможности всячески украшалось. В христианских же народах, а особенно в православном великорусском народе земное Отечество всегда воспринималось как образ (икона) Отечества Небесного, почему его и старались благоукрашать, расширять и защищать до смерти! В этом корень истинного, духовного русского патриотизма. Как для наследия Небесного Царства требуется духовная война с демонами с напряжением всех духовных сил, так для блага или защиты Отечества земного требуется, в случае нужды, война внешняя, вещественным оружием, с напряжением всех сил физических (и духовных тоже)!

Данное земное бытие — еще не Царство Небесное. Здесь все человечество находится в состоянии глубокой греховной поврежденности, так что внешнее — лишь тень или образ духовного, небесного, или Божественного. Так, для каждого народа (возьмем — русского) другие народы могут выступать или как образ помогающих ангелов Божиих, если дружат с ним или помогают ему, или как образ враждебных демонских полчищ, если идут войной, да еще с целью навязать другую веру. И неправда, когда Вы говорите, что военные нашествия попускаются Богом только за грехи народа. Иногда — за грехи, а иногда — для испытания крепости, любви к своим ближним и к своей Церкви и вере. А по слову Христа: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15, 13). В древности русские воины перед сражением мылись, одевали чистое белье, исповедовались и причащались Святых Тайн, т.е. готовили себя к смерти, а не к радости победы, т.к. последнее — от Бога, и не всякому и не всегда выпадает. Вот эта смиренная готовность умереть «за други своя», за Веру, Царя и Отечество и делает воинский подвиг сродни подвигу мученическому. Пока в данном, земном бытии идет война духовная, незримая — с демонами, должны быть и войны внешние; это совершенно неизбежно, так как они — лишь следствия и проявления войны духовной. Неправду Вы говорите, что Иисус Христос принес мир на землю: «Не мир пришел Я принести, но меч», — так Он Сам говорит. Мир же только для желающих — с Богом.

Вопреки не только истории, жизни, но и вопреки Священному Писанию Вы утверждаете, что христианам воевать нельзя потому будто бы, что если Господь захочет, Он и Сам защитит, как это было в русской истории с Тамерланом и в иных случаях, которые Вы приводите. Да, истинно, если не было войска (или было крайне мало) для защиты, то, действительно, Господь или Богородица Сами чудесно защищали! И это — для утверждения веры! Но никогда ни Христос, ни Матерь Божия ни одному из царей или митрополитов или святых не сказали: «Распустите армию, не воюйте никогда. Мы Сами будем за вас воевать». Напротив, Господь повелел войскам князя Пожарского идти на приступ 22 октября 1612, обещав победу. Матерь Божия в страшное Батыево нашествие повелела святому воину Меркурию Смоленскому напасть на татар и драться с ними, предсказав, что и сам он будет убит. Все соответствует уже упомянутой битве при Гаваоне: и воины сражаются, и Господь бьет их врагов! Так в жизни Богом устроено: и человек должен все силы употребить, и Господь при этом поможет. Но только на свои силы надеяться безумно. Поэтому и подаются примеры: когда человек (народ) оказывается бессилен — Господь Сам его защищает… Но это именно назидательные примеры, исключения из правил, а не правило жизни.

Предвидя, что вас могут спросить, а как же быть если на твоих близких нападет изверг, насильник, убийца; Вы отвечаете так, что, мол, нужно воздевать руки к небу и молить Бога, а потом добавляете интересное — что-де христианин может убежать…

Значит, по-Вашему, Бог не всегда внемлет таким воплям с воздеванием рук при опасности, и, не надеясь на Него, нужно все-таки бежать?!

Ну, а если убежать всей семьей не удастся, тогда что? За кровь Ваших близких Господь спросит не только с убийцы, но и с Вас! Ибо из любви к своим во Христе Вы обязаны были защищать их вплоть до смертного поражения нападающего, приняв на себя грех пролития крови, если других способов избавиться нет, не дано. А если дано, если можно избежать опасности другим каким-то способом, не проливая крови, то, конечно, христианин должен именно к этому способу прибегнуть! А воины и полководцы православные прославлялись не за пролитие вражеской крови (за это они должны были воздержаться от причастия некоторое время после брани), а за мужество в защите Церкви, Веры и Отечества и готовность умереть за них! Такая антиномичность не только в деле войны. Возьмите, к примеру, законный брак. Он, по апостолу, «честен, ложе непорочно». Тогда почему после рождения ребенка женщина должна сорок дней очищаться, не приступая к Святым Тайнам, а потом получать особую очистительную молитву?..

Не поняли Вы всего этого. Многого не поняли. Оттого и занесло Вас в недопустимую крайность. А крайность эта, в свою очередь, привела Вас к отрицанию вообще всей русской истории и Церкви. По-Вашему, Великая Россия погибла в 1917 году потому, что искони не следовала тем учениям, которые Вы проповедуете. Имея Слово Божие на «непонятном» церковно-славянском языке, Россия попросту не знала его, так что «…достаточным оказалось две речи с броневика… и опустели монастыри и рухнули твердыни тысячелетия» («О слове». В другой статье «А Я говорю Вам…» Вы, называя Москву, безо всяких пояснений, «третьим Вавилоном» (интересно, а где же был второй?), утверждаете: «Ищут причины крушения Царя, России, Церкви. Врагами нарицают врагов видимых. А главные враги в сей беде — мы (?!), не учили народ Евангелию. Скрыли за церковно-славянским “сакральным” языком Христа».

Положим, не «мы»: нас в то время не было. Но если так, как Вы пишете, в самом деле произошло, то не скажете ли почему большевикам пришлось с 1917 по 1945 годы (половина жизни одного поколения, для истории — одночасье!) уничтожить физически до восьмидесяти миллионов русского народа, то есть подавляющее и лучшее его большинство (из них девяносто с лишним процентов — это все твердо верующее крестьянство и городское население)? Если бы русский народ в большинстве, не зная Евангелия, устремился бы к «брошюрам лысого пигмея», как Вы выразились, то зачем нужно было этому лысому пигмею и его последователям такой народ уничтожать?

Все как раз наоборот! Поэтому русский народ и был уничтожен, что, зная и всем сердцем понимая Евангелие, оказался готов сораспяться Христу, пошел на историческую Голгофу вместе со своим царем, и вслед за ним, ради Царства Небесного, «Иерусалима нового» (Отк. 21, 1-2). Врагам России, и, представьте, в основном — внешним, с таким народом ничего не оставалось делать, как только его убить, потому что никакому перевоспитанию он не поддавался…

Одновременно с 1917 года выращивался из отбросов и приспособленцев новый народ — «советский», безбожный или крайне маловерный, малодушный и скверный. От него и мы с Вами и те «русскоязычные», которых мы ныне стараемся учить.

Так как же и чему же будем учить? Если тому, что Вы ныне проповедуете, то Ваша деревня-лагерь при нем станут не православной христианской общиной, а замкнутой сектой баптистского толка, и будут навсегда потеряны и для Церкви и для Отечества, как земного, так и Небесного.

Вам нужно более глубокое самообразование. Выпишите из Джорданвиля книги по Основному Богословию, по сектоведению: в них Вы найдете много иных основательных опровержений Ваших нынешних взглядов. А паче всего учитесь подклонять гордую выю ума своего под иго послушания соборному разуму Церкви, которую Вы, хотя бы на словах, исповедуете все таки святой и апостольской.

Успехов Вам в этом!

С большой скорбью и тревогой, Ваш,
прот. Лев ЛЕБЕДЕВ

Русский пастырь №27/1997 г.

 

Печать E-mail

Новые платные услуги в российских церквях: отпевание самоубийц и «развенчивание»

Новые платные услуги в российских церквях: отпевание самоубийц и «развенчивание». ДОКУМЕНТЫПротодиакон Русской православной церкви Андрей Кураев, часто критикующий нравы современной РПЦ, в своем блоге обратил внимание на новую услугу в РПЦ. Кураев опубликовал прайс на церковные услуги, составленный Сыктывкарской епархией, которым с начала текущего месяца устанавливается «единый размер жертв на церковные требы и свечи» во всех приходах Сыктывкара.

Список сам по себе несколько циничен и бездуховен, но особо Кураев обратил внимание на несколько моментов. Так, за 500 рублей в Сыктывкаре можно заказать церковную услугу – «развенчивание», которое Кураев назвал «особым сыктывкарским таинством».

Известно, что в православной традиции существует только обряд венчания в Церкви, обряда развенчания церковного брака нет. Православная Церковь неодобрительно смотрит на второй брак, настаивая на нерасторжимости священного брачного союза и пожизненной верности супругов друг другу. Впрочем, церковные каноны допускают прекращение церковного брака в связи со смертью одного из супругов. Обряд православного церковного венчания не может быть осуществлен более трех раз.

Другой момент, на который обратил внимание Кураев, - отпевание самоубийц, которое в приходах Сыктывкара стоит в два раза дороже обычного. Простое отпевание обойдется родственникам усопшего в 2 тыс. рублей, отпевание самоубийцы – в 5,5 тыс. рублей. «Самоубийц там наказывают рублем», - отметил Кураев.

По каноническим традициям Православной Церкви, сформировавшимся еще в эпоху Вселенских Соборов (IV VIII вв.), поминать самоубийц в православном храме не разрешается. Канонический запрет на это связан с богоборным характером самоубийства как такового. Поэтому по церковным канонам самоубийц и подозреваемых в самоубийстве (например, утонувших при неизвестных обстоятельствах) нельзя отпевать в храме, поминать в церковной молитве за литургией и на панихидах. Самоубийц не хоронят на церковных кладбищах.

Тем не менее в РПЦ сейчас считается возможным, тщательно исследовав обстоятельства, приведшие каждого конкретного члена Церкви к самоубийству, допускать отпевание и церковное поминовение тех из них, кто совершил самоубийство в состоянии засвидетельствованного третьими лицами психического расстройства, душевной болезни. На этом основании епархиальные церковные учреждения по благословению правящего епископа могут выдавать разрешения на отпевание самоубийц, в отношении которых точно известно, что самоубийство было совершено ими не в состоянии душевного озлобления или холодного расчета, не в порыве ропота или богоборчества, а в состоянии психического нездоровья.

Кроме того, Церковь разрешает хоронить по церковному обычаю людей, не рассчитавших дозу алкоголя, выпивших по ошибке яд, случайно разрядивших в себя ствол при чистке оружия, вывалившихся из окна и т.д. и т.п., а также тех, кто пожертвовал своей жизнью для спасения жизни чужой.

Источник

Печать E-mail

Архиепископ Нафанаил (Львов): Воспоминания о борьбе с насильственной репатриацией в 1945 г.

Воспоминания о борьбе с насильственной репатриацией в 1945 г.

В самом начале мая 1945 г. за несколько дней до сдачи Гамбурга англичанам, мы архимандрит Нафанаил и иеромонах Виталий [Устинов – ред.], пришли из Берлина в Гамбург частью, пешком, частью, подвозимые попутными автомобилями.

На богослужении, организованные нами в представленной нам англичанами немецкой церкви св. Иоанна Богослова, хлынуло множество народа, главным образом русских и сербов из многочисленных лагерей ост-арбайтеров (вывезенные насильно на работы люди из России – помнится, например, что для увоза проводились облавы людей, на базарах или улицах городов. ред.) Вскоре англичане отдали нам для богослужения и жительства бывшую штаб-квартиру гитлеровской организации С.А.

После Пасхи англичане начали увозить русских в советскую зону. Это не была в полном смысле слова насильственная репатриация. Этих людей не заковывали в кандалы, не отправляли как арестованных. Они ехали, иногда даже распевая бравурные песни. Но подавляющее большинство ехало неохотно, только потому, что другого выхода не было. Англичане упорно твердили: «Все русские должны ехать домой».

Из самого большого в Гамбурге т.н. «рыбного» лагеря, где было сосредоточено около 20 тысяч ост-арбайтеров, главным образом русских, были в этот первый период репатриации вывезены все до единого обители. Среди увезенных было несколько священнослужителей. Уезжая, они плакали горькими слезами, и многие прибегали к нам, прося «похлопотать, чтоб можно было остаться».

Но мы с о. Виталием к этому времени только с трудом начали находить ходы к английским офицерам, от которых зависело осуществление репатриации. Разговоры с ними были приблизительно одинаковыми:

– Неужели вы будете проводить насильственную репатриацию?

– Насильственную (forced) нет, конечно.

– Значит те, кто не хотят возвращаться домой, могут остаться?

– А если они не хотят?

– Ну почему же они не хотят? Ведь повлияйте на них. Ведь в России все так прекрасно. Им будет очень хорошо.

– Да как же я им буду рассказывать о том, что делается в России, когда они это все знают гораздо лучше меня.

Такие разговоры не приводили ни к чему. Со слезами и отчаянием люди каждый день продолжали уезжать на Восток. Оттуда стали доходить вести все более мрачные. Нескольким увезенным удалось бежать и вернуться. Они рассказывали об ужасах. Среди увозимых начались самоубийства. Доходили слухи, что в американской зоне самоубийства принимают массовый характер.

Наконец, в конце мая один лагерь в Гамбурге, предназначенный к вывозу, Квер-камп или Функтурм, с 600 русских насельников, выкинул черный флаг и составил прошение по-русски и по-английски (английский текст писал В. Геккер), в котором решительно просил английские власти расстрелять их на месте, но не отправлять на Родину. Под прошением было поставлено 268 подписей, так как не все 600 человек в этом лагере решились подписать такое категорическое заявление.

С этим документом я пошел к начальнику репатриационного отдела, полковнику Джеймсу. Приняв от меня указанное прошение, полковник обещался снестись по этому делу с Главным Военным Управлением и через несколько дней дал ответ.

Ответ был получен в самом начале июня. Его я помню точно наизусть: – No person, who is not a war criminal, or was not a Sоviet citizen by the first of September, 1939, is to be repatriated against his wish (Никто, кто не является военным преступником или советским гражданином к 1-му сентября 1939 г., не должен быть репатриированным против своей воли).

Это значило, что советские граждане, бывшие таковыми к 1-му сентября 1939 г. подлежали репатриации, и против своей воли.

Помню, в какое негодование пришел молодой английский священник из числа «Cowley Fathers», который на короткое время приехал тогда в Германию, чтобы работать с Ди-Пи, как стали зваться ост-арбайтеры. Убедившись, что он ничем помочь не может, он скоро уехал. К сожалению, не помню его имени.

Но вскоре нам с о. Виталием стали вырисовываться возможности обойти безчеловеческие правила и добиться спасения наших людей от насильственной репатриации.

На следующий день после получения официального ответа из Главной Квартиры мы снова были у полковника Джеймса.

– А как польские граждане, могут ли они остаться в Германии при желании?

– They enjoy the privilege to choose, whether to go or not (Они пользуются привилегией выбирать, ехать им или нет), – не без мрачной иронии ответил полковник, и я тоже наизусть заполнил эти слова.

– Так эти жители лагеря Квер-кампа, подписавшие прошение о расстреле и все живущие вместе с ними, являются все без исключения польскими гражданами. Как известно, в Польше до войны было около 8 миллионов русских, украинцев и белорусов. Удостоверить их принадлежность к польскому гражданству документами мы не можем, так как немцы у всех работников с востока и у русских и у поляков отбирали документы. Следовательно, мы должны положиться на показания самих людей. Что вы на это скажете?

– Прекрасно. Составьте список жителей Квер-кампа, не желающих возвращаться на родину, принесите его польскому офицеру связи, состоящему при нашем военном управлении, и если он этот список примет, я ничего не буду иметь против того, чтобы эти люди были переведены в польский лагерь и остались в Германии.

Мы составили этот список. На этот раз записавшихся было 618 человек, все поголовно жители Квер-кампа. Этот список мы отнесли к польскому офицеру связи, майору армии Андерса, убежденному антикоммунисту. Он подписал список, как соответствующий действительности, поставив на него свою печать, и вместе с нами, т.е. со мной и с о. Виталием, отнес его к полковнику Джеймсу, который принял его и сказал, что во-вторник 5-го июня насельники Квер-кампа будут перевезены в польский лагерь.

Это была суббота 2-го июня – 20-го мая по церковному календарю. Заехав на минуту домой, мы радостно отправились в лагерь Квер-камп. Там наше известие было принято с восторгом. Женщины из двух кусков белой и красной материи сшили польский флаг, который был поднят над лагерем, мужчины наскоро стали заучивать основные польские фразы, коверкая их на русский лад, вроде: «Я польски виитко разумею».

В одном пустовавшем бараке мы скобками прикрепили к пустым шкафам захваченные нами с собой иконы. Получился иконостас. Мы начали служение всенощной, а после всенощной исповедывали всех желающих на другой день причаститься. Исповедывалось и на другой день причащалось около 400 человек, больше половины жителей лагеря. Среди детей в лагере оказалось много некрещеных. Рано утром на следующий день, до литургии мы крестили более 30 детей. После литургии с массовым причащением мы совершили несколько бракосочетаний пар живших дотоле в гражданском сожитии, из-за опасности церковных браков при советской власти и трудности совершения этого при немецких властях, не допускавших эмигрантского духовенства к ост-арбайтерам.

После литургии и венчания сразу 12 пар, был торжественный обед. Настроение у всех было радостное, праздничное.

Утомленные всем пережитым, мы лишь к 5-ти часам вернулись домой, и слегли отдыхать. Но в 7 часов к нам ворвались двое присланных от лагеря. Они примчались на велосипедах и взволновано сообщили, что в лагерь приехали 30 английских грузовиков, чтобы куда-то отвозить их. Я поспешил их успокоить, что отвозить их будут, наверное, в польский лагерь, как обещал полковник Джеймс.

– Да ведь он говорил – во-вторник, а сейчас только воскресенье, и шоферы не говорят, куда они нас везут. Нам очень страшно. Пожалуйста, поезжайте с нами, поговорите с англичанами, куда они нас везут.

Ехать нам крайне не хотелось. Устали мы отчаянно. Главное, никакого сознания необходимости ехать у нас не было. Тем не менее, уступая настойчивым мольбам, мы сели в трамвай и поехали.

В лагере мы застали до сотни английских полицейских, оцепивших лагерь и не выпускавших никого из него. На дворе стояло 30 грузовиков, на которые английские полисмены складывали пожитки жителей Квер-кампа и куда принуждали садиться самих жителей. Некоторые из жителей, бросив свои пожитки, бежали из лагеря.

Мы подошли к шоферам и стали спрашивать их куда намереваются они вести наших людей.

– Мы не знаем, – сухо отвечали они. Это нам не понравилось. Поговорив с о. Виталием, мы решили, что он останется тут, в канцелярии лагеря, у телефона, а я поеду с людьми, и если все будет благополучно, то через час я позвоню ему. Если же будет неблагополучно, то о. Виталий бросится в английское командование, чтобы попробовать спасать нас.

– Можно ли мне ехать с вашими людьми? Спросил я шоферов.

– Пожалуйста.

Мы влезли на грузовики. Я поместился в кабинке с шофером. Все тридцать машин помчались, сразу взяв предельно скорый ход.

Мы быстро промчались через Гамбург, выехали на его окраину и подъехали к лагерю, затянутому тремя рядами колючей проволоки. Ворота лагеря широко распахнулись и наши грузовики на полном ходу влетели в ворота один за другим.

Ворота захлопнулись. Над главной конторой лагеря мы увидели большое полотно красного флага с серпом и молотом. С крыльца конторы спускался советский офицер с огромными погонами, с красным бантом на груди. Подойдя к нам, он аффектированным голосом произнес:

– А, батя, очень приятно, будем вместе работать. Я вышел из шоферной будки.

– А скажите, тут есть английский офицер? – подавляя волнение, я спросил у советского офицера.

– Английских офицеров тут нет, – тем же искусственным аффектированным тоном ответил тот. – Здесь советский транзитный лагерь с советскими гражданами. Здесь находимся мы – советские офицеры и к нашим услугам есть немецкая полиция.

– Скажите, а как отсюда можно выйти? – спросил я, сосредоточенно стремясь найти английского офицера, чтобы с его помощью вырвать людей из ловушки.

– Зайдите ко мне в контору, я напишу вам пропуск, с которым вас выпустят. Но завтра к утру все должны быть на месте, так как в 9 часов утра отсюда отправляется транспорт в советскую зону, и все находящиеся в этом лагере будут отправлены с завтрашним транспортом.

– С этими словами советский офицер отошел от нас. С грузовиков стали спускаться люди, слышавшие наш разговор. У них были страшные, посеревшие, перекошенные нечеловеческим испугом лица.

– Отец священник, это куда же мы попали?

Я уже и сам почти не справлялся со своим испугом и волнением, и ничего не мог ответить.

– Подождите, ребята, я сейчас узнаю, – наконец сказал я, оглядываясь и ища, кого можно расспросить подробнее. Мимо нас проходили какие-то две девицы.

– Маруся, смотри: поп. Я такого еще не видала.

Я подошел к ним. – Девчата, не, знаете ли, нет ли где-нибудь здесь поблизости английского офицера?

– Есть, вон там за лагерем. Только к нему, чтобы пойти, нужен пропуск. У него часовой стоит.

Я бросился туда. Так как я говорю по-английски, и так как я был одет в рясу с наперсным крестом, то часовые легко пропустили меня к офицеру – майору Андерсону.

– Это недоразумение, – закричал я, входя к нему в контору. – Мои люди – польские граждане, а вы привезли их в советский транзитный лагерь!

– Ах, это вечная путаница. Русские, поляки, их так трудно отличить друг от друга. Соберите документы от ваших людей, принесите их мне, и я сейчас же отдам распоряжение перевести их в польский лагерь.

– У них нет документов, как вам известно, немцы отобрали у всех рабочих с востока, у русских и поляков, все документы (спасибо им сердечное за это, при этом подумал я).

– А, так подождите минутку, присядьте, я сейчас вызову польского офицера. – Он позвонил по телефону, и через 15 минут к конторе подъехал на мотоциклете польский офицер, говоривший по-английски.

– Там привезли польских граждан, – сказал англичанин поляку. – Проверьте их и переведите в свой лагерь.

Поляк вышел. Через несколько минут он вернулся и заявил:

– Ни один из них не польский гражданин, ни один из них даже не говорит по-польски. Это все советские граждане.

В это время я с ужасом заметил у него над левым карманом на груди маленькую красную звездочку. Это, оказывается, был красный поляк или присланный от Люблинского правительства или перешедший на сторону коммунистов тут. Англичане этой разницы почти и не понимали, а для нас это был вопрос жизни или смерти.

Майор Андерсон посмотрел на меня холодным враждебным взглядом.

– Что это значит? – спросил он.

– Я знаю, что я говорю, – настаивал я. – Это польские граждане. Полковник Джеймс знает этот случай.

– Я расследую это, – сказал Андерсон, переставая разговаривать.

Я вышел от него в черном мраке отчаяния. Ко мне подошли некоторые из приехавших со мной людей.

– Отец священник, они не признают нас тут поляками и записывают нас советскими. Что нам делать?

Меня охватил ужас. Это новый удар. Единственным шансом для спасения мне представлялось – завтра утром как-нибудь отбиться от отправки в советскую зону. Следующий транспорт пойдет лишь через три дня. За эти три дня мы свяжемся с полковником Джеймсом и добьемся, перемещения наших людей в польский лагерь, основываясь на официальном списке, в котором они помечены польскими гражданами. А теперь, если будет приготовлен новый официальный список тех же людей, уже как советских граждан, то придется разбирать, какой официальный список более соответствует действительности, и мы окажемся в тяжелом безысходном положении.

На слова же майора Андерсона о том, что он расследует этот случай, я не полагался, так как было уже 10 часов вечера, и полковника Джеймса достать было невозможно.

К нам подошел советский офицер и, прислушавшись, закричал, меняя прежний аффективно дружеский тон на грубо враждебный.

– Вы здесь, батька, агитацию не разводите, убирайтесь вон из лагеря, пока я вас выпускаю.

– Я тоже переменил тон и закричал:

– Я вас не спрашиваю, что мне делать. Я сам знаю, что я буду делать. Советский офицер ушел.

Нам на ночлег отвели самый скверный, грязный, пропахший гнилью барак с засаленными вонючими нарами. Никто не входил в это помещение. Безумно уставший, я задремал под деревом.

Был уже двенадцатый час, когда ко мне подошел английский солдат

– Майор просит вас к себе.

Я прошел к майору Андерсону. Он сидел за столом. Рядом с ним стоял польский офицер, поодаль, у входа стоял советский офицер. Высокомерным, холодным, недружелюбным тоном Андерсон обратился ко мне:

– На каком основании вы нарушаете правила этого лагеря?

У меня уже тоже не было желания говорить с ним дружественно:

– А какие это правила вашего лагеря?

Они – не польские граждане, они даже не говорят по-польски, – перебивает меня польский офицер.

– Раз я говорю, что они – польские граждане, значит они – польские граждане, – в свою очередь перебиваю я польского офицера. Потом, обращаясь к англичанину, кричу на него:

– Как вам не стыдно, вы играете человеческими жизнями, вы знаете, что значит для моих людей, польских граждан, попасть в советский лагерь и быть вывезенными на советскую территорию.

– Никто из них не будет вывезен в советскую зону, – тем же холодным высокомерным тоном сказал Андерсон. – Полковник Джеймс подтвердил ваше показание и завтра, в семь часов утра все ваши люди будут перевезены в польский лагерь.

– Что, – закричал я, – это правда?

– Я вам сказал это, – прежним надменным тоном сказал майор. – Но вы должны извиниться перед польским офицером и перед советским офицером, потому что вы были грубы с ними.

– Пожалуйста, с удовольствием, хоть сто раз, – воскликнул я, и, обращаясь к польскому офицеру, сказал по-английски, – Простите меня, пожалуйста, дорогой сер.

– С удовольствием, – ответил поляк.

Потом, обернувшись к советскому офицеру, уже по-русски говорю ему:

– Простите меня, ради Бога, дорогой гражданин офицер! – Тот что-то пробурчал в ответ, чего я не расслышал. Я выскочил из комнаты английского офицера, стремясь как можно скорее сообщить радостную новость нашим людям.

Подбежав к ним, я закричал:

– Ребята, завтра мы не поедем на советскую зону, нас повезут в семь часов утра в польский лагерь!

Но люди уже потеряли доверие ко мне. Ведь это, в конце концов, я уверял их, что они могут ехать сюда без опасения.

– Никуда нас не повезут. Мы сами знаем, что делать, – раздались голоса.

Я почувствовал, что вот-вот начнется страшная сцена массового взаимного убийства и самоубийства. Сведения о подобных явлениях в американской зоне к нам уже доходили. Под влиянием явного недоверия наших людей к принесенной им радостной новости, поблекла и моя радужная уверенность: «А вдруг английский майор соврал, чтобы успокоить людей?» – приходила в голову мысль. К счастью я не знал тогда, как обманул английский маршал казаков в Тироле. У меня все-таки было доверие к слову английского офицера.

– Ребята, – сказал я своим людям, – пожалуйста, не делайте ничего сегодня. Подождите до утра. Если нас повезут в советскую зону, то я сам благословлю вас резать друг друга и себя самих, так как лучше смерть, чем оказаться в советских руках. Но я не думаю, чтобы этот английский майор так просто нагло врал. Подождите до 7-ми часов утра.

Если их недоверие заразило меня, то и моя надежда отчасти передалась им. Никто ничего не предпринимал, но настроение у нас стало еще более напряженным, нестерпимым.

Две девицы, которых я встретил при выезде в лагерь, подошли ко мне.

– Гражданин священник, вам здесь неудобно, это плохой барак. Пойдемте лучше к нам, в административный барак. Мы приготовим там для вас и ужин и постель.

Сидеть всю ночь с моими людьми при их растущем недоверии в тяжелой напряженности было невыносимо. Я пошел с девицами в административный барак. В одной из комнат, где помещался низший персонал лагеря, собралось шесть человек молодежи: три девицы и три юноши, служащие лагеря. Слух о том, что мне удалось добиться отправки наших людей в польский лагерь и, следовательно, возможность для них остаться и не ехать в СССР уже разнесся по лагерю и вызвал интерес даже у этих, сравнительно привилегированных советских служащих.

– Гражданин священник, почему же эти граждане, которые с вами, не хотят ехать на родину? Ведь товарищ Сталин сказал: родина вас ждет, пора включаться в стройку.

Я колебался, как мне ответить. Раскрывать все карты пред ними, служащими советского транзитного лагеря, было конечно нельзя. Но и замкнуться в отчужденной скрытности тоже не хотелось: они так дружески отнеслись ко мне в эту тяжелую минуту и оказали мне такую услугу в самом начале, показав, где находится английский офицер. Кроме того, я понимал, что, приоткрываясь, я, мог дать им драгоценное указание, как и им, избежать страшной участи отправки в советские руки. Поэтому я стал излагать им ситуацию с официальной точки зрения.

– Слова Сталина не относятся к моим людям, так как они не советские граждане, а польские.

– Ну, какие же они польские граждане, если они по-польскому и не говорят?

– В Польше до войны, в ее восточных частях, было до 8-ми миллионов русских, украинцев и белорусов, из которых многие не говорили по-польски.

– А как же тогда отличить, кто польский, а кто советский гражданин? – задали они самый главный, самый существенный вопрос.

Я в официальных терминах приоткрыл им картину. – К сожалению, установить документально, кто является польским, а кто советским гражданином не представляется возможным, так как немцы и у тех и у других отобрали все документы. Поэтому приходится довольствоваться словесными показаниями: если вы заявляете, что вы советский гражданин и советский офицер вас признает таковым, то вы считаетесь советским гражданином, а если вы заявляете, что вы польский гражданин и польский офицер вас признает своим, то вы считаетесь польским гражданином.

Отрадно отметить, что мой совет пригодился. Всех шестерых я встретил позднее в одном из наших лагерей, в «Колорадо» около Ганновера.

Спать в ту ночь, несмотря на жуткую усталость, было невозможно. Ведь эти юноши и девицы могли свободно зарезать меня и утром уехать в советскую зону, где за это получат только награду. В душе поднималась молитва, но не та спокойная молитва, которую совершаешь в обычное время, а та, которую все мы испытывали незадолго до того, когда бомбы падали рядом: «Господи спаси, Господи помилуй, Господи пощади!» – рвалось из таких глубин души, которых даже не знаешь в себе в обычное время.

В 5 часов, еще до конца запретного времени, ко мне пришел отец Виталий, приехавший в лагерь на английском автомобиле. Это ему мы были обязаны своим спасением. Не дождавшись накануне моего условного телефонного звонка, он почуял что-то неладное и добился свидания с полковником Джеймсом, который установил, где мы находимся, и дал распоряжение майору Андерсону перевести нас в польский лагерь.

В 7 ч. утра подали нам грузовики. Мы с о. Виталием обошли шоферов, спрашивая, куда нас повезут.

– В Венторф (польский лагерь) – отвечали они, успокаивая нас, уменьшая тревогу, но все же не уничтожая ее.

Английский сержант, дежуривший в комнате майора Андерсона, позволил отцу Виталию остаться у телефона. Мы снова условились, что если я не позвоню через час-полтора, то чтобы он поднимал шум для нашего спасения. Мы влезли со всеми вещами на грузовики. На этот раз я поместился не с шофером в будке, а на площадке, со всеми людьми. Они были мрачны, не разговаривали, не отвечали на улыбки, видимо совсем мне не доверяли. Рядом со мной село двое дюжих, широкоплечих парня, смотревших враждебно. Я крикнул о. Виталию по-французски:

– Ну, если нас все-таки отвезут на советскую зону, то обо мне можешь не беспокоиться, я живым туда не доеду, эти ребята прикончат меня раньше.

Мы тронулись. Машины снова сразу взяли предельную скорость. Пути на советскую зону в Любек и на польский лагерь в Венторф лежали в том же направлении. Издалека увидели мы тот придорожный столб, который обозначал разветвление: если мы поедем прямо, значит на советскую зону, а если направо, то в польский лагерь.

Наш грузовик мчится бешено, вот и заветный придорожный столб. Грузовик подлетел… и повернул направо. Души захлебнулись радостью, я перекрестился. Лица у всех просветлели. Мои мрачные соседи расплылись радостной улыбкой и посмотрели на меня.

– Кажись в польский, – сказали они немного смущенно.

Вот и Венторф. Высокие здания, широкая площадка. Большой польский флаг над центральным домом. Я соскакиваю с грузовика. Ко мне подъезжает автомобиль с громкоговорителем и я, не помня себя от радости, в восторге от обретенной заново жизни и свободы, крещусь и кричу:

– Слава Богу, ребята, поздравляю, мы в польском лагере. Стройтесь у окна направо для регистрации.

Через несколько недель в Венторфе уже было две тысячи русских обитателей. Их добрым ангелом-хранителем стал английский капитан Рэмедж, шотландец, говоривший по-русски. Он защищал и подбадривал наших людей при неизменных страшных для них посещениях лагеря советскими комиссиями, уговаривавшими их уезжать в Россию. Благодаря его стараниям, с осени русские обитатели польского лагеря Венторф получили свой чисто русский лагерь Фишбек, в котором была создана большая просторная церковь из двух соединенных бараков. При церкви возникли две школы – русская и украинская, возникла гимназия, Высшие Пастырские богословские курсы, в которых учились нынешний епископ Павел [Павлов – ред.], архимандрит Феодор [Голицын – ред.], священники находящиеся в Америке, Канаде и Австралии. Тут же были основаны живописная и иконописная школы и мастерские. Лагерь этот процветал в течение нескольких лет и для всех своих насельников остался незабываемым светлым воспоминанием.

Архиепископ НАФАНАИЛ (Львов)

Беседы о Священном Писании и о вере и Церкви, Т. 5. Издание Комитета русской православной молодежи заграницей. Нью-Йорк, 1995 г. C. 267-279.

Печать E-mail

Архиепископ Антоний (Бартошевич): Наша Церковь в современном мире

Наша Церковь в современном мире 

Архиепископ АНТОНИЙ (Бартошевич) 
 
"Милости хочу, а не жертвы"
 
Мне хочется сегодня выявить главные особенности Русской Церкви за границей, существующей самостоятельно, более полувека, для того, чтобы: 1) понять все значение ее для современного мира; 2) понять важность настоящего собора; 3) понять ответственность лежащую на каждом из нас, его участниках; 4) сделать вывод о том, к чему принадлежность к нашей Церкви нас обязывает. 
В начале нашего века, Церковь Христову ожидали страшные гонения и потрясения, предвиденные многими праведниками и прозорливцами, в том числе и святым Иоанном Кронштадтским. Но прежде чем, попущением Божиим, дьявол обрушил свою злобу на чад Церкви, Господь выводит из России, объятой безумием безбожия, часть Русской Церкви. Эта русская Церковь за границей своей родины стала необычным церковным Телом, но исключительность момента требовала исключительных мер.
Дьявол и на этот раз, собирая все силы для уничтожения Церкви, повел атаку против нее двумя путями одновременно: беспощадными гонениями со стороны открытых безбожников и ложью, облеченную в тогу современного модернизма – приспособления жизни Церкви – царства Духа Святого, царства не от мiра сего – к жизни грешного мира, на основе огреховленного человеческого разума.
Энергия лжи и безбожия, давно накопляемая в мире, как страшная разорвавшаяся бомба, потрясла основы Церкви. Полились потоки мученической крови, обильную жатву пожал дьявол – падали, как зрелые колосья на поле, мученики и исповедники христовы, разрушены миллионы церквей, осквернены христианские святыни. Нашлись Иуды предатели в самой Церкви, которые оказывая услугу дьяволу, начали разлагать ее изнутри, потрясая ее хулой на Духа Святого, отступлением от истины, чуждыми нововведениями и т.д.
Сила взрыва, открывшегося в русской революции, на этот раз была максимальна и страшная детонация его отозвалась во всем мире. От нажима злых сил и совне и изнутри немногие иерархи в России пошли на компромисс с дьяволом, в свободном же мире многие были захвачены в сети малодушия, модернизма, готовности угождать сильным мира сего.
Дьявол действовал не только через безбожников советского правительства. Нашлись помощники ему и в других правительствах, то были если не открытые богоборцы, то скрытые враги Церкви.
Ведь каждая поместная православная Церковь связана с правительством своей страны, с территорией своего народа. Вот почему гонители и враги Церкви, через правителей, могут давить на чад Церкви. За примерами ходить далеко не надо. На наших глазах в Греции гражданские власти убрали без всяких разговоров, истинно-православного архиепископа Хризостома, главу Элладской Церкви и на его место поставили послушного им архиепископа Иеронима. В угоду правителям последний тотчас же стал на путь экуменизма. Теперь и его убрали… главою же стал архиепископ Серафим, на долго ли? А что же Церковь? Церковь молчит и подчиняется! Если так в стране где правители признают себя православными христианами, то что говорить о коммунистических правительствах?
Вот почему в наше трудное время, Господу, верим мы, понадобилось особое церковное Тело – наша Церковь русская за границей, не связанная с территорией русского народа и безбожным советским правительством ею ныне управляемым. Другими словами Церковь зарубежная. Только такая Церковь может быть свободной в наше лукавое время. Она покрыла мрежею своих храмов, деятельностью своих пастырей почти все страны свободного мира, включая даже территории поместных автокефальных Церквей.
Находясь на территории многих государств Русская Церковь вне своего отечества стала как бы неуязвима для злых сил! Ибо если бы, не от чего мы не можем быть гарантированными, в какой ни будь стране местные власти и оказали ба давление на представителей наших епархий и приходов, принуждая их силою, к действиям или высказываниям не согласным с учением Церкви, то в других странах наши иерархи остаются свободными для свидетельства Истины. Наши первоиерархи в случае надобности, свободно меняют местожительство, не будучи связаны с территорией или городом, так например: Сремские Карловцы в Югославии, Мюнхен в Германии, а теперь Нью-Йорк – были резиденциями наших митрополитов.
Таким образом, основная особенность нашей Церкви – это ее свобода, ее неуязвимость врагами (относительно конечно, как все относительно в нашем мiре).
В этом отношении она стоит на первом месте среди поместных православных Церквей нашего времени. Наша Церковь может свободно и открыто говорить то, о чем иерархи других православных Церквей молчат, страха ради иудейского.
Вот пример этому: недавно патриарх Александрийский Николай, в интервью с журналистом, высказался православно об экуменизме, поставив все точки над «и» в этом вопросе. Каковы же были последствия? Прежде всего на это неодобрительно реагировал журнал Константинопольской патриархии издающийся в Женеве, в котором, к позору нас, православных, было написано, что вряд ли патриарх Николай откажется от участия в экуменическом движении в виду того, что он получает от экуменического Совета 12.000 долларов на устройство типографии в Александрии. Так оно и вышло. Было опубликовано заявление какого-то профессора, который отрекся, от имени патриарха, от того, что сказал последний. Отрекся профессор, после чего мнения патриарха мы больше не слыхали. Почему? Что это значит? Что же думает патриарх? Очевидно существуют силы, которые способны заставить его молчать. Не прискорбно ли это? С нашими первоиерархами до сих пор такого не случалось. Даст Бог и не случится!
Нам больше дано, с нас больше и спросится. Благодаря, дарованной Богом нашей Церкви, свободе, мы поставлены на свещнице, чтобы вещать истину и правду. Какая страшная ответственность лежит на каждом из нас!
Кроме нашей Церкви, в открытую борьбу с врагом нашего спасения мужественно вступили: катакомбная, в советском союзе, часть Русской Церкви – истинно православная Церковь и часть Элладской Церкви – греческие старостильники. Но они не имеют того, что в изобилии имеем мы – т.е свободы. Пред мужеством этих мучеников и исповедников теснимых и гонимых, а в советском союзе просто физически уничтожаемых, правительствами, мы преклоняемся с благоговением. Мы знаем, что на них почивает благодать Божия, но на них лежит меньше ответственности перед миром, чем на нас, пользующихся свободою и живущих в этом мире. Вот почему о них мы сейчас говорить не будем.
Ведь только наша Церковь во всеуслышание говорит о современных мучениках и исповедниках правды Христовой, только наша Церковь говорит от имени гонимых за Христа и свидетельствует свое единство с ними. Только наша Церковь среди автокефальных православных Церквей не стала членом Экуменического Совета, что легко могла бы сделать. Только наша Церковь повсеместно свидетельствует о том, что плененная безбожниками Московская Патриархия наших дней не есть голос Русской Церкви. Только она, в то время как официальные представители поместных Церквей молчат или поддаются на соблазн. Разве это не ставит нашу Церковь во главу угла Церкви Христовой?
Это вторая особенность нашей Церкви – она является бесстрашным свидетелем истины и правды Божией в современном мире, благодаря своей свободе. Этот долг свой наши первоиерархи всегда исполняли, по мере сил и возможностей.
Чада каждой поместной Церкви являются обычно детьми одного народа, живущими на территории одного государства. Часть Русской Церкви, разбросанной во всем мире, сразу стала привлекать к вере православной представителей разных народов, разных верований. Пополняя наши ряды, эти новообращенные являются иногда более ревностными христианами, чем мы сами. В нашей Церкви они ценят ее твердое стояние в истине, ее бескомпромиссный путь, что положил основание нашей Церкви создатель ее – православнейший иерарх со вселенским признанием и авторитетом – блаженнейший митрополит Киевский и Галицкий Антоний. Ореол этого вселенского святителя, многогранность, многонародность и многоязычие в прославлении Творца, дали нашей Церкви, да не заподозрит кто нас в гордости, необычный характер, как бы «вселенской Церкви».
Это третья особенность нашей Церкви – ее вселенско-миссионерское значение.
Таковой она была признана по началу всеми поместными Церквами. Даже на своих территориях патриархи и главы Церквей допустили существование епархий, приходов, церквей и верующих Русской Церкви. Больше других в этом отношении сделала Сербская Церковь, принявшая с братской любовью и митрополита Антония и Архиерейский Синод нашей Церкви и давшая таким образом возможности русским архиереям управлять русской паствою во всем мире. На территории Сербской Церкви собирались Соборы наших иерархов, здесь же происходили два исторических Собора с клиром и мирянами 1921 и 1938 годов. Русская Церковь и русские люди будут всегда благодарны братской Сербской Церкви и сербскому народу за сердечное гостеприимство. Единодушны по началу с Сербской Церковью были и все поместные Церкви, стараясь всеми силами поддержать и помочь существованию в новых условиях свободной Русской Церкви.
Рожденная в страшном горниле испытания, пережившая кровавую драму своего народа, ужасы безбожной революции, наша Церковь вынесла из России опыт того, что плохо понимали представители Церквей, жившие еще благополучно в свободном от коммунизма мире и державшиеся за блага его. Дух мученичества, образ изгнанников, чудом сохранивших свою жизнь, потерявших все на родине, понявших тщету земного, вот что пронесла Русская Церковь православному миру. Мы были приняты в семью православных Церквей, как братья мучеников, как изгнанники правды ради, как гонимые и пострадавшие от рук явных безбожников. В этом отношении, русские изгнанники стояли тогда духовно выше своих братьев в свободном мире.
Такой образ нашей Церкви и вселенский авторитет создателя и главы ее – митрополита Антония, бывшего самым православным, самым благочестивым, самым почитаемым и выдающимся иерархом нашего времени, создало и укрепило авторитет нашей Церкви в православном мире.
Четвертой особенностью нашей Церкви является то, что она часто бывала моральной поддержкой и авторитетом для чад других Церквей.
Весь православный мир был уже отчасти потрясен детонацией того, что произошло в России. Вот иуды, предатели в СССР создают так называемую «живую церковь», по требованию и под давлением советской власти, для разрушения Церкви изнутри. Почти одновременно в свободном мире действует патриарх Константинопольский Мелетий IV. Он созывает на святой Афонской горе совещание всех поместных Церквей в 1923 году. На призыв его отозвались только пять Церквей. Совещание вылилось в так называемый теперь конгресс, на котором патриарх Мелетий предложил провести в церковную жизнь целый ряд реформ, как то: женатый епископат, второй брак для вдовых священников, сокращение богослужений и постов, упрощение священнических одежд, новый календарь и т.д. Этот конгресс оставил пагубный след в жизни некоторых Церквей, и является началом модернизма в православии.
Кто протестует против таких настроений? Митрополит Антоний – его представитель в Константинополе архиепископ (впоследствии митрополит) Анастасий опротестовал перед патриархом предполагавшиеся реформы и, во имя Русской Церкви, указал на пагубность и опасность их. Однако в столице бывшей Византии голосу его не вняли.
Таким образом Русская Церковь за границей с момента своего существования подняла меч духовный с одной стороны против воинствующего безбожия, с другой – против открытого и потерявшего стыд модернизма. Надо было воевать на два фронта, надо было решить какое оружие употребить, чтобы не уподобиться апостолам, которые хотели снизвести огонь с неба, чтобы попалить и уничтожить врагов Христовых, и которым Спаситель с укором сказал: не знаете какого вы духа! Но глава нашей Церкви митрополит Антоний знал какого он духа и, как истинный пастырь Церкви Христовой, а не как книжники и фарисеи нашего времени, указал нашей Церкви средний, царский путь, вооружившись на этом пути мечем истины и огнем любви и милосердия. Этот путь, которым следует Русская свободная Церковь, вот уже более пятидесяти лет, и есть сущность ее, делающая ее столь необходимой для колеблющегося в разные стороны православного мира. Милостью Божиею наша Церковь никогда не сбивалась с этого пути, и не дай Боже потерять его, чтобы не обуять нам, как соль потерявшая силу, чтобы не изменить нам тому к чему мы призваны!
Пятой особенность нашей Церкви является ее прямой путь, путь Истины и милосердия.
Повторим: особенностями свободной Русской Церкви, которые ставят ее морально и духовно во главу угла православного мира, являются: 1) дарованная ей Богом свобода, неуязвимость ее для врагов; 2) вытекающее из свободы ее бесстрашие и свидетельство Истины; 3) ее вселенско-миссионерский характер; 4) ее долг быть моральной поддержкой и авторитетом для православных чад Церкви и 5) ее твердый и бескомпромиссный путь истины и милосердия.

Отношение нашей Церкви к обману советской власти


После неудачной попытки с «живой церковью», непризнанной ни народом, ни свободным миром за русскую Церковь, советская власть порабощает волю митрополита Сергия и создает современную «московскую патриархию», необходимую ей для борьбы с Церковью, для прикрытия, как ширмою истинных намерений своих – т.е. полную ликвидацию Церкви. Для подобного обмана свободного мира, необходимо было советской власти, чтобы все признали «московскую патриархию» за истинную Русскую Церковь.
С Русской Церковью на родине митрополит Антоний продолжал поддерживать духовную связь, чувствуя себя возглавителем лишь части ее. Несмотря на то, что святейший патриарх Тихон находился в красной Москве, что между Русской Церковью, объятой пожаром безбожного безумия, России и между частью ее оказавшейся за границей, опустился железный занавес, мы молились за патриарха Тихона до самой его смерти в 1925 году. Потом мы молились за его заместителя – местоблюстителя патриаршего престола — митрополита Петра, то же до смерти его.
Порвал митрополит Антоний с московской патриархией, только после всем известной декларации митрополита Сергия, так как с этого момента московская патриархия перестала представлять собою Русскую Церковь. Порвав с созданной советской властью видимостью Церкви, он мудро отсек коммунистический обман и о нем предупредил глав всех поместных Церквей. Обман полностью не удался.
Владыка митрополит Филарет мудро предвидел и другой обман той же власти. Дарование якобы Русской Церковью автокефалии американской митрополии, отделившейся от нашей Церкви после последней войны. Не дремал меч служителя Божия и в послании к иерархам и пастве митрополии митрополит Филарет разоблачает новый обман, говоря, что автокефалия будет получена не от Церкви, а от безбожной власти и в интересах последней. Так оно и вышло, в чем теперь все могут убедиться. Но автокефалия все же была принята, после чего епископы нашей Церкви на Соборе 1971 года прерывают молитвенное общение с представителями этой, так называемой, автокефалии. Ее не признают не только наша Церковь, но и все поместные Церкви свободного мира.
Но враг не дремлет. Советской властью придуман еще обман. Несколько раз уже она обращалась, через плененных ею иерархов, от их имени, к чадам нашей Церкви, с призывом вернуться в объятия «Матери Церкви»,
Обеспечивая этим якобы каноничность нашего положения за рубежом, обещая и другие блага этого мира. С таким посланием обратился и ныне патриарх Пимен к пастырям и чадам нашей Церкви. За ширмой, этих якобы братских призывов, таятся истинные намерения безбожной власти, как-то: лишить нашу Церковь свободы, подчинив ее несвободному патриарху, заставить ее молчать, предать Истину, отказаться таким образом от миссии, возложенной на нее Господом.
На это последнее послание ответил с достоинством и предельно ясно первоиерарх митрополит Филарет, сказав, что наша Церковь, как свободная часть Русской Церкви, твердо стоит на канонической основе… и не намерена отказываться от своей свободы. Пользуясь ею, мы обязаны громко возвещать всему миру о преследованиях религии в СССР». Вряд ли кто пойдет и на этот обман советской власти!
Каждый раз на пути советских ухищрений стоит наша Церковь, — свободная часть Русской Церкви. Вот почему столько злобы и ненависти против нее, столько явных и тайных наемных агентов Москвы.


Отношение нашей Церкви к соблазнам модернизма

Оказавшись за границей своей родины, митрополит Антоний поднял меч истины одновременно и против модернизации Церкви в СССР – создания так называемой «живой церкви» и того же модернизма в свободном мире, выявившемся на конгрессе 1923 года, о котором я уже говорил. Ведь предполагаемые и принятые реформы там и тут были почти одни и те же! Обман модернизма полностью не удастся и только несколько Церквей по началу переходят на новый стиль, отвергнутый большинством.
Не принявший решительно новый стиль для православной Церкви, митрополит Антоний не уклонился в другую крайность и меч его не сечет выи грешников. Он низводит на главы их огонь любви и долготерпения. Он не порывает молитвенного общения с Церквами, принявшими новый календарь, он никого не анафематствует, что можно было бы, казалось, сделать по началу. По свидетельству нашего первоиерарха и по тому, что мы сами слыхали от митрополита Антония, он новый стиль не считал ересью, он для него был грубым нарушением церковного порядка. Он принимает, например, приглашение Румынской Церкви и отправляется в Румынию, после того, как эта Церковь перешла на новый стиль.
В Сербской Церкви конгресс 1923 года оставил тоже пагубный след. Несколько вдовых священнослужителей вступили во второй брак, явно нарушив этим каноны Церкви. Православнейший митрополит Антоний такому беззаконию сочувствовать не мог. Однако во всеуслышание он никого не обличает, не порывает с Сербским патриархом, но остается жить у него и личным примером своего благочестия и верности православию поддерживает православные настроения в Сербской Церкви, где браки вдовых священников больше не повторялись.
Меч против греха и милосердие к грешникам, так учил нас благостный святитель. Ведь назвать своего брата еретиком не трудно. По человечески не трудно, но в очах Божиих, осудивший ближнего в ереси, принимает на душу ответственность, как предвосхититель суда Церкви.
Вспомним монаха, которого называли вором, блудником и лжецом и который на все обвинения отвечал смиренно, что он именно такой и есть. Но когда обвинили его в ереси, он сказал нет. И будучи спрошен, почему до сих пор он соглашался с обвинениями, а теперь протестует, монах отвечал: «Хотя я и блудник, лжец и вор, но я нахожусь в Церкви и для меня не закрыто покаяние и спасение… Но если я еретик, то я вне Церкви, вне спасения…».
Извергнуть из Церкви, объявив кого-либо еретиком, может только сама Церковь, законным судом своих епископов. И кто из нас дерзнет предвосхищать суд Церкви? Каждый православный христианин может сказать, и то с большой осторожностью, что такой-то брат имеет неправославные мысли, погрешает в вере и т.д. Но назвать кого-либо еретиком в полном смысле этого слова, только потому, что мне так показалось, что я так нахожу – значит впасть в гордость, непростительное самомнение, взять на душу больше чем грех осуждения.
При митрополите Анастасии, мы, до самого последнего времени, молились за святейших патриархов православных, хотя были они уже экуменистами и новостильниками. При нем же произошло важное и грустное событие в православном мире: все поместные Церкви окончательно вошли в Мировой Совет Церквей. Митрополит Анастасий не колебался. Одна наша Церковь в свободном мире отказалась от экуменического движения. Что это значит? Значит, что без лишних слов и анафем Свободная Русская Церковь осудила твердо и решительно экуменизм, как движение не православное! Избирает она свой собственный путь в Православии, путь особенный, единственный. Митрополит Анастасий не боялся остаться одиноким на этом пути. И однако мужественный старец не рвет ни с кем молитвенного общения, не объявляет никого еретиками, не мечет громы и молнии, но низводит огонь долготерпения на погрешающих.
Интересны два письма Архиерейского Синода нашей Церкви, адресованные Церкви греческих старостильников, копии которых были в свое время посланы греческому Архиепископу Америки и Вселенскому патриархату.
Письмо первое, номер 3/50/1296 от 27.9.1961 года:
«Наша Церковь придерживается старого календаря и считает введение нового календаря большой ошибкой. Тем не менее, ее тактикой было всегда хранить духовное общение с православными Церквами, которые приняли новый календарь, по столько, по сколько они празднуют пасху согласно решению Первого Вселенского Собора. Наша Церковь никогда не объявляла Вселенскую патриархию или греческую Архиепископию Северной и Южной Америки схизматическими и не прервала с ними духовного общения».
Не понятно почему второе письмо ровно через неделю, номер 3/50/1443 от 3.10.1961 года: «Наша Церковь придерживается старого календаря и считает введение нового календаря заблуждением. Тем не менее, согласно политики приснопамятного патриарха Тихона, мы никогда не прерывали духовного общения с каноническими Церквами, в которых был введен новый календарь».
Митрополит Анастасий впервые допускает новый стиль в нашей Церкви для обращенных из инославия. Так покойный, многими почитаемый как праведник и подвижник нашего времени архиепископ Иоанн принимает в Западно-Европейскую епархию группу православных голландцев, которые, пользуясь новым календарем, просуществовали в нашей церкви 22 года – срок не малый. В то же время появились в нашей Церкви новостильники – румыны. Архиепископ Иоанн, не без согласия митрополита Анастасия, рукоположил вместе с румынским митрополитом беженцем в Париже румынского епископа Феофила – новостильника, чем дал начало существованию в нашей церкви новостильных румынских приходов. Эти приходы ныне подчиняются непосредственно нашему Первоиерарху, который каждый год, будучи в Европе, служит в румынском храме в Париже, что имело место и в этом году в воскресение 28-го июля (15-го по старому стилю). Более того – поднят вопрос о возведении в сан епископа румынского протоиерея из Парижа, сознанием, с нашей стороны, заранее того, что румыны в настоящее время от нового стиля не откажутся. Ведь более 50-ти лет Румынская Церковь живет по новому календарю. Выросло два новых поколения не знающих старого.
При митрополите Анастасии была принята в Западно-Европейскую епархию группа православных французов, руководимая протоиереем Е. Ковалевским – новостильником. Сам митрополит Анастасий долгое время сочувствовал возведению протоиерея Е. Ковалевского в сан епископа, не предъявляя однако условия изменения календаря. Архиепископ Иоанн вместе с новостильным епископом Феофилом рукоположил Ковалевского во епископа Сан-Дениского. Не наша Церковь извергла новостильнаго епископа Иоанна (монашеское имя прот Е. Ковалевского) из своих недр. Он сам ушел от той Церкви, которая дала ему благодать епископского служения, за что и был судим и лишен сана.
Часть паствы этого недостойного иерарха, осталась верной нашей Церкви и существует ныне в границах Западно-Европейской епархии, как благочиние, возглавляемое архимандритом Амвросием – французом, который сам добровольно и постепенно переводит свои французские приходы на старый стиль, что явилось результатом нашего терпения и снисхождения к ним.
Митрополит Анастасий, отказавшись от экуменического движения, посылает охотно на их съезд своих наблюдателей, для свидетельства истины. Не задумываясь, послал он наблюдателей от нашей Церкви и на Ватиканский собор. Он принимал таким образом с достоинством участие в жизни католиков и протестантов, не боясь, но и не смешивая однако никогда истины с ложью, не ставя себя в равное положение с инославными. Он пытался бросить в это движение зерна истины. И хотя экуменизм в его время принял уже широкие размеры в православном мире, митрополит не принимает против него решительных мер.
Это делает собор наших епископов в 1971 году при митрополите Филарете, объявив экуменизм учением еретическим, с точки зрения православной Церкви. Однако далек был собор от мысли о том, чтобы считать еретиками представителей всех поместных Церквей, вошедших в экуменический Совет. Митрополит Филарет обращается к епископату Церкви Христовой с двумя скорбными посланиями, в которых указывает на опасность проникновения идей экуменических в православное сознание, указывает на неправильные мысли и высказывания патриарха Афинагора, никого еретиком не называя! Ваше Святейшество, так обращается он к патриарху Константинополя.


Отношение нашей Церкви к соблазнам раскола

Когда митрополит Евлогий не подчинился решению Архиерейского Синода в делах его епархии, и тем взял страшный грех раскола на свою душу – грех церковного разделения. Кошмарны были эти годы церковной жизни в Западной Европе. Многие не могли разобраться в сложной церковной обстановке, доверяя митрополиту Евлогию, шли за ним. Брат восстал на брата, разделение из церквей проникло в семьи, родивши взаимное осуждение, доходящее до ненависти. Надо было положить конец этому смятению, приносящему душевный вред чадам Церкви и митрополит Антоний читает над ним разрешительную молитву и кающемуся, как думал он, грешнику возвращает благодать священства. Не знало границ любви сердце проповедника состраждущей Божией любви к грешнику. Однако эта любовь, спасшая от гибели паству митрополита Евлогия, не тронула его сердца и он остается в разрыве с архиерейским Синодом, продолжая подчиняться Константинопольскому патриарху.
Незаконность этого подчинения понимали митрополиты Антоний и Анастасий, но с русским Экзархатом Константинопольского патриарха в Западной Европе примирились и, после снятия прещения с митрополита Евлогия, больше никогда молитвенного общения с ушедшими от нас к грека не прерывали, даже до сего дня. Ответственность всю возложили на ушедших от нас и долготерпели.
Тем временем, после последней войны, митрополит Евлогий от Константинополя уходит под Москву, откуда его паства, после смерти митрополита, возвращается к Константинополю, во главе с митрополитом Владимиром. По их возвращению, мы с ними сослужим, чему можно привести много примеров. Ограничимся некоторыми: я с благословения архиепископа Иоанна, как его викарный епископ, освящал с епископами Мефодием и Сильвестром новопостроенную церковь при старческом доме в Сан-Рафаэле (Франция). Во время Ватиканского собора в Риме, почти каждое воскресение, служил со мною в нашей Церкви епископ Касьян, ректор Богословского Института в Париже. Ни кому тогда и в голову не приходило, что это недопустимо. Митрополит Анастасий выражал удовольствие когда узнал, что я, в отсутствие из Европы правящего архиепископа Иоанна, сам решил вопрос, и будучи приглашен, принял участие в погребении митрополита Владимира. Поощряемое покойным архиепископом Иоанном, наше сослужение с представителями греческого экзархата во Франции совершалось беспрепятственно с нашей стороны.
Но вот, неожиданно, патриарх Константинополя отказывается от своего русского экзархата в Западной Европе, по требованию Москвы и указывает своей бывшей пастве путь подчинения московскому патриархату. Этому совету парижане не следуют, но делают не менее рискованный и опасный шаг – объявляют сами себя, ни больше, ни меньше, как автокефальной Церковью Западной Европы. Большей безграмотности в каноническом праве трудно представить.
Как реагирует на это митрополит Филарет? Он обращается к ним, как святитель Русской Церкви, с увещеванием, указывая на беззаконность их действий, зовет их вернуться в свободную Русскую Церковь и только.
Приходит время, парижане возвращаются не к нам, а к грекам, не как русский Экзархат Константинопольского патриарха, а, на этот раз просто как часть греческого экзархата в Западной Европе, подчиняясь греческому экзарху в Париже – архиепископу Мелетию. Архиерейский собор нашей Церкви 1971 года выносит решение о незаконном присоединении русских приходов, паствы, храмов и имущества к греческому экзархату, но мер прещения не принимает и о разрыве молитвенного общения не говорит.
Меры прещения относительно нас принимает архиепископ Георгий, управляющий русскими приходами греческого экзархата в Западной Европе, и, на сколько нам известно, он указом запрещает своему духовенству служить с нами, ссылаясь на волю патриарха Константинопольского. Однако сослужения в редких случаях бывают и теперь: перед лицом ли смерти все примиряющей, в детских ли и юношеских летних лагерях, просто ли заменяя друг друга на требах изредка сослужат наши и «не наши» священнослужители.
В наше время страшных гонений на Церковь и непредвиденных обстоятельств церковной жизни, очень трудно кого-то назвать стопроцентным раскольником, особенно среди низшего духовенства и паствы. Ведь даже самостоятельное существование части Русской Церкви не предвидено полностью канонами. Оно оправдывается только двумя фактами: неслыханными гонениями на Церковь в России и временность нашего самостоятельного существования. Если кончится режим богоборцев, если прекратятся преследования верующих на родине, если восстановится религиозная свобода, то Русская Церковь за границей перестанет существовать, слившись с Матерью-Церковью.

Отношение к нашей Церкви поместных православных Церквей после последней войны

До окончания последней мировой войны, сослужили мы свободно с представителями всех поместных Церквей в свободном мире, даже с перешедшими на новый стиль и увлекающимися экуменизмом. Изменение отношений к нам этих Церквей началось после войны, когда дряхлый патриарх Алексий был послан советской властью с визитами к патриархам и главам поместных Церквей. Плененный безбожниками старец обманывал своих собратьев, внушая им, что в России теперь якобы все изменилось к лучшему, что Церковь теперь свободна, что тысячи молящихся наполняют храмы и т.д. Перед лжесвидетельством престарелого патриарха не устояли официальные представители Церквей. Они признали Алексия настоящим, право правящим патриархом всея Руси. Он же, в свою очередь, просил их всех прервать молитвенное общение с нашей Церковью, как раскольническою, непризнающею своего законного патриарха. На сколько это было обещано, мы не знаем. Знаем только, что сослужение не сразу прекратилось. Так представитель Константинопольского патриарха митрополит Емилиан сослужил мне на литургии в нашем храме в Женеве, уже после визита патриарха Алексия. Это было тогда и для нас и для греков вполне приемлемо.
Возмутился этим сослужением ни митрополит Анастасий, ни архиепископ Иоанн, правящий в Западной Европе, а московский патриарх, разразившийся грозным посланием к патриарху Афинагору, требуя прекращения сослужения с нами клириков константинопольской Церкви. Только после этого, не решением, повторяю нашей Церкви, а указом патриарха Афинагора было запрещено грекам служить с нами. С этого приблизительно времени фактически и прекращается наше сослужение с официальными представителями поместных Церквей. Ведь все эти Церкви, без исключения со времени Родосской конференции стали сотрудничать с патриархом московским и его синодом, признав его официально, а не по совести, за главу Русской Церкви.
Мы сослужения с официальными представителями не искали и не ищем. Этот разрыв отвечает и нашему отношению к ним. Но наше молитвенное общение с Православными Церквами не было этим полностью прервано. Во-первых документа о нашем отлучении от вселенского единства принятого всеми Церквами не существует! Когда митрополит Л-градский Никодим требовал такого документа от представителей автокефальных церквей на всеправославном совещании в Женеве, он его не получил. Его требование было обойдено молчанием и игнорировано официальными представителями Церквей, что свидетельствует о том, что среди них мы имеем не только врагов, но и друзей. Таким образом, не осуществились желания богоборцев. Ведь большинство представителей Церквей и официальные (молчащие часто страха ради иудейского), и неофициальные сочувствуют нашей Церкви, понимая, что свободными епископами ее, а потому настоящими, являемся мы!


Отношение нашей Церкви к представителям поместных Церквей

Я думаю, я чувствую, я исповедую, что мы должны радоваться проявлению доброжелательства к нашей Церкви в православном мире. Должны понимать мы, что многие чада поместных Церквей возлагают надежду и упование на нашу Церковь. Мы обязаны поддерживать контакты с ними и радоваться тем, редчайшим теперь, возможностям нашего молитвенного общения.
Ведь единство Церкви это не пустой звук, не праздные слова, это природа и основа ее. По примеру наших первоиерархов, и мы должны бережно хранить тонкие нити, которыми связаны мы с православным миром.
Ни в коем случае не должны мы самоизолироваться, видя вокруг себя, часто воображаемых, еретиков и раскольников. Постепенной самоизоляцией мы впадаем в ту крайность, которую так мудро избегали наши митрополиты, мы откажемся от того среднего, царственного пути, которым до сих пор шла наша Церковь, мы окажемся отрезанной ветвью церковной, а не Церковью, вещающею истину свободно и безбоязненно!
Самоизолируясь, мы станем на путь сектантский, боясь всех и всего, окажемся одержимыми манией преследования, будем терять последних друзей в православном мире! Но что бы стать на такой путь, нам придется прежде отказаться от прошлого нашей церкви и осудить его.
Милостью Божиею мы далеки от такого соблазна, но подобные настроения ощущаются в нашей среде. Рассудительность есть основная добродетель христианская. Ведь в каждой поместной Церкви, кроме ее официальных представителей, часто несвободных и зависящих от сложных житейских и политических обстоятельств, существует само тело Церкви – благочестивые пастыри и богобоязненные миряне, те, которые например спасли Константинопольскую Церковь, когда ее официальные представители подписали флорентийскую унию с Римом. Как много еще слава Богу этих живых православных сил в каждой поместной Церкви, истинных чад ее, и горе нам если мы этих сил не видим и нечувствуем, если мы готовы бываем порвать с ними молитвенную связь, единство во Христе, ради грехов их недостойных может быть в настоящее время официальных представителей.
В Сербской Церкви на страже православных сил, стоит ныне известный всему православному миру, православнейший архимандрит Иустин (Попович). Он давно поднял голос против увлечения экуменизмом, разоблачил это движение в недавно вышедшей книге «Православная Церковь и Экуменизм». Он обличал даже сербских иерархов в нетвердом стоянии в православии. И когда патриарх сербский Герман стал одним из председателей Экуменического Совета, что сделал этот защитник православия? Он поступает также, как почитаемые им наши митрополиты Антоний и Анастасий, он не порвал молитвенного общения со своим патриархом, он не объявил никого еретиком или раскольником, он продолжает подчиняться священноначалию своей Церкви и поминать за богослужениями своего патриарха. Почему? Ведь раскол в Сербской Церкви он мог бы учинить. Архимандрит Иустин воспитал целое поколение верных ему ученых монахов, которые следуют за ним беспрекословно, за которыми пошла бы и часть паствы. Но отец Иустин этого не делает, так как единство Церкви для него не пустые слова, так как он понимает, что раскол в Церкви больший грех, чем колебания и нетвердость в вере даже иерархов Церкви. Непогрешимых иерархов у нас нет, а колеблющиеся, заблуждающиеся, малодушные все же принадлежат Церкви, так как Христос пришел не к здоровым, а больным, почему он терпел до конца в числе апостолов Иуду и на тайной вечери не прервал с ним молитвенного общения, причастив недостойного.
В наш век колебаний и заблуждений и всевозможных потрясений, некоторые из ревности впадают в опасную крайность, чуждую от начала нашей Церкви, как я старался показать в своем докладе, готовы бывают видеть в своем ближнем, при первом подозрении, уже готового злостного еретика или вредного раскольника, возбуждая таким образом в себе нехорошие чувства к ним, вместо любви и снисхождения, и в то же время сами впадая, незаметно для себя, в гордость, не менее вредную, чем колебания в вере для души человеческой. Такой грустный пример мы видим в Женеве в лице неплохого священника В. Саккаса, для которого и наш Архиерейский Синод уже недостаточно православен и подчинение ему необязательно. Это уже не православие, а сектантство!
Что важно для нас – сама Церковь и живые силы в ней или временные, может быть недостойные, ее официальные представители? Ради последних неужели будем рвать с Церковью Христовою, в которой большинство думает так же как и мы, в которой дышит, несмотря на наши недостоинства, Дух Святой? Да кого же мы этим накажем? Ведь только сами себя!

Итак, если бы не было в современном мире нашей Церкви:

1) не было бы в нем единственно свободной Церкви, неуязвимой до сих пор для злых сил;
2) не было бы в мире свободного церковного голоса, могущего говорить бесстрашно от имени Церкви;
3) не было бы надежного и тихого прибежища церковного для истинно православных сынов ее;
4) не было бы в свободном мире единственной Церкви не включившейся в Мировой Совет Церквей;
5) не было бы Церкви, разоблачающей советский обман, представляющий современную московскую патриархию, как Русскую Церковь;
6) не было бы Церкви открыто говорящей о мучениках нашего времени и открыто прославляющей их;
7) без нашей Церкви возможно, что православный мир погряз бы глубже в модернизме;
8) без нашей Церкви свободный мир скорее бы поддался пропаганде коммунизма.
Вот почему наша Церковь так нужна этому мiру.


Наша Церковь и Россия

Смыслом нашего существования за границей было сохранение православия, сохранения преемственности рукоположения от святителей Русской Церкви, сохранение и воспитание нашей молодежи православными и русскими. Только наша Церковь никогда и ни при каких условиях и ни под каким видом не отказывалась от имени «Русская»! Никогда наша Церковь не искала чужих омофоров для придания себе якобы большей законности вне России. Мы всегда были и остаемся чадами свободной части Российской Церкви или Русской Церковью за границей. Если нас не признавали за таковых, если не признавали законности нашего существования, нас это не смущало. Мы были уверены, что в данном случае хуже тем, которые нас не признают. Покойный епископ Мефодий из Парижской Архиепископии ездил например в Святую Землю и получал там от патриарха право служения, как епископ греческой Церкви. Нам – русским служить не давали, но мы не перекрашивались и оставались русскими, неся общерусский крест.
И вот, теперь мы стоим перед лицом возрождающейся России. Совершается постепенно то, чего мы столько лет ждали, во имя чего мы трудились и жили. Россия пробуждается. Заговорили лучшие люди на родине. Растерявшееся советское правительство, не смея расправиться с ними у себя, выкидывает их за границу.
В свободном мире оказались большие русские писатели. Чем поражают они нас? Не только своим талантом, не только мужеством проявленным ими в СССР, но главным образом тем, что заявили они себя прежде всего православными христианами. Ведь воспитывались они при советской власти, кончали советские школы, а вышли из советского союза не только верующими христианами, но убежденными христианами православными. Как не согласиться с поэтом, что в Россию можно только верить? И вот наибольший из них А.И. Солженицын в разговоре со мной заявляет, что спасение России невозможно без Церкви и что произойти оно может только всеобщим покаянием. Это слышим мы из уст ученика советской школы, офицера красной армии, многолетнего заключенного советских лагерей. Разве это не чудо? А что больше всего поразило Солженицына в свободном мире – это наши церковные разделения. Не осуждая никого, он с трудом старался понять, почему мы, живя в свободном мире, перед лицом русской трагедии, церковно разделились? Ведь этому будет удивляться не один Солженицын. Он для нас является выразителем мнений лучших людей России. Это голос оттуда! И внимая этому голосу, мы должны прежде всего с этого собора обратиться с братским призывом к единению, во имя многострадальной Русской Церкви и русского народа, к Американской митрополии и к Парижской Архиепископии. Если мы русская Церковь, мы должны это сделать, это наш долг! Пускай нас опять не поймут, пускай еще раз над нами посмеются, мы не должны бояться этого. Ведь и над Христом смеялись! Если мы христовы, если мы русские, то мы не должны ничего бояться в этом мире. Наша самая свободная Церковь должна говорить правду, должна звать к единению, к служению России. Этим мы оправдываем свое русское имя, свое пребывание за границей. Не отталкивать должны мы, а привлекать, не бояться, а смело идти вперед, не порывать, а соединять!
Все время пребывания нашего вне России, мы говорили о том, что хотим спасти Россию, что мы работаем на спасение ее. И теперь, когда открылась реальная возможность для нас сделать что-то для России, для спасения нашей родины от безбожного жестокого кошмара, мы так мало делаем! Мы должны удвоить, утроить, удесятерить свои силы для помощи нашему многострадальному народу и верующим на родине. Ведь хотя бы передача туда литературы – стала реальным фактом. Моряки во всех портах мира, куда приходят русские корабли, расхватывают книги, просят книг Солженицына. На письма оттуда мы получаем ответы из разных концов России. Существует живая связь с родиной, рухнул железный занавес! А мы все пребываем в бездействии и дальше своих личных дел ничего не видим. В отношении помощи России работают у нас отдельные лица и даже группы лиц, но то, что они делают это капля в море. Надо организовать работу повсеместно, надо печатать литературу, надо общими усилиями искать путей к отправки ее на родину. У нас в Европе в этом отношении работает «Православное Дело», помогите ему!
Ведь помощь родине – это живая работа, на которую можно увлечь и молодежь. Можно и должно! Иначе, как воспитывать нашу молодежь русской? Ведь работа для России сделает их реально, а не отвлеченно, русскими! Отсюда


Наш долг перед Церковью и Родиной

1) Хранить чистоту Православия, отсекая все соблазны безбожия и модернизма. Другими словами, мужественно идти по тому пути, который начертан на скрижалях нашей Церкви.
2) Быть смелым и свободным голосом Церкви Христовой, бескомпромиссно говорить истину и правду, что делали до сих пор наши Первоиерархи.
3) Пользуясь свободой снисходить к несвободе других, стараясь не осуждать их легко, а понять, поддержать, проявить братскую любовь.
4) Беречь и дорожить церковным единством, чувствуя себя частью живой вселенской Церкви Христовой и достойно нести в ней знамя Русской Церкви.
5) Избегать где можно самоизоляции, ибо дух Церкви объединяющий, а не разделяющий. Не искать еретиков там, где их может быть и нет, боясь всякого преувеличения в этом направлении.
6) Звать отделившихся от нас русских православных людей и их пастырей к единению. Звать не прещениями, а братской любовью во имя страждущей Русской Церкви и многострадальной родины.
7) Повернуться лицом к возрождающейся России, протянуть ей руку помощи там, где это в наших силах!
 
Архиепископ АНТОНИЙ (Бартошевич)
 
Доклад на III Всезарубежном Соборе Русской Православной Церкви заграницей,
Джорданвиль, 1974 г.
 
 
Новохиротонисанный епископ Иоанн с братьями Бартошевичами, будущими епископом Леонтием и архиепископом Антонием. Белград. 1934 г.
Новохиротонисанный епископ Иоанн (Максимович) с братьями Бартошевичами, будущими епископом Леонтием и архиепископом Антонием. Белград. 1934 г.
 
Заочное отпевание Царской Семьи 4/17 июля 1968 года. Слева направо епископ Нафанаил, архиепископ Никон, архиепископ Антоний, епископ Павел
Заочное отпевание Царской Семьи 4/17 июля 1968 года.
Слева направо: епископ Нафанаил, архиепископ Никон, архиепископ Антоний, епископ Павел
 

Печать E-mail

Истинный смысл современной проповеди сверхчастого причащения

Протоиерей Владимир Правдолюбов

Держи, что имеешь, дабы кто не восхитил
венца твоего (Откр. 3, 11).

Печать E-mail

Украинский суд подтвердил право верующих не идти на войну

Украинский суд подтвердил право верующих не идти на войнуДнепропетровский областной апелляционный суд подтвердил право верующих людей на альтернативную службу в случае, если они были призваны в армию, согласно закону про мобилизацию.

Как сообщает ИРС, 26 февраля суд вынес оправдательный приговор для верующего (речь идет о приверженце церкви свидетелей Иеговы), который во время мобилизации просил направить его на альтернативную службу.

Суд не согласился с аргументами прокуратуры Новомосковска Днепропетровской области, которая добивалась осуждения члена религиозной общины Свидетелей Иеговы за уклонение от военной службы.

Защита подсудимого аргументировала свою позицию нормами ч. 4 статьи 35 Конституции Украины и практикой Европейского Суда по правам человека, где установлено право верующих граждан на замену воинской обязанности альтернативной (невоенной) службой.

Решение апелляционного суда уже вступило в силу.

Источник

Печать E-mail

Митрополит Антоний: Вера римского сотника

 Митрополит Антоний: Первая Неделя Великого ПостаВидев же сотник, стояй прямо Ему, яко тако возопив, издше, рече — воистину человек сей Сын бе Божий”(Марк 15. 39). Так началась вера сотника. Ясно, что вопль Христов выразил, в понятном для сотника духе, целое богатство нравственного содержания.

Печать E-mail

Архимандрит Феодосий (Мельник): Воспоминания о Блаженнейшем Митрополите Антонии. Иверская часовня в Белграде

Жизнь владыки Антония в Киеве


О жизни владыки Антония в эти смутные годы в Киеве имеется свидетельство его долголетнего келейного послушника и священноинока архимандрита Феодосия*.

В своих воспоминаниях незабвенный отец Феодосий пишет следующее:

"В Киев я приехал (с фронта) в первых числах августа (1918 г.). Владыку митрополита Антония первый раз я видел в лаврской церкви за всенощной.

Первый раз владыка Антоний произвел на меня неприятное впечатление, ибо я слышал о нем очень много хорошего, а тут был разочарован. Мне он показался маленьким, с очень большой головой и совсем не таким, каким бы я хотел видеть нашего Киевского митрополита, я даже сетовал вслух: "Вот так Киевский митрополит, после Флавиана и Владимира разве можно де посылать такого".

Однако вскоре мое сетование обратилось сначала в настороженное внимание, а затем в величайший восторг, когда я выслушал одну-другую проповедь нового митрополита, а потом еще его лекцию: "Христос Спаситель и еврейская революция". Я был поражен не столько словами, которые я мало понимал, сколько мягкостью лица Владыки, добротою его глаз. Когда он говорил проповедь, от него излучался какой-то особый свет. Так постепенно я к нему привык. Правда, я стоял далеко от жизни Владыки, а видел его только в церкви, или когда уезжал из лавры в город для служения, или на какие-либо собрания, которых там было без конца, и на которых Владыка постоянно выступал с речами.

В то время Киевом правил гетман и немцы. К Владыке приезжало много народу, бывали и немецкие генералы и другие чины. Однажды в митрополичьем доме был парадный ужин в честь главнокомандующего немецкими войсками Мирбаха. Немцы чтили Владыку, восторгаясь его умом и отличным знанием немецкого языка.

Когда же меня назначили охранять Владыку, я еще более увидел, какое сокровище Господь послал Киевской митрополии. Несмотря на тогдашнее неспокойное время, Владыка все поднял на ноги, и все зашевелились. При лаврской гостинице были основаны Пастырские курсы, в трапезной церкви для братии и мирян всякий вечер говорились беседы, продолжался Украинский Церковный Собор с мирянами. В Киеве было кроме трех своих викарных архиереев - 19 приезжих. Был сильный натиск со стороны украинских сепаратистов, требовавших отделения от Матери Русской Церкви и стремившихся устроить свою Украинскую автокефальную Церковь. Но владыка Антоний своим умением и, конечно, с помощью архиереев не допустил до этого".

* * *


* Отец Феодосий, в миру Феодор Мельник, происходил из крестьянской семьи Подольской губернии, учился во второклассной церковно-приходской школе, по окончании которой тайно от родителей ушел в Киево-Печерскую лавру, наслышавшись о ней от своих односельчан, ходивших туда на богомолье. Благочестивые родители оставили его в Киево-Печерской лавре. Перед первой Великой войной он достиг призывного возраста и был взят в армию солдатом. Служил в артиллерии, дослужился до чина старшего фейерверкера и во время войны был награжден за храбрость тремя Георгиевскими крестами. После войны он возвратился в Киево-Печерскую лавру и с 1919 года и до конца жизни владыки Антония был его келейником. Владыка Антоний постриг его в монахи, в последующие годы посвятил его в степени священства до архимандрита включительно и считал его достойным архиерейского сана. Отец Феодосий, хотя и не имел законченного образования, но отличался природными способностями и, будучи в долголетнем постоянном общении с владыкой Антонием, воспринял всю церковную культуру, отлично знал богослужебный устав, благоговейно служил и назидательно проповедовал, имел доброе влияние на своих духовных чад, будучи настоятелем русской приходской церкви в Ср. Карловцах, отличался беспорочной монашеской жизнью и весьма привлекательным характером. Он был безгранично предан своему великому авве, от духа которого он многое почерпнул.

После кончины владыки Антония архимандрит Феодосий по настоятельной просьбе Сербского Патриарха был назначен в помощь епископу Митрофану в Сербскую Дечанскую лавру и вскоре настоятелем этой знаменитой исторической лавры. В годы второй мировой войны отец Феодосий самоотверженно спас Дечанскую лавру от грозившего ей уничтожения вооруженными бандами и оставался в ней настоятелем до своей скоропостижной кончины, последовавшей 5/18 июля 1957 года на 66-м году его жизни. У всех почитателей и друзей владыки Антония отец Феодосий оставил самую добрую память. Похоронен отец Феодосий в Белграде под Иверской церковью, в усыпальнице владыки Антония.

Архиепископ Никон (Рклицкий). Митрополит Антоний (Храповицкий) и его время. 1863-1936. Кн. II. Изд. Братства во имя святого князя Александра Невского. Нижний Новгород. 2004.

(Набрано с оригинала)

Иверская часовня в Белграде


Русские беженцы во всём мире всегда были хорошо осведомлены обо всём, что происходит на покинутой Родине. Также знали всё и о разрушениях и осквернениях древних русских святынь в новом советском государстве. Среди беженцев Сербии с особой болью была принята весть об уничтожении великой московской святыни: Иверской часовни с чудотворной иконой Богоматери с Афона. И буквально следом за этой трагической новостью у эмигрантов возникла идея создать, восстановить этот храм молитвы Богородице в Сербии, в Белграде. Место было выбрано на территории самого большого кладбища сербской столицы под названием "Ново гробле".

Огромные заслуги по получении разрешения и сбору средств и пожертвований на новый храм принадлежат графине Марии Святополк-Мирской. Кроме того постройку деятельно поддерживали братья Богдановичи (один - председатель муниципалитета, а другой - директор кладбища). Кроме значительных сумм от королевской династии Карагеоргиевичей (не только короля Александра, но и его двоюродного брата принца Павла), от Сербской Церкви, правительства и многих именитых покровителей, трогательны были пожертвования самих русских беженцев, дававших зачастую действительно "Христову лепту вдовицы": домашние реликвии, драгоценные ризы с икон, золотые ордена, табакерки, кольца и прочее, что могло денежно помочь в постройке и отделке нового храма. Восстановление московской святыни на чужбине, в братской Сербии действительно стало всенародным!

Проект часовни был предоставлен военному инженеру Валерию Владимировичу Сташевскому - автору и Свято-Троицкого храма на Ташмайдане.

Принято считать, что Иверская часовня в Белграде является точной копией московской. Но это не совсем верно. Хотя автор точно следовал архитектурным деталям московской часовни, точной копии решили не делать, так как эта постройка имела и свои дополнительные функции - стать вторым храмом русского зарубежного Белграда, а это значит иметь алтарь, чего в московской часовне не было. Кроме того не было средств на создание позолоченных фигур ангела на куполе и Святых апостолов Петра и Павла по бокам входа.

На второй день Святой Пасхи 9/22 апреля 1930 года в день праздника Иверской иконы Божьей Матери на русском участке кладбища "Ново гробле" состоялась закладка Иверской часовни.

Главное торжество - освящение новой часовни - состоялось 22 июня\5 июля 1931 года.



(Освящение Иверской часовни в Белграде, 1931 год. В центре – Патриарх Сербский Варнава. Слева – архимандрит Феодосий (Мельник), келейник митрополита Антония)

Так начала свою жизнь на сербской земле Иверская часовня, ставшая второй приходской церковью русского Белграда. В самой часовне собраны святыни главнейших русских церковно-исторических центров: в память Москвы – икона Иверской Богоматери; в память Киева – икона Успения Божией Матери (привезенная из Иерусалима); в память Петербурга – список с иконы Нерукотворного Спаса, что был в Домике Петра Великого. Живописное изображение Плащаницы получено в дар от монахинь обители на Елеоне.

Эта скромная часовенка и и участок вокруг неё стали исторически исключительно важным местом захоронений выдающихся иерархов, военачальников, академиков, врачей, учёных всех отраслей, артистов и просто верующих русских беженцев. В крипте часовни покоятся останки митрополита Киевского и Галицкого Антония (Храповицкого) и его келейника (позднее – архимандрита сербского монастыря Високи-Дечани) Феодосия (Мельника; 1890-1957), а в стенах часовни – останки первого настоятеля Русского храма Св. Троицы в Белграде, протопресвитера Петра Беловидова (1869-1940) и епископа Лондонского, викария Западно-Евпропейской епархии Николая (Карпова; 1891-1932), архиепископа Феофана Курского и Обоянского (1872-1943), спасшего чудотворную икону Знамения Курскую Коренную.

Времена менялись. Ряды беженцев редели. При страшном безденежьи настоятели и прихожане мужественно старались сохранить этот редкий памятник, общими усилиями пытались содержать этот символ духа и духовности русской эмиграции. Ведь Иверская часовня на "Ново гробле" - центр, основа русского некрополя в Белграде. 

Печать E-mail

Протоиерей Ростислав Ган: Экуменизм (Доклад III Всезарубежному Собору)

Экуменизм: доклад III Всезарубежному Собору

Печать E-mail

А. Пелехъ. Записки на полях (3).

1. В конце февраля боевики ИГИЛ вновь нанесли невосполнимый ущерб всемирному культурному наследию. На этот раз в захваченных областях северного Ирака – в городе Мосуле и его окрестностях были уничтожены уникальные древнейшие памятники Вавилонской и Ассирийской цивилизаций. Исламисты разрушили коллекцию бесценных статуй и скульптур, повалив их на землю, а затем с помощью кувалд и дрелей разгромили все фонды местного археологического музея, среди которых были скульптуры 3000-летней давности, а также огромные статуи духов-хранителей – человекобыков шеду. http://kinozal-lai.ru/forum/33-317-1

Также в Мосуле исламисты уничтожили библиотеку, в которой находилось около 8000 редких старинных книг и рукописей. Во дворе библиотеки исламисты устроили костер из книг, составлявших часть культурного наследия Ирака, а само здание было разрушено с помощью взрывных устройств. 

          Могут возразить, что совершенное варварство – дело рук радикальных исламистов, которые отличаются крайней нетерпимостью, и это является исключительным случаем. К сожалению многочисленные исторические примеры убеждают в обратном.  

Можно вспомнить, как в 2001 году в Афганистане талибы практически полностью уничтожили гигантские статуи Будды, сооруженные в Бамианской долине и считавшиеся самыми высокими каменными статуями в мире.  

Захватившие в 2012 году в Египте власть представители движения «Братья мусульмане» намеревались уничтожить древние пирамиды, и только их насильственное устранение предотвратило воплощение этих замыслов. Впрочем Египет уже неоднократно переживал уничтожение культурного наследия со стороны последователей ислама – можно вспомнить хотя бы гибель в 641 году Александрийской библиотеки, богатейшее собрание которой было полностью сожжено по приказу Халифа Умара ибн аль-Хаттаба.

В этом вся суть ислама – осквернить и уничтожить то, к созданию чего его последователи не имеют никакого отношения и не способны даже понять научное и культурное значение исторических памятников. Там, где мусульмане получают неограниченную власть, происходит полное истребление всего, что хоть как-то может указывать на наличие иного мировоззрения.

2. 25 февраля Президент РФ В. Путин во время пресс-конференции после переговоров с президентом Кипра Н. Анастасиадисом отметил, что украинская сторона, в виду того, что в Донбассе был поврежден газопровод, на некоторое время решила приостановить поставки газа на территорию, находящуюся под контролем самопровозглашенных республик. Газпром заявил о своем намерении поставлять газ напрямую сепаратистам – минуя Киев. Со своей стороны Нафтогаз, не имея возможности контролировать объемы таких поставок отказался их оплачивать.

Критикуя такую позицию Путин привел веские аргументы, заявив следующее: «там проживает около 4 миллионов человек, представьте себе, что эти люди окажутся без газоснабжения в зимний период времени. Мало того, что там голод уже, и без того ОБСЕ констатировала, что там гуманитарная катастрофа, да еще и от газоснабжения их отключить. Это уже геноцидом попахивает. Судя по всему нет у некоторых ответственных руководителей сегодняшней Украины понимания, что такое вопросы гуманитарного характера, что такое гуманизм вообще. Само понятие по-моему уже совсем подзабыто». Далее, совершенно справедливо он обратил внимание на то, что помимо военных группировок сепаратистов «там есть и дети, и женщины, пенсионеры, которые заработали свои пенсии начиная еще с советских времен и имеют право на эту пенсию, есть инвалиды, в конце концов, которые вообще в стороне от всяких конфликтов. Кто имеет право оставить их без средств к существованию?»

Эти доводы действительно заслуживают внимания, и обеспокоенность президента РФ можно вполне разделить…. однако. Здесь же Путин говорит о том, что «Газпром полностью исполняет свои контрактные обязательства и будет это делать. Предоплаты, которая произведена украинской стороной, осталось на поставку газа на четверо суток. Если предоплаты не будет, Газпром в соответствии с этим контрактом и дополнением к нему поставки приостановит». А как же за несколько секунд до этого произнесенные слова про гуманизм и то, что обездоленных людей нельзя оставлять без средств к существованию?!.. http://www.youtube.com/watch?v=-mVUeKnHeJM

3. В ночь на последний зимний день четырьмя выстрелами из пистолета в спину был убит известный оппозиционный политик Борис Немцов. Мало, у кого вызывает сомнение тот очевидный факт, что это убийство одного из наиболее ярких лидеров оппозиции нынешнему политическому режиму в Кремле имело заказной характер и было политически мотивированным. Можно также с уверенностью сказать, что преступление было совершено опытным профессионалом, вернее группой лиц, которая имела хорошую подготовку и была прекрасно информирована на счет своей жертвы.

Разговоры о том, что якобы Немцов был убит противниками кремлевского режима для того, чтобы стать «сакральной жертвой» - не выдерживают никакой критики. Сейчас в России совершенно не та обстановка, при которой нужен только подходящий повод для начала решительных действий со стороны оппозиции. Если дать полет фантазии и на мгновение предположить, что в один день были бы убиты сразу несколько оппозиционных лидеров – и в этом случае никакого бы выступления по аналогии с украинским Майданом не произошло.

Вместе с тем, Немцов был тем политическим лидером, кто мог сыграть ключевую роль, если бы встал вопрос о смене режима в обозримом будущем. С одной стороны, у него за плечами весьма успешная карьера крупного государственного деятеля – будучи первым губернатором Нижегородской области, он в скором времени шагнул в Правительство РФ, где занимал пост министра топлива и энергетики и вице-премьера, причем был самым молодым российским политиком в этих должностях. В наши дни, до своей гибели, он был харизматическим лидером либеральной оппозиции, готовым находить общий язык с разными протестными движениями – до националистов включительно. Не чурался активной уличной политики и непосредственного участия в черновой работе – вплоть до агитации и раздачи листовок.

Либеральная оппозиция – как по своему идейно-политическому облику, так и по своему кадровому составу – не слишком привлекательное сообщество, где нередко можно встретить русофобские настроения (от панической боязни русского национального возрождения до его органического неприятия). Среди русских националистов нередко поднимался вопрос – допустимо ли с этой частью оппозиционного движения координировать деятельность и участвовать в совместных проектах. Борис Немцов был, пожалуй, одним из немногих либеральных вождей, с кем такой контакт был возможен с моральной точки зрения и практически обоснован. При столь явных идеологических разногласиях и пропасти в политических воззрениях, он был одним из очень немногих среди либерального лагеря, кто не чурался говорить об интересах русского народа. Для него было очевидным, что кремлевский режим в первую очередь притесняет права русских, которые являются государственнообразующим народом. Боец по натуре и, безусловно, патриот  России, он категорически отказывался уезжать заграницу, где мог снискать себе спокойную и обеспеченную жизнь.

Немцов был одним их тех, кто наиболее жестко высказывался по адресу российской власти, лично президента Путина и его ближайшего окружения. Причем каждое свое обвинение он непременно подкреплял неопровержимыми доказательствами. Запугать и сломить его не удалось. Это в конечном итоге и послужило причиной его гибели.

Способ исполнения его убийства, демонстративно вызывающий характер – Немцов был застрелен практически у стен Кремля – вполне определенно указывают на его возможных исполнителей. Подобные дерзкие убийства уже случались в Москве. Анна Политковская, Мовлади Байсаров, Руслан Ямадаев – их ликвидация была выполнена сотрудниками различных «спецподразделений», по сути – бойцами новоявленной «шариатской гвардии», которые по первому зову готовы выполнить любой приказ http://www.youtube.com/watch?v=lcHG13CITxA.

Будут ли найдены убийцы Бориса Немцова, – довольно странные стечения обстоятельств, обозначившиеся уже в самом начале расследования (это и внезапная поломка всех видеокамер, расположенных на фонаре прямо на месте убийства, и загадочное отсутствие наружного наблюдения, которое непременно должно было «вести» Немцова накануне митинга оппозиции), – вызывают обоснованные сомнения, и уж во всяком случае не стоит рассчитывать на то, что заказчики этого злодеяния будут раскрыты.

Думается также, что Кремль непременно использует убийство Немцова как повод для усиления борьбы с «экстремизмом», следствием чего станет наращивание цензуры и активизация репрессий уже в самом обозримом будущем.

А. Пелехъ

5 марта 2015 года

http://imperslovo.ru/publikacii/politicheskoe-obozrenie/zapiski-na-polyah-3

Печать E-mail

О постоянном ношении священнического одеяния

В № 6 «Русского пастыря» была напечатана статья протоиерея Бориса Киценко «И не сообразуйтесь с веком сим» в которой он затронул вопрос ношения подрясника и рясы священнослужителями. Я хотел бы поделиться с читателями журнала некоторыми соображениями на эту тему.

Очень часто в сфере церковных законов и традиций, мы, по той или иной причине, разрешаем себе послабления. В настоящее время поводом для послаблении могут послужить весьма уважительные причины и обстоятельства, но опасность всегда заключается в том, что любое послабление может стать привычным, и тогда послабленное поведение становится нормой и открывается путь к другим послаблениям. Отец Борис очень метко подметил этот процесс. Посколько мне кажется, что нам грозит полная утрата идеала в отношении священнического одеяния, считаю своевременным рассмотреть, что об этом говорят церковные законы и постановления, а также привести несколько примеров из жизни.

1) Правило 27-е VI Вселенского Собора гласит: «Никто из числяшихся в клире да не одевается в неприличную одежду, ни пребывая во граде, ни находясь в пути: но всякий из них да употребляет одежды, уже определенвыя для состоящих в клире. Аще же кто учинит сие: на едину седмицу да будет отлучен от священнослужения».

Здесь все ясно – не хочешь носить облик священнический, не смей тогда и становиться перед престолом Божиим.

2) Великий толкователь церковных канонов Вальсамон, в своем толковании 14-го правила VII Вселенского Собора, которое гласит о постановлении чтецов, замечает: «Кто облекся в черную одежду с целью вступить в клир, не может сложить с себя это одеяние, ибо изъявил намерение посвятить себя Богу и потому не может нарушить своего обета Богу и насмеяться над святым образом, подобно позорящым».

Если непрестанное ношение «черной одежды» требуется от первой степени священства, от чтеца, то тем более от тех достигших полного священнического звания.

3) В допросе [Русской Православной Церкви Заграницей] ставленнику перед рукоположением, кандидат в священство, в присутствии духовника дает следующее обещание: «Обязуюсь носить одежду, присвоенную духовному званию, волос и бороды не стричь. опасаясь как бы не уронить своего высокого звания или не причинить верующим соблазна своим недостойным поведением» (Обещание 5-е). Важно помнить, что в удостоверение своих обещаний ставленник целует Евангелие и Крест и ставил свою подпись.

4) 16-е руководственное правило для священнослужителей Русской Православной Церкви Заграницей гласит: «Священник, обезпеченный от прихода содержанием, дающим ему возможностъ жить и не заниматься посторонним заработком, должен иметь внешний облик православного священника, т.е. должен носить длинные волосы, бороду, рясу, носить на рясе крест обязательно установленного образца, а не произвольной выделки, и внешним своим обликом являть собою образ истинного пастыря».

Мы должны помнить, что если церковные каноны и законы не были бы важными, Церковь их бы не писала.

Врачу исцелися сам. Должен признаться, что я молодой священник, часто нахожу очень трудным для себя выполнение вышеприведенных указаний. Бывают времена когда нервы потрепаны, хочется поехать куда-нибудь с матушкой и детьми и не выделяться из среды, «сливаться с толпой». Бывает жарко, а я грузный, трудно переносить жару в подряснике. Но ведь в этом проявляется мое малодушие, мое нежелание непрестанно быть исповедником своей веры, мое нежелание хоть в микроскопической мере пострадать за Христа. В борьбе с этими моими немощами, мне лично помогли и помогают некоторые жизненные примеры, с которыми хочу с читателями поделиться.

Матушка одного священника служащего в одном из главных городов США, в городе отличающемся изобилием различных языческих и сатанинских культов, рассказала мне следующий случай:

Батюшка всегда носил подрясник или рясу с крестом. После своего приезда в город, он скоро привык к тому, что, ходя по улицам или по магазинам, на него некоторые люди либо смотрели с злостью, либо шипели на него проходя мимо. Доходило даже до плевания. Все это батюшка понимал как нападки служителей сатаны, озлобленных на пресвитера Христова. Случилось раз, что он с матушкой шел по тротуару в главном коммерческом районе города. Вдруг, к нему подскочила женщина, весьма похожая на ведьму, прямо в лицо ему зарычала каким-то страшным больным голосом кота, а руками как бы грозила выцарапать ему глаза. Но потом сразу же отбежала и скрылась в толпе. Батюшка с матушкой перекрестились, и продолжали идти дальше, это для них уже было привычным явлением. Но вдруг матушка опомнилась. Ведь этот раз, почему-то, батюшка был в светской одежде. Ничего в его внешнем облике не выдавало, что он православный священник. Даже длинные волосы и бороду ведь теперь теперь очень многие носят. Ясно, что священник в духовном плане всегда священник, даже если он не одет подобающе. Темные силы это чувствует и знают и наверно радуются нашим «послаблениям».

Один священник решил сфотографироваться. Одел пальто, шапку. Почему-то ему стало стыдно фотографироваться с крестом. Он снял крест и положил его в левый карман пальто. Снимок был сделан, проявлен и напечатан. К великому удивлению и фотографа, и священника, на фотографии оказался большой луч света (по тени на лице ясно, что луч не от солнца), который исходил из кармана, в котором лежал спрятанный крест. Батюшка просил опубликовать этот случай после своей смерти.

В нашем соседнем городе есть маленький приход Зарубежной Церкви. К сожалению, из-за малочисленности прихожан, настоятелю приходиться иметь гражданскую службу. Он работает братом милосердия в местной больнице. Я был уверен, что он снимает подрясник, когда идет на работу. Но, к своему удивлению, узнал, что батюшка работает в подряснике, одевая сверх него медицинский халат – это вызывает только уважение со стороны не только врачей и медсестер, но и пациентов. Многие больные даже просят, чтобы за ними ухаживал «the priest-nurse» т.е. «священник-брат милосердия».

Озабоченный вопросом, нужно и возможно ли, священнику всегда носить подрясник, я начал спрашивать у взрослых детей более пожилых или усопших пастырей, всегда ли их отцы носили подрясник. Подавляющее большинство отвечает, что очень редко видело отца-священника без подрясника. Есть и некоторые случаи, когда дети говорят, что они никогда не видели отца без подрясника. Значит, требование церковное с Божией помощью осуществимо. Стоит только постараться.


Протоиерей Григорий НАУМЕНКО


Русский пастырь №7/1990 г. 

Печать E-mail

Архиепископ Иоанн: «Ничто не страшно уповающему на Бога»

ПРАВОСЛАВНОЙ ШАНХАЙСКОЙ ПАСТВЕ


«Камо пойду от Духа Твоего и от Лица Твоего камо бежу? Аще взыду на небо, Ты тамо еси. Аще сниду во ад, тамо еси. Аще возму криле мои рано и вселюся во последняя моря, и тамо бо рука Твоя наставит мя и удержит мя десница Твоя» (Пс. 138, 7-10).

Приведенные выше богодухновенные слова псалмопевца Давида надлежит нам особенно помнить в настоящие дни, когда весь мiр словно заколебался и отовсюду приносятся вести о различных волнениях, потрясениях и несчастьях.

Не успеет внимание остановиться на происходящем в одной стране, как оно отвлекается еще более грозными событиями неожиданно вспыхнувшими в другом месте; не успеешь вникнуть в них, как еще новые события отвлекают взор в третье место, заставляя забыть про прежние, хотя и они не прекратились.

Напрасно собираются совещания представителей разных стран, которые стараются найти исцеление общей болезни, они обнадеживают себя и других «легкомысленно говоря: мир! а мира нет» (Иерем. 6, 14; 8, 11).

Не только не прекращаются бедствия в тех странах, где уже они совершаются, но и наступают внезапно там, где считалось безопасно и хорошо.

Убегающие от одних бедствий попадают в другие, часто еще худшие.

«Как если бы кто убежал от льва и напала на него медведица; и вскочит в дом и опрется руками своими о стену и ужалит его змея» (Амос, 5, 19); или как говорит другой пророк: «и будет — бежащий от страха впадет в пропасть и вылезающий из пропасти попадет в сеть. Ибо окна небес отверзлись и трясутся основания земли» (Исаия 24, 17-18).

Подобное видим мы в настоящее время.

Отправляющиеся на мирную работу вдруг становятся жертвами военных действий, возникших там, где их меньше всего ожидали.

Спасающиеся от военной опасности терпят ужас стихийный в бедствии землетрясения или тайфуна.

Многие находят себе смерть там, где спасались от смерти. Другие же готовы лучше подвергнуть свою жизнь опасности, чем изнывать в местах, почитаемых безопасными, в ожидании иных бедствий, могущих прийти в те края.

Кажется, нет места на земном шаре, которое за последнее время являлось бы спокойным и тихим пристанищем от мiровых невзгод. Осложнения политические, экономические и общественные.

«Беды в реках, беды от разбойник, беды от сродник, беды от язык, беды во градех, беды в пустынех, беды в мори, беды во лжебратии», как говорит апостол Павел (II Кор. 11, 26).

К сим бедам в наши дни нужно добавить еще «беды на воздухе и беды с воздуха», особенно страшные.

Но когда перечисляемые апостолом Павлом беды переносил и сам славный Первоверховный апостол, у него было великое утешение. Он знал, что страдает за Христа, и что Христос вознаградит его за них: «Я знаю в Кого уверовал и уверен, что Он силен сохранить залог мой на оный день» (II Тим. 1, 12). Он знал, что Господь, если будет нужно, даст ему силу перенести и еще большие бедствия и потому смело говорит: «Вся могу о укрепляющем мя Иисусе Христе» (Фил. 4, 13).

Для нас же нынешние бедствия так ужасны потому, что они постигли нас не ради нашей твердости в вере и мы переносим их не за Христа. Мы посему не уповаем получить венцы за них.

А что гораздо хуже и что делает нас бессильными в борьбе с невзгодами — то, что мы не укрепляемся силой Христовой и уповаем не на Бога, а на силы и средства человеческие.

Мы забываем слова Священного Писания: «Не надейтеся на князи, на сыны человеческия, в нихже несть спасения. Блажен емуже Бог Иаковль Помощник его, упование его на Господа Бога своего» (Пс. 145, 35). И еще — «Аще не Господь сохранит град, всуе бде стрегий» (Пс. 126, 1).

Мы стараемся найти твердую опору помимо Бога, и случается с нами по речам пророческим: «будет вам грех сей, аки стена падающая внезапу града тверда пленена», которого вскоре настанет падение (Исаия 30, 13). Горе опирающимся на такие стены! Как обрушивающаяся стена губит тех, кто на нее опирались, так с гибелью ложных надежд погибают те, которые на них уповали. Упования те для них бывают «подпорою тростниковою». «Когда они ухватились за тебя рукою, ты расщепился и все плечо исколол им; и когда они оперлись о тебя, ты сломался и изранил все чресла им» (Иез. 29, 7).

Совсем иное бывает с ищущими помощи Божией.

«Бог нам прибежище и сила, помощник в скорбех, обретших ны зело. Сего ради не убоимся, внегда смущается земля и прелагаются горы в сердца морския» (Пс. 45, 2-3).

Ничто не страшно уповающему на Бога. Не убоится он человека-злодея. «Господь Просвещение мое и Спаситель мой — кого убоюся? Господь Защититель живота моего — от кого устрашуся?» (Псалом 26, 1).

Не страшны ему ужасы войны. «Аще ополчится на мя полк, не убоится сердце мое; аще востанет на мя брань, на Него аз уповаю» (Псалом 26, 3).

Спокоен он, живя дома. «Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится» (Пс. 90, 1).

Готов он и поплыть по морю — «в мори путие Твои и стези Твои в водах многих» (Пс. 76, 20).

Смело, словно на крыльях полетит он и по воздуху в отдаленные страны, говоря: «И тамо бо Рука Твоя наставит мя и удержит мя Десница Твоя» (Пс. 138, 20).

Не убоится он «от страха нощнаго, от стрелы, летящия во дни, от вещи, во тьме преходящия, от сряща (нападения) и беса полуденнаго» (Пс. 90, 3).

Но и смерть не страшна ему, ибо для кого жизнь — Христос, для того смерть — приобретение» (Фил. 1, 21). «Кто ны разлучит от любве Божия? Скорбь или теснота, или гонения, или нагота, или беда, или мечь?.. Ни смерть, ни живот, ни Ангели, ни Начала, ниже Силы, ни настоящая, ни грядущая, ни высота, ни глубина, ни ина тварь кая возможет нас разлучити от любве Божия» (Рим. 8, 35-39).

«Сицева убо имуще обетования, о возлюбленнии, очистим себе от всякия скверны плоти и духа, творяще святыню в страсе Божии» (II Кор. 7, 1).

Вот, что «Глаголет Господь: — разрешай всяк соуз неправды, разрушая одолжение насильных писаний, отпусти сокрушенныя в свободу и всякое писание неправедное раздери. Раздробляй алчущим хлеб твой и нищия безкровныя введи в дом твой; аще видиши нага, одей и от свойственных племене твоего не презри. Тогда разверзется рано свет твой, и исцеления твоя скоро возсияют; и предыдет пред тобой правда твоя и слава Божия объимет тя. Тогда воззовеши, и Бог услышит тя и, еще глаголющу ти, речет: Се придох!» (Исаия, 58, 6-9).

Господи! Научи ны творити волю Твою и услыши ны в оньже аще день призовем Тя!

Буди Господи милость Твоя на нас, якоже уповахом на Тя.


Архиепископ ИОАНН (Маскимович)


30 августа 1937 г. Св. благоверного Великого князя Александра Невского
 

Печать E-mail

Иеромонах Серафим (Роуз): Православное мировоззрение

Перед началом моего доклада — два слова о том, почему важно иметь православное мировоззрение и почему в наше время приобрести его труднее, чем в прошедшие времена.

В прошедшие века – например, в России ХIХ в. – православное мировоззрение было частью православной жизни и поддерживалось окружающей действительностью. Даже не было нужды и говорить о нем, как о чем-то отдельном – все жили по-православному в согласии с окружающим православным обществом. Во многих странах само Правительство исповедовало православие; оно было центром общественной деятельности, и сам царь или правитель исторически был первым православным мирянином, обязанностью которого было подавать своим подданным пример христианской жизни. В каждом городе были православные церкви, и во многих из них службы совершались ежедневно утром и вечером. Монастыри были во всех больших городах, во многих меньших городах, за их пределами, в деревне, в удаленных и пустынных местах. 

В России было более тысячи официально зарегистрированных монастырей, не считая других общин. Монашество было общепризнанной частью жизни. Действительно, в большинстве семей кто-нибудь – сестра или брат, дядя, дедушка, родственник – были монахом или монахиней, не говоря уже о других примерах православной жизни — странниках и Христа ради юродивых. Весь образ жизни был пронизан православием, центром которого, конечно, было монашество. Православные обычаи были частью повседневной жизни. Большинство повсеместно читаемых книг были православные. Сама повседневная жизнь была для большинства людей трудной; им приходилось много работать, чтобы прожить, надежды на жизнь были невысоки, смерть не была редкостью – все это подкрепляло учение Христа о реальности и близости другого мира. В таких обстоятельствах жить по-православному означало то же, что и иметь православное мировоззрение, и мало было необходимости говорить об этом.

Сейчас все изменилось. Наше православие – это островок среди мира, живущего по совершенно другим принципам, и с каждым днем эти принципы все более меняются в худшую сторону, все более отчуждают нас от него. Многие люди подвергаются искушению разделить свою жизнь на две категории: повседневная жизнь на работе, с мирскими друзьями, в мирских делах, и православие, по которому мы живем по воскресеньям и в другие дни недели, когда у нас есть для этого время. Но, если взглянуть пристальнее, мировоззрение такого человека часто представляет собой странную комбинацию христианских и мирских ценностей, которые на самом деле не смешиваются. Цель этого доклада – показать, как живущие сегодня могут начать делать свое мировоззрение более ценным, делать его всецело православным.
Православие – это жизнь. Если мы не живем по-православному, мы просто не православные, вне зависимости от того, к какой вере мы формально принадлежим.
Жизнь в нашем современном мире стала очень искусственной, очень неопределенной, очень путанной. Православие, действительно, имеет свою жизнь, но оно также не столь уж далеко от жизни окружающего мира, и поэтому жизнь православного христианина, даже когда он действительно православный, не может не отражать ее так или иначе. Какая-то неопределенность и путаница проникли теперь даже и в православную жизнь. В этом докладе мы попытаемся взглянуть на нашу современную жизнь, а затем на православную жизнь, чтобы посмотреть, как лучше могли бы мы выполнять наши христианские обязанности, вести жизнь не от мира сего даже в эти ужасные времена и иметь православный взгляд на свою сегодняшнюю жизнь, который позволит нам в эти времена выжить и сохранить в целости нашу веру.

1. Жизнь сегодня стала ненормальной

Всякого, кто взглянет на нашу современную жизнь в перспективе той нормальной жизни, которую вели люди в прежние времена – например, в России, или Америке, или любой западно-европейской стране, – не может не поразить то, насколько ненормальной стала сейчас жизнь. Самое понятие авторитета и послушания, приличия и вежливости, поведения в обществе и частной жизни – все резко изменилось, стало с ног на голову, исключая несколько отдельных групп — обычно христиан того или иного исповедания — которые пытаются сохранить так называемый «старомодный» уклад жизни.
Нашу ненормальную жизнь сегодня можно охарактеризовать как испорченную, избалованную. С младенчества с современным ребенком обращаются как с семейным божком: его прихоти удовлетворяются, желания исполняются, он окружен игрушками, развлечениями, удобствами, его не учат и не воспитывают в соответствии со строгими принципами христианского поведения, а дают развиваться в том направлении, куда клонятся его желания; обычно ему достаточно сказать: «Я хочу» или «Я не хочу», – чтобы услужливые родители склонились перед ним и позволили поступать по-своему. Возможно это не случается «во всех» семьях, и «все время», но это случается достаточно часто для того, чтобы стать правилом современного воспитания детей, и даже родители, имеющие самые благие намерения, не могут целиком избежать его влияния. Даже если родители и стараются растить ребенка в строгости, соседи пытаются сделать что-то иное. Это надо учитывать при воспитании ребенка.
Когда такой человек вырастет, он, естественно, окружает себя тем же, к чему привык с детства: удобствами, развлечениями, игрушками для взрослых. Эта жизнь становится постоянным поиском «развлечений» (fun), это слово, кстати сказать, было совершенно неслыханным в любом другом словаре; в России ХIХ в. или в любой серьезной цивилизации просто не поняли бы, что же означает это слово. Жизнь — это непрестанный поиск «развлечений», которые настолько лишены всякого серьезного значения, что посетитель из любой страны ХIХ в., глядя на наши популярные телепрограммы, парки аттракционов, рекламу, кинофильмы, музыку, – почти на любой аспект нашей современной – подумал бы, что он попал в страну каких-то безумцев, потерявших всякое соприкосновение с повседневной реальностью. Мы часто этого не учитываем, потому что живем в этом обществе и принимаем его как данное.
Некоторые из недавних исследователей нашей современной жизни назвали молодежь сегодняшнего дня поколением «мне», а наше время «веком нарциссизма», характеризуемым поклонением себе и обожанием самого себя, что мешает развиваться нормальной человеческой жизни. Другие говорят о «пластмассовой» вселенной или фантастическом мире, где сегодня живет такое огромное количество народа, не способного стать лицом к реальности окружающего мира или приспосабливаться к ней, или обратиться к своим внутренним проблемам.
Когда поколение «мне» обращается к религии, что очень часто случалось за последние десятилетия, то это обычно бывает какая-то «пластмассовая» или фантастическая форма религии: «религия саморазвития» (где объектом поклонения остается «Я»), промывания мозгов и контроля мыслей, обожествленных гуру..., поиска НЛО и «неземных» существ, ненормальных духовных состояний и ощущений. Здесь мы не будем рассматривать все эти явления, которые большинству из нас, вероятно, хорошо знакомы, но лишь коснемся того, как они воздействуют на православную христианскую духовную жизнь наших дней.
Нам важно осознать, когда мы пытаемся вести сегодня христианскую жизнь, что мир, который создал наше избалованное время, предъявляет душе требования – в религии ли, мирской ли жизни, – которые надо признать тоталитарными. Это легко разглядеть в получивших за последние годы столь широкую известность уродующих душу культах, которые требуют подчинения самозванному «святому»; но это столь же очевидно и в мирской жизни, когда человек сталкивается не с отдельным искушением здесь или там, а с постоянным состоянием искушения в виде ли фоновой музыки, которая слышится везде, в универмагах, в учреждениях, в виде ли указателей и досок объявления на городских улицах, рок-музыки, которая достигает также лесных тропинок и палаточных городков, и самого дома, где телевидение часто становится тайным домоправителем, диктующим современные ценности, мнения, вкусы. Если у вас есть маленькие дети, вы знаете, насколько это верно; если они видели что-либо по телевизору, очень трудно бывает потом бороться с этим новым мнением, которое дано телевидением как авторитетное.
Смысл этого всеохватывающего искушения, нападающего сегодня на людей – вполне открыто в его мирской форме, а в религиозных формах обычно более скрыто, заключается в следующем: живи сегодняшним днем, наслаждайся, расслабься, чувствуй себя хорошо. За этим смыслом слышен другой, более мрачный обертон, который открыто звучит только в официально атеистических странах, на один шаг опередивших в этом отношении свободный мир. Действительно, мы должны осознать, что происходящее сегодня с миром очень сходно – будь то за железным занавесом или в свободном мире. Существуют различные его варианты, но атаки с целью завоевания наших душ очень сходны. В коммунистических странах, которые имеют официальную доктрину атеизма, всем вполне открыто говорят: забудь о Боге и любой другой жизни, кроме настоящей, изгони из души всякий страх Божий и почитание святынь, смотри на тех, кто еще верит в Бога в «старомодном смысле», как на врагов, которых надо уничтожать. В качестве символа нашего беззаботного, гоняющегося за развлечениями, самообманывающего времени можно было бы взять наш американский «Disneyland», мы не должны проглядеть за ним более зловещий символ, который показывает, куда в действительности движется поколение «мне»: – в советский Гулаг, цепь концлагерей, уже правящих жизнью почти половины мирового населения.

2. Два ложных подхода к духовной жизни

Но можно спросить, какое все это имеет отношение к нам, старающимся вести, насколько мы можем, трезвую православную христианскую жизнь? Большое! Мы должны осознать, что жизнь вокруг нас, как бы ненормальна она ни была, является тем местом, где мы начинаем нашу собственную христианскую жизнь. Какой бы мы ни сделали свою жизнь, каким бы подлинно христианским содержанием ни наполняли ее, она все же несет на себе какой-то отпечаток «мне»-поколения, и мы должны быть достаточно скромны, чтобы признать это. С этого и начнем.
Существует два ложных подхода к жизни вокруг нас, которые многие принимают, думая, что это и есть образец, как должны поступать православные христиане. Один, наиболее распространенный подход — просто идти в ногу со временем: приспосабливаться к «рок-музыке», современным модам и вкусам и всему ритму нашей джазовой современной жизни. Часто более старомодные родители мало соприкасаются с этой жизнью и живут более или менее отдельно своей собственной жизнью, но они будут улыбаться, видя, как их дети следуют за новейшим безумством, и думать, что это нечто безвредное.
Этот путь – полное несчастье для христианской жизни, это смерть души. Некоторые могут все еще вести внешне пристойную жизнь без борьбы с духом времени, но внутренне они мертвы и умирают, и что печальнее всего, их дети заплатят за это различными психическими и духовными расстройствами и болезнями, которые все более и более распространяются. Одним из лидеров у культа самоубийц, который столь эффектно закончил свое существование в Джоунстауне (1976 г. – прим. перев.), была юная дочь греческого православного священника; сатанические рок-группы типа «Кисс» (буквально «поцелуй», но здесь сокращение от Kids In Satan’s Service, т.е. «ребята на службе сатаны» – прим. перев.) состоят из бывших русских православных юношей. Это лишь некоторые яркие примеры; большинство православных молодых людей не заходит так далеко, они лишь склоняются вместе с окружающими, с окружающим их антихристианским миром и перестают быть примером хоть какого-то христианства для окружающих.
Так нельзя! Христианин должен отличаться от мира, и это должно быть одной из основных вещей, которые ему следует усвоить как часть своего христианского воспитания. Иначе нет смысла называть себя христианином, особенно православным христианином.
Ложный подход другой крайности – это то, что можно было бы назвать ложной духовностью. Поскольку переводы православных книг о духовной жизни становятся все более и более доступными, а православная терминология по духовной борьбе все более носится в воздухе, все большее и большее количество людей толкует об исихазме, Иисусовой молитве, аскетической жизни, возвышенных молитвенных состояниях и о самых возвышенных из святых отцов вроде свв. Симеона Нового Богослова, Григория Паламы или Григория Синаита. Очень хорошо знать об этой действительно возвышенной стороне православной духовной жизни и почитать великих святых, которые на самом деле вели ее; но если мы не будем иметь очень реалистического и очень смиренного сознания того, насколько все мы далеки от жизни исихастов и как мы мало подготовлены к тому, чтобы хотя бы приблизиться к ней, наш интерес к ней будет лишь еще одним из выражений нашего эгоцентрического пластмассового мира.
Сейчас есть очень популярные книги на эту тему. Действительно, римо-католики сами активно занимаются этими вопросами под православным влиянием и оказывают влияние на других православных. Например, иезуитский священник о. Джордж Мэлони пишет книги на эти темы и переводит свв. Макария Великого и Симеона Нового Богослова и пытается сделать людей исихастами в их повседневной жизни. Они практикуют всевозможные виды «уединений», обычно «харизматических»; люди вдохновляются Св. Духом (якобы) и пробуют все виды аскезы, о которых мы знаем от свв. отцов и которые стоят намного выше того уровня, на котором мы сегодня находимся. Есть одна дама, Кэтрин де Хет Доэрти (на самом деле родилась она в России, а потом уже стала римо-католичкой), которая пишет книги «Пустыня», «Молчание» и обо всем, что ей хотелось бы ввести в жизнь, таким образом, будто она рекламирует новые конфеты. Это, конечно, очень несерьезно и несет на себе трагическое знамение нашего времени. Возвышенные вещи используются людьми, которые понятия не имеют о том, что говорят. Для некоторых это лишь привычка или времяпрепровождение; для других, которые принимают это всерьез, дело может обернуться большой трагедией. Они думают, что ведут возвышенную жизнь, а на самом деле они не смогли решить свои личные внутренние проблемы.
Позвольте мне подчеркнуть вновь, что следует избегать обеих этих крайностей – обмирщения и сверхдуховности, но это не означает, что мы не должны иметь реалистического представления о тех законных требованиях, которые предъявляет нам мир, или что мы должны перестать почитать великих отцов исихазма и пользоваться их разумными поучениями или сами прибегать к Иисусовой молитве в соответствии с нашими обстоятельствами и возможностями. Это лишь должно быть на нашем уровне, ближе к земле. Дело заключается в том, (и это сегодня абсолютно необходимо для нашего понимания как православных христиан), что мы должны глубоко понять, в какие времена мы живем, как на самом деле мы мало знаем и чувствуем наше православие, как мы далеки не только от святых древности, но даже от простых православных христиан, живших сто лет тому назад или даже одно поколение назад, и как сильно нам надо стремиться, чтобы сегодня просто выжить как православным христианам.

3. Что мы можем сделать?

Более конкретно: что мы можем сделать, чтобы приобрести это осознание, это понимание, и как мы можем сделать его плодотворным в нашей жизни? Я попытаюсь дать ответь на этот вопрос в двух частях: первая касается осознания окружающего мира, который как никогда ранее в истории христианства, стал нашим сознательным врагом, а вторая – нашего осознания православия, которое, боюсь, большинство из нас знает намного меньше, чем следует, намного меньше, чем нам надо знать, если мы хотим сохранить его.
Во-первых, поскольку, хотим мы этого или нет, мы находимся в миру (и его влияние сильно ощущается даже в таком отдаленном месте, как наш монастырь), мы должны смотреть на него и его искушения твердо и реалистически, но не поддаваться ему; в частности, мы должны подготовить нашу молодежь к стоящим перед ней искушениям и как бы сделать ей прививки против этих искушений. Мы каждый день должны быть готовы ответить на влияние мира принципами здорового христианского воспитания. Это означает, что все, что ребенок узнает в школе, дома должно проверяться и исправляться. Мы не должны думать, что то, что он узнает в школе, есть просто полезное или нечто мирское, не имеющее никакого отношения к его православному воспитанию. Его можно научить полезным ремеслам и фактам (хотя многие школы в сегодняшней Америке позорно проваливаются и в этом; многие учителя рассказывают нам, что все, что им удастся — это поддерживать порядок в классе, а об обучении и речи нет), но даже если он и приобретает это, его научат многим неправильным точкам зрения и идеям. Основное отношение и оценка ребенком литературы, музыки, истории, искусства, философии и даже науки и, конечно, жизни и религии – должны, в первую очередь, идти не от школы, ибо все это в школе вы получите в смеси с современной философией; это в первую очередь должно идти от дома и Церкви, иначе он получить неверное образование в сегодняшнем мире, где общественное образование в лучшем случае носить характер агностический, а в худшем – атеистический или антирелигиозный. Конечно, в Советском Союзе ребенку все это навязывается силой без какой бы то ни было религии, но при активной программе воспитания атеиста.
Родители должны точно знать, чему учат их детей на разных общеобразовательных курсах, получивших в сегодняшних американских школах почти повсеместное распространение, и исправлять это дома, не только придерживаясь откровенной позиции по этому вопросу (особенно между отцами и сыновьями, что очень редко в американском обществе), но также четко выделяя его моральный аспект, чего совершенно нет в общественном образовании.
Родители должны знать, какую музыку слушают их дети, какие они смотрят фильмы (слушая или смотря с ними вместе, если необходимо), какой язык они слышат и каким языком пользуются сами, и делать всему этому христианскую оценку.
В тех домах, где недостает мужества выбросить телевизор из окна, его надо контролировать строго и следить за тем, чтобы избежать отравляющего воздействия этой машины, которая стала главным учителем антихристианских оценок и идей в самом доме, особенно для молодых.
Я говорю о воспитании детей потому, что именно здесь мир наносит в первую очередь удары по православным христианам и воспитывает их по своему образцу; как только у ребенка сформировалось неправильное отношение, задача его христианского воспитания становится вдвойне трудной.
Но не только дети, но и все мы стоим перед лицом мира, который пытается сделать нас антихристианами посредством школы, телевидения, кино, популярной музыки и всеми другими способами, которые обрушиваются на нас, особенно в больших городах. Мы должны понимать, что то, что вдалбливается в нас, исходит от одного источника – оно имеет определенный ритм, определенное идейное содержание для нас: эту идею самопоклонения, расслабления, наплевательства, наслаждения, отказа от малейшей мысли о другом мире – в различных формах здесь есть одна конкретная вещь, которая навязывается нам. Фактически это обучение безбожию. Мы должны активно защищаться, зная, что именно мир пытается сделать с нами, защищаться и таким средством, как формулируя и предавая гласности наш православный христианский ответ на это. Откровенно говоря, наблюдая за тем, как православные семьи живут в сегодняшнем мире и передают свое православие, может показаться, что эту битву чаще проигрывают, чем выигрывают. Число православных христиан, которые сохраняют в целости свое лицо и не изменяются по образцу современного мира, на самом деле очень невелико.
Все же не следует рассматривать окружающий нас мир как всецело плохой. На самом деле, чтобы нам сохраниться как православным христианам, мы должны быть достаточно рассудительными, чтобы использовать в своих целях все, что есть в этом мире положительного. Здесь я рассмотрю несколько моментов, которые мы можем использовать в интересах нашего православного мировоззрения, хотя по-видимости они непосредственно ничего общего с православием не имеют.
Ребенок, который с детства приучен к хорошей классической музыке, душа которого развивалась под её влиянием, не подвергается искушениям грубого ритма, «рока» и других форм современной псевдомузыки в той мере, в какой подвергается им выросший без музыкального воспитания. Такое музыкальное воспитание, по словам некоторых оптинских старцев, очищает душу и приготовляет ее к принятию духовных впечатлений.
Ребенок, приученный к хорошей литературе, драме и поэзии и ощутивший их воздействие на душу, т.е. получивший истинное наслаждение, не станет легко приверженцем современного, телевидения и дешевых романов, которые опустошают душу и уводят ее с христианского пути.
Ребенок, который научился видеть красоту классической живописи и скульптуры, не вовлечется легко в извращения современного искусства и не будет тянуться к безвкусным изделиям современной рекламы и порнографии.
Ребенок, который знает кое-что о мировой истории, особенно времен христиан, о том, как люди жили и мыслили, в какие ошибки и западни они попадали, уклоняясь от Бога и Его заповедей, и какую славу и достойную жизнь они вели, когда были Ему верны, сможет судить о жизни и философии нашего времени и не станет слепо следовать за первой же философией или образом жизни, с которым столкнется. Одна из проблем, стоящих ныне перед школьным образованием, состоит в том, что детям не прививают больше чувства истории. Это опасная и роковая вещь – лишить ребенка чувства истории. Это означает, что его лишают возможности брать пример с людей, живших в прошлом. А история, в сущности, постоянно повторяется. Когда вы это замечаете, вам хочется знать, как люди решали свои проблемы, что сталось с теми, кто восстал на Бога, и с теми, кто изменял свою жизнь, подавая яркий пример, доживший до наших дней. Чувство истории очень важно, и его надо прививать детям.
В общем, человек, хорошо знакомый с лучшими плодами светской культуры — которая на Западе почти всегда имеет определенное религиозное и христианское звучание, – получает намного больше возможностей вести нормальную плодотворную жизнь православного христианина, чем тот, кто обратился в православие, будучи знаком лишь с современной популярной культурой. Тот, кто обратился в православие сразу от «рок»-культуры, и вообще всякий, кто думает, что он сможет сочетать православие с культурой такого рода, должен будет пройти через многие страдания прежде, чем он сможет стать действительно серьезным православным христианином, который способен передать свою веру другим. Без страдания, без понимания православные родители вырастят детей, которых пожрет современный мир. Лучшая мировая культура, усвоенная соответствующим образом, очищает и развивает душу; сегодняшняя популярная культура уродует и деформирует души и мешает им правильно реагировать на зов православия.
Поэтому в нашей битве против духа мира сего мы можем использовать лучшее, что может предложит мир, чтобы пойти дальше этого лучшего; все лучшее в мире, если нам достает мудрости видеть это, указывает на Бога и Православие, а мы уж должны этим воспользоваться.

4. Православное мировоззрение

Занимая такую позицию – видя в миру как хорошее, так и плохое, – мы можем иметь православное мировоззрение, то есть жить с православным взглядом на всю жизнь, а не только на узко церковные вопросы. Существует неверное мнение, которое, к сожалению, слишком уж распространено ныне, что достаточно иметь православие, ограниченное церковным зданием и нормальной «православной» деятельностью типа молитвы в определенное время или крестного знамения; в остальном же, согласно этому мнению, можно жить как все, участвуя в жизни и культуре нашего времени без всяких проблем постольку, поскольку мы не совершаем греха.
Всякий, кто понял, насколько глубоко православие и насколько глубоки обязанности серьезного православного христианина, а также какие обязанности накладывает на нас, какие тоталитарные требования предъявляет нам современный мир, легко увидит, как ошибочно это мнение. Или ты православный в любое время каждого дня, в любой жизненной ситуации, или же ты на самом деле вовсе не православный. Наше православие открывается не только в наших строго религиозных взглядах, но во всем, что мы делаем и говорим. Большинство из нас почти не осознает христианской ответственности за мирскую сторону нашей жизни. Человек же с подлинно православным мировоззрением любую часть своей жизни живет как православный.
Спросим здесь поэтому: как можем мы в нашей повседневной жизни питать и поддерживать православное мировоззрение?
Первый и наиболее очевидный путь – быть в постоянном соприкосновении с источником христианского питания, со всем, что Церковь дает нам для нашего просвещения и спасения: церковными службами и святыми таинствами, Св. Писанием, житиями святых, писаниями свв. отцов. Следует, конечно, читать книги, которые находятся на твоем уровне понимания, и применять церковное учение к своим собственным жизненным ситуациям и обстоятельствам, тогда они окажутся плодотворными, направляя и изменяя нас по-христиански.
Но часто эти основные христианские источники не оказывают на нас полного воздействия или же вообще не воздействуют на нас, потому что мы не занимаем правильной христианской позиции по отношению к ним и к христианской жизни, которую они должны вдохновлять. Позвольте мне сейчас сказать слово о том, какой должна быть наша позиция, если мы хотим получить от них подлинную пользу, и если они должны стать для нас началом подлинного православного мировоззрения.
Прежде всего, христианская духовная пища по самой природе есть нечто живое и питающее; если же наше отношение к ней носит чисто теоретический и книжный характер, то мы не получим от неё тех благ, которые она может дать. Поэтому, если мы читаем православные книги или интересуемся православием только чтобы получить информацию или чтобы хвастнуть своим знанием перед другими, мы не видим сути; если мы учим заповеди Божии и закон Его Церкви только для того, чтобы «правильно» поступать и судить о «неправильности» других, мы не видим сути. Они не просто должны оказывать влияние на наши идеи, но должны непосредственно касаться нашей жизни и менять ее. В любое время великого кризиса человеческих дел – такого, как критические времена, стоящие перед нами в свободном мире, – те, кто полагается на поверхностное знание законов, канонов и правил, не могут выстоять. Сильными окажутся те, кому православное образование дало чувство того, что есть подлинное христианство, те, чье православие находится в сердце и способно затронуть другие сердца.
Нет ничего трагичнее, чем видеть человека, выросшего в православии, имеющего понятие о катехизисе, читавшего жития святых, имеющего представление об общих целях православия, понимающего некоторые службы – и при этом не осознающего, что же происходит вокруг него. И он преподносит своим детям эту жизнь в двух категориях: одна – это как живет большинство, а вторая – как православные живут по воскресеньям и когда читают какой-нибудь православный текст. Когда ребенка воспитывают таким образом, он скорее всего не выберет православия; оно станет очень малой частью его жизни, потому что современная жизнь очень соблазнительна, слишком многие стремятся к ней, она подменяет действительность – если только человек не был научен тому, как защищаться от ее вредного воздействия и как воспользоваться преимуществами того доброго, что есть в мире.
В этом смысле наша позиция должна быть приемлемой и нормальной, т.е. она должна прилагаться к реальным обстоятельствам, а не быть плодом фантазии, ухода от жизни и отказа смотреть в лицо неприятным явлениям окружающего мира. Слишком возвышенное и витающее в облаках тепличное православие не способно помочь людям в повседневной жизни, наш мир достаточно жесток и своей грубостью ранит души; мы должны в первую очередь ответить трезвой христианской любовью и пониманием, оставляя исихазм и высшие формы молитвы тем, кто способен их воспринять.
Наша позиция не должна быть и эгоцентричной, а обращаться к ищущим Бога и духовной жизни. Сейчас везде, где есть сложившаяся христианская община, есть искушение превратить ее в общество для взаимных поздравлений и восторгов от наших добродетелей и достижений, – красоты наших церковных зданий и утвари, великолепия наших служб, даже чистоты нашего учения. Но истинная христианская жизнь, начиная с апостольских времен, была всегда неотделима от того, чтобы делиться ею с другими. Православие именно поэтому-то и живо, что светит другим и не имеет нужды в учреждении «миссионерского отдела»; огонь подлинного православия есть лишь нечто, что мы храним для себя и чем мы похваляемся, тогда мы мертвые, погребающие мертвых, а именно в таком состоянии и находятся сейчас многие из наших православных приходов, даже те, где много молодежи, если они не вживаются глубоко в свою веру. Недостаточно сказать, что молодежь ходит в церковь. Нам надо спросить, что несут они туда, что выносят они из церкви, и если они не воспринимают православие всей своей жизнью, тогда напрасно говорить, что они ходят в церковь.
В то же время наше отношение к людям должно быть отношением любви и прощения. Сейчас в православную жизнь вкралась некоторая жесткость: «Это еретик, не общайся с ним», «этот, возможно, православный, но с уверенностью утверждать нельзя», «а вот тот явно шпион». Никто не станет отрицать, что Церковь сейчас окружена врагами и что есть некоторые, кто не прочь воспользоваться нашим доверием. Но так было с апостольских времен, и в этом практическом отношении христианская жизнь всегда была чем-то рискованным. Но даже если иногда нами и пользуются, и мы должны проявлять осторожность, все же мы не можем отказаться от нашей основной позиции любви и доверия, без нее мы потеряем основу основ нашей христианской жизни. Мир без Христа недоверчив и холоден, но христиане, напротив, должны быть любящими и открытыми, а иначе мы потеряем соль Христову в себе и станем подобными миру, годными для того, чтобы нас выбросили и попирали ногами.
Немного смирения при взгляде на себя помогло бы нам быть более великодушными и прощающими ошибки других. Мы любим осуждать других за странность их поведения; мы называем их «cuckoos» или «тронутыми новообращенными». Действительно, мы должны беречься по-настоящему неуравновешенных людей, которые могут принести большой вред церкви. Но какой православный серьезный христианин сегодня немного не «тронутый»? Мы не соответствуем обычаям мира сего, а если соответствуем им в сегодняшнем мире, то мы уже не являемся подлинными христианами. Подлинный христианин не может чувствовать себя своим в миру и не может не казаться себе и другим немного «тронутым». В Советском Союзе и многих других странах достаточно придерживаться и идеала христианства не от мира сего или креститься взрослым, чтобы попасть в сумасшедший дом, а эти страны торят дорогу всему миру.
Поэтому не будем бояться, что в миру к нам станут относиться как к несколько «тронутым» и будем продолжать хранить христианскую любовь и прощение, которое мир никогда не сможет понять, но в которых в глубине сердца он нуждается и которых даже жаждет. Наконец, наша христианская позиция должна быть – назову по недостатку лучшего слова – невинной. Ныне мир придает большее значение сложности, житейскому опыту, «профессионализму». Православие не придает этим качествам никакой цены, они убивают христианскую душу. И все же эти свойства непрестанно проникают в Церковь и в нашу жизнь, как часто приходится слышать, особенно от восторженных новообращенных, о желании поехать в большие центры православия, соборы и монастыри, где собираются тысячи верующих и разговор повсюду идет на церковные темы, и можно почувствовать, как все же важно православие. Это православие есть лишь маленькая капля в ведре, если взглянуть на все общество в целом, но в этих больших соборах и монастырях столько народа, что кажется, что православие действительно преобладает. И как часто видишь этих людей в жалком состоянии после того, как они удовлетворили свое желание и возвратились из «великих центров православия» угрюмые и разочарованные, и наслушавшиеся мирских церковных сплетен, полные осуждения и озабоченные лишь тем, чтобы быть «православными» и «соответствующими», и по-мирски опытными в вопросах церковной политики. Одним словом, они потеряли свою невинность, свою неотмирность, были сбиты с толку из-за своей завороженности мирской стороной церковной жизни.
В разных формах это искушение встает перед нами всеми, и мы должны бороться с ним, не позволяя себе переоценивать в Церкви внешнее, но всегда возвращаясь к «единому на потребу» – Христу и спасению наших душ от этого рода лукавого. Мы не должны закрывать глаза на происходящее в мире и в Церкви – нам нужно знать это ради самих себя – но наше знание должно быть трезвым и простым, и прямодушным, а не усложненным и мирским.

5. Заключение

Любому православному христианину, отдающему себе отчет в том, что происходит вокруг, ясно, что мир приближается к своему концу! Знамения времени столь очевидны, что можно было бы сказать, что мир стремительно рушится.
Что же это за знамения?
  1. Ненормальность мира. Никогда подобные странные и неестественные проявления и поступки не принимались как нечто само собой разумеющееся, как в наши дни. Лишь взгляните на окружающий нас мир: что пишут в газетах, какие фильмы демонстрируют, что идет по телевидению, что люди считают интересным и развлекательным, над чем смеются – это просто ужасно. И есть люди, которые намеренно способствуют этому всему, конечно, для своей собственной выгоды и потому, что это модно, потому что есть извращенное стремление к подобным вещам.
  2. Войны и военные слухи, один более леденящий чем другой и более безжалостный, а все затмевается угрозой немыслимой всемирной ядерной войны, которую можно развязать нажатием на кнопку.
  3. Повсеместные природные бедствия: землетрясения и появление новых вулканов — новейший из них формируется недалеко отсюда, в Йосемитском заповеднике в центральной Калифорнии, – которые уже меняют характер мировой погоды.
  4. Возрастающая централизация информации и власти над отдельными людьми, в частности, представляемая установленным в Люксембурге гигантским новым компьютером, который способен хранить досье на каждого из живущих на земле; его кодовый номер «666″, а те, кто с ним работает, прозвали его «зверь». Чтобы облегчить работу таких компьютеров, американское правительство предполагает начать в 1984 г. выдачу лицам чеков социального обеспечения с номером (ясно, включающим кодовое число 666), оттискиваемым на правой руке или на лбу – именно это требование будет главным, согласно Апокалипсису (гл. 13.), во время царствования Антихриста. Конечно, это не значит, что первый, на ком оттиснут 666, есть антихрист или его слуга, но если это станет повсеместным, то кто сможет устоять? Сначала вы будете привыкать, а потом вас заставят поклониться ему.
  5. И еще, умножение лже-Христов и лже-антихристов. Последний из кандидатов как раз этим летом (1982 – прим. перев.) потратил, вероятно, миллионы долларов, рекламируя по мировому телевидению свое неминуемое явление, обещая дать в этот момент всем обитателям земли «телепатическое сообщение». Помимо всяких оккультных сил, которые могли быть вовлечены в подобное событие, нам уже достаточно известно о возможности подачи бессознательных сигналов по радио и в особенности по телевидению, а также о том, что по силам любому, обладающему техническими возможностями, врезаться в нормальные радио- и телесигналы, несмотря ни на какие законы против подобных действий.
  6. Воистину зловещая реакция на новый фильм, о котором в Америке все говорят и который все смотрят – «Е. Т.», заставивший буквально миллионы внешне нормальных людей выразить свою преданность и любовь к герою, «спасителю» из космоса», который, вполне очевидно, является демоном, – явное приготовление к поклонению грядущему антихристу. (И, кстати сказать, редактор по вопросам кино официальной газеты Греческой архиепископии в Америке, православный священник, от всей души рекомендовал этот фильм православным людям, говоря, что это замечательный фильм, который может научить нас любви, и все должны посмотреть его. Есть четкое различие между людьми, пытающимися понять, что происходит, и теми, кто просто увлекается общим настроением).
Я мог бы и еще привести примеры и подробности вроде этой, но моя цель не запугать вас, а заставить осознать, что же происходит вокруг. Воистину, сейчас уже позже, чем мы думаем. Апокалипсис совершается уже сейчас. И как печально видеть христиан, а еще больше – молодых людей, православную молодежь, над головами которых нависает эта немыслимая трагедия и которые думают, что они могут в эти ужасные времена продолжать то, что называется «нормальной жизнью», полностью участвуя в прихотях безумного, самообольщающегося поколения, совершенно не подозревающего, что «рай дураков», в котором мы живем, должен вот-вот рухнуть, совершенно неподготовленного к тем отчаянным временам, которые нас ожидают. Сейчас уже вопрос состоить не в том, чтобы быть «хорошим» или «плохим» православным христианином, вопрос сейчас стоит так: сохранится ли наша вера вообще? У многих она не сохранится; грядущий антихрист будет слишком привлекательный, слишком соответствовать тому духу времени, тому мирскому духу, к которому мы стремимся, чтобы большинство людей даже узнало, что они потеряли свое христианство, поклонившись ему.
Но призыв Христов все еще идет к нам; давайте же начнем прислушиваться к нему. Самое ясное выражение этого призыва исходит сегодня от порабощенного безбожного мира, где есть реальные страдания за Христа и серьезность жизни, которую мы быстро теряем или уже потеряли. Один православный священник в Румынии, о. Георгий Кальччу, сейчас умирает в коммунистической тюрьме за то, что он осмелился призвать семинаристов и студентов отбросить слепую приверженность духу времени и выйти на работу для Христа. Высказавшись о пустоте атеизма, он говорит современной молодежи:
«Я призываю вас к куда более высокому взлету, к полной самоотверженности, к акту отваги, бросающему вызов здравому смыслу. Я зову вас к Богу, к Тому, Кто превосходит мир, чтобы вы смогли познать бесконечный рай духовной радости, который вы ищете ощупью в вашем личном аду и который вы ищете даже в состоянии ненамеренного бунта… Иисус всегда любил вас, а теперь у вас есть выбор, — чтобы ответить на его призыв. Ответив, вы приуготовляетесь на то, чтобы пойти и принести плод, который сохранится. Чтобы быть пророком Христа в мире, где вы живете. Чтобы любить ближнего, как самого себя, и сделать всех людей своими друзьями. Чтобы каждым поступком возвещать ту единственную и безграничную любовь, которая возвышает человека от раба до друга Божия. Чтобы быть пророком этой освобождающей любви, которая избавляет от всяких уз, возвещая вам вашу чистоту как только вы приносите себя Богу».
Отец Георгий, обращаясь к молодым людям, которые мало вдохновлялись желанием служить Церкви Христовой, потому что приняли мирское мнение (обычное также и среди нас в свободном мире), что Церковь есть лишь совокупность зданий или мирская организация, призывает их и нас к тому, чтобы более глубоко осознать, что такое Церковь Христова, и что «формальное членство» недостаточно, чтобы спасти нас:
«Церковь Христова жива и свободна. В ней мы движемся и существуем через Христа, Который есть ее глава. В Нем мы имеем полную свободу. В Церкви мы познаем Истину, и Истина сделает нас свободными (Иоанн 8, 32). Вы в церкви Христовой всегда, когда поднимаете кого-то, или подаете милостыню бедному, или посещаете больного. Вы в Церкви Христовой, когда вы милостивы и терпеливы, когда вы отказываетесь прогневаться на брата своего, даже если он и ранил ваши чувства. Вы в Церкви Христовой, когда вы молитесь: «Господи, прости его». Когда вы честно трудитесь на работе, возвращаясь домой усталым, но улыбающимся, когда вы воздаете за зло любовью — вы в Церкви Христовой. Разве ты не видишь, юный друг, как близко Царствие Христово? Ты Петр, и Бог созидает свою церковь на тебе. Ты камень Его Церкви, который ничто не может одолеть… Построим же церкви нашею верою, церкви, которые не сможет разрушить никакая человеческая сила, Церковь, основа Которой Христос… Чувствуй брата своего рядом! Никогда не спрашивай: «Кто это?» — Лучше говори: «Это не чужой, это мой брат. Он — Церковь Христова так же, как и я».
Имея в наших сердцах такой призыв, станем же по-настоящему принадлежать Церкви Христовой, Церкви Православной. Внешнего членства недостаточно, внутри нас должен произойти сдвиг, который сделает нас отличными от внешнего мира, даже если этот мир и называет себя христианским и даже «православным». Будем же хранить и питать эти качества истинного православного мировоззрения, о которых я говорил выше: живое, нормальное отношение, любящее и прощающее, не эгоцентрическое, сохраняющее нашу невинность и неотмирность даже при полном и смиренном сознании нашей греховности и силы окружающих нас мирских соблазнов. Если мы воистину живем с этим православным мировоззрением, наша вера выдержит ожидающие нас удары и послужит источником вдохновения и спасения для тех, кто еще только будет искать Христа даже среди начавшегося уже крушения человечества.
Иеромонах СЕРАФИМ (Роуз)
Лекция, произнесенная во время Св.-Германовского Паломничества в августе 1982 года в Свято-Германовской Пустыни в Платине, Калифорния.
Перевод с английского М. Маркиша

Печать E-mail

Протоиерей Димитрий Хвостов: Мои воспоминания о святейшем Патриархе Тихоне

Мои воспоминания о святейшем Патриархе Тихоне 

Моя мать знала владыку Тихона еще с Петербурга, когда он бывал у нас до 1912 года. Я же узнал ближе эту светлую личность, когда он стал приезжать в Сергиев Посад. Как-то он сам узнал меня, малыша, когда я подходил ко кресту и в то же день, приехав к моей матери днем, спросил – почему я не прислуживаю в Лавре. И вот с этих пор я начал там прислуживать каждое воскресенье, даже когда не было епископа, – хотя архиереи (а это был время Всероссийского Собора) наезжали к преподобному Сергию весьма часто. В Петербурге я уже прислуживал. Впрочем это не совсем так: меня часто водили в Троицкое подворье, что было на углу Фонтанки, и там прислуживали мои старшие братья, а я иногда попадал в алтарь, – скорее всего «болтался» в нем, но еще не прислуживал. Попав же в алтарь Троицкого собора лавры, первое время я был очень смущен и стеснялся. Но постепенно так привык и полюбил этот собор и всю лавру, что теперь и думать не могу поехать туда и увидеть ее в том виде, хотя и реставрированную, но столь чуждую мне теперь.

Первые мои воспоминания о Святейшем – он в черном, с бриллиантовым крестом, клобуке; потом уже в белом митрополичьем, а затем в патриаршем куколе. Приезд Патриарха, если не ошибаюсь, в 1919 году в Лавру, было единственное, еще, величественное и торжественное событие. Это было в Светлый четверг в апреле. Дивная весенняя погода. Патриарх ехал с вокзала в открытой пролетке с наместником. Он был встречен у ворот Лавры всем посадским духовенством и лаврвскими монахами: все в облачениях. И надел свою патриаршую мантию, проследовал в собор Святой Троицы, где совершил литургию с четырьмя архиереями и большим числом священников. В собор просто нельзя было войти, многие стояли вне, слушая хор лаврских певчих. Этот день был один из светлых дней той жуткой эпохи, которая ожидала всех. Еще было два или три приезда Патриарха в Лавру и ее окрестности. При нормальных условиях кругом Лавры находились некоторые монастыри, которые и посещал Святейший. Почти все имели свои особенности. Так, например, Гефсиманский скит был мужским, куда женщины не допускались; но раз в год, ворота широко отворялись для всех богомольцев и оставались открытыми весь день. Это был день Успения, после чего ворота оставались открытыми до 17 августа и совершался чин выноса и погребения плащаницы Богоматери. Много раз, до его закрытия и уничтожения большевиками, я прислуживал в нем. Как-то раз Патриарх привез на это торжество своего московского посошника, что вызвало у меня чувство ревности. Мне тогда пришлось держать посох митрополиту Арсению, которые мне уже не понравился, думаю – из-за детской ревности к Патриарху. Святейший всегда был ласковым со всеми, но мне казалось особенно со мной! Помню как на Успение, когда большевики уже не впускали в Кремль, Патриарха приехал служить в Лавру. Там был Успенский собор, рядом – гробница Годуновых. Святейший служил в красивом, василькового цвета, «богородичном» облачении. А меня, из-за малого роста, одели в зеленый стихарь, что конечно резко детонировало с голубым облачением священнослужителей и особенно с облачением Патриарха. Когда после «встречи» Патриарх вошел в алтарь, то он позвал наместника Ларвы архимандрита Кронида и спросил его, – почему меня одели «попугаем»? Патриарх заставил принести голубой стихарь, а так как он был велик для меня, то помогал укоротить его английскими булавками [1]. В минуты полной катастрофы, Святейший всегда стремился поддерживать дух своей паствы чинным богослужением и добродушным своим юмором. В Сергиевом Посаде находился «Дом призрения» [2]. Этот дом был основан еще при митрополите Филарете Московском, известным святителем. Моя мать была во главе этого дома до ликвидации его большевиками. Там помещался и старческий дома, а также странноприимная для богомольцев идущих в Лавру, и еще был детский приют для сироток-девочек. В окрестностях Сергиева Посада этот дом имел имение «Царь-Дар». Такое имя было дано имению из-за того, что Император Александр III пожертвовал это имение Дому призрения. Там провел и я одно лето с моим братом. При доме была церковь, конечно во имя св. Марии Магдалины, небесной покровительницы Императрицы. Летом туда приезжал священник для богослужений. При объезде окрестностей Посада, Патриарх вот и пожелал посетить «Царь-Дар». В это время я звонил в колокола на тамошней колокольне с товарищем, семинаристом Леней. Он был сыном одной из преподавательниц школы-приюта. В ожидании приезда Святейшего мы сидели оба на колокольне и зорко глядели – не видно-ли подъезжающего патриаршего экипажа. Вдруг мы видим какую-то пролетку в ведшей к дому аллее и начали звон во-всю. Но вот бегут к нам и кричат: «Это не Патриарх, остановитесь!». И, действительно, – это оказался чужой экипаж, одной именитой паломницы, которая прибыла для встречи Патриарха. Узнав о нашей ошибке, мы – оба дуралея, разразились диким хохотом, сев на пол колокольни: веселимся, значит, нашей оплошности. А тут вновь бегут и кричат: «Патриарх едет!» – Взглянули мы вниз с колокольни, а Святейший уже выходит из экипажа и все его встречают. Тут уж мы зазвонили во-всю.

За чаем Патриарх поддразнивал нас: «Вот, – говорит, – ну и организация у вас! Я еще за две версты, а уже верно дозорные донесли и звонят колокола! А подъезжаю, – так и ничего, умолкли!..» Все это было сказано с таким добродушием и лаской, что я до сих пор не забываю! – В имение-школу можно было пройти коротким путем, через сад, спуститься к речке Каменке и подняться в горку прямо в имение. Но Святейший захотел пройтись и решил идти пешком. С большой легкостью поднялся на горку, а сади шел, обливаясь потом и пыхтя, наместник Лавры архимандрит Кронид. Патриарх шутил и поддразнивал его за это. Выйдя к дому усадьбы, – не как ожидали Высоких Гостей, а через какие-то кусты, перед ним открылась трогательная картина. При входе стоял малыш и звонил в колокол. Его спрятали за дверь, чтобы он-то звонил, но его не было бы видно. Но любопытство заставило его сперва выглянуть, а потом и просто уже вылезти из-за дверей. Патриарх ласково погладил маленького и прошел в церковь, где дети спели ему «Достойно есть». Картина была трогательная. Патриарх благословлял каждого, склонялся и целовал в головку.

Этим годом кончилось наше благополучие и вот пошли мрачные годы преследования. Первое тяжелое известие, достигшее Сергиев Посад, – это было известие о покушении на Патриарха при выходе его из храма Христа-Спасителя. Покушение было совершено в конце июня месяца и все в Лавре боялись, что Святейший не сможет приехать к нам на Сергиев день. Патриарх все-же приехал и я помню, как он морщился, делая поклоны, – от боли еще не зажившей раны в живот. Все-же благодушие и юмор не покидали его. За чайным столом после литургии Патриарх с юмором рассказывал как все это произошло. При выходе после литургии, еще в мантии, Святейший получил удар кухонным ножом от какой-то сумасшедшей: «Сажусь я в экипаж и вот вдруг бросается женщина и пырнула меня. Отец Хотовицкий, один из священников храма, вынул нож и театрально подымая окровавленное оружие, воскликнул – “Православные, Патриарх ранен!”. Я так испугался, – добавил Патриарх, что народ еще подумает на него, – что это он меня ранил и броситься на него…»

Вот какое мужество проявлял наш Святейший. А все его рассказы обо всех издевательствах над ним, переданные нам без всякой злобы или возмущения, а как смешной анекдот, были доказательствами его высоты духовной и сознания, что надо поддержать паству унывающую в эти минуты. Патриарх со своим вечным юмором в повествованиях о безобразиях, которые с ним так нагло позволяли себе большевики, передавал, как, например, его… обвинили в краже патриаршей ризницы и под конвоем вели через всю Москву на допрос в Лубянку. А все дело заключалось лишь в том, что Святейший, чувствуя тяжесть своего положения, облекался, как в святыню, в мантию Патриарха – исповедника и мученика, Гермогена. На допросе, какой-то молодой хулиган, заставлял Патриарха стоять, разговаривал с ним с папиросой во рту. На вопрос Патриарха «откуда узнали чекисты о мантии» этот нахал показал расписку, выданную Патриархом в ризницу о получении мантии. «Какой же вор – сказал хулигану Патриарх, – оставляет расписку в том, что он украл!» – добродушно отвечал Патриарх.

Как было сказано выше, позднейшие приезды Патриарха были уже самые тяжелые. Поезда ходили плохо, не отопленные, с выбитыми стеклами. Мы раз ждали Патриарха ко всенощной в канун преподобного Никона (16 ноября). Холод стоял уже сильный… Пришлось начать всенощную, так как его все не было. Он приехал к половине богослужения. Когда, не прерывая службы, мы вышли в притвор его встречать, – помню, как Патриарх, в скуфейке, потирал свои замерзшие руки; и, только отогрев их, надел на голову свой патриарший куколь. Но и тут, на другой день, Патриарх рассказывал, как он ехал из Москвы в третьем классе с митрополитом Арсением, которого все придавливал мешок с картошкой, который везла какая-то женщина-спекулянтка. А когда митрополит попросил ее отодвинуть мешок, получил град ругани по адресу «попов-тунеядцев». – «Я уж подталкивал, подталкивал Владыку, – говорил смеясь Патриарха, – боюсь, что она его еще побьет…»

Моей матери приходилось убирать нашу приходскую церковь, – уже не было при ней ни псаломщика, ни сторожа. Надо было убирать и алтарь и моя мать просила нашего Сергиевского епископа Варфоломея, написать об этом Патриарху. В дни первого юбилея, – годовщины захвата власти советами, боялись, что в Посаде будут взяты заложники и моя мать решила, взяв меня с собой, поехать на эти дни в Москву к бабушке. Одновременно моя мать была у Святейшего, который и благословил ее входить в алтарь, но надевая апостольник, т.е. то, что надевают монахини на голову. Тут я вновь увидел Патриарха, еще на Троицком Подворье, – его обычной резиденции. Но как все уже изменилось… В первой гостиной стояли по углам столы, за которыми сидели все те, кто сотрудничал с Патриархом по церковным делам. Епископ Иларион [Троицкий] сидел в одном углу за столом, а в других углах были столы с иными служащими Патриархии. У Патриарха еще была одна гостиная, в которой он уже принимал лично. Остальные церковные дома были реквизированы.

Еще раз видел я Святейшего перед отъездом из Москвы. Мы пришли просить его благословение перед отъездом заграницу. А Святейший, с обычной для него ласковой улыбкой, обняв меня, провожал до двери: «А кто же станет мне теперь посох держать, раз ты уедешь?»

На этом светлом воспоминании и кончаются мои строки о самой светлой личности, которую привел Господь видеть. А потом пошли мои заграничные приключения, как и многое участие в церковной жизни, – в Берлине, в Париже… Но это уже все не то…



Протоиерей Димитрий ХВОСТОВ


Вестник Западно-Европейской епархии Русской Православной Церкви Заграницей, №31, 1988 г. С. 21-25, 46.

Печать E-mail

Крупицы воспоминаний о встречах с великим аввой Митрополитом Антонием

Крупицы воспоминаний о встречах с великим аввой Митрополитом Антонием
 
1. С великим Митрополитом Антонием мне пришлось встретиться только под конец его жизни, в Югославии, когда я приехал туда, сопровождая еп. Нестора, осенью и ранней зимой 1933 г. Хотя наша семья была с ним лично знакома издавна, и мой отец, вопреки многому, пользовался любовью Владыки, так что, когда я рассказывал ему все что знал о моем отце за последние годы, владыка вместе со мною стал плакать о том, что мой отец уклонился на неверные пути, — но мне, как «маленькому» тогда, до революции, увидать Митрополита Антония не удалось.

2. Первым большим впечатлением при встрече с Митрополитом Антонием были утренние и вечерние молитвы с ним. Уже тяжело больной тогда, Митрополит Антоний выслушивал молитвенные правила, иногда лежа, чаще всего сидя, иногда стоя. И полунощницу и повечерие и он, и его келейник, о. архимандрит Феодосий, знали наизусть. Поэтому никаких книг им не было нужно. Епитрахиль владыка Антоний тоже обычно не одевал, утверждая, что — привилегия архиерея совершать второстепенные молитвенные чины без епитрахили. Читались и полунощница и повечерие очень быстро, но с большой сосредоточенностью. Так как оба читали молитвы наизусть, то часто казалось, что эти молитвы просто льются из сердца неподготовленно. Едва заканчивал о. Феодосий, как подхватывал Митрополит Антоний. Молитвы посредине полунощницы (которые обычно переносятся в утренние молитвы) и обе конечные молитвы на повечерии владыка Антоний читал сам.

Ясно, ясно помню, как мы входили в еще полутемную комнату — спальню владыки. Владыка говорил: «я уже помылся, будем молиться». Иногда добавлял: «я сегодня полежу», или о. Феодосий подавал ему подрясник, и он садился в кресло. Все поворачивались к иконам, владыка произносил возглас, и с первых же звуков молитвы он был весь в ней, так что даже поза его показывала (конечно незаметно для него) устремленность вперед.

3. Первый разговор наш с Митрополитом Антонием был о России. Мы с владыкой Нестором приехали с Дальнего Востока, где в то время начиналась большая антибольшевицкая работа, инспирируемая Японией. Владыка Нестор рассказывал о подробностях этой работы. И вдруг владыка Антоний прервал и произнес: «А я о России скажу пушкинскими словами: «…И как вино печаль минувших дней, в душе моей, чем старей, тем сильней». И заплакал.

4. Хочется мне отметить, думается, ценное для всей нашей нынешней Зарубежной Церкви, особое отношение Митр. Антония к нашему нынешнему Первосвятителю, Митрополиту Филарету, с которым мы, оба юные тогда иеромонахи, были дружны. Об о. иеромонахе Филарете Митрополит Антоний знал и по переписке с его отцом, всеми почитаемым духовным наставником Дальнего Востока, протоиереем Н. Вознесенским, бывшим воспитанником Митр. Антония по Московской Духовной Академии и по моим рассказам, и по сведениям от разных лиц из Харбина. И владыка Антоний полюбил иеромонаха Филарета.

Помню, что Митр. Антония и рассмешил и умилил мой рассказ о том, как по принятии монашества, начав читать монашеское правило, мы на повечерии читали канон, на каноне акафист, и все хотели с о. Филаретом придумать: чего бы еще нам почитать.

Однажды я стал просить у Митрополита Антония на память и благословение его фотографию. Владыка взял одну и начал ее надписывать. И вдруг я вижу он пишет: «дорогому отцу иеромонаху Филарету…» . Между тем, даже вопроса не поднималось о том, чтобы митрополит подарил карточку о. Филарету. Но хотя я был тут, сидя против него через стол, а о. Филарет был за 12.000 километров, но первая мысль Митрополита Антония была направлена к нему, первый порыв симпатии, выражающийся в подарке карточки, был посвящен о. Филарету. У меня вытянулось лицо: ведь карточку я все-таки хотел себе. Митрополит посмотрел на меня, видимо прочел огорчение на моем лице, перечеркнул слово «Филарету» и написал: «Нафанаилу».

Владыка Антоний всем нам писал дружественные отеческие письма, но к о. Филарету они были самыми теплыми.

5. Мой правящий архиерей, Преосвященный Нестор, хотел представить нас: отца Филарета и меня, к игуменскому сану. Я об этом знал и знал, что Митрополит Антоний об этом знает. Поэтому в общем разговоре при нем я с юношеским легкомыслием заявил: «А знаете, Владыка, я этим отличиям не придаю значения. По-моему важны лишь три основных сана: диакона, священника и архиерея. Вот иеромонахом мне очень хотелось стать, а игуменству или архимандритству я значения не придаю». Митрополит Антоний посмотрел на меня полу усмешкой, полу упреком: «А скажи, вот, если ты получишь подарок, хотя бы пустяшный, от людей, которых ты любишь: от матери, или от духовного отца, или от друга. А потом получишь внешне ценный подарок от людей тебе безразличных — какой подарок будет тебе отраднее?» — «Конечно первый», воскликнул я. «Ну вот видишь, значит ценность подарка зависит прежде всего от того, кто его дарит. А ты получаешь подарок от Церкви. Понимаешь?» — «Да», смущено сказал я.

«Ну вот милый мой, смущайся и радуйся», уже совсем ласково сказал великий Авва.

И я получил двойную незаслуженную мною радость: чрез руки великого Митрополита Антония восприял от Церкви Христовой высокий сан игуменский.

6. Иногда на мою долю выпадала радость прочитать что-нибудь Митрополиту Антонию. Обычно это была привилегия ближайших к владыке людей: Н. П. Рклицкого (покойный архиеп. Никон), моего сродника П. С. Лопухина и гр. Г. П. Граббе. Однажды я читал владыке жития святых и после чтения с сокрушением исповедал Митрополиту Антонию о том, что грешу маловерием: не во все в житиях святых могу верить. «Вот особенно огорчаюсь, что в отношении Вашего, Владыка святый, Небесного Покровителя, преп. Антония Римлянина… Верю, искренне верю, что благодать Божия могла сделать и сделала, что он на камне поплыл. Но, что он проплыл Гибралтарский пролив, Бискайский залив, Ламанш, Сев. море, Категат, Скагерат, Балтийское море. Когда все это представишь — не могу поверить». Владыка ответил успокоительно: «Не огорчайся и не сетуй. Это согрешение твоего воображения, которому ты дал излишний разгон, а не маловерие. Неужели ты думаешь, что Господу нужно было вести св. Антония таким сложным путем, и Он не мог перенести его прямо к устью Волхова?»

7. С владыкой Нестором из Белграда мы собирались ехать во Святую Землю. По этому поводу в присутствии Митр. Антония начались разговоры о том, что недавно греческие монахи около Гроба Господня подрались с католическими. И владыка Нестор повторил очень распространенную в таких случаях фразу: «Какой позор, что у Гроба Того, Кто учил любви и миру, монахи дерутся».

Митрополит Антоний прервал: «нет, владыка, слава Богу, что дерутся. Значит любят. За то, к чему равнодушны, драться не будут, а за то, что любят, полезут в драку. Слава Богу, что эти простые монахи так любят Господа нашего и Его святой Гроб».

8. О. Николай Вознесенский собрался принять монашество. Другой харбинский протоиерей, о. Петр, дружный с о. Николаем, писал об этом архиепископу Нестору в скрыто-благоговейном, а внешне шутливом и насмешливом тоне об этом. Владыка Нестор приказал мне прочитать это письмо пред Митрополитом Антонием. Мы с вл. Нестором, конечно, тоже видели благоговение сквозь насмешку в письме о. Петра, но мы не ожидали, как воспримет это Митр. Антоний.

О. Петр писал: «О. Николай уходит в монахи. Туда ему и дорога. Какой от него толк: он все молится, да молится. Вот недавно я был у него. Отслужили вместе всенощную. Помолились. Я правило прочитал. Всегда читаю. Лег спать. А он все молится. Я поспал, проснулся — он молится. Я опять заснул, опять проснулся. Он все молится. Говорю ему: «о. Николай, а о. Николай, ты когда ж спать-то будешь?» Не слышит — молится. Ну какой же от него толк?! Туда ему и дорога — в монахи»…

Вдруг владыка Антоний положил голову на руки и громко заплакал: «А я и не знал, что отец Николай такой молитвенник», повторял он всхлипывая. «Не знал. Спаси его Господь, спаси его Господь!»

9. Для многих при жизни Митр. Антония, а еще больше по слухам после его кончины, соблазном было то, что владыка Антоний допускал и себя говорить и присутствующих произносить «неприличные слова». А молва это все еще и преувеличивала.

Да, это было. Но со стороны Митрополита Антония это было совершенно чистым. Думаю, что произнесение им непристойных слов объясняется двумя обстоятельствами: во-первых, его ревнивой правдивостью и нелюбовью к фразе и позе. Если данная вещь называется так, то он так ее и называл. Говорить иносказательно ему казалось неправдивым.

Вторая причина глубже. Опять же по своей правдивости Митр. Антоний не терпел позы и экзальтации. Как только он замечал признаки атмосферы восторженности, он разрушал ее «неприличным словом» или неприличными описаниями.

К сожалению, пользуясь этой «свободой речи», некоторые присутствовавшие позволяли себе просто рассказывать неприличные анекдоты и выражаться непристойными словами. Но у владыки Антония эти «неприличности» были всегда чисты.

Был, однако, один человек, при котором ни сам владыка Антоний не позволял себе, ни других не допускал произносить неприличные или грубые слова. Это был тогда архиепископ, впоследствии митрополит, Анастасий.

«У Преосвященного Анастасия настоящая, неподдельная абсолютная скромность и стыдливость», говорил Митрополит Антоний, «и это надо щадить и беречь».

10. Однажды, еще в начале нашего пребывания в Карловцах, мы пригласили Митрополита и всех его друзей на кино-сеанс.

Дело в том, что перед отъездом из Харбина владыка Нестор купил дешевые не автоматические, а крутящиеся рукой, японские кино аппараты: для съемки за 30 дол. и проекционный за 20 дол. с несколькими десятками метров тоже дешевых японских пленок. Мне поручено было быть кинооператором. Я с восторгом взялся за это дело. Лучшим моим произведением была съемка торжества освящения нового колокола для нашей церкви Дома Милосердия.

В Харбине все шло прекрасно. Я несколько раз демонстрировал этот фильм. Из дверей церкви выходит процессия: владыка Нестор и сослужащие ему священнослужители: протоиерей Иоанн, иеромонах Филарет, иеромонах Климент, иеромонах Мефодий, протодиакон Ф. Задорожный, иеродиакон Нил. Множество иподиаконов, прислужников. Кресты, хоругви. Совершался чин «освящения кампана или звона». Фильм, конечно, был немой. Потом окропление колокола святой водой и поднятие его на колокольню.

Кроме того я снял отдельные здания Дома Милосердия и под конец свое любимое тогда детище: вольер с дикими гусями и дикими утками и с куликами. Этот снимок я закончил мною самим изобретенным трюком: легши сам в траву я снял куликов снизу, чтобы они получились «похожими на страусов».

Все эти снимки вместе с аппаратами были уложены в специально купленный чемоданчик и там устроены аккуратно, но без всякой специальной изоляции и упаковки. Как они вообще перенесли 32 дня путешествия на пароходе в тропиках и остались наполовину целы — удивительно. Но конечно они были на половину испорчены.

Вот эти фильмы должен я был демонстрировать в столовой у мМ

Собрались: Митрополит Антоний, епископ Нестор, архимандрит Феодоисий, о. Протоиерей В. Тарасьев, П. С. Лопухин (впоследствии мой лучший друг) со своей супругой — моей сестрой, гр. Г. П. Граббе, ныне протопресвитер, Н. П. Рклицкий, (покойный архиепископ Никон) и многие другие.

Я конечно очень волновался. Я так мечтал показать Митрополиту Антонию нашу харбинскую жизнь, показать моих любимых друзей: отца Филарета, отца Климента, отца Мефодия, иеродиакона Нила не на застывших в одной позе карточках, а на передающем жизнь и движение фильме. Радовала и возможность показать здания нашего Дома Милосердия и мой любимый вольер.

Я наладил экран и аппарат… И началось. Фильм застревал, поворачивался на бок, рвался поминутно. На самых ответственных местах появлялись пятна: места проеденные тропической жарой и сыростью. То он еле двигался, потому что распух, и участники молебна еле пере- двигались, крестились замедленным стиранным движением; то в тех местах, где фильм остался нормальным, а я не успевал замедлить движение своей крутящей фильм руки, священники начинали комически бежать. Особенно же изводили всех частые остановки для поправки и склеивания фильма.

В темноте раздался нетерпеливый голос П. С. Лопухина: «Нафанаил, да когда же ты кончишь, ведь ты замучил и владыку и всех нас!» И умиротворяющий громкий шепот его жены: «Петя, оставь, потерпи. Зачем ты обижаешь отца Нафанаила?!»

Когда же зловещие пятна разъеденного фильма стали появляться на лицах участников богослужения и наконец на лице владыки Нестора, то раздался его громоносный сердитый шепот: «Осел, почему ты все это не исправил заранее?!»

Но все покрыл тихий, однако вполне внятный шепот Митрополита: «Оставьте, оставьте. Пожалуйста продолжай отец Нафанаил. Это все очень интересно». Я уже обращался только к нему: «Вот это отец Филарет, а это отец Мефодий, а вот это…» Но тут опять появилось бело- серое пятно, и фильм лопнул.

Еще труднее пошло с показом зданий Дома Милосердия. Да я и не старался: хотелось скорее кончить эту затянувшуюся всеобщую муку. Только бы показать еще мой вольер. Насколько позволяла меняющаяся толщина фильма, я наскоро показал кухню, типографию, иконописную. И наконец, вот он: вольер. И вдруг голос Митрополита Антония: «а это что — курятник?» — «Нет, владыка, это вольер, мой зоологический сад с дикими гусями, дикими утками, куликами».

Увы, дикие утки, гуси и кулики казались какими-то букашками в глубине вольера, а фильм никак не желал передвинуться, чтобы показать их во всей их красе.

Наконец, отчаянным усилием я сдвинул фильм, несколько кадров проскочило незаметно, и на экране появилось четыре чудовищно огромных ноги двух куликов, тела и головы которых терялись где-то в надзвездной высоте. «Совсем как страусы», казалось мне.

На этом сеанс кончился. Все меня критиковали, владыка Нестор сердился. И только Митрополит Антоний защищал и благодарил: «Нет, очень, очень все было хорошо и интересно. Спасибо, отец Нафанаил». И верилось мне тогда, и признаюсь, верится и теперь, что это была не только любезность, нежелание меня огорчить, но наряду со всем этим был и действительный интерес к фильму.

Абсолютная прямота и правдивость Митрополита Антония не позволили бы ему так настойчиво утверждать, что все было интересно, если бы ему совершенно интересно не было. Ведь он ощущал то, что не ощущали другие: он любил этих далеких молодых священников: о. Филарета, о. Климента, о. Мефодия, которым потом писал такие ласковые отеческие письма. И потому ему наверное были интересны, пусть и очень плохо показанные, но их действительные шаги, их движения, их священнодействия.

А по бескрайней широте натуры Митр. Антония, по бесчисленности его интересов, по детской простоте его души, может быть интересны ему были и кулики.

11. Не буду касаться богословских тем. Ведь я внимал Митрополиту Антонию только неполных 4 месяца: от начала сентября до конца декабря 1933 г. Я был сравнительно юн: 25 лет, и еще не достиг «меры возраста мужа совершенна» (33 года), когда раскрываются умственные горизонты, а потому многое не понимал. Между тем, есть еще люди, знавшие Митр. Антония и в более зрелом возрасте и в течение более длительного срока. Хотелось бы понудить их писать о нем. Ведь мы имели поколениями неиспытанное счастье: иметь в своей среде святителя, могущего стать в ряд с величайшими древними святителями, отцами и учителями Церкви. И это не единичное мнение: это утверждал Патриарх Александрийский Фотий, и Патриарх Сербский Варнава и множество русских, сербских и греческих иерархов. Между тем свой нравственный долг перед памятью Митрополита Антония написавши о нем, выполнили только архиепископ Никон и покойный П. С. Лопухин, сказавшие о нем все что могут, и м. б. отчасти о. Георгий Граббе. А мы позволили, чтоб в наше время, за последнее десятилетие забылся Митрополит Антоний. Его имя как-то стыдливо почти не называется. Это стыд и позор нашему поколению.

12. Все же мне хочется отметить некоторые, особенно нас удивившие суждения Митрополита Антония. Он, например сравнительно снисходительно относился к Л. Толстому и в то же время очень отрицательно к В. Соловьеву. Между тем мы — харбинская церковная молодежь, были воспитаны в отталкивании от Л. Толстого, а к Вл. Соловьеву, хотя и знали, что он неправославен, но хранили теплое место в сердце, многое прощали ему за его интересность, яркость, за умение метко бить врагов христианства. Но Митрополит Антоний уважал в Л. Толстом прямолинейность и то, что тот пытался жить по своим принципам. А Вл. Соловьева упрекал за позу, за фиглярства, за «нечестные фокусы».

Удивило меня также то, что ставя очень высоко Хомякова неоднократно выражая надежду на то, что А. Хомяков будет прославлен Церковью, как святой, он допускал рядом с ним только И. Киреевского. К прочим же славянофилам он относился скептически. «Им до Хомякова, как парижским профессоришкам до настоящих богословов», сказал он при мне П. С. Лопухину.

Однажды при Митрополите Антонии зашел разговор об о. Сергии Булгакове. Все окружение Митр. Антония относились к о. Сергию отрицательно. Но владыка Антоний сказал и мне о нем: «Несчастный отец Сергий, несчастный отец Сергий. Ведь это очень умный человек, один из самых умных на свете. Он понимает многие вещи, которые понятны только очень немногим. А это страшно гордит. Трудно не возгордиться, если ты знаешь, что вот это тебе ясно и совершенно понятно, а никто кругом понять этого не может. Это сознание возносит и гордит. Только Божия благодать, привлекаемая смирением, которого у о. Сергия по-видимому не хватило, только она может защитить душу от такой гордости».

В этих словах владыки мы почувствовали большой пережитый опыт, напряжение и выигранную духовную борьбу.

* * * * *

Закончу Пушкинскими словами: «Немного лиц мне память сохранила, немного слов доходит до меня. А прочее погибло безвозвратно»… Память тускнеет. Если бы я писал это пять-шесть лет тому назад, вероятно я мог бы вспомнить больше. Вот почему так хочется уговорить всех знавших Митрополита Антония чаще вспоминать о нем, больше о нем думать. Будем благодарить Бога за то, что Он дал нам радость и честь жить в одно время с великим Святителем, будем хранить трепетную надежду на том, что придет день, когда вся Православная Церковь торжественно единодушно воспоет: «Святителю Отче Антоние, моли Бога о нас!».

И присоединим к сему горячую молитву: «да расточатся врази его».

Архиепископ НАФАНАИЛ (Львов)
1978 г.
Беседы о Священном Писании и о вере и Церкви, Т. 3. Издание Комитета русской православной молодежи заграницей. Нью-Йорк, 1992 г. C. 77-87.

Печать E-mail

Митрополит Филарет: Обращение по поводу «Фиатирского исповедания»

Обращение по поводу «Фиатирского исповедания»

Слово Митрополита Филарета (Вознесенского)
 
Научая нас твердо хранить во всем заповеданную нам православную веру, св. апостол Павел писал Галатам: «Но если бы даже мы или Ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема» (Гал. 1, 8). Ученика своего Тимофея он учил пребывать в том, чему он им научен и что ему вверено, зная, кем он научен (II Тим. 3, 14). Это есть указание, которому должен следовать каждый архиерей Православной Церкви и к чему он обязывается присягой, даваемой им при хиротонии. Апостол пишет, что архиерей должен быть «держащийся истинного слова, согласного с учением, чтобы он был силен и наставлять в здравом учении, и противящихся обличать» (Титу 1, 9).

В нынешнее время общего шатания, смущения умов и развращения особенно требуется от нас, чтобы мы исповедовали истинное учение Церкви, не взирая на лица слушающих и на окружающее нас неверие. Если ради приспособления к заблуждениям века сего мы будем замалчивать истину или преподавать извращенное учение во имя угождения мiру сему, то ищущим истину мы подлинно давали бы камень вместо хлеба. Чем выше стоит тот, кто так поступает, тем больший порождается им соблазн, и тем тяжелее могут быть последствия.

По этой причине у нас вызвало большую скорбь чтение т.н. «Фиатирского Исповедания», недавно изданного в Европе с особым благословением и одобрением со стороны Св. Синода и Патриарха Константинопольской Церкви.

Мы знаем, что автор этой книги, преосвященный митрополит Фиатирский Афинагор, ранее проявлял себя как защитник православной истины, и тем менее могли ожидать с его стороны такого исповедания, которое далеко отстоит от Православия. Однако если бы это было только его личным выступлением, мы не стали бы писать о нем. Нас побуждает к этому то, что на труде его лежит печать одобрения всей Константинопольской Церкви в лице Патриарха Димитрия и ее Синода. В особой патриаршей грамоте на имя митрополита Афинагора значится, что его труд был рассмотрен особой Синодальной комиссией. После одобрения его этой комиссией Патриарх согласно постановлению Синода дал благословение на опубликование этого, как он пишет, «замечательного труда». Итак, ответственность за этот труд с митрополита Афинагора переносится уже на всю Константинопольскую иерархию.

Наши прежние «Скорбные Послания» уже выражали ту печаль, которая охватывает нас, когда с престола свв. Прокла, Иоанна Златоуста, Тарасия, Фотия и многих других святых отцов мы слышим учение, которое они, несомненно, осудили бы и предали анафеме.

Горько писать это. Как хотели бы мы с престола Константинопольской Церкви, родившей нашу Русскую Церковь, слышать слово церковной правды и исповедание истины в духе ее великих святителей! С какой радостью мы приняли бы такое слово и передали бы его в научение нашей благочестивой пастве! Напротив, великую печаль вызывает в нас необходимость предупреждать ее о том, что из этого былого источника православного исповедничества теперь исходит гнилое слово соблазна.

Если обратиться к самому «Фиатирскому Исповеданию», то, увы, там так много внутренних противоречий и неправославных мыслей, что для перечисления их нам надо было бы написать целую книгу. Мы полагаем, что в этом нет необходимости. Достаточно нам указать самое главное, на чем зиждется и из чего исходит вся содержащаяся в этом исповедании неправославная мысль.

Митрополит Афинагор в одном месте (стр. 60) пишет с полным основанием, что православные веруют в то, что их Церковь — Единая, Святая, Соборная и Апостольская и преподает полноту кафолической истины. Он также признает, что другие исповедания не соблюли этой полноты. Но дальше он как бы забывает о том, что если какое-либо учение в чем-либо отходит от истины, то тем самым оно является ложным. Принадлежа к религиозному объединению, исповедующему такое учение, люди этим уже отделены от единой истинной Церкви. Митрополит Афинагор готов это признать в отношении таких древних еретиков, как ариане, а говоря о современных, он не хочет их ереси принимать во внимание. И в отношении их он призывает руководствоваться не древним преданием и канонами, а «новым пониманием, которое теперь преобладает среди христиан» (стр. 12) и «знамением нашего времени» (стр. 11).

Согласно ли это с учением Святых отцов? Вспомним, что 1-е правило VII Вселенского Собора дает нам совсем другой критерий для направления нашей церковной мысли и церковной жизни. «Приявшим священническое достоинство, — значится там, — свидетельством и руководством служат начертанные правила и постановления…» И далее: «Божественные правила со услаждением приемлем и всецелое и непоколебимое содержим постановление сих правил, изложенное от всехвальных апостол, святых труб Духа, и от шести святых Вселенских Соборов, и повсеместно собравшихся для издания таковых заповедей и от святых Отец наших. Ибо все они, от единого и того же Духа быв просвещены, полезное узаконили».

Вопреки этому принципу в «Фиатирском Исповедании» все время делается ударение на «новом понимании».

«Христиане, — значится там, — теперь посещают церкви и молятся с христианами разных традиций, с которыми ранее им запрещалось общаться, ибо они назывались еретиками» (стр. 12).

Но кто ранее запрещал эти молитвы? Разве не Священное Писание, не святые отцы, не Вселенские соборы? И разве речь идет о тех, кто только назывался еретиками, а не были ими на самом деле? 1-е правило Василия Великого дает ясное определение наименованию еретиками: «Еретиками называли они (т.е. св. отцы) совершенно отторгшихся, и в самой вере отчуждившихся». Разве не относится это к тем западным исповеданиям, которые отпали от Православной Церкви?

Св. апостол Павел научает нас: «Еретика человека после первого и второго вразумления отвращайся» (Тит 3, 10), а «Фиатирское Исповедание» зовет нас к религиозному сближению и молитвенному общению с ними.

45-е правило святых апостолов повелевает: «Епископ, или пресвитер, или диакон, с еретиками молившийся токмо, да будет извержен». О том же говорит 65-е правило Апостольское и 33 правило Лаодикийского Собора. 32 правило последнего возбраняет принимать благословение от еретиков. «Фиатирское Исповедание», напротив, призывает к совместной с ними молитве и идет так далеко, что даже разрешает православным как принимать от них причастие, так и давать им таковое.

Митрополит Афинагор сам приводит сведения о том, что в «Англиканском Исповедании» большая часть епископов и верующих не признает ни благодатности иерархии, ни святости Вселенских Соборов, ни пресуществления даров на литургии, ни других таинств, ни почитания св. мощей. Автор «Исповедания» сам же указывает на те члены «Англиканского Исповедания», в которых это выражено. И вот, пренебрегая всем этим, он допускает причащение православных у англикан и католиков и их находит возможным приобщать в Православной Церкви.

На чем основывается такая практика? На учении Святых отцов? На канонах? — Нет. Основанием для этого указывается только тот факт, что такое беззаконие уже совершалось, и что существует «дружба», проявляемая к православным со стороны англикан.

Однако какое бы положение ни занимал тот, кто допускает акт, запрещаемый канонами, и какая бы дружба ни была для того побудительной причиной, — это не может быть основанием для практики, осуждаемой канонами. Как ответят Небесному Судии иерархи, которые своим духовным чадам советуют принимать вместо истинного причастия то, что часто и сами преподающие его не признают Телом и Кровью Христовыми?

Такое беззаконие вытекает из совершенно еретического, протестантского или, выражаясь современным языком, экуменического учения «Фиатирского Исповедания» о святой Церкви. Оно не видит у нее никаких границ. «Дух Святой, — читаем мы там, — действует как внутри Церкви, так и вне Церкви. Поэтому пределы ее всегда расширены, и границ ее нет нигде. У Церкви есть дверь, но нет стен» (стр. 77). Но если Дух Божий одинаково действует как внутри Церкви, так и вне ее, зачем же нужно было Спасителю приходить на землю и ее основывать?

Забота о соблюдении и исповедании подлинной истины, преподанной нам Господом нашим Иисусом Христом, св. апостолами и св. отцами, при этой концепции оказывается излишней. Хотя «Исповедание» и говорит на стр. 60, что Православная Церковь «справедливо признает себя в настоящее время истории единой Церковью, которую Христос, Сын Божий, основал на земле», оно не видит необходимости в неповрежденном хранении ее веры, допуская этим сожительство истины и заблуждения.

Вопреки словам апостола, что Христос представил ее Себе «славною Церковью, не имеющей пятна или порока или чего-либо подобного» (Еф. 5, 27), «Фиатирское Исповедание» представляет Церковь, как совмещающую в себе и истину, и то, что само оно признает отступлением от нее, т.е. ересью, хотя тут и не употребляется последнее выражение. Опровержение такого учения ясно высказано в знаменитом Послании Восточных Патриархов о Православной Вере: «Несомненно исповедуем, как твердую истину, что Кафолическая Церковь не может погрешать или заблуждаться и изрекать ложь вместо истины: ибо Дух Святый, всегда действующий через верно служащих отцов и учителей Церкви, предохраняет ее от всякого заблуждения» (чл. 12).

Подчиняясь новому догмату угождения современности, автор «Фиатирского Исповедания», видимо, забывает наставление Спасителя о том, что если брат твой «и Церкви не послушает, то да будет он тебе как язычник и мытарь» (Мф. 18, 17), и такое же поучение апостола: «Еретика, после первого и второго вразумления, отвращайся» (Филим. 3, 10).

Итак, с глубокой скорбью приходится нам признать, что в так называемом «Фиатирском Исповедании» из Константинополя раздался не голос православной истины, а голос все более распространяющегося экуменического заблуждения.

Но что последует ныне со стороны тех, кого «Дух Святой поставил блюстителями пасти Церковь Господа и Бога, которую Он приобрел Себе кровию Своею» (Деян. 20, 28)? Останется ли это официально объявленное от имени всей Константинопольской Церкви лжеучение без протестов со стороны архиереев Божиих? Будет ли и далее, по выражению Григория Богослова, молчанием предаваться истина?

Будучи младшим из предстоятелей Церквей, мы хотели бы слышать голос старейших ранее, чем выступили сами. Но пока этого голоса не слышно. Если они еще не познакомились с содержанием «Фиатирского Исповедания», мы просим их внимательно его прочесть и не оставить без осуждения.

Страшно, чтобы не отнеслись к нам слова Господа к Ангелу Лаодикийской Церкви: «Знаю твои дела: ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден или горяч. Но поелику ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих» (Апок. 3, 14-15).

Мы ныне предупреждаем нашу паству и мы взываем к нашим собратиям, к их вере в Церковь, к их сознанию нашей общей ответственности за нашу паству перед Небесным Пастыреначальником. Мы просим их не пренебрегать нашим оповещением, чтобы явное искажение православного учения не оставалось без обличения и осуждения. Широкое распространение его побудило нас поведать скорбь свою всей Церкви. Хотелось бы надеяться, что наш вопль будет услышан.

Нью-Йорк, 1976 год

Русский пастырь №33-34, 1999 г.

Печать E-mail

О канонических отступлениях в документе «Об участии верных в Евхаристии»

Валентин Гасин

3 февраля 2015 г. на Архиерейском Совещании Русской Православной Церкви был одобрен документ «Об участии верных в Евхаристии», содержащий, в большей своей части, требования к приступающему к Таинству Евхаристии. Данный документ содержит в разделе V прямое противоречие со Священным Преданием Православной Церкви, (в частности размывает один основополагающий нравственный догмат), а также с каноническими правилами свв. Апостолов и свв. Отцов.

Печать E-mail

Митрополит Агафангел: Мы созданы Богом свободными людьми (ВИДЕО)

Митрополит Агафангел: Из сегодняшнего кризиса победителем должен выйти народ (ВИДЕО)

Мы все вышли из Советского Союза, те кто уже немолодые, и мы помним, как приходилось приспосабливаться к существующей тогда системе. Тогда даже за мысли преследовали. Тайная мысль порой считалась преступлением. Поэтому люди, чтобы выжить, вынуждены были приспосабливаться. 

Печать E-mail

Из Дневников святителя Николая Японского (1870-1911 гг.): Торжество Православия

1 марта 1870. Девять часов вечера. Санкт-Петербург. Александро-Невская Лавра.

Прилично начать мне свой дневник описанием виденного мною второй и, быть может, последний раз в жизни "Торжества Православия", совершавшегося сегодня в Исаакиевском соборе. Собор был залит народом; то было живое море, тихо, без шума колебавшееся тем колебанием, когда на море видны только легкие струйки. Если в Пасху собор вмещает, как мне говорил староста соборный, до двадцати тысяч народу, то сегодня, наверное, было не меньше пятнадцати тысяч, так как народ втеснился и на клиросе, и между певчими, и везде, где было место. Трогательно зрелище такой массы народа, стоящей как один человек в молитвенном духе пред Лицем Всевышнего! Не кажется особенно великолепным и Исаакиевский пред этим Живым Храмом; понимаешь тут нужду предстателей пред Богом и правителей Церкви Божией - иерархов и священнослужителей; понимаешь даже нужду сильных диаконских голосов... Но что за трогательная и торжественная минута, когда, в конце молебна, Протодиакон (Пятницкий) взошел на кафедру и запел: "Кто Бог Велий, яко Бог наш; Ты еси Бог, Творяй чудеса Един!" То настала минута, единственная в году, когда Церковь, как Богоучрежденное Общество, торжественно повторяет свои Правила, положенные в основу общества, свой Символ, и торжественно же заявляет, что все, кто не хотят держаться этих правил, отвергаются ею, как не ее члены, а чужие ей, прежде ее слова сами собою уже отлучившиеся от общения с нею. Было время, когда Церковь Божия скрывалась в тиши катакомб и уединенных мест, и тогда у нее было то же знамя, что ныне, и тогда сначала ставших под это знамя, но потом изменивших ему она отлучала от себя - но тогда это совершалось так же тихо и таинственно, как таинственно было существование Церкви; а теперь это совершается вслух всего мира, так как знамя Веры водружено на вид всей вселенной. 11е торжество ли это Православной Веры?  

Было время, когда горизонт Церкви помрачился облаками ересей, верующие ходили в сумраке и не знали, кому и чему следовать; а теперь горизонт Церкви светел и ясен, ярко блистает на нем Крест Христов, ясно начертаны твердо определенные и неизгладимые навеки правила Веры. Не торжество ли это Православной Церкви? По прочтении Символа Протодиакон громогласно прочел: "Сия Вера Православная, сия Вера Отеческая, сия Вера вселенную утверди!" То - твердый голос Церкви, провозглашающей свои правила; нет в нем мягких нот, нежных звуков; нет надежды врагам Церкви на слабость ее, малодушные уступки и сделки; веяние Духа Божия, сказавшего: "Врата адова не одолеют ей!", слышится и ощущается во время того пения. По восхвалении Бога, Зиждителя Церкви, и Святых Отцов, богозданных столпов ее, Протодиакон стал провозглашать: "Неверующим в Бога - Творца вселенной, а мудрствующим, что мир произошел сам собой и держится случайно, - анафема! Неверующим в Искупителя и Искупление - анафема! Неверующим в Святаго Духа - анафема! Не верующим в Святую Церковь и противящимся ей - анафема! Не почитающим святые иконы - анафема! Изменникам Отечеству и Престолу - анафема!" При каждом провозглашении слышалось троекратное пение слова: "Анафема!" Боже, что за впечатление этого пения! Там, среди волн народа, посреди собора виднеется сонм иерархов - Митрополиты Санкт-Петербургский (Исидор), Киевский (Арсений), Московский (Иннокентий), Архиепископы Псковский (Василий), Виленский (Макарий), Рязанский (Алексий) и Епископ Ладожский Павел - и священнослужителей; то Богом воздвигнутые, поседелые в своем служении современные хранители Веры и Церкви и руководители народа; оттуда, как будто от лица их, слышится голос невидимых певцов, подтверждающий голос Церкви, отлучающий несчастных, уже отлучивших себя самих; но то - голос, растворенный печалью и любовью; то - рыдающая мать, отвергающая своих недостойных детей, но еще не без надежды для них; им вслед звучит нота материнской любви, без слова зовущей их опять на лоно матернее - не опомнятся ли несчастные, не тронет ли их скорбь матери, не оглянутся ли они на свое положение и не познают ли весь ужас его? Без слез, без рыданий невозможно было слушать это трогательное "Анафема!", так чудно петое трио из двух теноров и баса. Я думал, что вслух разрыдаюсь; слезы душили меня; и не я один - много я видел плакавших. Это чудное, и грозное, и любвеобильное "Анафема!" еще звучит у меня в ушах, им полна моя душа, и я плачу в сию минуту слезами умиления. Да не умрет у меня в душе эта минута "Торжества Православия" там, на далекой чужбине! Да воспоминается она мне чаще и да хранит непоколебимым в вере и надежде среди волн угрюмого и мрачного Язычества! Не услышать мне, быть может, еще в жизни это пение и не увидеть этой минуты - а как бы хотелось! Для нее одной - этой минуты - хотел бы каждый год переноситься в Православную Россию!

После "Анафемы!" провозглашена "Вечная Память!", пропетая хорами митрополичьих и исаакиевских певчих (царям - греческим Константину, Елене и другим; нашим - Владимиру, Ольге и прочим; Патриархам - восточным и нашим; Митрополитам и прочим); заключено многолетием (Царю, Святейшему Синоду, Митрополиту Исидору - Первенствующему Члену Синода, Восточным Патриархам, причту и всему православному народу) и, наконец, песнью "Тебе, Бога, хвалим!"

Народ хлынул из церкви, но сколько еще осталось молящихся там и здесь у образов и прикладывающихся к образам, - и как молятся! Видно, что человек весь погружен в молитву; проходя, боишься нарушить эту его минуту. Жива Вера на Руси! Живо и действенно Православие - и широкий, царский путь ему на земном шаре! 

Печать E-mail

РПЦЗ: В Одессе в храме Архистратига Михаила продолжается сбор помощи беженцам из Крыма, Луганской и Донецкой областей

В Одессе продолжается сбор помощи беженцам, которые вынуждены были покинуть родные дома в Крыму, Донецкой и Луганской областях.

Печать E-mail

Еще статьи...